скачать книгу бесплатно
– А, так вот где мой горшок из-под каши! Намедни обыскалась его. Слава богу, нашелся родимый. А чтой-то навешано тута?
Ребятишки робко потянулись вслед за матерью. Из-за печки в углу на них «глядел» необычный предмет, затянутый паутиной: пустая глиняная посудина, к которой для пущей важности был прилеплен умелой рукой кусок замшелого мха и посажены два глаза-уголька.
– Вот разбойник! Вот я ему задам!
Да не тут-то было. Самого Ваньки нету нигде. И шубейка его овчинная, и валенки тоже пропали. Мать только вздохнула и махнула рукой.
А сам «разбойник» тем временем победоносно восседал на корявой палке, предводительствуя войском таких же отчаянных оборванцев, как и он. Мальчишки и девчонки с разных дворов да белая собачонка с рыжим ухом, несмотря на жгучий мороз, с громким улюлюканьем вслед за Ванькой гоняли по пустынным заснеженным улицам. У одних в руках были рогатины, на головах деревянные плошки, чтобы меч боевой не достал, у других имелись собачьи цепи да лыковые плети – вражину вязать, третьи же так запросто, с голыми руками шли в бой. Даже самая меньшая девчонка Машка бежала за всеми, не отставая, да еще со своей «лялькой» – поленом, затянутым в холстину.
Однако в безлюдный холод никакого противника так и не удалось повстречать. Долго еще скакало лихое войско по окрестным дорогам, распугивая кур и дразня сторожевых псов. Наконец примчалось к крутому берегу реки Зимки – любимому месту всей сельской детворы.
Ах, до чего хороша замерзшая Зимка! Лед на ней крепок, не пробьешь, точно чугунный засов на воротах приходской церкви. Самая серединка, раскатанная доброй сотней детских валенок, гладкая и прозрачная, будто стекло в большом окне господского дома. А какие пушистые сугробы на берегах! Так ни Тишкина, ни Аришкина, ни Ванькина мать не взобьет пуховую перину. Купайся в этих снегах, сколько душа пожелает! Правый склон реки пониже, зато левый, на той стороне, крут необычайно и раскатан так, что не устоишь. Только надобно быть поосторожней. У самого края большая полынья с хрупким ажурным ледком по кромке. Над водой белая дымка, словно пар из бани.
И тишина, и покой, и ни единого звука! Только вот две бабы, прополоскавшие в проруби белье, идут, раскрасневшиеся от мороза, и распевают зычно на всю округу:
– Ой, зима морозная,
До чего ты грозная!
Но тебя я не боюся.
Ты морозом не страши,
Не вьюжи, не пороши.
Не боюся!
Да еще тихий шорох проезжающих саней да мелодичное позванивание березовых дровишек нарушали вековую тишину величавой реки. Мужичок, ведший сани, мирно задремал, и его гнедая лошадка шла бездорожьем, прокладывая свежие следы на чистом мягком снегу.
А потом безмятежное спокойствие было нарушено веселым чертыханием двух снегирей-красноперок, подравшихся из-за просяного зернышка.
– Чур, мое, – чирикнул один.
– Нет уж, это чересчур, – перечирикнул другой.
Но их, к несчастью, спугнул неповоротливый жирный гусь, пришедший сюда поплавать. Он медленно перешагивал, раскачивая круглыми серыми боками. И лишь ступил своими красными лапами на скользкий лед, как был встревожен откуда ни возьмись заливистым собачьим лаем, стремительно ворвавшимся во владения тишины. Это мчался рыжеухий пес Вершок, преследуемый ватагой зимушкинских ребят. Шум и гам наполнил всю окрестность. Птички вспорхнули и улетели. Мужичок в санях проснулся и, подхватив удила, поспешил выехать на дорогу. А бедный гусь, неумело ковыляя, с трусливым гоготаньем зашлепал прочь спасать свою гусиную шею.
Детвора всей гурьбой весело скатилась вниз, подняв клубы белой пыли, и в изнеможении повалилась прямо на лед.
– Эй, вы, тюхи-матюхи… Вставайте! – задорно закричал Ванька-предводитель. – Вы от холода замерзнете, дурачье.
И стал закидывать ребятам снег за шкирку. Закидывает, а сам дразнит:
– Афанасий да Кирилло забирают за рыло.
А те тоже не отстают. Красными от мороза руками Гришка и Тимошка, самые сильные, пытаются схватить Ваньку за нос.
