Мальчик по вызову

На кухню пришёл Денис и позвал меня курить.

– Я вчера, или, точнее, уже сегодня, уснул за столом прямо рядом с ноутбуком, ноутбуком Ильи, как знаешь, многие пользуются. Этот Петя вернулся среди ночи, как обычно, и взял ноутбук. А там были вкладки с гейских сайтов: я объявления размещал… по работе. Он потом подошёл ко мне и сказал: «Ты поосторожнее, а то мало ли кто может увидеть открытые страницы». В общем, я теперь переживаю. Раньше только вы с Ильёй знали, а теперь ещё и Петя.

– Он вроде адекватный. Будем надеяться, что не разболтает.

– Так сколько ты страниц уже написала?

– Кажется, пять.

– Ну и скорость! Усейн Болт позавидует.

– Он, кстати, завершил свою карьеру. С бронзовой медалью.

– Да что за лето такое! Все откуда-то уходят! И я хочу прочитать эти пять страниц. Интересно же, что ты там варганишь.

– Вот как дойду до десяти страниц, тогда пришлю.

– Так мне до следующего года ждать! Мне умереть или убить кого-нибудь, чтобы дело пошло быстрее?!

– Слушай, а это вариант!

– Да иди ты! У меня ещё долг за хостел, и я социологию не сдал, чтобы восстановиться.

– И у тебя нет нормального костюма.

– Вот-вот.

Рано или поздно это должно было произойти. К нам в хостел заехал ещё один гей. Денис раскусил его моментально. У него действительно выработалось шестое чувство на своих «собратьев». Этот парень был на несколько лет его старше, на пару десятков сантиметров выше, на несколько порядком внушаемее, всё как Денис любит. Когда «свеженький» понюхал аромат туалетной воды на его запястье, Денис принялся к нему подбивать клинья. «Работал» он четыре через три, так уж в определённые дни у него было много свободного времени, которое он пытался занять всё тем же сексом. И когда Артур был в отъезде, он находил себе других партнёров. Я была «сторонницей» Артура, но пыталась не читать по этому поводу нотаций Денису, чтобы не казаться сварливой бабкой. «Прогрессивные взгляды требуют всепонимания и всепрощения», – успокоила себя я.

Денис попросил меня осторожно расспросить парня о его сексуальных предпочтениях. Да как два пальца об асфальт! Мне все докладывают, с кем спят и в каких позах. Да у меня буква «Д» на лбу, в том смысле, что «доверяй ей». Но подвести товарища, когда ему срочно нужна чья-то задница, никак нельзя. Какой я тогда товарищ, спрашивается? Наш разговор выглядел следующим образом:

– Так чем ты занимаешься в Москве? – поинтересовалась я у Альберта, когда представился случай.

– Я – стилист. Но пока не очень успешный.

– А почему в родном городе перестал стричь?

– Там, скажем так, не все разделяли моё увлечение. И там я был просто парикмахером, а стилист звучит гордо.

– У вас в городе всех стилистов тире парикмахеров причисляют к геям?

– Я и то и другое.

– В смысле, ты – гей?

– Да.

– Ух, ты! И так просто мне об этом говоришь?

– Но ты же дружить с геем, тебе можно доверять.

«У них радар срабатывает, наверное, на себе подобных», – подумала я. Эти двое нашли друг друга где-то в районе плит за хостелом. А меня замучила совесть, ведь Артур написал мне тем же вечером: «Привет! Как дела?» Мне захотелось ответить ему: «Привет! Всё норм. Я помогла твоей второй половиной скрасить твоё отсутствие», но я сдержалась. «В конце концов, это не моё дело!» – решила я. Однако, какие-то беспощадные дикие кошки скребли на душе. Но в хостеле легко забыть об угрызениях совести, здесь всегда есть, на что отвлечься. Например, на покер и чай. Мне даже удалось выиграть пару тысяч. Я боялась, как бы меня не замочили, из-за такого «большого куша», но, к счастью обошлось.

Следующую диктофонную запись я прослушала в Третьяковской галерее. Пошла туда ваша покорная слуга только из-за одной картины – «Над вечным покоем» Левитана. Художники, как и писатели, порой выражают за нас те мысли, те чувства, в которых мы не можем разобраться. И мы прикипаем к этим произведениям искусства, надеясь найти в них ответы на интересующие на вопросы. Мы ищём в них поддержку и сочувствие, потому что люди слишком заняты глобальными проблемами, им не до отдельных личностей и их душевных мук.

