Мэвр

скачать книгу бесплатно


Теперь он сам почти не выходит в Хагвул. И не потому, что понимает ректора и его присных, хотя отчасти это и так. Двенадцать лет назад Хэш тешил себя надеждой, что сможет назвать Хаолам домом, но так и не смог.

Потайная дверь скрывается за большим портретом основателя Университета. В нём даже проделано незаметное смотровое оконце. Гигант мельком оглядывает кабинет, чтобы убедиться, что у ректора нет посетителей, и открывает дверь.

– А, Хэш! – восклицает Филин, заметив гостя. Он сидит за большим письменным столом и отрывается от внимательного чтения доклада. По изумрудной папке гигант понимает, что это отчёт о недавней охоте. Йоним бросает листы на стол и стремительно выезжает в центр кабинета. В окне за его спиной плавает марево и россыпь оранжевых уличных огней. На Хагвул медленно опускается последний сентябрьский вечер этого года.

Хэш пересекает кабинет, щёлкает замком на входной двери, возвращается к ректору. Старик ждёт. Его взгляд цепко проходится по фигуре охотника, задерживается на повязках. Гиганту даже не нужно смотреть в глаза Филина, чтобы понять, что он несказанно удивлён, рад, но переживает за него. Хэш наклоняется и обнимает старика.

– Не думал, что ты так скоро оправишься, – покончив с приветствием, говорит Йоним. – В этот раз мэвр подкинул тебе серьёзного противника.

Охотник кивает, отходит к уголку для посетителей, садится в кресло. Рёбра отзываются нытьём, Хэш пытается занять позу поудобнее, но выходит плохо. Он не хочет вываливать на ректора все свои сомнения разом, но тот легко читает его.

– Что случилось? – спрашивает ректор, подъезжая и останавливаясь напротив. Будь это обычная беседа, он занял бы место под другим углом.

«Чёрт», – думает Хэш.

– Сегодня ночью я получил… послание, – отвечает он и смотрит Филину прямо в глаза. Йоним единственный, кто может выдержать этот взгляд.

– Откуда? От кого?

– С той стороны. Из мэвра, – порошок подействовал, и Хэш говорит почти без хрипа. – Я думаю, со мной пытались связаться сородичи.

– Рассказывай.

Гиганту становится не по себе. Порой в Филине просыпалось что-то от хищной птицы, и тогда становилось ясно, что прозвище дано ректору не только из-за мудрости и внешнего сходства. Столько силы осталось в этом старике. Пускай он и прикован к креслу, но его власть и мощь простираются намного дальше кабинета или даже Университета. Вздохнув, Хэш начинает рассказ. Йоним слушает, не отводя глаз.

– Ты не думал, что этот день когда-нибудь наступит? – спрашивает Хэш, закончив.

– Спустя столько лет… – старик выглядит задумчивым и усталым. – Я надеялся, что этого не произойдёт. Не потому что боялся. Просто это сделало нас…

– Ворами?

– Похитителями.

Ректор отводит взгляд, а Хэш наблюдает за наползающей на Хагвул тьмой.

– Так оно, в сущности, и было. Всегда, – говорит спокойно, как ему кажется, Хэш. – Глупо полагать, что младенец в мэвре появился из ниоткуда.

– Но никого не было рядом. Совсем! Даже следов.

– Я не обвиняю тебя, – охотник переводит взгляд на Йонима. – Ты спас мне жизнь. Но, похоже, на той стороне есть мои сородичи. Может быть даже семья.

Ректор не отвечает. В его глазах появляются непрошенные слёзы, на которые он злится, но ничего не может с ними поделать. Воспоминания кружат в голове, будто снежинки, и сознание выхватывает из мельтешащей кутерьмы то одну, то другую, вызывая из небытия картины прошлого. Дела давно минувших дней.

>>>

К экспедиции готовились так долго, что поползли слухи о её отмене.

