Янки из Коннектикута при дворе короля Артура

Янки из Коннектикута при дворе короля Артура

Марк Твен

Дизайнер обложки Алексей Борисович Козлов

Переводчик Алексей Борисович Козлов

© Марк Твен, 2025

© Алексей Борисович Козлов, дизайн обложки, 2025

© Алексей Борисович Козлов, перевод, 2025

ISBN 978-5-0067-2001-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Дикие законы и обычаи, затронутые в этой повести, являются историческими фактами, и эпизоды, которые использовались для их иллюстрации, также являются реальными.

Ни у кого не должно возникать по этогму поводу никаких сомнений! Никто не собирается воображать, что эти законы и обычаи существовали в Англии в VI веке. Что там было на самом деле, никто не знает, и даже чёрт не разберётся, что там было на самом деле, нет, здесь только утверждается, что, поскольку они существовали в английской и других цивилизациях гораздо более поздних времён, можно с известным основанием, нет, даже с полной уверенностью полагать, что предположение о том, что они существовали в VI веке, не является выдумкой, бесплодной фантазией или клеветой на VI век. Потренируйте сегодня свою фантазию! Можно с полным основанием предположить, что в те далекие времена, место таких скверных и бесчеловечных законов могло быть было со знанием дела легко заменено другим, ещё более мерзким и кровавым законом.

Вопрос о том, существует ли в реальности такая магическая субстанция, какая поименована в веках «божественным правом королей», в этой книге не обсуждается. Это оказалось слишком сложным для автора, и надо полагать, для огромного большинства обывателей. То, что главой исполнительный власти государства и нации должен быть человек с благородным сердцем и экстраординарными способностями, было очевидным и неоспоримым ещё при царе Горохе. Издревле было ясно, что никто, кроме Божества, не может безошибочно выбрать этого главу, это всегда было также очевидным и неоспоримым, что общепризнанное Божество должно было в этот момент лично явиться в мир и произвести свой выбор, всё это было также очевидным и неоспоримым, так что, действительно, неизбежным выводом из это фантастической ситуации является обязательное явление и присутствие Бога на Земле. Эта уверенность автора в божественном происхождении исполнительной власти была поколеблена лишь с появлением в поле зрения автора таких титанов администрирования, как мадам Помпадур, леди Каслмейн и столкновения с некоторыми другими руководителями такого же рода. Их было так трудно вписать в общую схему, что было решено, что в этой книге (которая должна выйти этой осенью) лучше придерживаться другого подхода, и лишь затем приступить к изучению мутного, гнилого вопроса законов наследования, с лёгкой надеждой рано или поздно разобраться с этим вопросом в какой-нибудь другой книге. Это, конечно, вопрос, который рано или поздно нужно решить, и в любом случае следующей зимой у меня не будет никаких особых дел, и я клянусь, займусь этим.

МАРК ТВЕНХАРТФОРД, 21 июля 1889 года

Несколько Слов Разъяснения

Именно в Уорикском замке я встретил прелюбопытнейший артефакт – таинственного незнакомца, о котором и собираюсь рассказать на этих листах. Он привлёк моё внимание тремя вещами, которые не могли не возбудить любопытного автора: своей кристальной деревенской простотой, удивительным, дотошным знанием древних доспехов, оружия и лат, а также тем, что в его компании было удивительно приятно находиться – ведь он болтал, не переставая, как сытый кенар в клетке, не даваяникому никакого шанса ответить даже междометием. Мы пристроились дружной компанией, как и подобает скромным пилигримам, в хвосте проходившего мимо стада, и он, только увидев потенциальных слушателей, сразу же стал вещать о предметах, которые меня сразу же заинтересовали. По мере того как он говорил, мягко, приятно, плавно, стало казаться, что он уходит в экзо-временную дыру, растворяется, меняет сущность, незаметно ускользает из этого мира и времени, проваливаясь в туман какой-то отдалённой эпохи и засасывается болотом старой забытой богом страны; и так, незаметно и плавно, как осьминог, выпускающий свою чёрную густую струю, он постепенно окутал меня такими пленительными чарами, что я, казалось, уснул и теперь мерно и возвышенно плыл среди призраков, теней, пыли и плесени, колеблющейся в мареве чудовищно седой древности и поневоле общаясь с её седыми реликтами! Точно так же, как я рассказывал бы о своих ближайших друзьях, врагах или самых близких соседях, живых людях, явно смакуя это, он без конца говорил о сэре Бедивере – Возвратителю Эскалибура, сэре Борсе де Ганисе – Лучшем Искателеле Света Грааля, сэре Ланселоте Озерном – Супервеликолепном, сэре Галахаде и всех других великих персонажах Круглого Стола – и о том, какие они старые, невыразимо обветшавшие, облезшие, покрыте коростой и вшами, а также покрытые архивной пылью и поблекшие и по мере продвижения ввека сами собой становились всё более иссохшими, заплесневелыми и древними артефактами!