Там свинцовые облака, широкое озеро, одинокая церквушка и кладбище возле неё, как было заведено во всех российских деревнях. И каждый раз, когда смотришь на эту картину, находишь что-то новое. Она похожа на северное сияние. Я ни разу его не видела, но говорят, что завораживает не на шутку и что у него миллион оттенков. «Вечность, грозная вечность, в которой потонули поколения и потонут ещё… Какой ужас, какой страх!» – написал Левитан в письме к Третьякову. А мне кажется, что на этой картине застыло умиротворение. Но при этом там есть что-то грозное и устрашающее. Это как человеческая душа: она не может всё время быть в состоянии покоя, для неё всегда есть угроза «быть в смятении». Мы всё ищем что-то, а покой – это отказ от поисков.

Помню, мне захотелось найти похожее место. Не обязательно даже город Плес, где Левитан писал картину, но что-то умиротворяющее. Я увидела Осташков в тревел-шоу на одном из центральных каналов и поняла, что «вечный покой» найден. Я тогда получила диплом и решила отметить получение высшего образования поездкой в это место.

Что я вам могу сказать о самом городе. Его словно обошли стороной Великая Отечественная война (впрочем, боевых действий на территории Осташкова действительно не было), большевизм и «американизация». Там время идёт своим чередом и люди живут так, как им удобно, независимо от предпочтений государственной политики. Там повсюду надписи в стиле Петербурга начала XX века: «Канцелярия», «Лавка аптекаря», «Баръ» и т.д. Если в Королёве (Подмосковье) я видела надпись «моповая» (от англ. слова mop – швабра, подразумевается, что моповая – это кладовая), то в Осташкове, который в пяти часах езды на машине от Москвы, и где многие москвичи строят дачи, таких чудес морфологии не сыщешь. Здесь сохранились церкви XVIII века, деревянные дома, что само по себе редкость (напомню, боевых действий здесь не было, в отличие от того же Ржева, который находится сравнительно недалеко, и который во времена Великой Отечественной войны был превращен в минное поле и практически уничтожен). Здесь словно размываются временные рамки. Старинные дома, почти полное отсутствие общественного транспорта, картинные пейзажи… и бесчисленные велосипедисты в экипировке. Здесь все стремятся заниматься спортом, приобщаются к здоровому образу жизни, всячески используют то, что они живут у Селигера – прогулки с собаками на остров Кличен, прогулки на велосипедах, пробежки в лесу, пикники, йога на берегу и т.д. Могу с уверенностью сказать, что моя маленькая мечта осуществилась. Я нашла другую Россию – самобытную, многогранную, бесконечную, не ограничивающуюся торговыми центрами, каменными постройками и недалекими мировоззрениями.

И почему люди так любят путешествовать? Наверное, опять же из-за того, что нам всё время нужно новое. И нам нравится видеть, что кто-то живёт иначе, что у кого-то другие традиции, другие достопримечательности, другие герои, другие гастрономические предпочтения, другие пейзажи, другая погода. Вперёд к неизведанному, это про нас всех.

– Я хочу сделать предложение Артуру, – услышала я голос Дениса в наушниках, – Но это невозможно. Во-первых, я не смогу бросить работу. Она меня кормит, обувает, одевает и так далее. И если бы у Артура не было постоянных рейсов, я вообще бы не мог с ним встречаться. Я в квартире то живу только, когда он приезжает. Одному мне там скучно и одиноко. Я люблю всё время быть в центре событий. И вряд ли я способен на серьёзные отношения. На данном этапе мне важно заработать денег, как-то закрепиться в Москве. Я хочу чего-то добиться, а для этого нужно скрывать свою ориентацию, а не объявлять открыто, что твой муж – гей. Создавать семью, когда у тебя ни кола ни двора, как-то не вариант. Я люблю комфорт. И, наверное, комфорт я люблю даже больше Артура, как бы это мерзко для тебя не звучало. Все мы любим, прежде всего, себя, а потом уже всех остальных. А если буду бедным, я не смогу с уважением к себе относиться. Тогда я ни к кому не смогу с теплотой и уважением относиться. Можешь осуждать меня сколько хочешь…

– Я тебя не осуждаю.