«Вот и всё. Всё открыто», – вспомнил Йоним слова отца. Они прозвучали в тот день, когда пришли первые новости об экспедиции капитана Нода. Он достиг Южного полюса, обнаружил землю, которую населяло примитивное племя, привыкшее к жизни в бесконечной заснеженной пустыне. Вместе с тем капитан Нод совершил последнее географическое открытие, доступное человеку. Оставались, конечно, крошечные точки на карте, незначительные вершины и лакуны, слухи о которых давно стали легендами и мифами. Южный полюс воплощал идею фронтира: загадочного, прекрасного и жестокого. Теперь он стал ближе и яснее, но вместе с тем лишился своей ауры.

Потому, когда четырнадцать лет спустя Йоним Гон, один из самых молодых профессоров в истории Университета, получил загадочное письмо от своего наставника, который предложил ему новый мир в обмен на клятву молчания, раздумывал он недолго. К тому моменту ушёл из мира отец, а мать поддержала бы младшего сына, если бы он мог ей рассказать. Что касается друзей… Друг у мара Гона был только один, и он бы тоже понял. Обязательно понял.

Йоним согласился и получил второе послание – явиться к определённому часу в Инженерный корпус с минимумом вещей.

Они называли себя «Исследователи мэвра». Йоним и поверить не мог, что под крылом Университета есть тайная организация, которая, несмотря на огромные ресурсы и сотни людей персонала, умудряется скрываться у всех на виду.

Спустя две недели он понял, почему все, кто имеют отношение к «Исследователям», молчат. Наставник не обманул. Мэвр – новый мир. Новый фронтир.

– Когда появился кхалон, мы не знаем, – рассказывал Шакх Косим, руководитель «Исследователей мэвра», на установочном инструктаже для всех новопосвящённых, – более того, ничего не ясно по поводу его происхождения. Катаклизм, особые условия или, быть может, древний ритуал, о котором не сохранилось никаких сведений. Точно мы знаем одно: кхалон – окно в другой мир. Окно в мэвр. Так мы его называем. Название это официальное, так что пустопорожним словотворчеством заниматься не нужно. До сего дня предпринято три экспедиции и все они, к сожалению, провалились…

Атмосфера мэвра для людей токсична. Что-то распылено в том воздухе, и даже своевременное возвращение домой не спасало от чудовищных мутаций, которые заканчивались смертью. Человеческий организм не выдерживал и обращался в кадавра, порождённого больной фантазией чужой эволюции.

Очередную экспедицию собирали, потому что у неё появился шанс выжить – скафандры новой системы, разработанные специально для погружений в другой мир. Последние три года инженеры «Исследователей мэвра» трудились только над ними, изобретая параллельно столько всего, что хватило бы рядовой лаборатории до конца времён.

– … потому добровольцы, готовые рискнуть своими жизнями – наши герои. Мы не можем гарантировать вам полной безопасности, но вы навсегда войдёте в историю как первопроходцы.

Разве мог Йоним отказаться? Всю его жизнь реальность ограничивалась картой Хаолама, пусть большой, но полностью открытой. Судьба сама толкнула его в объятия неизвестности, и он никогда бы не простил себе, если бы страх перед неизведанным заставил его отказаться от мечты это самое неизведанное познать.

Он проснулся на мгновение раньше третьего и за долю секунды после первого. Его соратников звали Ки Зако и Яфе Кавив. Оба погибли в течение полугода.

Их готовили так усердно, что иногда Йониму казалось, что убивает не враждебная атмосфера мэвра, а тренера и учителя. Он не раз задыхался, чувствовал, что готов выблевать вместе с остатками завтрака собственное сердце, хотел отрубить себе голову от нестерпимой боли, которая пронизывала виски, глаза и темечко. Его тело стало каменным и выносливым, а в голове-таки уместилась вся известная на тот момент информация о мэвре и устройстве скафандров, все протоколы на случай непредвиденных ситуаций. Спустя полгода ему казалось, что командование никогда не разрешит экспедицию, но вот Шакх Косим вернулся с широкой улыбкой на губах и тревогой в глазах, сжимая в руках бумагу, подписанную ректором. Добро.