Недолго думая, он со скрипом повернулся ко мне и сказал так, как говорят о погоде или о любой бытовой ерунде:

– Эй! Что вы знаете о переселении душ? Что вы знаете о путешествии во времени и смене тела?

Я сказал, что никогда не сталкивался с этим и ничего не слышал об этом. Его так мало интересовал мой ответ – как бывает, когда люди говорят о погоде, – что он не заметил, ответил я ему что-нибудь или нет. На полминуты воцарилась тишина, которую тут же прервал монотонный голос наёмного чичероне:

– Древняя кольчуга, она датируется шестым веком, временем короля Артура и Круглого Стола; говорят, она принадлежала рыцарю – самому сэру Саграмору Желанному! Обратите внимание на круглое отверстие в кольчуге на левой стороне груди; его появление ни кто не смог объяснить; предположительно, оно было проделано пулей той поры, как изобретено огнестрельное оружие – возможно, дырка была злонамеренно проделана солдатами Кромвеля!

Мой знакомый улыбнулся – не современной улыбкой, как вы подумали, а такой, которая, должно быть, вышла из употребления много – много веков назад, – и пробормотал, очевидно думая, что он говорит про себя:

«Ну и ну, я видел, как это делается».

Затем, помолчав, добавил: «Я сам это сделал!»

К тому времени, как я оправился от потрясения, вызванного этим замечанием, он уже исчез.

Весь тот вечер я просидел у камина в «Уорик Армс», погруженный в мечты о былых временах, в то время как дождь уныло барабанил в окна, а ветер завывал в карнизах и углах. Время от времени я заглядывал в очаровательную книгу старого сэра Томаса Мэлори и вкушал её богатую ауру чудес и приключений, вдыхал аромат её устаревших названий и снова предавался мечтам. Когда, наконец, наступила полночь, я прочитал на сон грядущий ещё одну сказку, а именно:

«КАК СЭР ЛАНСЕЛОТ УБИЛ ДВУХ ВЕЛИКАНОВ, И ОСВОБОДИЛ ЗАМОК»

…Внезапно на него набросились два огромных великана, хорошо вооруженных, но с открытыми головами и с двумя ужасными дубинами в руках. Сэр Ланселот выставил перед собой щит, отразил удар великана и мечом разрубил ему голову на части, как тыкву. Когда его товарищ увидел это, он бросился бежать, как безумный, опасаясь страшных ударовсэра Ланселота, а сэр Ланселот погнался за ним изо всех сил и ударил его по плечу и разрубил пополам. Тогда сэр Ланселот вошёл в зал, и предстали перед ним десятка три дам и отроков, и все преклонили перед ним колени и возблагодарили Бога и его самого за избавление.

«Ибо, сэр, – сказали они, – большинство из нас уже семь лет находятся здесь в плену у низменных вурдлаков, и мы всё это время ткали всевозможные паланкины из шёлка, чтобы заработать себе на пропитание, и все мы благородные дамы по праву рождения, и да будет благословенно то время, рыцарь, когда ты появился на свет; ибо ты совершил величайшее благодеяние, какое когда-либо совершал рыцарь в этом мире, об этом мы будем неустанно свидетельствовать, и все молим тебя назвать нам свое славное имя, чтобы мы могли рассказать нашим друзьям и потомкам, кто освободил нас из этого омерзительного, тёмного и страшного застенка.

– Прекрасные девушки! – сказал он, – Вау! Меня зовут сэр Ланселот Озёрный!