– Вслух не осуждаешь, но я вижу, что хочешь осудить. Но я не хочу быть неудачником. Быть неудачником, да и ещё геем – это диагноз. Во-вторых, почему я не могу пожениться, так сказать, в нашей стране это в принципе невозможно, а ехать в другую нет денег. А заработать деньги на данном этапе я могу только эскортом. Вот такой замкнутый круг получается! Отношения сейчас тянут на дно. Я купил новый телефон, который мне был очень нужен, только потому, что получил заказ на пятнадцать тысяч. Это, кстати, был хиромант. Ему брат выделил комнату, и теперь он там хиромантит.

– О, хиромантом легко заработать. Главное – харизма и проницательность. Просматриваешь социальные сети клиента, распознаёшь какие-то события в его жизни по мелочам, несёшь всякую чушь.

– Он, кстати, как-то узнал про хостел. Он сказал: «Я вижу общежитие или что-то такое». Думаешь, догадался?

– Ну, где может жить неместный? Квартира или хостел. Он угадал. Сам, наверное, в хостеле тусовал когда-нибудь. Это ж сейчас самый дешёвый способ проживания. Квартиру даже на двоих снимать дорого. Цены так взлетели, что аш, аш.

– Может, и угадал. Я прям разочарован. Если бы у него были экстрасенсорные способности, то его слова про ребёнка оказались бы правдой. Он предсказал, что я усыновлю какого-то ребёнка. Вот, разрушаешь мои надежды!

– Я захотела завести кошку, и буквально через неделю была Аскорбинка. Если захочешь ребёнка, то всё бумажки оформишь и вуа-ля.

– А у нас геям даёт разрешения на усыновление?

– Не в курсе. Но думаю, что вряд ли.

– Вот блин! Вроде так же, как и ты, не хочу детей, но всё-таки корёжит от того, что не могу их иметь. Человеку почему-то всегда нужно знать, что он может хоть как-то продолжать семью, даже если он и не собирается этого делать.

– Это, наверное, на каком-то генетическом уровне заложено.

Я словно оказалась внутри картины Левитана. На несколько мгновений я ощутила абсолютное умиротворение… Но затем в зал ворвалась толпа китайских туристов. Я, тяжело вздохнув, направилась в другой зал.

Когда я возвращалась с очередного собеседования, на входе в хостел встретила Елисея.

– Как хорошо, что это ты! Мне нужно до банкомата сходить. Посидишь пока на ресепшене? А то просить Анатолия Абдуловича я не рискну.

– Хорошо.

– Если что, звони! Главное – всегда улыбайся! И не допускай хаоса!

– Еля, ты уходишь всего на пятнадцать минут! Хаосу нужно немного больше времени.

Я прошла за стойку ресепшена. Посмотрела по камере, что творится на кухне: там Анатолий Абдулович читал газету, а наш журналист обсуждал с режиссёром коммерческих видео русско-американские дипломатические отношения. Журналист был казахом, а режиссёр коммерческих роликов осетином. Жена главного индейца готовила рагу. Кто-то включил телевизор на юмористическом канале. В «деловой зоне» Федя играл на компьютере. Почувствовала себя Большим братом, который «следит за тобой».

– У нас, что ли, новый администратор? – в шутку поинтересовался наш местный фешн-фотограф.

– Да, на пятнадцать минут. Елисей отошёл.

– Куда?

– Не в мир иной. Всего лишь в банк.

Я увидела, по камере, как из дальнего душа вышел Илья. Через несколько секунд из того же душа вышла Алиса. «Может, он помогал ей голову мыть? Или помог застирать пятно на белой футболке? Или её тошнило, а он держал волосы? У меня есть повод кого-то ненавидеть. А то давненько я никого не ненавидела. Но Калашников, увы, не первый мужчина, который мне изменял. Особенно обидно только в первый раз. Ко всему привыкаешь. Мой лимит ненависти как-то исчерпан. Отец постарался, которого никогда не было рядом, постарался бывший, который изменял мне, постарались те, кто не нанимали меня на работу, постарались те, кто постоянно напоминали мне про мой рост, постарались те, кто считали меня странной, постарался тот, благодаря кому я оказалась в «яме с юмористическими отходами», постарались те, кто включали шансон на всю улицу. Больше я не способна на «ненавижу от всего сердца», увы. Наверное, уже не в том возрасте. Такие сильные эмоции мне теперь недоступны. И страдать я больше не умею. Мой лимит страданий исчерпан. Я же страдала из-за каждой мелочи, всё принимала близко к сердцу, меня мог вывести из душевного равновесия простой сломанный ноготь. Я своё перестрадала. Говорят, он своё уже выпил, а я своё выплакала. Вот опустела копилка с ненавистью, слезами, страданиями. Привыкла я к окружающему миру. Теперь постоянно хочется чего-то мотивирующего, радостного, интересного. Хочется, чтобы всё как с гуся вода», – подумала я.

