Ген химеры. Книга 1

Скоро все вокруг Сати просто лежали от смеха. Миссис Саланден пользовалась слуховыми имплантатами и, несмотря на преклонный возраст, прекрасно слышала. Но ей не приходило в голову, что сейчас именно она – объект насмешек.

Сати тоже рассмеялась и показала Катане большой палец. Ни в коем случае нельзя было дать понять, что ты не одобряешь шуток звезды школы, иначе следующий розыгрыш устроят именно с тобой.

Когда подол юбки уже поднялся на опасную высоту, миссис Саланден почувствовала неладное. От позора ее спас Олли Бревик, скромный мальчик, который кинул в спину Лазаруса бумажный шарик. Лазарус отвлекся, на секунду потерял контроль над дроном, и «оса» уже под неудержимый хохот спикировала прямо в аквариум на учительском столе.

– Кто это сделал? – сердито спросила миссис Саланден и оглядела класс из-под очков.

– Я, конечно. – Лазарус Уик развалился на своем стуле и надменно скрестил руки на груди. Будь на его месте любой другой ученик, его ждал бы выговор, но только не Лазаруса.

– В следующий раз цельтесь точнее, мистер Уик, чтобы без брызг, – сказала учительница и отвернулась к доске. Класс продолжал угорать от смеха.

– Ага. Обязательно. – Лазарус теперь уничтожал глазами бедного Олли.

Сати почувствовала: от напряжения свело челюсти. Ей было жаль миссис Саланден, но оставалось только проглотить свою жалость, как учительница только что проглотила публичное унижение.

Лазарус Уик был одаренным. Математическим гением. По нему сохла не одна девчонка в их школе. Его будущее было предопределено, как и будущее других таких же, как он. Одаренных единицы, но именно ради них протекторий и затеял однажды эту веселую игру в Первый и Второй класс.

Из уроков истории Сати знала, как все началось. Последняя война унесла жизни семидесяти процентов населения планеты. Все наследие человечества оказалось под угрозой исчезновения. Осталось совсем мало сведений о том, как люди жили в довоенные годы, но ясно одно: мир тогда был совсем иным. Другие материки, другие моря и океаны, а разных стран, наверное, насчитывалось больше сотни.

Сразу после войны стали появляться одаренные. Некоторые из них могли управлять течением времени, другие – воздействовать на волю окружающих, третьих невозможно было обмануть или перехитрить: любого они видели насквозь и могли читать как открытую книгу. Эти самые ранние одаренные ни на что не претендовали – они вовсе не считали себя выше остальных и уж точно не стремились заполучить все блага уцелевшей цивилизации. Они были мудрыми первопроходцами, основавшими первое поселение, затерянное в Мировом океане.

Сегодня о нем знают все. Это место окрестили Островом, и именно туда мечтает попасть каждый ребенок, кого ни спроси. Даже Сати в свое время жила мечтой об Острове, пока не отбросила надежду найти в себе хоть каплю одаренности. Да, у нее были хорошие оценки, она никогда не болела, не пропускала учебу, имела живой ум и воображение, но ничего сверхъестественного в ней не было. Она уже знала, что через год ей, как и Ойтушу, вживят чип и прежняя жизнь закончится раз и навсегда.

Другое дело Кай – шестилетний гений, в три года получивший штамп лаврового венка. Он может нарисовать невероятно точный портрет любого человека, которого когда-либо видел. Или восьмилетняя Камала, которая с ходу расскажет о местонахождении любой пропавшей вещи. А семилетнего Лидо не случайно взяли в группу дознания: его невозможно обмануть. Он всегда знает, лжет человек или говорит правду. Таких, как Лидо, называют интуитами – одаренными, которые чувствуют других насквозь.

Будущее этих детей известно: в шестнадцать они улетят на Остров и присоединятся к группе таких же одаренных. Будут заниматься исследованиями и совершать научные открытия. Ну а всем остальным суждено будет остаться в Метрополе и распределиться туда, куда решит протекторий.

Кому-то с будущей профессией повезет больше, кому-то меньше. Кто-то станет работником умственного труда и, может, даже прославится, а кому-то всю жизнь придется вкалывать за станком или, как Ойтуш, за столом в морге.

Протекторий вкладывает огромные деньги во всех детей без исключения, но одаренность просыпается лишь в единицах. Правители страны верят: чем лучше удобрена почва, тем больше взойдет побегов. Возможно, это и так; по крайней мере, не одно поколение людей выросло и состарилось с этой мыслью.