И с этими словами он расстался с ними и благословил их именем Бога. И тогда он сел на своего коня и поскакал по многим удивительным и диким странам, пересёк много морей и долин, но нигде и никто не уготовал ему подобающего приёма. И вот, наконец, по счастливой случайности ему случилось однажды ночью забрести в один прекрасный двор, и там он встретил старую добрую ведьму, которая радушно приняла его, и там он получил хорошее угощение для себя и своего коня. И когда подошло время, хозяйка отвёла его в прекрасную мансарду над воротами, где он и лёг спать. Там сэр Ланселот снял с себя латы и оружие, и разложил рядом с собой сбрую, и лёг в постель, и вскоре заснул.

Итак, вскоре после этого появился некто верхом на лошади и очень поспешно стал стучать в ворота. И когда сэр Ланселот услышал это, он встал и выглянул в узкое готическое окно, и увидел при лунном свете, как три рыцаря поскакали за тем путником, и все трое разом набросились на него с мечами, а тот путник снова обратился в рыцаря и стал защищаться.

– Воистину, – сказал сэр Ланселот, – я должен помочь этому рыцарю, ибо для меня было бы позором видеть трёх рыцарей против одного, и если он будет убит, я стану соучастником его смерти!»

И с этими словами он взял свои доспехи и выбрался через окно по занавеске вниз, к четырем рыцарям, и тогда сэр Ланселот сказал с высоты: «Повернитесь, рыцари, ко мне и прекратитевашу свару с этим доблестным рыцарем».

И тогда они все трое оставили сэра Кэя и повернулись к сэру Ланселоту, и разьярились, аки львы поцерные, и началась великая битва, ибо они сошли все трое и нанесли сэру Ланселоту множество ударов и атаковали его со всех сторон, каркая и вопия. Тогда сэр Кэй одел его, чтобы заарканить сэра Ланселота. Нет, сэр, сказал он, я не нуждаюсь в вашей помощи, поэтому, если вы хотите получить мою помощь, оставьте меня с ними наедине. Сэр Кэй, к удовольствию рыцаря, позволил ему исполнить его волю и отошел в сторону. И тут же сэр Ланселот шестью ударами поверг их наземь. И тогда они все трое воскликнули: «Сэр рыцарь, мы отдаемся тебе, как человеку несравненному по могуществу». «Что касается этого, – сказал сэр Ланселот, – я не приму вашей уступки мне, но если вы уступите себя сэру Кэю, сенешалю, то в этом случае я сохраню вам жизнь, а в противном случае – нет». «Прекрасный рыцарь, – сказали они, – мы не хотели бы этого делать; что касается сэра Кэя, то мы гнались за ним сюда и одолели бы его, если бы не ты; поэтому не было смысла отдавать нас ему». «Что ж, – сказал сэр Ланселот, – что касается этого, то я дам тебе хороший совет, ибо ты можешь выбирать, умереть тебе или жить, ибо если ты уступишь, то все будет в руках сэра Кэя». «Прекрасный рыцарь, – сказали они тогда, – спасая наши жизни, мы поступим так, как ты нам прикажешь». – Тогда, – сказал сэр Ланселот, – в следующий день Троицы отправляйтесь ко двору короля Артура, и там вы сдадите себя королеве Гиневре, и отдадите вас всех троих в ее милость, и скажете, что сэр Кэй послал вас туда в качестве ее пленников. Утром сэр Ланселот встал рано и оставил сэра Кэя спать; и сэр Ланселот взял доспехи сэра Кэя и его щит и вооружил его, и пошел он в конюшню, и взял своего коня, и попрощался с хозяином, и уехал. Вскоре после этого сэр Кэй встал и разминулся с сэром Ланселотом; и тогда он увидел, что у того есть его доспехи и конь. Теперь, клянусь своей верой, я хорошо знаю, что он огорчит кое-кого из придворных короля Артура; ибо при нем рыцари будут вести себя смело и подумают, что это я, и это их обольстит; а благодаря его доспехам и щиту я уверен, что поеду спокойно. И вскоре после этого сэр Кэй ушел, поблагодарив хозяина. Когда я отложил книгу, в дверь постучали, и вошел мой незнакомец. Я угостил его трубкой и стулом и оказал ему радушный прием. Я также угостил его горячим шотландским виски; угостил его еще одним стаканчиком, потом еще и еще, не переставая надеяться на его рассказ. После четвертой попытки убедить его он решился на это сам, довольно простым и естественным образом:

История Незнакомца

Я американец. Я родился и вырос в Хартфорде, штат Коннектикут, – в общем, за рекой, в сельской местности. Так что я янки из янки – и практичный; да, и, полагаю, почти лишённый сентиментальности – или, другими словами, поэзии. Мой отец был кузнецом, дядя – лошадиным врачом, а я поначалу был и тем, и другим. Затем я отправился на большую оружейную фабрику и освоил своё настоящее ремесло; изучил всё, что к нему относится; научился делать всё: ружья, револьверы, пушки, котлы, двигатели, всевозможные изобретательные механизмы и пнриспособления. Ведь я мог сделать всё, что угодно, – все, что угодно на свете, не имело никакого значения, что именно; и если не было какого-нибудь быстрого новомодного способа сделать что – нибудь дешевле и лучше, я мог изобрести его – и сделать это было так же просто, как бурундуку скатиться с бревна. Я стал старшим суперинтендантом, под моим началом было несколько тысяч человек. Что ж, такой человек, как он, – это человек, который любит драться, это само собой разумеется. Когда под началом у парня пара тысяч грубиянов, таких развлечений предостаточно. Во всяком случае, у меня их была тьма. Наконец-то я встретил достойного соперника и получил свою законную порцию знания и жизненного опыта. Это произошло во время недоразумения, вызванного применением ломов, с парнем, которого мы называли Гераклом. С места вкарьер он приложил меня ломом по голове, отчего все вокруг заплясало, затрещало и помчалось колесом, отчего казалось, что каждый сустав в моём черепе напружинился, заставив его перекрывать соседний. Потом мир погрузился во тьму, и я больше ничего не ощущал и вообще ничего не понимал – по крайней мере, какое-то время. Когда я снова пришёл в себя, я сидел под дубом, на траве, и передо мной открывался прекрасный сельский пейзаж – почти целиком – эдакая классическая живописная пастораль. Не совсем, правда, потому что на меня сверху вниз пялился какой – то парень верхом на лошади, словно сошедший с картинки в книжке, посвящённой копам. Он был с головы до ног закован в старинные железные доспехи, на голове у него был шлем в форме бочонка для гвоздей с прорезями; и у него были щит, меч и огромное тупое копьё; и на его коне тоже были доспехи, а изо лба торчал стальной рог, и великолепная красная и зелёная шёлковая сбруя свисала вокруг него, как покрывало, почти до земли.

– Благородный сэр, вы готовы? – спросил этот парень.

– Чего? К чему я должен быть готов?»

– Готовы ли вы сражаться за землю, за леди или за…

– Что вы мне несёте? – сказал я, – А ну, возвращайся в свой цирк, сынок, или я сдам тебя в полицейский участок!

И что же теперь делает этот человек, как не отступает на пару сотен ярдов, а затем бросается на меня изо всех сил, пригнув свой бочонок с гвоздями почти к шее лошади и направив длинное копье прямо вперёд, на меня? Я видел, что он настроен вполне серьёзно, и сосредоточился, поэтому был высоко на дереве, когда он приблизился.

Он заявил что отныне я – его собственность, то есть стал пленником его копья. На его стороне были аргументы – и большая часть преимуществ, – поэтому я решил, что лучше всего ему не перечить. С сумасшедшими лучше не спорить, у меня уже был печальный опыт таких встреч. Мы заключили соглашение, по которому я должен был мирно пойти с ним, а он не должен был причинять мне никакого вреда. Я спустился с дуба, и мы двинулись в путь. Я шёл рядом с его лошадью. Мы шли спокойно, через поляны и ручьи, которых я, помнится, раньше никогда не видел, что отчасти озадачивало меня и заставляло задумываться, – и всё же мы не набрели ни на какой цирк, о ужас, ни на какие признаки цирка мы не нарвались. Поэтому я отказался от идеи устроить цирк и пришёл к выводу, что он сбежал из сумасшедшего дома. Но мы так и не попали в психиатрическую лечебницу, никаких психиатрических клиник в лесу тоже не было, так что я, можно сказать, оказался в тупике. Возможно, это был гордый, одинокий сумасшедший, скрывавшийся в лесу – сумасшедший пилигрим! Кажется, в прежние века их называли столпниками, пустырниками или дупляниками. Я спросил его, далеко ли мы от Хартфорда. Он надменно бросил, что никогда не слышал и не хочет слышать о таком городе, я воспринял это как откровенную ложь, но не стал возражать. Через час, перевалив через крутой холм, мы увидели далёкий город, спящий в долине у извилистой реки, а за ним, на другом холме, высилась огромная серая крепость с башнями, вымпелами и дымом из труб, точно такая, какую я когда-то впервые увидел на картинках в школьном учебнике истории.

