Цифры

Даже сейчас ты понимаешь, что не все люди на свете такие, как Роки. И не все такие же злые, как те, кто обижают собак. Некоторые люди просто пустые. Им не дано того, что дано тебе. Но в тебе есть эта сила, в твоём сердечке бьётся энергия добра, и я благодарю Бога за то, что у меня такой сын. Хотя ты, конечно, и самый озорниковый озорник на планете.

– Мамочка, а ты меня любишь?

– Больше всех на свете. Засыпай, мой изумрудик, уже поздно совсем. Я очень тебя люблю.

– Больше солнца, неба и луны?

– Больше звёзд, комет и всей Вселенной.

__________

Сквозь ленту паблика «во сыру землю»

6 ноя 2019 2.2К просмотров 93 лайка 11 репостов

Лесные женщины, как и мужчины, легки; кости их прозрачны; ходят они по воде, носят распущенные волосы. Вот как описывают их охотники: она является просвечивающейся (видны кости), с матовой бледностью на лице и слабо окрашенными губами. Голос у неё нежный и приятный и исполнен грусти. Поёт то тихо, то возвышая голос, то вновь опуская, и от её пения захватывает какая-то нега, и так приятно и грустно почему-то.

14 апр в 22:08 1К просмотров 53 лайка 4 репоста

В Южной Карелии считалось, что если болезнь кем-то наслана, надо постараться вернуть её наславшему. Для этого следует поймать лягушку, привязать к её лапке красную нить, отнести её к муравейнику с северной стороны и привязать к ёлочке. И как постепенно будет съедаться лягушка, так и из наславшего болезнь будет выходить душа.

18 мая в 00:28 546 просмотров 39 лайков 1 репост

Смерть начинаетъ свое дело съ ногъ, такъ какъ прежде всего ноги теряютъ чувствительность («за палець возьмы – не чуе, а дыше»), потомъ хватаетъ за руки, за голову, поретъ животъ, где сидитъ душа, и даетъ ей изъ пляшки зелля. Выпивши зелля, душа вылетаетъ и садится на образахъ. Теперь она смеется надъ теломъ, что оно сделалось мертвымъ. «А разве тело виновато? Ему только нужна одежа, а пить и ести не тело, а душа бажае».

__________

В тебе отключили энергию.

Выключили свет.

Ты не хочешь плакать. Не хочешь смеяться. Не можешь двигаться.

Зубы сжаты до боли, но разжать их нет сил.

Сидишь, носом упёрлась в пол, как подрубленный буддист. Мама подходит, кричит: «Хватит! Это уже невозможно! Ты что, сошла с ума? Что с тобой?»

Нет сил ответить.

Кажется, если бы тебя сейчас начали бить ногами, ты не стала бы сопротивляться. Пустой мешок из мяса. Горящее полое нутро.

Ложишься на живот. Желудок пульсирует в паркет.

«Всё будет хорошо, зачем ты сама себя так накручиваешь?» – мама не знает, как помочь, и потому ругается. Тебе жаль, но ты не можешь ответить. Физически не можешь.

Возможно, стоит жить ради воспоминаний. Светлые моменты, как солнечные лучи, пронизывают даже самую тёмную жизнь. Эти ниточки – подарки. Их надо помнить, их надо знать, их нужно хранить в душе, от них надо греться.

Как разжать зубы?

Можешь только мычать в ответ. Пищать. Звериные звуки.

Собака бегает вокруг, нюхает, задирается лапой. «Ты чего лежишь? Давай вставай!» Нет сил.

Пусто внутри, пусто, ПУСТО! Не выбраться из этой пустоты, уж лучше гнёт депрессии, уж лучше режущие боли, уж что угодно лучше, чем эта пустота.

Пустота и жжение, физические, во всём теле, и сводит, сводит челюсти, на грани, на пределе.

Лежишь. Протягиваешь маме ладонь, издаёшь тихий писк. Значит: «Возьми, пожалуйста». Мама вздыхает и берёт тебя за руку. «Ты понимаешь, что так нельзя? Ты же изведёшь себя совсем! Так просто нельзя!» Нет сил.

Телефон под ребром вибрирует, аР что-то пишет. Смешное что-то скидывает, про трансгендеров. Про друзей рассказывает. «Девочки не пукают, особенно красивые!» Милый, хороший, живи, пожалуйста. Солнышко тёплое, спасибо тебе.

Перебираешься ползком на кухню. Стакан, фильтр, вода. Ровно 12 глотков, хотя к последнему воды не остаётся, но 12 – на счастье. Подкатывает к горлу слюна, но ничего не происходит.