Урок окончился. Парни и девушки, все еще посмеиваясь над миссис Саланден, поспешили в столовую.

– Классно Уик ее подколол, да? – Катана взяла приятельницу под руку.

– Не то слово. Показал всем шикарные ножки. – Сати усмехнулась.

– Пойдешь с нами обедать?

– Да, конечно, вот только в туалет заскочу. – На самом деле Сати намеревалась прогуляться до кабинета школьного врача. Как-нибудь заговорить его, усыпить бдительность и стащить шприц-ручку с сывороткой для Ойтуша.

– О, тогда я с тобой, – сказала Катана и потащила Сати в сторону уборной.

«Вот мерзкая прилипала», – подумала та и озарила одноклассницу милейшей улыбкой.

Сати знала, что девочки из класса считают ее странной, оттого что она не интересуется косметикой и не добивается внимания парней. Возможно, Сати бы выросла такой же, как они, если бы ей не встретился Ойтуш.

Они познакомились, когда ей было одиннадцать лет, а ему только стукнуло семнадцать. Сати возвращалась из школы и совершенно случайно наткнулась на человека, рывшегося в мусорном баке в поисках еды. В то время Ойтуш учился на втором курсе и уже имел первые проблемы с протекторием. За ним неусыпно следили, отмечая всё новые и новые прегрешения, и время от времени урезали и без того маленькую стипендию.

Заметив, как шевелятся пакеты в баке, Сати остолбенела от страха. Вскоре из-под них показался человек – тощий, лохматый, в измазанной старой одежде. Сати он показался просто страшилищем.

– Где взяла такие волосы, мелкая? – спросил он, заметив, что девочка смотрит на него.

«Неужели он хочет снять с меня скальп?!» – в ужасе подумала она, вспомнив сразу все слышанные когда-либо истории про маньяков.

– Это парик, – придав голосу максимум уверенности, произнесла Сати.

– Ага. Так я и поверил, – усмехнулся парень, но, заметив, как она испугана, поднял ладони и тепло улыбнулся. – Да не бойся ты. Я сейчас не в том состоянии, чтобы нападать на маленьких девочек.

И действительно, Ойтуш еле стоял на ногах, а сил у него хватало лишь на то, чтобы разворошить очередной пакет с мусором в надежде, что там будет что-то пригодное в пищу.

– Вот, держи, – неожиданно для самой себя Сати протянула незнакомцу бумажный пакет с выпечкой из школы.

Ойтуш остолбенел от изумления и сразу же горестно покачал головой.

– Я не могу взять это, милая, – сказал он, умоляюще глядя на Сати. – Не хватало еще, чтобы меня расстреляли за то, что я отобрал у тебя обед.

О да, протекторий любую историю может вывернуть наизнанку.

– Тогда я просто положу это здесь, – сказала Сати, кладя пакет к ногам молодого человека. – Будто бы кто-то потерял, а ты нашел.

– Как тебя зовут? – изумленно спросил Ойтуш, словно забыв, что он в двух шагах от голодного обморока.

– Сати Лаллеман.

– Приятно познакомиться, Сати. – Вытерев руку о джинсы, парень протянул ее девочке. – А меня зовут Ойтуш Эвери.

Помедлив секунду, Сати взглянула в его глаза, карие, c длинными ресницами. Несмотря на обстоятельства их встречи, он производил впечатление вежливого и умного человека, которому можно было доверять.

– Приятно познакомиться, Ойтуш, – улыбнулась девочка, крепко сжав его руку.

Они быстро подружились, а через год и вовсе стали жить под одной крышей, деля на двоих и боль, и радость, которая выпадала им. И никогда за все это время Сати не думала, что Ойтуш не должен быть рядом с ней из-за того, что он гражданин Второго класса.

* * *

После уроков Сати была выжата как лимон и вдобавок сильно раздосадована тем, что ей так и не удалось выкрасть иммуноглобулины. Зато тренировка по кэндо прошла как нельзя лучше. Сати давно заметила, что ярость делает ее в разы сильнее; одержав десять побед подряд, она получила «отлично», выслушала бурные похвалы тренера и только в раздевалке заметила у себя на руках и ногах множество болезненных синяков.