– Бриджпорт? – спросил я, обводя окрестности пальцем и надеясь, что он знает английский язык в совершенстве.

– Камелот! – лениво сказал он, констатируя нечто само собой разумеющееся.

Меж тем мой незнакомец стал проявлять признаки сонливости. Он ловил себя на том, что клюёт носом, и однажды улыбнулся одной из своих жалких, сморщенных улыбок, после чего сказал:

– Я в курсе, что не в состоянии продолжать, простите, но всё равно пойдёмьте со мной, я всё это записал, и вы можете потом прочитать, если захотите. Тут недалеко!

В своей комнате он первым делом сказал:

– Сначала я вёл дневник, потом, спустя годы, я взял этот дневник и превратил его в книгу! Великую книгу! Как давно это было, боже мой!

Он протянул мне свою засаленную рукопись и указал место, с которого я должен был начинать:

– Начинайте с этого места – я уже рассказывал вам, что было до того!

К тому времени, как я принялсяза чтение, он уже был всецело погружён в дремоту. Когда я выходил из его комнаты, я услышал, как он сонно пробормотал:

– Желаю вам хорошего дня, прекрасный сэр!

Я сел у камина и осмотрел свое сокровище.

Первая его часть – большая часть – представляла собой пожелтевший от времени пергамент. Я внимательно рассмотрел первый лист и увидел, что это палимпсест. Под старым расплывчатым росчерком историка – янки виднелись следы ещё более древнего и тусклого текста – какие-то мудрёные латинские слова и предложения: очевидно, фрагменты из старых монашеских легенд и преданий.

Я открыл указанное моим незнакомцем место и начал читать – и вот что там было:

«ПОВЕСТЬ О ЗАТЕРЯННОЙ СТРАНЕ»

Глава I. КАМЕЛОТ

«Камелот – Камелот…”, – сказал я про себя, – Кажется, я не припомню, чтобы слышал о нём раньше. Скорее всего, это название приличной психиатрической лечебницы где-нибудь в окрестностях Йоркшира!

Я посмотрел на мир пред собой.

Это был мягкий, умиротворяющий летний пейзаж, райская пастораль, прекрасная, как сон, и такая же одинокая, как воскресенье. Воздух был наполнен ароматом цветов, жужжанием шмелей и пчёл, щебетанием юрких птиц, и меж тем вокруг не было ни людей, ни повозок, не было никакого движения жизни, ничего не происходило. Как будто время остановилось.

Дорога представляла собой в основном извилистую тропинку, изрытую следами копыт, а по обе стороны от неё в траве время от времени появлялись едва различимые следы колёс – колёс, у которых, по-видимому, были шины шириной в ладонь. Вскоре на нашем пути возникла стройная девочка лет десяти с водопадом золотистых волос, струящихся по плечам. На голове у неё был венок из огненно-красных маков. Это был самый прелестный наряд, какой я когда-либо видел. Она лениво прогуливалась по траве и, судя по виду, её душа была умиротворена и безмятежно-покойна. Счастливое умиротворение отражалось на её невинном детском личике. Циркач не обращал на неё внимания; казалось, он её даже и не замечал. А она его заметила – она была поражена его фантастической раскраской не больше, чем я каким-нибудь уличным клоуном, как будто привыкла видеть таких чудиков каждый божий день. Она прошла мимо так же равнодушно, как прошла бы мимо пары пасущихся коров, но когда она случайно заметила меня, всё изменилось! Она подняла руки и окаменела – рот у неё отвис, глаза смотрели теперь широко и испуганно, она являла собой воплощение изумлённого любопытства, смешанного со страхом. И вот она застыла, глядя на меня широко раскрытыми глазами, словно зачарованная, пока мы не завернули за угол леса и не скрылись из виду. То, что она испугалась меня, а не того мужчины, было для меня слишком большим потрясением – я не мог понять, в чём дело. И то, что она, казалось, рассматривала меня как потрясающее воображение зрелище и полностью упускала из виду свои собственные достоинства в этом отношении, было еще одной загадочной вещью, а также проявлением великодушия, которое было удивительным в столь юном возрасте.

