скачать книгу бесплатно
Она судорожно трясла рукой. Бедный листок чуть не упал на землю.
– Не… не знаю… Может быть… Дело в том, что он стоял спиной и…
– Ах, все потеряно!
Девушка обреченно опустила руку, и листок оказался прямо в луже.
– Нет же, нет! – запричитал он, барахтаясь в грязи.
Девушка с жалостью и недоумением поглядела на него.
– Разумеется, он стоял спиной. Но если ты хоть немножко напряжешь свою затуманенную горем память, то вспомнишь, что у того старика волосы оставались русыми и шелковистыми, как у молодого. Старость не тронула их.
– Так ведь он мог быть на картине и прежним, молодым. Как узнать теперь? К сожалению, это осталось тайной.
Девушка тихо вздохнула, безмолвно подобрала листочек и стала вытирать его рукой. Глаза, наполненные слезами, смотрели куда-то сквозь него.
– Ты ведь еще не все вспомнила, – не унимался он. Фыркая и сбрасывая с себя грязные капли, он продолжал. – Твой художник нарисовал эту картину совсем недавно. А недавно что у нас было? Правильно, осень! И парк на картине был осенний, и рояль был усыпан опавшими листьями, и вы танцевали осенний вальс… Раз! два-три… Раз! два-три… А ты нежно-нежно глядела ему в глаза и что-то говорила…
– Я люблю тебя! – сорвалось с ее губ.
Она подхватила листок и, счастливая, закружилась с ним. Она кружилась в вихре вальса под гул ветра, под шум холодного дождя, под шорох сырой травы под ногами.
– Я люблю тебя! – продолжала заклинать она, танцуя, как безумная, и целовала мокрый бурый лист у себя на ладони.
«Я люблю тебя!» – эти слова эхом разносились по пустынным аллеям, долетали до далекой чугунной ограды, поднимались высоко над старым парком. Их никто не мог слышать в безлюдном пространстве, кроме одного человека – быстро приближающегося юноши со свертком в руке. Он нес свою лучшую картину под названием «Осенний вальс». Но об этом знали лишь он, она и последний лист ускользающей осени.
Снежинка
Зима в этом году была особенно снежной. Вихри и метели, кружившие в морозном воздухе, щедро рассыпали на уснувшую землю бесчисленное множество белых пушистых звездочек – снежинок. Хрупкие, изящные, невесомые, они медленно скользили по небу на крыльях ветров и, играя на солнце своими веселыми лучиками, ложились повсюду – на заледенелые дороги, деревья, крыши домов и машин. Их жизнь была легкой и беззаботной, как и они сами. Что могло потревожить их крохотное счастье? Ровно ничего. Они тихо радовались каждому мгновенью прожитой жизни и радовали всех на земле своим озорным блеском и очарованием зимней сказки.
Снежинки, как и люди, были разные по натуре. Одни беспечно резвились, погибая под безжалостными колесами автомобилей и на горячих заводских трубах. Другие же предусмотрительно рассаживались на макушках высоких деревьев или уносились с попутным ветром на далекие заснеженные поля и ледяные реки – прочь от городской суеты и теплой человеческой жизни. Но никто из маленьких красавиц не мог знать, когда же придет конец, когда злой рок унесет их на страшную погибель в чуждую сторону или плаксивая оттепель растопит неумолимой сыростью их тонкие ледяные сердца.
В тот день с утра был сильный снегопад. Неведомо откуда взявшееся на чистом небосклоне пушистое мягкотелое облако разбросало на проснувшийся город целый дождь искрящихся белых пушинок. Особенно много их выпало в парке. Когда же взошло солнце, целый город – и большие, и маленькие – с веселым смехом потянулся на заснеженные дорожки парка, чтобы вдоволь насладиться чудесным зимним утром.
Молодая новорожденная снежинка, оброненная облаком, вместе с другими легкокрылыми подружками, летела, подхваченная ветром, в манящую неведомую даль. Сначала она видела вокруг себя холодное голубое пространство и миллионы таких же, как она, ослепительно белых красавиц. Внизу пестрела бескрайняя земля и обещала много неожиданных открытий и неиспробованных впечатлений.
Снежинки шумным вихрем опускались вниз и своими звонкими голосами наполняли все уголки большого городского парка. Они проносились то тут, то там, желая всюду побывать, все увидеть.
Молодая снежинка тоже поддалась общему радостному настроению и вместе с другими стала кружиться над огромным ледяным катком. Лилась красивая музыка, и сверкающие белоснежные огоньки построились в воздухе дружным хороводом и стали кружиться в такт мелодии, стараясь не отстать от танцующих фигуристов.
Снежинка так увлеклась этим занятием, что с непривычки у нее закружилась голова, и она чуть не попала под чей-то острый конек. В страхе она отлетела в сторону.
«Нет, так не пойдет, – благоразумно подумала она. – Я еще очень молода и совсем не хочу погибнуть, не успев насладиться как следует счастливой снежной жизнью.» Однако другие снежинки все же продолжали беззаботно веселиться и падать куда попало. Подул легкий ветерок, и они ускорили движение. Юные фигуристы, а точнее фигуристки, потому что на льду были в основном девочки, еще больше обрадовались новому снежному порыву и с восторгом стали поднимать вверх руки, ловя неловкие белые кристаллики. Те же тотчас таяли на их теплых руках.
Все это видела маленькая снежинка и уже торопилась покинуть опасный каток, чтобы избежать подобной участи. Ветер помог ей перенестись на широкую заснеженную поляну, залитую солнцем. Здесь озорные мальчишки дружно сооружали огромную боевую крепость. Между делом, чтобы не зевать, они подгоняли друг друга громким улюлюканьем и метко запущенными снежками. От этого становилось веселее и снежинкам, и ребятам, которые в пылу борьбы пытались увернуться от быстрых ударов. Частенько какой-нибудь ком попадал в чью-то голову и тут же рассыпался белым фонтаном под радостный мальчишеский хохот.
Снежинка сама смеялась от души и в то же время поспевала ловко избегать столкновений со снежными снарядами.
Приближался полдень. В пылу азарта она так уморилась, что, примостившись на макушку построенного кем-то снеговика, не заметила, как мирно уснула. Ей снилось, что плывет она огромным белым облаком над землею выше всех снежинок, поднимаясь все выше и выше. Ей делается все холоднее и страшнее. И знает она, что больше никогда не вернуться ей на землю…
Вдруг сильный удар потряс ее, выведя из забытья. Это запущенный кем-то камень разбил голову снеговика, едва не лишив жизни и снежинку. Началась нешуточная война среди разбушевавшейся ребятни. Один из снежков, пронесшихся мимо снежинки, чуть не сломал ее тонкие крылышки. Она, не раздумывая, поспешила скрыться.
Ее новое пристанище оказалось где-то среди сосен, в стороне от парковых аллей. Здесь тесной кучкой сидели взрослые люди – мужчины и женщины. Они грелись около жаркого костра, на котором жарилось сочное мясо. Снежинка испуганно отпрянула от страшного огненного вулкана. Но отлетела недалеко – очень уж ей хотелось узнать, чем были заняты эти люди. А они, ничего не замечая, тихо пели чудесную нежную песню про снег и печаль, а один из них подыгрывал им на тонкой гитаре, покоившейся в теплых мягких руках.
Снежинка невольно покорилась этой человеческой грусти и наслаждалась заворожившей ее мелодией. Уютно устроившись на сосновой ветке среди старой побуревшей хвои, она с трепетным волнением мурлыкала в такт не знакомую ей песню:
Плыли снежинки в дали голубой,
Грустно на сердце нам было с тобой.
Лились слезинки —
Плыли снежинки.
Грустно нам было с тобой…
«Да, как много в жизни замечательного, – размышляла снежинка. – А как хочется узнать еще больше.»
Скользя ленивым взором по медленно спускающимся с неба белым хлопьям, она остановила свое внимание на одном из них – самой пышной и волнующе прекрасной снежинке.
«Вот это красавица!» С нескрываемой завистью она разглядывала богатое серебряное оперение удивительной незнакомки, переливающееся в блеске костра волшебными лучами.
А та, важно поворачиваясь, с удовольствием представляла жадному взору свое дорогое убранство. Но, упоенная успехом, белоснежная модница не заметилась, как слишком низко опустилась над пламенеющей бездной и тем самым сама приблизила жестокую развязку. Ненасытные языки костра в одно мгновенье обожгли ее, и с шумным треском оборвалась тонкая красивая жизнь.
Сердце молодой снежинки сковало ужасом. Не в состоянии пошевелиться, она еле дышала на своей ветке. Теперь в ее маленькой ранимой душе уже не осталось места для радости. Только задумчивость и печаль навсегда поселились в ней. Снежинка внезапно почувствовала, что повзрослела. И от этого ей стало еще грустнее. «Что же будет дальше?» – с тревогой подумала она.
Стало понемногу смеркаться. День начал приближаться к закату. Неожиданно налетевший вихрь легко подхватил маленькую снежинку и понес куда-то. Она, не сопротивляясь, безропотно подчинилась его воле и вскоре оказалась на широкой аллее. Вокруг стояла непривычная тишина. Людские голоса не были слышны. Снег уже не сыпался с неба и не искрился. Оглянувшись, снежинка не увидела ни одну из своих подруг. Ей сделалось жутко одиноко в этом безлюдном пустынном мире. Лишь старый дворник вдали монотонно чиркал метлой по дорожке, сметая примятый жалкий снег.
Вдруг жесткая метла подхватила большой белоснежный хрусталик и откинула его куда-то в кусты. Снежинка тут же поспешила туда. Она хотела узнать, кто это, хотела поделиться с ним своими печалями и, возможно, уберечь от таящейся опасности.
«Какая странная снежинка!» То, что она увидела, не было похоже ни на одну из ее знакомых: какое-то огромное белокрылое создание, удивительно красивое, с черными лапками, с черными усиками и накрепко закрытыми глазами. Это была бабочка-белокрылка, замерзшая с приходом зимних холодов и обреченная на вечный покой.
Напрасно юная снежинка пыталась вернуть ей жизнь своим ледяным дыханием, расшевелить ее лапки своими колкими крылышками, напрасно умоляла ее очнуться. Даже такое большое живое существо тоже оказалось подвластно умиранию.
Снежинка опять почувствовала себя глубоко несчастной. Вновь глухое одиночество коснулось ее своим неприветливым взглядом. Она вся сжалась, поникла. В вечернем сумраке ее серебряное одеяние сделалось блеклым, скучным.
Над головой проплыла медленная серая туча и закрыла последние лучи уходящего дня. Резкий колючий ветер понес снежинку куда-то в конец аллеи.
Она уже не думала, зачем летит и что ждет ее в темной глубине парка. Она уже ни о чем не переживала и ничего, кажется не желала.
В закатной вечерней дали вырисовывался неясный силуэт какого-то памятника. Снежинка пригляделась внимательнее. Это была мраморная статуя девушки, прекрасной, величественной, неприступной.
«Она такая же белая и холодная, как и я. Интересно, кто такая эта чудесная красавица,» – подумалось снежинке, и она невольно залюбовалась изваянием. Внешность у каменной девушки была безупречной: точеное лицо с правильными чертами, гибкий стан, укрытый легкой накидкой, маленькие прозрачные руки, пронизанные тонкими мраморными жилками. Взор ее был безжизненно неподвижным и холодным.
Подлетев ближе, снежинка почувствовала непривычный холод, веявший от статуи. С опаской она все же присела на ледяное плечо.
С нескрываемым восторгом разглядывала она своего кумира. Но вскоре это занятие ее утомило, и она начала незаметно зевать. Однако скучать ей пришлось недолго. В сгустившемся мраке снежинка увидела слабые очертания человека. Спотыкаясь, он медленно приближался к памятнику. Это был молодой мужчина, высокий и худой, в его походке сквозила не то усталость, не то робость. Тонкое пальто на нем плохо согревало его, и он дрожал всем телом. Снежинка поймала его взгляд – изможденный и тоскливый. Видно, жизнь не баловала его, зато трудности и невзгоды не поленились позаботиться о бедном юноше.
Подойдя к мраморному подножию, он пристально посмотрел в глаза белокаменной красавицы. Теперь его взгляд был глубоким, влюбленно преданным, он мягко скользил по ее лицу, ласкал и согревал исходящим из сердца теплом.
Снежинка не понимала, как можно было любить пусть и прекрасное, но неживое и бесчувственное создание, такое, как эта статуя. А в то же время ей, снежинке, до смерти захотелось стать подобной, но божественно восхитительной красавицей.
Пока она вздыхала о своих несбыточных мечтах, молодой человек стал что-то шептать тихо-тихо. «Странно, – подумала снежинка. – С кем он разговаривает, ведь вокруг никого нет?» А он стал говорить громче, и до ее слуха долетели обрывки волнующего стиха:
А ты холодная, как лед.
Тебя ничто не потревожит.
И даже пламя не поможет,
В тебе любовь не разожжет.
Эти слова, должно быть, предназначались той, перед которой влюбленный стоял в трепетном преклонении. А бедной снежинке на миг почудилось, что он читает стихи именно ей, это ее согревает жадным взглядом, ей признается в любви. Она взволнованно задышала, задрожала от нахлынувших чувств. Но то был сладкий обман. Юноша глядел в холодные глаза статуи, а она оставалась все такой же прекрасной и неподвижно равнодушной.
Тягостную тишину вдруг нарушил резкий гул подъезжающей машины. Молодой человек вздрогнул и поспешил скрыться в вечерней тьме. Яркий луч фар осветил памятник, и снежинка сжалась от страха.
Хлопнула дверца машины, и на дорогу вышла молодая красивая дама. Она беззаботно улыбалась, ее глаза блестели затаенной радостью, на щеках играл нежный румянец. Девушка наслаждалась морозной свежестью, тишиною спустившегося вечера и всему на свете, ей доступному.
Подойдя к изваянию, она заулыбалась еще больше, любуясь его красотой и изяществом. В ее глазах светилась гордость и самодовольство.
И тут снежинка неожиданно обнаружила, что прекрасная дама была никто иная, как сама статуя, точнее статуя оказалась чудесным повторением этой земной богини, оказавшейся вдруг в вечернем парке. Только вместо накидки на молодой особе была тяжелая пышная шуба, а лицо сияло живым человеческим теплом.
В это время из автомобиля вышел еще один человек – плотный средних лет мужчина в шляпе, дорогом пальто с меховым воротником. Снежинка успела рассмотреть его строгое неулыбчивое лицо и потухший взгляд его холодных бесцветных глаз. Он что-то стал говорить своей спутнице настойчивым резким голосом. Слушая его, она побледнела, опустила ресницы, сникла, потом горячо заговорила. В ее словах звучала дрожь и горечь неизбежной утраты. Их голоса сплелись. Из-за шума работающего двигателя снежинка не могла разобрать смысла разговора. Она увидела, что мужчина решительно отошел в сторону, замахав руками. Девушка кинулась за ним. Попыталась его обнять, протягивая к нему тонкие в кольцах руки. Но тот небрежно ее оттолкнул, круто повернулся и, не сказав ни слова, сел в автомобиль. Обиженно фыркнули колеса, и только сизая дымка газа еще густилась на голой дороге.
Девушка не помня себя побежала вслед ускользающей машине, что-то крича в глухую темноту. Шуба слетела у нее с плеч, и она осталась лишь в легком белом платье. В нем она еще больше стала похожа на свое мраморное изображение. Девушка замерла на месте и беззвучно глядела в безжизненную даль темных аллей.
И вдруг возле нее оказался тот самый молодой человек, который только что безутешно признавался в любви каменной статуе. Он подобрал с земли шубу, бережно укрыл ею хрупкие плечи девушки. Он говорил ей что-то волнующе нежное, утешал ее, согревал дыханием ее руки, пытался взглядом поймать ее взгляд. Но тот оставался безучастным и отрешенным. Девушка ничего не видит и не слышит. А из страстного потока слов до нее долетает лишь одно – «люблю». Но не находит ответа в ее сердце.
Зато оно непостижимым образом проникает в душу маленькой бедной снежинки, и она вдруг постигает его глубокий смысл. Своей тонкой ледяной натурой она начинает ощущать щемящую боль настоящей страсти. Она осознает, что в ее власти находится чужая судьба и что она в силах повлиять на нее. Именно ей предназначено помочь этому юноше обрести счастье, уберечь его подругу от ложных чувств и спасти их умирающую любовь. Испытывая жгучую потребность исправить несправедливость, снежинка готова без страха и сожаления расстаться с самым дорогим, что у нее есть, – с собственной жизнью.
Она решительно срывается с холодного мрамора статуи и, не колеблясь, опускается на пушистые ресницы девушки. Растопленная живым человеческим теплом, она начинает быстро таять, стекая прозрачной слезою и наполняя глаза горьким раскаянием и живым чувственным блеском. Последнее, что слышит снежинка в своей короткой и яркой, как вспышка жизни, – слово «да», слетевшее жарким шепотом с трепетных уст неприступной красавицы.
Холодоша
В селе Зимушкино все готовилось к приближающемуся празднику – Рождеству. В ночном небе зажигались волшебные звезды. И на земле, в каждой избе, не жалея жгли свечи. Сквозь ледяные узоры на окошках блестели огни наряженных елок. На потеху ребят на них вешали медовые пряники и кренделя.
Праздника ждали и стар и млад. Из больших скрипучих сундуков жители доставали яркие наряды, чтобы удивить соседей. Из домов выметывали мусор. Дворы вычищали, нагребая огромные сугробы. Добрые хозяйки стряпали жирные пироги с капустой, с грибами, с яблоками да с куриными потрошками.
По улицам, по заснеженным дорожкам расхаживали разудалые молодцы с гармошками и звонкими песнями, приглашая девиц на прогулку. А дети малые бегали по окрестным дворам с пестрыми мешками, набитыми разным добром, и распевали:
Пришла коляда
Накануне Рождества.
Дайте коровку,
Масляну головку.
Но не только люди были увлечены праздничными хлопотами: мороз сковал речку Зимку, что течет через все село, он же развесил сосульки на мостах и крышах, покрыл инеем хрупкие ветки деревьев. А снежок устелил землю, голую и холодную, чтобы ей всю зиму тепло и сладко спалось.
Этими важными зимними делами усердно занимались два седых бородатых старика из зимушкинского леса. Они зорко следили, чтобы льда и снега было много и в селе и в его окрестностях. А накануне Рождества они и вовсе не ведали отдыха. Весь день и всю ночь, кряхтя и тяжело ступая огромными валенками, протоптали они немало дорог. То елочку неукрытую увидят – засыпят снежком, то трещинку на реке найдут – законопатят ледком. А уж сколько им пришлось постараться для детишек – сказать трудно: и сугробов для снеговиков намести, и ледяных горок для катанья настроить, и сосулек-леденцов поразвесить. Умаялись старички, присели на бревно отдышаться. На небе звезды горят праздничными свечками, снег искрится в их сиянии ледяными блестками.
– Эх, хорошо! – крякнул один из них.
– Да, хорошо! – подтвердил другой. – Глянь-ка, как небушко вызвездилось. Знать наутро мороз знатный будет.
– Оно-то и нынче мороз нешуточный. Да что мороз! Вот я рученьки свои замучил-то, намедни махаючи.
Так говорил старик по прозванью Холод Иванович, а по роду занятий самый что ни на есть снежный мастер. Он ходил в длиннополой белой шубе и старательно размахивал огромными рукавами. Один взмах – и на высокой сосне целая шапка рыхлого снега. Еще взмах – и заячья нора укрыта хорошим сугробом.
– Тебе бы все поворчать да посетовать, – возразил его приятель.
И вправду, Холод Иванович был страсть как склонен к размышлениям вслух. А более находил он наслаждение пожаловаться на свою старческую немощь своему старому доброму другу – Морозу Васильевичу.
Вот-вот! Другого старика и звали-то в аккурат Морозом Васильевичем. Нравом тот был молчалив, даже угрюм, не любил не в пример Холоду Ивановичу лишних слов. Смотрел на вещи здраво и говорил лишь по существу. Редко в его пышных усах можно было увидеть улыбку. Держался он всегда стойко. И хотя скрипели его ледяные косточки, старался и виду не подать.
Нынче и он шибко притомился. Хотя работа-забота его была вовсе другая – лед ковать да сосульки чеканить. Он все ноги себе оттоптал, выбивая звонкий хрусталь на ручьях и реках. Постарался он и для ребятишек – сладил большую гладкую горку, чтоб весело им было кататься по высокому склону на речке Зимке. Теперь только ставь салазки и лети!
– Вот уж знатная горка! Отродясь таких не видел, – не мог нахвалиться Холод Иванович. – А сколько снегу-то положено, батюшки, и не сосчитать. Все детворе на забаву. Да, и ты мне здорово подсобил, Васильевич. Эх, если бы не я, если бы не мы..
Холод Иванович все говорил и говорил, а другой старик в это время мирно засыпал, убаюканный однообразным бормотаньем приятеля, гулким скрипом заледенелых деревьев и крепким морозным воздухом звездной январской ночи.
Яркий солнечный свет праздничными лучами пробирался в узкие улочки села Зимушкино, играл озорными огнями на широких заснеженных полях, заглядывал в окна домов, будя заспанных жителей и выгоняя радостную детвору во двор. Детский смех слышался во всех деревенских уголках. Никакой мороз не был страшен маленьким сорванцам.
На окраине села, за старым перекошенным амбаром, притаились два старика. Один в пышной снежной шубе, сверкающей на солнце веселыми искорками. Он с ног до головы усыпан снегом, даже на бровях и белых усах лежит снег, лежит и не тает. Другой же старик будто изо льда весь. Шуба, и шапка, и валенки – все ледяное. Нос и щеки тоже прозрачные, словно стеклянные, и не краснеют на морозе. И, конечно же, это Холод Иванович и Мороз Васильевич. Они с удовольствием наблюдают, как катается с высокой горки ребятня. Разрумяненные мальчишки и девчонки шумной гурьбой съезжают как попало вниз, налетая друг другу на спины и головы. Спадают на снег шапки, переворачиваются салазки, рассыпаются в пух огромные сугробы, и еще громче поднимается ввысь задорный детский хохот.
Даже маленькая белая собачка с рыжим ухом по кличке Вершок оказалась втянутой в веселую забаву и с отчаянным лаем кубарем катится вниз. Там ее нагоняет метко запущенный снежок. Собачка огорченно взвизгивает.
– Ай-ай-ай, какой негодник! – сетуют из своего укрытия старики и грозят ледяным пальцем краснощекому вихрастому мальчишке. А тот, знай себе, лишь смеется звонко да швыряет снежки в кого ни попадя. Одет он в плохонькое пальтишко, на ногах латаные валенки, большие, не по ноге. Шапка же, напротив, шибко мала и плохо прикрывает красные от мороза уши. А он будто не замечает холода и все хохочет.
Старики сразу признали озорника. Это Ванька – сын местного кузнеца и бедной крестьянки Акулины. Кузнец Федор ковал подковы для всех зимушкинских лошадок и для барских вороных. Да еще телеги умел починять да колеса на кареты налаживать. Богат он был несказанно: косая избенка, тощая лошаденка, детей мала куча – семеро головушек да одна пара валенок на всех.