Кажется, накануне они почти не спали. Пытались, ворочались, а затем плюнули и проговорили всю ночь. Яфе Кавив всегда много шутил, но в эту ночь приглушённый хохот не умолкал ни на секунду. Ки Зако то и дело мечтательно рассказывал, что будет делать после экспедиции. Конечно, готовиться к следующей, но вместе с тем попробует уложить все полученные данные о мэвре в трактат для будущих новопосвящённых.

«Чтобы им не пришлось штудировать столько чепухи», – объяснял Ки.

Утро выдалось сумбурным, но каждое движение, слово, минута была подчинена одной цели. Косим прочитал последний инструктаж, команда наскоро позавтракала и провела контрольную проверку оборудования. За облачением в скафандры наблюдала половина лаборатории. За погружением – все, кто мог покинуть рабочее место. Не было речей и прощальных слов, Шакх запретил даже думать о провале операции.

– Заходите, исследуете ближайшую территорию, выходите. Ничего больше, – твердил он с первого дня подготовки. Тогда это казалось пустяком, странноватой прогулкой, но теперь, когда настало время осуществить задуманное, в сердца добровольцев прокрался страх. Они стояли втроём, оцепенев от несомненной реальности происходящего. Ки Зако пришёл в себя первый. Обернувшись к своим, он улыбнулся, постучал пальцами по куполу скафандра и направился к кхалону.

Окно, повисшее между полом и потолком, фантом овального провала с имплицитной бахромой по краям, переливающийся серебром и антрацитом, висит прямо в воздухе, слегка подрагивая, словно ткань, подвешенная нерадивым декоратором. Йоним до сих пор помнит едва слышный звук, который исходит от кхалона. Походит на песню, которую исполняет кто-то далеко-далеко, с неясным мотивом, но медленной, гипнотизирующей мелодией. Иногда в неё проникает какой-то посторонний звук, что-то среднее между расстроенной виолончелью и скрипом ржавой шестерёнки в невозможном механизме.

Ки Зако дошёл до кхалона, вытянул руку и погрузил её в мерцание. Она тут же провалилась вглубь и потянула его за собой.

«Увидимся», – сказал он и шагнул внутрь. За ним последовал Яфе Кавив, а спустя ещё секунду и Йоним Гон.

Несколько секунд он висит в пустоте. Кажется, что внутренности сжимаются в его теле, превращаясь в плотный шарик совмещённых функций. Сердцебиение отдаётся в желудке, из-за чего тот бурлит, и отголосок этих вибраций проникает в лёгкие, заставляя кислород превращаться в незнакомый газ с кислым привкусом. Йоним задыхается и вместе с тем глубоко дышит. Он шевелит руками, но двигаются – почему-то – ноги. Перед глазами постоянно что-то вспыхивает, но тут же темнеет, так что впору заподозрить энтоптический феномен.

«Ч… что происходит?!» – думает Йоним, и в эту же секунду всё заканчивается. Он лежит на твёрдой земле, в его лёгких полно кислорода, а вокруг ветер шелестит листвой. Не будь скафандра, он подумал бы, что очутился в Южном парке Университета. В поле зрения первопроходца попадает край сапога. Несколько секунд Йоним прислушивается к себе, но никаких посторонних ощущений в теле не обнаруживает. Он двигает пальцами рук – и они слушаются, как и пальцы на ногах. Осторожно, чтобы ненароком не повредить скафандр, Йоним встаёт и оглядывается. Всё это время Ки Зако и Яфе Кавив стоят рядом, но не спешат помогать. И Йоним быстро понимает почему.

Они в другом мире. Теперь, когда пейзаж предстаёт во всей красе, вытянувшись к горизонту, мозг лихорадочно ищет соответствия с привычной реальностью, но, не находя, скатывается в паническое повторение мантры:

«Я в другом мире, я в другом мире…» – твердит про себя первопроходец, неосознанно пытаясь протереть глаза, но натыкается на стеклянную сферу шлема.

Мэвр состоит из знакомых предметов, которые непостижимый художник раскрасил в непривычные цвета. Там, где в Хаоламе зелёный и голубой, здесь – лиловый и оранжевый, переходящий в алый вдалеке. Деревья, если их можно таковыми считать, высоки и тонки, а их листва под воздействием – хочется верить – ветра перемещается по длинным веткам, образуя диковинные фигуры. Покрывающая землю трава – лиловая, а полотно реки, по крайней мере, больше всего оно походит на реку, поблескивает чернотой, как будто русло наполнено не водой, а нефтью.

«Ведь это и может быть нефть», – думает Йоним и наконец-то справляется с собственными руками. Он не знает, первый ли пришёл в себя, делает несколько шагов и касается ближайшего коллеги. Тот оборачивается. Это Яфе Кавив. Йоним читает в его глазах удивление, граничащее с шоком.

«Невероятно», – говорит Йоним, артикулируя губами так, чтобы Яфе смог прочесть. Тот кивает, закатывает глаза, обводит зрачками два полных круга. Йоним переводит взгляд на Ки Зако. Тот по-прежнему стоит не шевелясь. Первопроходцы кивают друг другу и подходят к командиру.

Дальнейшее Йоним помнит смутно. Обрывки, что память сохранила, лучше бы уничтожить, навсегда изъять и смыть, но нет такого средства, чтобы избавиться от пережитого кошмара. Цикарон выделили из лимфы много позже, во-времена, когда мар Гон уже обрёл прозвище Филин и кое-как смирился с тем, что произошло во время экспедиции.

Развернув Ки к себе, Йоним и Яфе обнаруживают, что внутри скафандра командира кто-то есть. Стекло изнутри затянуто лиловой слизью, а прямо на уровне глаз экстатически извивается щупальце с крошечными коготками. Протоколы тут же летят к чертям, потому что ничего подобного «Исследователи мэвра» не предполагали.

Сохранность обладателя скафандра под вопросом. Яфе тянется к клапану на шее, чтобы открыть шлем, но Йоним бьёт коллегу по руке. Если эта тварь проникла в один костюм, то сможет пробраться и в другой. Он понимает это с такой ясностью, что тут же отшатывается от командира, спотыкается и падает, но Яфе успевает схватить его за руку. Он хватает друга и притягивает к себе. Совладав с ногами, Йоним смотрит на товарища, и его глаза округляются от ужаса. По скафандру ползёт нечто, отдалённо напоминающее улитку. Оно уже добралось до задней поверхности шлема, и Йоним видит, как улитка выворачивается и обнажает с десяток острых шипов, торчащих во все стороны.

«Оружие», – успевает подумать Йоним. Он даже выхватывает нож с гигантской ручкой, специально разработанной так, чтобы орудием можно было пользоваться в защитной перчатке с непомерно огромными пальцами. Исследователь ловит напуганный взгляд Яфе, который и не подозревает об опасности, но тварь оказывается быстрее. Содрогнувшись, она подпрыгивает, переворачивается в воздухе, метя шипами прямо в стекло, и падает вниз. Яфе запрокидывает голову, пошатывается и наклоняется вперёд. Йоним взмахивает ножом, лезвие рассекает чудовище пополам. На скафандр Яфе брызжет чёрная жидкость, закрывая обзор. Йоним пытается стереть кровь существа, но только размазывает его по стеклу. Он не видит, как сквозь крошечное отверстие в куполе проникает отравленный воздух и капает на лоб и глаза напарника чёрная жижа. До изучения её свойств и названия «лимфа» остаётся пять неполных лет.