Я обрёл в этой картине пищу для размышлений. Я двигался вперёд, как во сне. По мере приближения к городу стали появляться признаки жизни. Время от времени мы проезжали мимо какой-нибудь жалкой хижины с соломенной крышей, а вокруг неё всегда были небольшие поля и садовые клочки, почти не обработанные. Там были и люди – мускулистые мужчины с длинными, жесткими, нечёсанными волосами, которые свисали им на лица и делали их похожими на животных. Они и женщины, как правило, были одеты в одинаковые, грубые холщовые робы, значительно ниже колен, и грубые доморощенные сандалии, на многих были железные ошейники. Маленькие мальчики и девочки почти всегда бегали голяком, но, казалось, никто не замечал этого. Все эти люди пялились на меня, как написаную торбу, говорили обо мне, забегали в хижины при моём появлении и приводили свои семьи поглазеть на меня. Но никто никогда не обращал внимания на этого другого человека, разве что скромно некто здоровался с ним и не получал ответа за свои старания.

В городке было несколько солидных каменных домов без окон, разбросанных среди множества крытых соломой хижин. Улицы представляли собой простые кривые немощёные переулки. Об архитектуре м красной линии здесьникто не имел никакого понятия, и все дома строились по вдохновению их хозяев. Стаи собак и голых детей играли на Солнце, горланили, пищали и шумели; свиньи с довольным видом бродили по округе, похрюкивая, а одна из них возлежала в вонючей луже посреди главной улицы и кормила грудью своё многочисленное семейство.

Вскоре вдали послышались звуки военного марша, громкие звуки близились, потом стали ещё ближе, и вскоре показалась благородная кавалькада, великолепная, со шлемами под плюмажами, сверкающими кольчугами, развевающимися знамёнами, богатыми камзолами с золотым шитьём, попонами и блестящими наконечниками копий, и сквозь грязь, хрюканье свиней, голых отродий, весёлых, грязных собак и ветхие хижины кавалькада доблестно и мерно продвигалась вперёд, расчищая путь, и мы последовали за ней. Мы прошли по одному извилистому переулку, затем по другому, – и поднимались, все время поднимались в гору, – пока, наконец, не достигли продуваемой ветром площадки, на которой возвышался огромный чёрный замок.

Раздался звук горна, затем со стен раздались гортанные голоса, начались переговоры, наверху латники в кольчугах и морионах маршировали взад-вперёд с алебардами на плечах под развевающимися знамёнами, на которых была грубо намалёвана фигура дракона; а затем распахнулись большие ворота, подъёмный мост с хрустом опустился, как огромный каменный топор. Наконец после долгой суеты ворота были подняты, и голова кавалькады устремилась вперёд, в горловину, поскакала под хмурые своды, и мы, проследовав за ними, вскоре оказались в центре большого мощёного грубыми камнями двора, с башнями, уходящими ввысь во всех четырёх углах, от которых кружилась голова, а вокруг нас повсюду гремели доспехи, спешивались всадники, изрыгая разноголосицу неразборчивых приветствий, издали похожих на бурчание. Я не понимал их странных церемоний! Беготня взад и вперёд не прекращалась ни на миг, вовлекая в этот веселый калейдоскоп движение людских толп, шум и множа неразбериху людей, цветов и теней, которые создавали в целом приятную суету.

Глава II. ДВОР КОРОЛЯ АРТУРА

Уловив малейшуюь возможность, я незаметно проскользнул в сторонку, тронул за плечо какого-то утлого старичка, выглядевшего более чем заурядно, и сказал вкрадчиво и конфиденциально:

– Друг, слушай, сделай мне одолжение! Ты работаешь служкой в психиатрической клинике, как я понял, или просто прикалываешься в гостях? Или что-то в этом роде?

Он тупо оглядел меня с ног до головы и сказал:

– О, достославный прекрасный сэр, мне кажется…

– Всё! Этого достаточно! – сказал я, – Сочувствую кам, как пациенту! Я вам помочь не в состоянии!

Я отошёл, размышляя и в то же время высматривая любого случайного прохожего в здравом уме, который мог бы пройти мимо и пролить на меня хоть какой-то свет. Мимо меня пронеслась какая-то тень. Я решил, что наконец-то нашёл что-то стоящее, поэтому тут же отвёл его в сторону и сказал ему на ухо: