Врезка

И все же она выложила все: врезку, угрозы, деньги.

Но когда перечитала, ей стало так страшно, что бросило в дрожь. Она заплакала, скомкала листок, разорвала его на мелкие клочья и сожгла на кухонной плите.

Утром она проснулась никакая – будто ночью ее били палками и переломали ей все кости. Софья встретилась на кухне с Марьяном, и тот, совершенно спокойный и даже близко не понимающий, что и почему творится у нее в голове, лишь мягко сказал «доброе утро».

Почти весь день она просидела в комнате, порвав кучу листов, выплакав кучу слез. Она не подпускала к себе Марьяна – знала, что он не поймет, и для них с Ксеменом она «просто психует».

Вечером жуки в голове закопошились с новой, страшной силой. Софья снова села за столом и снова написала письмо. На этот раз – холоднее, четче, без эмоций, только сухие факты. Ее голова ходила ходуном. Софья не была уверена в своей правоте, она боялась решать. Отнести Иустине письмо было слепым прыжком в пропасть.

Через пару часов она стояла в прихожей, сжимая в руке конверт. Она уже была в куртке, но ноги не шли. Внутри всё замерло и звенело от ужаса.

Она не была уверена ни в чём – ни в письме, ни в себе, ни в завтрашнем дне.

Из комнаты еле заметно выглянул Марьян.

– Сонь? Ты куда это так поздно? – спросил он, приподняв брови.

Софья вздрогнула, как будто её поймали на месте преступления. Она обернулась на него и встретила пустым, перепуганным взглядом.

– Я… Никуда. – прошептала она, почти неслышно. – Просто… воздуха не хватает.

Она развернулась, отстегнула куртку и, оставив конверт на тумбочке, прошла обратно в комнату, где еще какое-то время лежала на кровати, переворачиваясь с бока на бок.

И все же, спустя час она выбежала из дома, судорожно схватив конверт.

Колючий ветер сразу пробился под куртку, но она почти не чувствовала его – адреналин гнал кровь так, что тело горело изнутри. Она бежала, не разбирая дороги, поскальзываясь на обледенелой, заснеженной грунтовке. Ноги были ватными, сердце колотилось где-то в горле, выбивая судорожный ритм: «Поздно-поздно-поздно!».

Тёмные улицы посёлка казались безлюдными и враждебными. Каждый скрип ветки, каждый шорох за спиной заставлял её вздрогнуть и ускориться – казалось, что за ее спиной вот-вот хлопнет волчья пасть. Конверт в кармане жёг ей бедро, как раскалённое железо. Казалось, его предательская белизна светится сквозь ткань, выставляя все Софьины мысли напоказ.

Общага – уродливое серое здание с парой светящихся окон. Она, задыхаясь, влетела в подъезд. За стойкой администратора сидела сонная женщина средних лет, листавшая глянцевый журнал.

– Иустина Романовна… – выдохнула Софья, едва переводя дух. – Комната? Она из «Транснефти».

Женщина медленно подняла на неё глаза, оценивающе окинула взглядом – растрёпанная, запыхавшаяся, с дикими глазами.

– А ты кто? К ней не пускают.

– Я… курьер… – соврала Софья, сжимая в кармане конверт. – Документы срочные. Из порта.

Администраторша недовольно хмыкнула, но потянулась к журналу.

– Третий этаж. 307. Только тихо там, люди отдыхают.

Софья кивнула и бросилась к лестнице, не дожидаясь, пока та передумает. Каждый шаг по скрипящим ступеням отдавался в висках тяжёлым стуком. Она дошла до третьего этажа и замерла в пустом, слабо освещённом коридоре.

Из комнаты 307 доносился приглушённый звук телевизора.

Она подошла ближе, и её снова охватила паника. Руки вспотели, в глазах помутнело. Она судорожно сглотнула ком в горле. Конверт в её пальцах стал мокрым и скользким. Присев на корточки, она уже протянула руку к щели под дверью, и кончики ее пальцев почти коснулись прохладного дерева, как вдруг половица в конце коридора неожиданно скрипнула.

Софья инстинктивно дёрнулась и резко выпрямилась. Сердце на секунду замерло, а потом ударило с такой силой, что в ушах зазвенело. Она застыла, вжимаясь спиной в шершавую стену.

У лестницы стоял Ян. Их разделяло пару шагов.

Он смотрел на нее пару секунд.

Сперва это было простое, животное непонимание. Какое-то время он обрабатывал картинку, но когда его взгляд скользнул по её перекошенному от страха лицу, по её руке, зажимавшей конверт, он тут же расставил все на свои места.

У обоих перехватило дыхание. Ян, за последние два дня переживший шквал сумасшедших эмоций, аж содрогнулся от увиденного. Страх сменился горячей, слепой яростью. Софью просто парализовало иглой подступившего страха – Ян, преодолев расстояние между ними двумя ровными шагами, навис над ней, прижал к стене, навалившись на нее, полутораметровую, испуганную девочку, всем своим телом. Грубым движением он схватил ее за капюшон и, притянув ближе к себе, с ненавистью прошипел:

– Ты… что ты здесь делаешь?

Софья почувствовала, как по коже пробежали мурашки. По щекам уже катались слезы, а пальцы со всей силы сжимали конверт. Ян силой отобрал письмо – кусочек бумаги остался у Софьи в руках.

Не ослабляя хватки, Ян грубо рванул её за шиворот от двери. Она споткнулась, чуть не упала, негромко вскрикнула.

– Молчи, – его шёпот обжёг её ухо. – Если пикнешь – убью прямо здесь.

Он выволок её на улицу, к своей машине, стоявшей в тени. Открыл переднюю дверь, грубо втолкнул её внутрь, и сам перелез на водительское, даже не обходя машину. «Аромат дешёвой стойкости» ударил Софье в ноздри. Ян больно схватил ее за волосы:

– Шлюха малолетняя! Молчи, сука!  – его голос сорвался на низкий, гортанный рёв. – Ты вообще понимаешь, что ты сейчас сделать хотела? Я тут бьюсь, как рыба об лёд, чтобы нас всех не посадили! А ты, мразь сопливая, решила поиграть в правдоискательницу?!

Он не давал ей вставить слово, его слова сыпались, как удары:

– Чего ты, тварь, добиваешься!? Чего!? Хочешь, чтобы за ней приехали другие и нас всех… – он не договорил, с силой ударив ладонью по рулю. Машина дёрнулась. – Ты хочешь в тюрьму!? Хочешь, чтобы твою мамашу-дальнобойщицу из-за тебя из рейса отозвали!? Чтобы Марьяна твоего сломали в два счёта!? Чтобы Ксемена его цыганскую семью по косточкам разобрали?! Его деда сумасшедшего, его папашу алкаша! Вас так всех проверят, что мало не покажется! А Дашка твоя, Дашка!? Дашку вашу, ебанутую, в дурдом закроют! Ты понимаешь это или нет!?

Он отпустил ее волосы, резко вдавил педаль газа. Колёса забуксовали на снегу, и машина рванула вперёд, швырнув Софью на сиденье. Темнота за окном превратилась в сплошную чёрную стену. Она сидела, вжавшись в кресло, не в силах пошевелиться, сжимая в кармане тот последний оставшийся кусочек письма.

– Письмо она, блять, решила написать! – Ян швырнул в нее помятый, надорванный конверт. – Читай вслух, мразь!

Софья не могла и шевельнуться.

– Че молчишь!? Вслух мне читай свои фантазии, доносчица малолетняя!

Она трясущимися руками подобрала конверт и с трудом вытянула письмо с оторванным краешком. Слезы капали на бумагу, размывая буквы в большие, неуклюжие кляксы. В машине было темно – она с трудом могла различать написанное.

Софья медленно, задыхаясь на каждом слове, стала читать вслух, но уже на третьем предложении разревелась так, что слов уже было не различить. Ян не переставал кричать, толкал ее, тряс за плечо – пока она, совершенно разбитая, не дочитала до конца.

– Интересно, блять! И этими откровениями ты чуть не подписала смертный приговор нам всем! ВСЕМ! Ты только глянь на себя! Я ей – работу, деньги! А она, блять, решила, что ее правда дороже моей жизни! НАШИХ жизней!

Софья вся скрючилась, зажалась на сидении. В своих рыданиях она уже не различала его слов – в ее всхлипах изредка мелькали просьбы ее отпустить и выдавленные извинения. Они ехали долго, покинули поселок и свернули с грунтовки прямиком в далекую, холодную тундру.

– За что ко мне такая ненависть!? – не унимался Ян. – За то, что приютил, занял делом!? Или стоило убить вас!? Послушать Николая Петровича и убить вас!? Тебя, рыжую шлюху, дружков твоих – убить и закопать далеко, глубоко!? – он снова дернул ее за волосы, приподняв на сидение. – Чего ты ревешь, сучка!? Я сейчас что, по-твоему, сделать должен!? Кроме как убить тебя!?

– Нет, пожалуйста! – кричала Софья навзрыд. – Я для вас все сделаю! Я больше ни слова не скажу!

Ян затормозил – машина остановилась посреди бескрайней, темной тундры.

– Прощения проси.

– Простите, пожалуйста!

– Нормально проси!

– Ян Валентинович, простите, пожалуйста!

Не слезая с водительского, он потянулся к ручке и резко дёрнул её. Дверь с тихим щелчком открылась, впустив внутрь ледяное дыхание тундры.

– Встала. Вышла.

Взгляд Софьи метнулся в тундру, в абсолютную, угольную тьму, где не было ни единого огонька, ни намёка на жизнь – только завывание ветра и бескрайнее снежное поле. Мороз мгновенно обжёг ей разгорячённые слезами щёки.

Она онемела – это уже был страх, а полный паралич воли, глубокая, животная прострация.

– Я сказал – вышла.

Софья механически, как кукла на разорванных нитках, выкатилась из тёплого салона. Ее по щиколотку утонули в рыхлом снегу. Колющий холод мгновенно просочился сквозь ткань. Она стояла, мелко дрожа, не в силах осознать происходящее.

Ян отвернулся и мельком бросил:

– Подумай о своем поведении. Через пару часов, может, приеду. А может, и нет.

Дверь захлопнулась с глухим ударом.

Двигатель рыкнул, фары ярко осветили снежную целину перед собой. Машина развернулась с лёгким заносом и покатила назад, к едва виднеющимся огонькам посёлка. Свет фар быстро уменьшался, превращаясь в точку, а потом и она исчезла в кромешной тьме.

Софья осталась одна. Тишина, наступившая после рёва мотора, была оглушительной. Её заложило уши. Ветер, теперь уже ничем не сдерживаемый, рвал на ней куртку, слепил глаза колючей снежной крупой. Холод пробирался к костям с каждой секундой. Она медленно повернулась на месте, пытаясь понять, где она, но везде была одна и та же тьма.

Он действительно оставил ее умирать.

Исповедь

Дверь квартиры отворилась с тихим скрипом. Софья вошла, не включая свет, и остановилась в прихожей, глупо рассматривая мебель, будто не узнавала собственного дома. Она не сняла куртку, не стряхнула с себя снег – просто застыла, безвольно опустив руки, и смотрела в никуда.

Марьян, дремавший на диване в гостиной, встрепенулся от скрипа двери и выбежал в прихожую.

– Сонь? – его голос прозвучал сонно-испуганно. – Ты где была, почему не отвечала? Я заждался, уснул…

Она не ответила. Прошла мимо него, не повернув головы, и скрылась в своей комнате. Дверь за н