Яфе, честь ему и хвала, хладнокровно ждёт. Он выполняет протокол безукоризненно, и единственное, в чём он был виновен – в любопытстве, что толкнуло его на смертельно опасное путешествие. Когда кровь твари соприкасается с глазным яблоком, Яфе чувствует сильное жжение, а в следующее мгновение – нестерпимую боль, пронизывающую всё тело.

Йоним ничего не видит. Он растирает жижу по стеклу, и потому рука, взметнувшаяся вверх и ударившая по шлему, застаёт его врасплох. Стекло выдерживает, но Йонима отбрасывает назад. Он скатывается вниз, пытается ухватиться за землю, но пальцы в раздутых перчатках лишь скользят по траве, и поэтому он падает.

Едва ли спуск длится больше минуты, но страх успевает отравить и голову, и сердце.

Остановившись, Йоним первым делом проверяет шлем. Целый. Первопроходец кое-как поднимается и осматривает местность, в которой оказался. Никакого движения. Он стоит на небольшом пятачке свободного пространства, который со всех сторон окружает кустарник с крупными овальными листьями. Они дрожат на ветру, то и дело приподнимаясь и показывая нижнюю часть, которая намного светлее верхней. Ещё пять минут назад это привлекло бы внимание Йонима, и он бы выдвинул несколько гипотез, но сейчас ему нужно во что бы то ни стало попасть наверх. Один из его друзей уже погиб, и он не должен допустить смерти второго.

Уклон не особо крут, но тяжёлые подошвы проминают жирную землю и скользят, оставляя глубокие борозды. Время неумолимо течёт, только штурм холма проваливается. Хрупкая надежда спасти Яфе, вытянуть его обратно в СЛИМ, разбивается на мелкие осколки. Последний оставшийся в живых первопроходец падает на землю, облокачивается спиной о холм и закрывает глаза. Нужно собраться с мыслями, придумать, что делать дальше.

Что-то нежно и незаметно оплетает ногу Йонима. Лишь когда петля затягивается, он открывает глаза и с ужасом понимает, что кусты обступили его со всех сторон. Пятачок метра три в диаметре, внезапно ужимается до островка, в котором едва можно повернуться без того, чтобы не коснуться листьев. Теперь он видит, какие они мясистые и что дрожь подчиняется незаметному на первый взгляд ритму. Нож остался наверху, а пистолет… Да что пули могут сделать с кустами?!

Петля на ноге продолжает сжиматься, и теперь Йоним чувствует шипы, которые в любой момент могут разорвать плотную ткань.

Он прощается с жизнью. Быстро, но обстоятельно. Один из возможных исходов экспедиции – самый пессимистичный – сбывается на его глаза. При всём желании жить он не видит ни единого шанса спастись. Тёмный порог смерти, той, которая разинула зев, уже не пугает его так сильно, как несколько часов назад.

Звук, проникающий внутрь костюма, кажется Йониму галлюцинацией. Откуда в чудовищном мире, где буквально каждое живое существо хочет тебя убить, детское хныканье? Ещё не громкий крик, но его предвестник. Йониму доводилось слышать нечто подобное в больнице, в детском отделении. Этот звук заставляет его вспомнить дом, Хагвул, простую и спокойную жизнь, которую он потерял навсегда. Горечь усиливается стократно, и первопроходец бросается в гущу кустов, чтобы одним махом избавиться от отпущенного ему времени. Но кусты, вопреки ожиданиям мужчины, расступаются.

Тот отросток, что сжимал голень, ослабевает и уползает восвояси. Прямо на глазах листья сжимаются, а корневища двигаются, тошнотворно перебирая мясистыми отростками. Впрочем, они не столько освобождают дорогу Йониму, сколько образуют тропу. Выбора у мужчины не остаётся. Он делает первый шаг, надеясь, что уж куда-нибудь она выведет.

Дорожка петляет, то и дело один из кустов, будто ослушавшись приказа, преграждает Йониму путь, но сразу после уже другой, более податливый отросток, отходит в сторону, открывая новый ход в смертоносном лабиринте.

Чем дольше он идёт, тем отчётливее слышит хныканье. Сомнения пропадают – где-то рядом плачет ребёнок. Помимо воли Йоним ускоряется. Звуки становятся громче. В очередной раз тропа виляет и выходит на полянку.

Тяжело поверить глазам. Йоним замирает, хотя опасность наступает на пятки. Тянется рукой к шлему, натыкается на стекло, несколько раз моргает. В центре свободного от веток и корней пространства, одетый в длинную, поблескивающую медью хламиду, сидит младенец.

– Не может быть, – шепчет первопроходец, и малыш реагирует, будто слышит его. Он прекращает хныкать, трёт глаза кулачками, поднимает голову и смотрит на пришельца.

Конечно, сходство с человеческим существом есть: голова, два глаза, руки и ноги. Дальше начинаются различия, например – в цвете кожи. Большую часть тела крошечного гуманоида укрывает хламида из незнакомой Йониму ткани, но голова открыта, и два огромных янтарных глаза изучают его с любопытством и даже, кажется, весельем.

«Он должен меня бояться…» – недоумённо размышляет Йоним. Он легко представляет, как выглядит для этого существа. Выпуклый белый костюм, круглая голова, непонятные приборы и устройства на груди, поясе, руках и бёдрах. Но ребёнок протягивает к нему ручки и что-то лопочет. Слов – если это слова – мужчина не различает, но ощущает сильное желание взять мальчика на руки и защитить его во что бы то ни стало.

«Откуда я знаю, что это – мальчик?!» – думает первопроходец. Может ли беззащитный ребёнок быть ещё одной ловушкой мэвра? Желание с каждой секундой становится сильнее, висок пронзает боль. Йоним не связывает два этих факта – некогда, да и потрясение даёт о себе знать. Медленно подойдя к мальчишке, он осторожно поднимает его на руки и прижимает к себе.

– Откуда ты здесь? – спрашивает он одними губами. Конечно, ребёнок не может его слышать, а если бы и мог, то вряд ли бы понял язык из другого мира, но вместо того, чтобы продолжить лопотать или вновь захныкать, он прижимается к шлему лбом, упирается в него обеими ладошками и смотрит внутрь. Вспыхнувшее видение чуть не заставляет Йонима вновь упасть, он чудом удерживается на ногах. Лишь много позже первопроходец поймёт то, что показал ему мальчик, но в тот момент его пронзают волны страха, и он бросается бежать.

Кустарник отступает, но всё более неохотно. Несмотря на тряску, мальчик в руках мужчины клюёт носом. Когда показывается нечто, похожее на утоптанную дорогу, Йоним прибавляет ходу, хотя его лёгкие и готовы вспыхнуть. Последние метры он преодолевает, надеясь, что костюм выдержит атаку плотных ветвей.

Йоним вываливается на лиловую траву. Мальчика он прижимает к груди, чтобы твари до него не дотянулись. Ребёнок беззаботно свернулся калачиком и спит, будто бы его жизни теперь ничего не угрожает. Самое время перевести дух и подумать, что делать дальше, но времени на отдых нет. Ему нужно добраться до безопасного места, а единственное известное ему – очень далеко. В другом мире.

«Кхалон», – повторяет про себя Йоним, медленно поднимаясь. Перед ним раскинулась долина, но чужеродная красота больше не притягивает взгляд. Импульс гонит его, подстёгивает изнутри, словно обезумевший кучер надсадно хрипящую лошадь, и противиться ему невозможно. Стоит только допустить мысль о том, чтобы остановиться и всё обдумать, как тут же накатывает ноющая боль. Потому мужчина идёт. Он переставляет ноги, хотя и думает, что больше не сможет. Высматривает холм, несмотря на то, что перед глазами всё плывёт.