За хорошие оценки ей выдали талон на дополнительный десерт, но вместо сладкого она взяла с собой несколько порций обеда. Однако главного – лекарственной сыворотки – она так и не достала, а значит, еще целые сутки Ойтушу придется бороться с болезнью самостоятельно.

Он пришел с работы немного раньше обычного и, не раздеваясь, сразу же рухнул на постель. Стащив с него обувь и верхнюю одежду, промокшую от сырого снега, Сати накрыла его несколькими одеялами. Ойтуша бил озноб, он задыхался от кашля, а в промежутках между приступами не мог связать и пары слов. Ей ничего не оставалось, кроме как ввести ему экстазин внутривенно.

Сати была в смятении, она ненавидела себя за то, что при всех своих возможностях не сумела достать сыворотку. Руки у нее дрожали от ярости, направленной на саму себя. Она вышла за перегородку, условно делившую их комнату на «спальню» и «кухню», и там изо всех сил ударила кулаком о стену так, что она закачалась. На костяшках пальцев проступила кровь. И сразу стало спокойнее, точно она наказала себя за страдания Ойтуша. Такое с ней случалось и раньше – и ссадины быстро затягивались, почти не оставляя шрамов.

– Сати, – хрипло позвал ее Ойтуш, когда экстазин наконец подействовал.

– Лучше? – вернувшись в «спальню», спросила она.

– Могу горы свернуть. Наверное. – Ойтуш улыбался, сидя в кровати, а его расширенные зрачки делали глаза почти черными.

– Я клянусь тебе, что завтра сыворотка… – начала было Сати.

– Помолчи, Мелкая, – перебил ее парень. – Просто сядь здесь, рядом со мной. Не уходи.

Его голос был спокойным, но глаза лихорадочно блестели, и Сати стало не по себе. Присев на кровать, она убрала мокрые вьющиеся волосы с его лба. Перехватив руку девушки, Ойтуш жадно прижался губами к ее пальцам; он целовал их с наслаждением, закрыв глаза, а его сухие губы были невероятно горячими. Опьяняющая дрожь пробежала по телу Сати. Неужели именно сегодня, после трех лет, прожитых вместе, они наконец-то перестанут быть просто друзьями?

Темно-вишневого цвета капля упала ей на запястье. Взглянув на лицо Ойтуша, она увидела кровавую дорожку, которая шла из носа и растекалась по его верхней губе. Это было плохо, очень плохо.

* * *

Они проспали. Ночью у Ойтуша пошла кровь сильнее – целым фонтаном. Сати извела почти все имевшиеся в доме тряпки, чтобы остановить ее, а потом еще долго не могла уснуть. И в итоге проспала. Это было непозволительно.

В школе любое, даже самое незначительное опоздание вызывает пристальное внимание интуитов, которое Сати было совсем не нужно. Поспешно облачившись в мятую школьную форму, которая состояла из светло-голубой юбки до колена, темной блузки и пиджака с нашивками учебного заведения, она пулей вылетела из дома.

Мокрого снега на улице не было, но Сати все равно натянула шапку, чтобы хоть как-то примять торчащие после сна волосы. Бегом спустившись в метро, она почти чудом втиснулась в закрывающиеся двери. По привычке прислонилась к большому окну в конце вагона, кое-как отдышалась. Устало прикрыла глаза. Теперь, когда в запасе было еще минут десять, ее мысли снова перенеслись к Ойтушу.

С окраин города людей ехало мало, зато ближе к центру набился полный вагон. В основном это были граждане Второго класса – усталые, невыспавшиеся, многие в масках, с признаками разгорающейся дот-инфекции.

Все сидячие места были заняты Первым классом, так было принято, и даже Сати, хотя она не садилась, была окружена кольцом свободного пространства. Никто из Вторых не посмел бы нечаянно задеть ребенка: для Первого класса существовал так называемый закон о неприкосновенности, иными словами, членам Второго класса запрещалось прикасаться к детям до шестнадцати без действительно веской причины.

К счастью, протекторий не знал, сколько раз Ойтуш нарушил этот закон в отношении Сати.

Иногда ей было интересно наблюдать за детьми в вагоне, угадывать, есть ли среди них одаренные. Может быть, вот этот белокурый мальчик в виртуальном визоре? Эмоции на его лице сменяли друг друга, как облака, которые гонит ветер. Еще бы, он был сейчас так далеко от гула метро и уставшей толпы – виртуальная реальность дарила ему фантастический мир, из которого не хотелось уходить. Или, может быть, эта девочка с родимым пятном в виде стрекозы? Сати заметила, что она читает книгу вверх тормашками. Или же просто спит с открытыми глазами.