– И давно ты администратором? – спросил Калашников, заметив меня.

– Минуты три.

– Ты что-то видела?

«Ну вот! Теперь придётся ему всё рассказать!» – вздохнула я.

– То, что ты козлина?

– Начинается! Пошли поговорим!

– Пока не могу. Елисей оставил на меня ресепшн.

– Ты же знаешь, что с Алисой это так, несерьёзно.

– Ты вообще несерьёзный. Играешь в танчики уже который месяц. И в хостеле ты до сих пор из-за того, что Ольга Георгиевна от тебя без ума. А так бы уже давно выселили за неуплату. Злоупотребляешь ты своим обаянием, Калашников.

– Вот видишь, мы уже ссоримся.

– В первый и в последний раз. Ты теперь свободен. Добби получил носок.

– Ах, ты! Знаешь же, что я люблю книги о Гарри Поттере.

С улицы зашли два парня. Они направились на кухню, оставляя за собой никотиновый шлейф.

– Ты реально классная. Ты даже сама не понимаешь, насколько ты классная. Но ты слишком заморачиваешься. Тебе нужно, чтобы всё было правильно, чтобы всё было идеально. А так не бывает. Расслабься! Мир не совершенен.

– Ты что, успокаиваешь меня?

– Я пытаюсь сказать, что тебе нужно пустить всё на самотёк. Хватит стараться на всё повлиять и всё исправить!

– Ты тему переводишь?

– Не совсем.

– Бла-бла-бла, ты говоришь что-то странное и бессмысленное. Я на тебя не в обиде, но мы больше не можем, так сказать, быть вместе. Ты – хороший парень, но я весьма консервативный человек. Я не люблю, когда ходят налево.

– Ты же человек широких взглядов!

– Видимо, не настолько широких. В общем, мы оба несём какую-то ахинею. Всё и так понятно.

– Да, расставаться мы не умеем.

– Остаемся друзьями?

– Конечно! И, по-моему, хороший друг тебе сейчас куда нужнее парня.

– Обнимемся?

Калашников с радостью устроил обнимашки. «Вот так хорошо, что всё хорошо закончилось! Просто и легко. Без сучка без задоринки. Никаких нервов!» – обрадовалась я, а потом полчаса плакала в туалете торгового центра. Я написала одной подруге об этом. Она назвала Калашникова козлом. Измена – это удар под дых по нашему самолюбию. Для женщин это большое личное оскорбление. Мы сразу задумываемся, что с нами не так. «Наверное, я так не хороша, раз мне предпочли другую», – эта мысль сразу возникает у каждой, даже если изменили писанной красавице. Нас с детства воспитывали, как принцесс, а затем оказывается, что и принцессами пренебрегают. Леди Ди – яркое тому доказательство. И мы злимся. Злимся уже даже не на того мужчину, который нам изменил, а на себя, что мы не смогли быть настолько прекрасными, чтобы у избранника и не возникло мысли о других женщинах. А всё гораздо проще. Всем хочется разнообразия. Все думают, а что если есть лучше, красивее, интереснее. Никто не застрахован. И ты просто должен доверять человеку, безгранично и необоснованно.

И что странно, я завидовала Калашникову: «Он, блин, выиграл в генетической лотерее. Классно – быть красивым. Таким многое прощают, таким многое даётся просто так, просто потому, что они – няши. Вот она – вселенская несправедливость. Может, и уголовный кодекс скоро на няш не будет распространяться?! Ой, ой, я – смазливый, извините, я – не такой неудачник, как вы, извините, на меня такая ерунда не распространяется, ой, ой, мне совершенствоваться особо не надо, я и так красив и привлекателен. Уступите мне в очереди успеха, я ж не такая серая мышь, как вы! Нет, меня такая фигня, как комплексы, не затронула. Вот блин, завидую своему же бывшему! А он, в общем, хороший же человек. Да, легко быть хорошим, когда тебе всё легко даётся и когда жизнь тебя не ломает… Вот опять!»

В этот вечер Денис пришёл крайне воодушевлённым. Он без конца улыбался и напевал «Despacito». Я была заинтригована.

– Колись! Что случилось? – спросила я, когда мы пошли курить.

– Ты не поверишь!

– Я верила в Деда Мороза, так уж попробуй!

– Поехал на очередной заказ. Рутина, снова то же самое. Но на этот раз мне повезло! Я приехал в шикарный дом. И ты не поверишь, чей он оказался.

– Удиви меня!

Денис замялся, начал теребить свой новый смартфон. А я уже изнывала от любопытства.

– Это звезда?

Он шепнул мне на ухо имя.

– Да ладно! Никогда бы не подумала.

– Сам в шоке. Были известные личности, которых я, так сказать, подозревал, но этого человека никогда.

– Мой мир больше никогда не будет прежним! Это просто песец! Ты его видел!

– Не просто видел.

– Я хочу всё знать в мельчайших подробностях. Как он был одет, как он говорил, какая обстановка у него в доме. А ты не брешешь?

Денис за сотую доли секунды нашёл фото у себя в телефоне. У меня глаза чуть на лоб не вылезли. Мне казалось, что я больше никогда не смогу моргать.

– Серьёзно? И всё это время он… Он легко согласился на фото?

– Да, без проблем. Только сначала я подписал договор о неразглашении. И в случае, если это фото попадёт в какую-нибудь соцсеть, меня привлекут к административной ответственности. И сумма моего штрафа составит сто тысяч рубликов.

– Жесть! Чувак, это круто! Теперь ты с ним знаком! Как думаешь, он ещё позовёт тебя?

– Надеюсь. Вроде я ему понравился. Он даже обещал захватить меня когда-нибудь на Бали. Но все они что-то обещают, только исполнять никто не торопится. И хочу сказать, он очень интересный. Наверное, это самый интересный человек, с которым я когда-либо разговаривал. После тебя, конечно. Вот бывает, находишься рядом с человеком и секунды считаешь, как бы побыстрее от него уйти, потому что ни одной общей темы для разговора. А с ним можно говорить вечно. Он какой-то неиссякаемый. Кажется, я влюбился.

– Это нормально. Этих людей все любят.

– Безумно, безумно, безумно классный!

Наш разговор прервал Калашников.

– Это ты про меня говоришь?! – поинтересовался он у Дениса.

– Нет, я кое-кого встретил сегодня.

Далее снова удивление и возгласы.

– Ты ездил к нему на заказ?! С ума сойти!

– Да, но мне нельзя распространяться об этом. Я подписал договор о неразглашении.

– Крут, чувак! Дай пятёру!

– Поедете сегодня к нам с Артуром в гости? Он вернулся из Англии. Привёз из Дьюти Фри много чего.

– Да, но мы теперь как бы не вместе, – сообщил Илья.

– И что? Мне теперь придётся общаться с вами по отдельности. Или того хуже, мне придётся выбирать?! Это же кошмар! У меня родители разводились, я знаю, что это такое. Не заставляйте переживать это снова!

– Всё нормально! Мы отлично переносим общество друг друга.

– Ух! Ты меня успокоила. У меня теперь будет вторая мама, второй папа?

– Не истери, сына! Мама и папа по-прежнему тебя любят. Только теперь по отдельности. Мы тебя не бросим.

– А на меня будут платить алименты?

– Денис!

– А ты будешь меня по воскресениям выгуливать?

Чтобы стать издаваемым писателем в наше время, нужно быть или бывшим наркоманом, или звездой реалити-шоу, или националистом. Треша, треша, всем подавай! Ты должен быть или гламурным блогером, или бывшей любовницей президента, или ребёнком знаменитости. Лакшери, лакшери, всем подавай! Ты должен быть или звездой кулинарных шоу, или жертвой цунами, или жертвой сексуального рабства. А если ты ребёнок знаменитости, ведущий кулинарный блог, лечился в наркологической клинике, являешься членом Госдумы, то книга тебе просто обеспечена. Её даже за тебя напишут, главное – твоё имя на обложке. А где люди, которые просто хорошо пишут? В каких-то унылых кулуарах или на литературных сайтах, у которых рейтинг ниже плинтуса? Где литературные самородки? Почему сейчас интересуют больше истории, чем умение эти истории оформить? Сейчас нужно добиться чего-то в другой области, чтобы потом твоя книга стала бестселлером. Вернее, чтобы твою книгу просто напечатали, нужно быть успешным в каком-то другом деле. Просто так писателем стать нельзя. По крайне мере, узнаваемым и продаваемым. Умения писать, с ударением на А, уточняю, недостаточно. Вернее, оно вообще не нужно, если ты ведёшь популярный блог о сотне способах приготовления картошки или блог о том, как сделать популярный блог. Издатели за это возьмутся. Но чтобы вот так просто сочинять – это прерогатива неудачников, которые ничего другого делать не умеют или попросту не способны.

Где те люди, которые будто знают обо всём, которые превращают текст в цитаты, которые свои чувства делают цитатами, те, кто придумывают людей, которые становятся героями для всех? Где те люди, которые страдали за свои идеи, которые отстаивали свои произведения, которые доказывали, что их произведения имеют право на существование?

Вот Набоков, например, был специалистом по чешуекрылым, по шахматным задачкам, по английскому и французскому языкам, по мировой литературе, и даже по кроссвордам. Но он всегда был, прежде всего, писателем, а потом уже преподавателем, энтомологом, филологом, шахматистом. Он всё досконально исследовал, чтобы это описать, потому что ему многое на свете было интересно, помимо славы и денег. Он же не стал сначала чемпионом мира по шахматам, чтобы написать об этом книгу. И он не играл на подобном уровне. Но писал он ещё на несколько уровней больше. Да, он написал «Лолиту», чтобы читали все остальные его книги. Да, большинство и не вспоминали бы его теперь, не будь многократно экранизированной «Лолиты». Потому что его книга «Дар» нужна в наше время только исследователям мировой литературы и большим любителям чтения, но не «массам». А сейчас издатели хотят исключительно сразу «Лолиту» и ничего больше. Они и слышать бы ничего не захотели про «Дар». Но Набоков создал «Лолиту», будучи уже признанным автором, у него уже были изданы книги, которые соответствовали его эстетическому восприятию. У него была возможность для творчества. Захотелось ему написать о маленькой девочке и интеллигенте-педафиле, и он это сделал. Но не из-за того, что заранее знал, насколько большой ажиотаж вызовет эта история, не из-за того, что она соответствовала запросам издательства. Напротив, тогда он даже не был уверен, что книгу примут и редакторы и читатели, хотя уже был знаковым автором. Но он написал экстравагантную историю, потому что не мог её не написать. Если писателю что-то втемяшится в голову… И это сработало. Он стал автором бестселлера. Но помимо бестселлера у талантливого автора были и другие «андеграундные» истории, которые ничем не хуже, а, может быть, даже лучше. А сейчас большинство писателей так и остаются авторами одной книги, потому что они или бездарности, за которых всю работу сделали литературные рабы, или им просто не издают остальные книги, которые «не будут продаваться». Так и «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» и «Под знаком незаконнорожденных» не были бестселлерами, хотя и принадлежат перу того же Набокова. Но их же издали, их до сих пор читают.

И самые лучшие писатели сейчас те, кто начали писать ещё в девяностых, когда можно было писать просто так, не подкрепляя этим свой статус в иной отрасли. Быть писателем в наше время – это, конечно, всё равно, что быть параноиком. Ты словно бьёшься об стену, борешься и борешься против привычки современных людей воспринимать информацию визуально, против привычки современных людей во всём видеть материальную выгоду.

Но от литературы нельзя отказаться. Потому что хорошие истории, продуманные персонажи нужны всегда. Через них человечество оценивает свой век, воспринимает важную информацию. Кассовое кино не будет создаваться, если не будет крепких сценариев и литературной основы. Вот и экранизируют сейчас по десятку раз истории, которые написали ещё в прошлом веке. Новых то создать не получается или не дают такой возможности. Нужны истории, проверенные временем, желательно по тысячу раз, а то вдруг люди не пойдут шуршать в кинотеатрах попкорном, и мы не отобьём свои деньги. Не хотят в наше время рисковать. А без риска искусство не создаётся. Только одноразовый ширпотреб.

Это мысли одолевали меня, когда я перечитывала десятую страницу «Мальчика». Сомнения мучили меня не на шутку. А вдруг я вообще просто зря трачу время, лучше бы писала тексты для рекламных роликов, рубила бы бабло. Но меня не взяли бы даже писать тексты для рекламных роликов, потому что нет московского стажа и портфолио. И я продолжала в очередной раз писать историю, которая, возможно, в очередной раз будет «пылиться» на рабочем столе моего ноутбука. Этот процесс был уже необратим. Мои герои были совсем рядом, я каждый день встречалась с ними, они интересовались, как продвигается «Мальчик». Сочинять просто для того, чтобы сочинять. Просто набирать буковки, просто выплескивать свои эмоции.