«Мне… нужно… кхалон», – мысли повторяются, каждый раз искажаясь всё больше, словно на пластинке с дефектом. Кхалон – ответ, спасение, отдых. Он превращается в смысл жизни Йонима, и тот забывает обо всём, кроме серебристого фантома окна и мальчика.

Нужно идти, чтобы спасти ребёнка. И он идёт.

>>>

– Ты ведь почти изжарил мой мозг, – говорит Йоним. После такой долгой паузы, что любой другой давно бы ушёл, Хэш продолжает сидеть в кресле и смотреть в окно. Он не читает мысли старика, просто чувствует отдельные эманации на уровне ощущений, воспринимает их автоматически, как хорошо настроенное радио. Эту связь никому не под силу разорвать.

– Защитная реакция. Я до сих пор не знаю, как это сделал, ты же знаешь.

– Знаю, Хэш. Но истории это не меняет.

– Да, не меняет.

Они оба виновны без вины. И теперь, спустя столько лет, прошлое настигает их, заставляет вспомнить не только события, но и давние обиды.

Хэшу рассказывали о том, что происходило с Йонимом после того, как он вернулся. Вывалился из кхалона, скрючившись и едва дыша. Подоспевшие медики ожидали увидеть что угодно, кроме годовалого обитателя мэвра, разумного и очень похожего на человека. Конечно, их разделили: выжившего отправили в лазарет, приходить в себя, а младенца, у которого тогда ещё даже не было имени, заперли в исследовательской камере и наблюдали, разрабатывая систему общения.

Просыпаясь, Йоним бился в страшных судорогах и требовал вернуть ему ребёнка, но делал это на языке, которого никто не понимал, похожего на сочетание свистящих и щёлкающих звуков, в котором тяжело было разобрать не то что слова, а язык в принципе. Мальчик же, наоборот, будто впал в анабиоз: он почти не двигался, всё время спал или делал вид, что спит. Из всего предложенного он пил только воду, да и то изредка. Так продолжалось около недели, пока в качестве эксперимента путешественника и коренного жителя мэвра не попробовали воссоединить. Состояние обоих улучшилось за пару часов. К тому же, мальчик явно понимал своего названного отца, а Йоним мог переводить то немногое, что рассказывал ему мэврианский туземец.

– Я приношу свои из…

– Не стоит, Хэш, мой мальчик, – перебивает ректор и смотрит на гиганта. – Ты просто хотел жить, как и я. Нам повезло встретить друг друга в тот момент. Что же до сегодняшнего дня…

– Ты можешь меня отпустить.

– Куда?

– В мэвр. Я бы отправился в свою собственную экспедицию, может быть, нашёл родных и… наладил контакт. Я вернусь, ты же знаешь.

– Да. Но я не могу тебя отпустить. Мэвр опасен.

– Для людей.

– И для тебя тоже. Теперь – да. Ты слишком долго пробыл среди нас, мы вырастили тебя. Страшно подумать… тридцать лет. То, что оберегало тебя тогда, давно пропало.

– Или нет…

– Хэш, ты знаешь, я не могу тебя отпустить. Не сейчас. Когда кизеримы активизировались пуще прежнего. Нас некому защитить.

– Я обучу новенькую. Юдей.

– Ей всё равно не сравниться с тобой. Никому не сравниться.

Хэш редко проявляет чувства. Многие считают, что это из-за того, что он их не испытывает вовсе, но Йоним знает, что гигант мало кому доверяет, потому предпочитает не высовываться. Филин научился вычислять порывы Хэша по мельчайшим движениям, едва заметным оттенкам голоса.

– Значит, ты можешь рисковать моей жизнью тут. Но не хочешь, чтобы я отыскал родных. Боишься, что я останусь с ними.

– Нет.