Большинство детей не вызывало интереса: кто-то зевал, безуспешно пытаясь разлепить глаза, кто-то сидел, уткнувшись в учебник. Сати подумала о том, как она сама выглядит со стороны. В стекле перед ней отражалась худая ссутулившаяся девочка. На лице следы усталости, а в глазах – расчетливость и еще очень много тревоги. Увидев себя, Сати выпрямилась и натянула на лицо выражение вежливого равнодушия.

От метро до школы – высокого старого здания из белого камня – Сати неслась, чуть ли не расталкивая прохожих. В школе нужно быть не позднее семи тридцати, и у нее оставалось всего две минуты. Лишь в нескольких метрах от входных дверей она заставила себя сбавить шаг, поправила съехавшую шапку и восстановила дыхание после бега.

Фойе было безлюдным: все уже на занятиях. Торопливо стаскивая пальто, Сати приложила большой палец к сканеру. Через пару секунд сканер тихонько пискнул, возвещая о том, что вход разрешен, а над ее головой появилась бегущая строка: «Удачного дня, мисс Лаллеман».

Сати с силой толкнула турникет и тут же, к своему величайшему ужасу, поняла, что сбила кого-то с ног.

– Было больно, – бесстрастно констатировал детский голос.

За турникетом поднимался с пола мальчик в форме группы дознания. Сати узнала в нем семилетнего Лидо. Неприятный холодок пополз по позвоночнику.

– Прости, пожалуйста, я не заметила тебя, – стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче, произнесла Сати.

– Ничего, бывает, – потирая ушибленный лоб, ответил мальчик. – Куда-то торопишься?

– Нет, – машинально ответила Сати. Взгляд одаренного буквально приковывал к месту.

«Главное, не смотреть ему в глаза», – подумала она, разглядывая мозаичный пол школьного фойе.

– Я бы на твоем месте поторопился. Ты уже опоздала на три минуты, Лаллеман.

– Неужели? – нервно усмехнулась Сати, глядя на огромные настенные часы: мальчик был прав. – Тогда я поспешу.

Стараясь не встречаться с интуитом глазами, она собиралась пройти мимо. Нельзя было допустить, чтобы он допросил ее.

– Подожди.

Темные, почти черные глаза Лидо с интересом скользнули по Сати. Серо-коричневая форма группы дознания сидела на нем идеально, будто мальчик родился в ней. Спокойным и властным жестом он пригладил волосы, воссоздавая идеальный пробор, испорченный ударом турникета.

– Сати, а почему у тебя кровь под ногтями?

Взглянув на свои руки, она забыла, как дышать. Под несколькими ногтями действительно были следы крови. Крови Ойтуша. Ситуация приобретала крайне неприятный оборот.

– Должно быть, я порезалась, – с холодным равнодушием отозвалась она. – Послушай, Ройсс, мне и правда пора на уроки.

– Именем протектория я имею право задерживать тебя. На столько, на сколько нужно, – все так же бесстрастно отвечал Лидо. – Смотри мне в глаза.

«Маленький мерзавец», – пронеслось в голове девушки. Она знала: стоит интуиту наладить зрительный контакт, как любая, даже самая изощренная на свете ложь будет сразу раскрыта.

– А, вспомнила, – торопливо сказала она. – Это… знаешь ли… У меня пришли критические дни… – Сати изо всех сил старалась смотреть мимо глаз Лидо. Было бы здорово, если бы она смогла для убедительности покраснеть.

– Что ж, я ознакомлюсь с твоим циклом, – задумчиво сказал Лидо Ройсс, ставя себе напоминалку. – Но почему же ты не хочешь взглянуть на меня?

Сати взглянула и моментально попала под силу черных гипнотизирующих глаз этого ребенка.

– Ты уверена, что это твоя кровь, Сати? – Лидо сделал шаг навстречу.

«Я не могу, не могу, не могу сопротивляться ему!»

– Н… не… н-не… – Сати заикалась. На миг в ее голове пронеслась забавная мысль, что она похожа на устаревшего робота, которому задали слишком сложную задачку, и его микросхемы сейчас перегорят от усилий.

– Мисс Лаллеман, вот вы где!

Неужели это было спасением? Буквально обливаясь потом, Сати с трудом оторвала глаза от взгляда одаренного. А к ним уже спешила, гулко стуча каблуками по коридору, учительница Сати по математике.

– У вас же контрольная, вы не забыли?

Целую секунду девушка возносила хвалу всем точным наукам в мире.

– Мистер Ройсс, а вы опять пристаете к моим ученикам?

Молодая преподавательница, миссис Соммели, видимо, не до конца представляла себе власть, которой обладал Лидо. Одного его слова хватило бы, чтобы снять ее с должности и больше никогда не допустить к преподаванию. Но сейчас интуит был сконцентрирован на Сати, и только поэтому он позволил себе пропустить колкое замечание мимо ушей.

– Лидо больше не задерживает меня, миссис Соммели, – сказала девушка, изо всех сил скрывая свое презрение к юному одаренному.

Резкая боль в кончике мизинца была такой неожиданной, что Сати даже подпрыгнула на месте. Этот мелкий змееныш улучил момент и остриг ей чуть ли не полногтя.

– Я отправлю это генетикам, чтобы подтвердить вашу ДНК. А вам советую вымыть руки с мылом. – Впервые за весь их разговор Лидо позволил себе улыбнуться, и Сати заметила, что у него во рту не хватает пары молочных зубов.

«Выбить бы их все», – задыхаясь от ненависти, подумала девушка. Если бы только ее серые глаза могли метать молнии или источать яд – Лидо бы тотчас забился в агонии. Но она лишь смотрела ему вслед, понимая, как дорога будет каждая последующая секунда.

Сейчас врачи возьмут анализ ДНК и уже через пару минут узнают, кому на самом деле принадлежит эта кровь. Группа дознания без труда определит местонахождение Ойтуша по чипу в его мозге, а в следующие двадцать минут его, ослабленного болезнью и ничего не понимающего, будут избивать, выпытывая все их секреты.

Перспектива была ужасной. Дождавшись, когда мальчишка скроется из вида, она бросилась вон из школы. Вслед ей неслись крики учительницы математики, но они больше не имели значения, как и все остальное в этом мире.

Глава 3

Аниматус

Это был последний рабочий день Торы Матиаса. Семнадцатилетний юноша, уборщик в биологической лаборатории, мог бы читать лекции о том, как довести начальство до белого каления. Он был неглуп, но неуклюжесть его была просто фантастической.

Да и какой из тебя работник, если ты хромой, а половина лица парализована? Матиас ронял все, что только можно было уронить: стулья и книги, вешалки с медицинскими халатами и контейнеры с пробирками. Умудрялся проливать на себя и свежесваренный кофе, и только что собранные биоматериалы для анализов. Сегодня он случайно опрокинул стеллаж с образцами тканей, за что и получил оглушающую пощечину вместе с наказом больше никогда не появляться на своем уже бывшем рабочем месте.

В лаборатории Тора продержался целый месяц – пока что это было рекордом в истории его карьеры. Никто не хотел терпеть парня без опыта работы, который на деле оказывался еще и ходячей катастрофой. Но, несмотря на все свои недостатки, Тора обладал живым умом и мог посмеяться над собой: в шутку он любил говорить, что обладает одаренностью, вот только она крепко спит вместе с его намертво парализованной левой половиной лица.

А еще у Торы был брат. Одаренный младший брат.

– Тебя опять увольняют, безмозглый кретин?

Презрительный тон белокурого мальчика ранил Тору в самое сердце.

Эти двое были наглядным примером того, как непохожи между собой бывают родные братья. Тора был высоким, темноволосым, нескладным, похожим на хромого жука-палочника, Захария же, напротив, миниатюрным, с вьющимися светлыми волосами, розовощеким – этакая фарфоровая кукла.

– Что разрушил на этот раз?

– Шкаф с образцами, – не поднимая глаз на брата, ответил Тора.

Захария вздохнул и устало опустился в жесткое кресло. Небрежно стащил с головы визор, всем своим видом давая понять, что это жалкое существо, именуемое братом, отвлекает его от невероятно важных дел.

– Мне надо будет платить за это? – снова прозвучал ледяной, совершенно не детский голос Захарии.

– Нет, – подал голос старший лаборант, наблюдая за тем, как Тора неуклюже пытается поднять с пола упавшую папку с документами. – Достаточно будет его зарплаты за этот месяц.