– А Макар да Амос зажимают за нос, – приговаривают они.
– А я знаю. Это примета такая будет. Нынче Афанасий-ломонос: зима лютует, – растолковывает маленькая Машка.
Но мальчишки ее не слушают. Они сами почем зря лютуют. Знатная потасовка учинилась: снегом сыплют, палками друг друга валтузят, шишками кидаются, головой в сугробы зарывают. То-то славно!
Но вдруг разудалую бойню прерывает чей-то незнакомый пронзительный свист. Все вмиг останавливаются и напряженно смотрят вдаль. Там, на высоком крутом берегу, стоит во весь свой огромный рост здоровый рыжий парень с увесистой дубиной, а за его спиной целая куча таких же крепких ребят с клюками и палками в руках и отчаянной смелостью в глазах.
– Это же шаповские… – тихо шепчет кто-то из зимушкинского войска, и маленькие бойцы, не сговариваясь, начинают теснее прижиматься друг к другу. О шаповских ходят среди них недобрые слухи.
Но задорный крик Ваньки-пострела выводит их из оцепенения:
– Эй! Не бойся, за мной! Бей басурман!
И завязывается нешуточный бой. Если бы не крутой и скользкий берег Зимки, на котором не смогли удержаться нежданные пришельцы, не миновать бы маленьким героям погибели. Неприятель, свалившись с ледяного склона, долго не мог подняться на ноги, преследуемый решительными ударами защитников реки. Однако силы были неравны, обидчиков оказалось куда больше, и, вопреки всем честным правилам войны, они к тому же пошли на обман. Самый заглавный из них – рыжий с дубиной – поднял вверх руки: мол, сдаюсь, не губите. А сам как набросится на Ваньку и давай его молотить по голове своими кулачищами. А потом как замахнется дубиной на ребят – те так и полегли наземь. А врагу того только и надо, и кинулись шаповские в атаку.
Ох, не сдобровать бедному Ваньке и его товарищам! Еще немного, и полягут они геройски на холодном льду, и будут плакать о них матери. Но произошло нечто: сначала все услышали странный звонкий смех, а потом громкие удары в ладоши. В пылу борьбы никто не остановился. Однако за этим последовало то, что не увидишь и в самую дурную непогоду. Сумасшедшая вьюга, взявшаяся как из-под земли, приподняла в воздух непрошенных гостей вместе с рыжим мальчишкой и его дубиной и, громко взвывая, понесла назад, к Шаповским Лужкам, на удивление и радость местных ребятишек. А смех все звучал ледяным колоколом где-то вдалеке и обдавал нездешним холодом. Дети невольно поворотили головы.
– Это ты их так отколышматил? – Ванька недоверчиво глядел в бледное лицо незнакомого мальчика в голубом кафтанчике.
– Я! – звонко ответил тот и в подтвержденье своих слов еще раз хлопнул в ладоши.
Вновь поднялся резкий сильный ветер и, сбив ребят с ног, полностью развеял их сомнения.
– Давайте дружить. Меня Холодошей звать. А вас?
Но все молчали, не успев что-либо сообразить. А тут еще из лесу выскочили двое странных пришлых стариков: один в ледяной шубе, другой в снежной. Сильно запыхавшись, они причитали в сердцах:
– Ах, вот ты где, негодник!
– Ой, это, кажется, за мной, – весело отозвался Холодоша. – Мы еще увидимся. Ха-ха-ха!..
Долго-долго звонким эхом звучал его смех на берегу реки. Ребята все стояли и молчали потрясенные, не зная, верить или нет тому, что увидели.
Дни пробегали за днями, ветра дули за ветрами, снега мели за снегами. Вот и февраль-сечень пришел в Зимушкино – метель сечь да дороги заметать. Морозы еще круты, а дороги уже блестят от тележьих полозьев. Того и гляди, солнце выступит на небо да коснется замерзшей земли своим веселым лучом.
Только в лесу зима пока в силе: сугробы велики, льды круты, пурга и мороз все не отступают, надолго не утихают. А старики-холодовики знай себе усердствуют, дело свое делают да и маленькому Холодоше спуску не дают.
Он мальчишка, конечно, прилежный, всюду за стариками поспевает, а то и вперед их по своей отроческой резвости убегает. А те, бывало, еще и до полянки не доковыляют, а там уж Холодоша похлопотал: в ладоши похлопал – землю голую укутал, пни и кочки снегом прикрыл, деревья, кусты инеем обрядил да и хохочет себе. Отдыхайте, мол, дедки, все и так поделано. А они все диву даются да радуются про себя за своего помощника.
Но лишь прилягут вздремнуть на часок – время скоротать да косточкам отдыху дать, как озорника и след простыл. Снежным вихрем долетает он до села – и сразу к ребятам. Долго ли коротко ли, а сдружился он с ними крепкою дружбой, а все больше с Ванькой, что у ребят заводилою. Теперь они уж вдвоем бегают впереди шумной толпы и торопятся переиграть во все веселые игры. Шустрый Холодоша многому научился у них.
Станет в жмурки с завязанной на глазах тряпицей бегать за мальчишками, да все больше на заборы и деревья натыкается под радостный хохот ребятни. В другой раз пойдут в прятки прятаться – кто под амбар залезет, кто на гумне схоронится. Холодоша не промах, всех сыщет. А в чехарду скакать, и в горелки играть, и в салки гонять ему и равных нету. Не успеют ребята оглянуться, а он уж за версту улетел с попутным ветром – поди, догони его. Или на высокую сосну заберется – найди его, неуловимого, там. А он все смеется своим звонким смехом и в ладоши хлопает – на друзей снег насылает.
А еще Холодоша никогда в отличие от других не мерз и не торопился отогреть промокшие ноги в теплых валенках. Во всем же остальном он был со всеми на равных, ничуть не зазнавался и не хныкал. Ребята уважали его за это и любили за веселый нрав.
Зимою вечерам темнеет рано. На горку не выйдешь, в темном переулке не погуляешь, а в лесу-то и того страшнее. Соберутся, бывало, ребята на чьем-нибудь крыльце или на завалинку сядут и давай всякие рассказы рассказывать, один чудесней другого. Тишина кругом, и Холодоша сидит, не шелохнется, все ему в диковинку.
– А слыхали вы в прошлом годе? – начинает Ванька. Он старшой, ему завсегда и начинать. – Поскакал в прошлом годе староста наш церковный отец Петр…
– Это ентот батюшка наш, кривой который? – интересуется кто-то из ребят.
Все знали отца Петра, добр он был ко всем, а Ваньку даже грамоте выучил.
– Он самый. Поехал он, стало быть, в церкву Спасо-Николинскую на святки службу служить. Да не по деревне-то поехал, а прямою дорогой – через лес, стало быть. А в лесу заплутал, горемычный, и не упомнит, как затемно сделалось. Глядит, а дороги-то и нету вовсе. Замело разом. И что чудно, ветра-то ведь не было. А?
«Это Холод Иванович,» – смекает Холодоша.
– Вышел он на поляну широкую, а посередь ее большущий дуб стоит. А посередь дуба дупло. А из дупла скрип тягостный, будто кости скрипят стариковские.
«Это Мороз Васильевич,» – думает про себя Холодоша.
– А ночь темным-темна. И никого вокруг – ни живого, ни мертвого. И тишина какая жуть!
Ребята еще больше попритихли, уши навострили. А в деревне вечер глухой: коровы не мычат – сытые в скотинниках стоят, собаки не брешут – под амбары от холода попрятались, петухи голоса не подают – по курятням давно уж хозяйками позапрятаны.
Лишь маленькая птичка- синичка желтогрудая прилетела бог весть откуда, с ветки на ветку перескакивает, ближе к детворе подлетает, головку наклоняет – тоже послушать хочет.
– А из дупла того, слышь, лешак выскакивает, а заместо одежи – кора. А заместо рук – ветки, а заместо головы – гнездо совиное. А ног-то и нету вовсе. Ствол да и только. Ствол да и с корнями. Леший страсть как глядит на Петра и говорит по-человечьи: « Дай мне, говорит, одну ногу. Вишь, мол, у тебя их две, а у меня и вовсе ни одной.»
– А что тот? – шепотом спрашивает маленькая Машка.
– А что тот? Батюшка-то и не растерялся, смекнул зараз и заклинание святое изрек: «Старик-лесовик, ты к лесу, а я к дому привык. Тебе-то дупло, а мне и дома добро. Убирайся откуда взялся.» И крестом осенил себя вот так.
И Ванька показал, как крестился Петр.
Холодоша аж рот раскрыл от удивления. Шапка с него слетела. Он и не замечает. Снежинки падают ему на вихры, падают и не тают.
– Вовсе и не лесовик это был, – встряла в разговор конопатая девчонка Лушка. – А это русалка была лесная. Она на осине сидела, а не на дубе, да! И пела…
– Враки это! – запальчиво возразил Ванька.
– И не враки. А маменька мне сказывала. А ей кума ейная Глашка. А Глашке-то сам батюшка, он причащал ее.
– Да-да, русалка с хвостом рыбьим. Ей богу! – вмешался в разговор худенький долговязый мальчишка Гаврила. – Видал я сам давеча следы чешуйчатые на снегу в том перелеске. Тудысь с батяней за хворостом в самый раз хаживали.
– И шепчет русалка Петру: «Отдай свою ногу. У тебя их две, а у меня и вовсе никакой,» – тоже шепотом проговорила Лушка, и конопушки у нее на лице зашевелились сами собой. – И обчертил вкруг себя батюшка трижды круг, чтобы нечисть не тронула его.
Холодоша замер и не дышит совсем, не заметил даже, как снегом ножки его засыпало.
– И вовсе не так было, – заговорил какой-то незнакомый мальчишка. – А была там черная ворона. Вот такая… – Он широко развел руки. – И как каркнет: «Кар! Кар! Кар!»
Мальчишка захлопал руками, как крыльями, и запрыгал на одной ноге. Детвора засмеялась.
– Что смеетесь, дурачье? Ворона-то была не ворона.
– А кто?
– А бес ее знает… Только говорит она человечьим голосом: «Отдай мне свою ногу!» А опосля об земь как ударится. И обернулась…
– Кем? Кем? Царевной?
– Не… Ведьмою с костяною ногой.
– Оборотень! Это оборотень! – воскликнуло сразу несколько голосов.
– Во-во! Оборотень и есть. И плюнул он три раза да через левое плечо. Вот так: тьфу, тьфу, тьфу…
– Кто плюнул, оборотень?
– Сам ты оборотень! Отец Петр плюнул, вот кто.
– Бабкины сказки все это, – возразил кто-то.
– И не так было…
– Мне лучше знать!
Голоса ребят слились в один громкий гул. Спор разгорелся горячий, готовый перейти в войну. Холодоша вышел из оцепенения. Он только сейчас заметил, что уже по колено в снегу.
– Цыц, нехристи! – гаркнул строго Ванька.
Хор голосов мгновенно умолк, снег слетел с Холодошиных сапожек, синичка-желтогрудка встрепенулась и улетела.
– То-то что никто и не ведает, как оно все было…
Дети призадумались. Всем известно было лишь то, что случилось потом. Не знамо как, а наутро нашли батюшку мужики, далеко в лесной чаще нашли. Ходили на охоту и его увидали. Едва отогрели несчастного. А вот после того он и в самом деле стал хромать.
Ребята молчали, не решаясь спорить с очевидным.
– Ну и чудно у вас все! – первым нарушил тишину Холодоша своим звонким голосом.
Все разом оглянулись. В пылу спора никто не вспомнил о его существовании.
– Сколько-то вам всего ведомо, сколько-то у вас чудес случается. А вот я… А вот мне…
– Тебе ли грустить, тебе ли горевать об том! – разволновался Ванька. – Ты же ведь сам чудо и есть! Ты нам об себе лучше чего поведай, а мы зараз и послушаем и потешимся.
– Да что мне о себе рассказывать-то? – неуверенно произнес снежный мальчик и вопросительно посмотрел по сторонам.
– А что хошь рассказывай, хошь были, а хошь небылицы.
– Откуда ты есть взялся и чем живешь…
– И что ешь и что пьешь…
– Давай, Холодоша, не томи!
Ребята одобрительно закричали. Дюжина пар серых, карих, черных, голубых глаз пытливо уставилась в прозрачные печальные очи Холодоши.
А ему было чего рассказать. Поведал он, как был рожден однажды в морозную крещенскую ночь от маленькой яркой звездочки, упавшей с неба в зимушкинский пруд. Как долго скитался по лесам и перелескам, покуда не встретил двух добрых стариков-холодовиков. И как те научили его уму-разуму: деревья снегом укрывать, землю голую укутывать, на речке мосты леденить. Рассказал про то, как делил с ними ночлег, устраиваясь на пушистых сугробах или под широкими еловыми лапами. Про то, как питался снегом и лакомился сосульками. И что любимым делом его было скакать по высоким макушкам сосен да распутывать заячьи следы.