Вот нынче и случился Ванькин черед их обуть. А младшие – Мишка да Аришка – в окошко глядят, братцу завидуют. А он, неугомонный, снежки все метает да и не видит, что старушка по дорожке по скользкой идет, с трудом с ноги на ногу переваливается. А в руках-то у нее ведерце пустое – знать, по воду собралась. А снежок-то Ванькин, глядь, в ведерце и попал в самый раз. Старушка руками всплеснула и свое добро догонять. А оно катилось, катилось и до амбара прикатилось, у доброго снеговичка остановилось. Снеговичок, ребятами слепленный, хорош был: большой, круглый, глаза черные, из угольков, нос шишкою еловой, в руке метелка сломанная, а вот на голове-то ничегошеньки.
Холод Иванович и Мороз Васильевич, стоявшие неподалеку, лукаво переглянулись, подхватили пустое ведерко, на голову снеговику нацепили, а сами в лес под гневные причитания старушки.
– Да, шутки шутками, а службу нести все же надобно, замечает Холод Иванович, когда друзья оказались далеко в лесной чаще.
Морозу Васильевичу трудно не согласиться с ним. Оба хоть и старые, а поспешать все равно приходится: и снега наметать, и льда нагнетать. Идут дедки, раскачиваются; скрипят старые кости, скользят непослушные ноги. Но вот откуда ни возьмись подул попутный ветерок, подхватил их и понес. Обрадовались приятели легкой дороге, да только ветер был недолог и скор. Чуть разогнался и улетучился тут же. Холод Иванович не удержался на мерзлой земле и с сильным грохотом свалился, лишь крякнуть успел. А вслед ему и Мороз Васильевич не удержался и упал да так, что треск раздался. Покатились оба под рябиновый куст, сбили с него снежную одежу, оголили красные грозди ягод. Барахтаются в снежной пыли, чертыхаются, моргают, чихают да на чем свет бранятся на лед, на ветер и друг на друга и хоть что-нибудь увидеть пытаются. И увидали: сквозь белый дым глядят на них испуганно чьи-то черные косые глаза и тоже моргают. Когда снег улегся, оказалось, что это заяц-беляк сидит, дрожит, уши к голове прижал. Одно ушко у него длинное, а другое короткое, кем-то обгрызанное.
– Никак испужался, косой? – захлопотал Холод Иванович.
А Мороз Васильевич за рукав его дергает: гляди, мол, кто там за пнем прячется. Видят, пушистый рыжий хвост мелькнул. Это лисица-плутовка зайкины следы распутывает, на белого трусишку охоту ведет. Тогда Холод Иванович, не раздумывая, замахал своими рукавами да рукавицами, намел пурги на всю округу, и спрятались под снежным покровом заячьи следы.
– Так-то ладно, так-то надежно, – расчувствовался он. – Потому как пособлять надобно братьям нашим меньшим и всякому, кто…
Но Мороз Васильевич не слушал приятеля, а, подойдя осторожно к зайке, спросил его:
– Ты скажи нам, косой… Ах, нет, лучше покажи. Может, есть где местечко для нашей работенки снежной али ледяной. Ты, чай, далеко бегаешь, много знаешь. А то мы уж давненько ходим, бродим все без делу, зазря землю мнем.
Зайчик радостно закивал разноухой головкой и поспешил в глубь леса, увлекая за собой ковыляющих старичков.
Долго добирались они со своим попутчиком, наконец пришли к большому ручью, радостно журчащему среди сугробов. За дело взялся Мороз Васильевич, и скоро толстый ледяной панцирь охватил весь поток, спускавшийся с пригорка в сосновый бор.
Потом зайчишка прискакал на поляну, почему-то забытую ветрами и вихрями. Едва припорошенная земля вся дрожала от холода, а тонкие стебельки пожухлой травы зябко склонялись под легкой снежной простынкой.
– Вот уж, истинно, безобразие! – заохал Холод Иванович и пониже спустил рукава.