– Вот и хорошо. Будет уроком для него.

Лаборант был начальником Торы. Целый месяц у него руки чесались – так хотелось всыпать уборщику по первое число. Но каждый раз он сдерживался, видя, какие неудобства причиняет парню его больная нога. А сейчас, наблюдая презрение, с которым младший Матиас относился к родному брату, лаборант с содроганием представлял, как несладко приходится Торе в стенах дома. Захария выглядел настоящим тираном. Наверняка он поколачивал Тору, да только умел бить так, чтобы не оставлять следов: на неуклюжем старшем не видно было ни царапины.

Старший лаборант даже не представлял, насколько он ошибся по поводу двух братьев.

Едва спектакль был окончен, Захария вколол в «хромую» ногу брата миотоник.

– Потерпи еще пару часов, хорошо? Нужно время, чтобы твои движения полностью восстановились.

– Как скажешь, – устало ответил Тора. – Лучше было бы вовсе оттяпать эту ногу.

– Пожалуйста, не говори так, – умоляюще произнес Захария. – Без информации, которую ты достал, мы бы никогда не сдвинулись с места.

– Ага, – вяло протянул Тора, отодвигая нетронутую чашку с горячим шоколадом.

Они сидели в маленьком, всеми забытом кафе, подальше от любопытных глаз, отмечая небольшую победу. В кои-то веки без своих масок.

– Ты сердишься на меня, – констатировал младший. – Мы просто играли свои роли, Тора. Как и всегда. Ты же знаешь, что я люблю тебя, и не важно, что за чушь я нес в лаборатории.

– Знаю, – ответил Тора. Но в его голове все еще звучал совсем чужой, ледяной голос брата. – Просто ты слишком убедительно играешь свою роль.

– Я хороший актер, – улыбнулся Захария.

Они помолчали. Тора ощущал, что с каждой минутой к его ноге возвращается чувствительность. Жаль, что этого нельзя было сказать о левой половине его лица – она была парализована по-настоящему. Нет, это не отравляло ему жизнь, скорее, символизировало двойную игру, которую они вели вместе с братом.

Одна их жизнь была всем видна. В ней Тора Матиас был калекой и его гнали взашей с каждой новой работы, а Захария – его деспотичным опекуном. Играть эти роли было несложно – помогали стереотипы в головах обывателей. Вторая жизнь братьев лежала вне законов Метрополя: пару лет назад на свой страх и риск они примкнули к небольшой группе сопротивления. Нет, до открытых выступлений было еще далеко. Что может группа мятежников и отвергнутых обществом изгоев против строя, который формировался на протяжении многих столетий? Сбор информации, разведка, слежка за некоторыми одаренными, поиск хоть каких-то данных об Острове – это все, что пока было в их силах.

– Ты знаешь, позавчера я нашел кое-что интересное, – вдруг вспомнил Тора.

– Об аниматусах?

– Нет. В одном из архивов была информация о человеке… его звали, кажется, Тадеус Кель.

Захария поставил свою кружку на стол и внимательно взглянул на брата: это имя он, несомненно, слышал и раньше.

– Пятнадцать лет назад над ним проводили опыты в одной из лабораторий Метрополя. Он значится в архивах как «индивид с абсолютным иммунитетом». Его случайно обнаружили эпидемиологи где-то в нулевых районах. Всех бедняков тогда выкосила аспидная чума, а он один в живых остался. Говорят даже, что он ел и спал среди смертельно больных и все равно не заразился.

– А сейчас он жив? – спросил Захария, с интересом наблюдая за каждым жестом брата.

– Не думаю. Ученые много сил вложили, чтобы изучить природу его иммунитета, практически на кусочки его разобрали… После такого долго не живут.

Откинувшись на стуле, Тора задумчиво сделал глоток из своей чашки.

– Но самое интересное в том, что из крови Тадеуса получили лекарство от вышедшего из-под контроля вируса С(H1N7)…

– Минутку, ты говоришь о дот-вирусе? – нахмурился Захария.

– О нем самом.

– Но сыворотку всего два года назад создали, до этого эпидемия людей сотнями косила… – Захария вдруг осекся и пристально взглянул на старшего брата. Похоже, он понял, к чему тот клонит.

– Вспомни, кто умирал в первую очередь: старики, бездомные, асоциальные личности, – Тора понизил голос до шепота. Даже здесь, в задрипанном кафе, у стен могли быть уши.