Сидишь, падшая Венера, среди белоснежных снегов, сахарных стен, туалетного кафеля. Кисти упираются в унитаз, лоб – в кисти, взгляд впираешь в низ. В саму суть.

Там – твоё лицо! Ты узнала его? Ты узнала! Вот оно, водянистое, плещется средь белых склонов. Ты ли это там? Да, ты!

Ты выйдешь отсюда, и там, где было лицо твоё, будут фекалии, испражнения, моча, газы. Но оно – там, твоё лицо – там, ты стыдишься его?

Это ты! Посмотри себе в глаза! Знай себя! Вот, над водяным ободочком тенью торчат уши, выбиваются серыми полосочками ниточки волос, переплетаются в косички с эмалированными трещинами.

Косы ведь красят девушку? Посмотри, какая ты красивая на дне унитаза.

Вирус, вирус, вирус. У знакомых умирают знакомые, вести об этом несутся по подъездам, по губам тех, кто никогда друг с другом не разговаривал. Звонят телефоны, вибрируют мессенджеры: «Он умер! От коронавируса! А Песков тоже болен! И Мишустин!»

По телевизору мурчат: «Уровень летальности… Статистика по смертности… Конец мая… Ежедневно… уровень летальности складывается в субъектах Российской Федерации… данные по смертности… от новой коронавирусной инфекции… летальность выше… работать и работать!… Десятая доля процента… Стиль «хайли лайкли»… Число заболевших… Количество умерших… Статистику изучали?… Конечно же…»

Они – муравьи. Мы все муравьи, зачем вы это делаете. Зачем передаёте, зачем разговариваете. Почтенно поклонитесь павшим и живите дальше. Зачем комедия, зачем фарс.

Такая глупая декорация к жизни каждого! Коронавирус. Это шутка, анекдот, стенд-ап камеди клаба. +100500, видео в тиктоке, смешной мем. Это всё не по-настоящему, смерти не существует, я отказываюсь!!

Я протестую!!

Уйди, дрянная старуха, я устала видеть тебя в гостях! Я устала смотреть на твои кости, устала отмахивать от лица стаи чёрных бабочек. Уйди, старуха! Я не хочу тебя видеть, я боюсь тебя!

Как же могут тебя романтизировать? Твой горб, твои пакли, твой прищур? Да что есть в этом красивого? Что красивого в прощании, что красивого в расставании?

Уйди, старая! Молю, не показывайся! Развернись, посиди в другом месте до другого дня! Дай посмотреть на солнце! Дай подышать ветром! Дай посмотреть на звёзды! Дай полетать!

Горит, горит желудок. Горит позвоночник, горят стопы, сводит зубы. В икрах плоти нет, в бёдрах плоти нет, в груди плоти нет.

Иссохла, утекают килограммы, впадают щёки. Рёбрами, топорами рассекаются под глазницами веки. А душа если сейчас улетит – почувствую ли? Буду ли сопротивляться? Борозды по лицу, борозды, жжёт желудок, пусто внутри, пусто!

Ах ты грёбаное чудище, паразитище, инфекция! Мракобесное порождение, зло подболотное. Уходи, уходи, уходи, дай пожить, дай пожить, дай пожить.

Забираешь любимых, старуха-смерть, а зачем, а за что, почему сейчас? Что за логика, где цифры, как подсчитать, не могу подсчитать, нет ни логики, ни цифр, просто хлоп – и всё, нет жизни. Была жизнь – и нету, клюв птичий паука – хлоп, сердце птичье об стекло – хлоп. Хлоп-хлоп – вот и есть вся смерть. Хлопок-звук. Прихлопнули.

Смешно как! Смерть-хлоп. Не старуха, а звук. Хлоп. Топ-топ. Ножки детские – топ-топ, в судорогах последних челюсть – хлоп-хлоп.

Ад. Что есть ад, зачем придумали? Трупы там складировать? Издеваться? Попадают ли туда детушки? Если любишь сильно, попадает ли любимый всё равно туда?

Ах-ах, топ-топ, хлоп-хлоп.

Жизнь, возвратись в клетки! Задыши вновь, грудь! Отыди, трупное зловоние!

Птицы, пойте! Пойте же! Пойте!

Заклинаю!

Пойте! Летайте! Пусть несётся по ветру ваш щебет!

Пойте же, птицы!

Пойте! 8

Глава 7. Мелайна в городе

В полнолунную ночь, лишь сомкнувши глаза,

Я забылась в чуднόм сновиденье:

Пятном чёрным в кровать промелькнула пыльца,

Обернулась девической тенью.

И на шее следы, и в мозолях стопа,

И волос чёрных туча над нею.

Повернулась ко мне, распахнула глаза

И сказала, вводя в наважденье:

«Ты ль молила богов, потеряв нить пути,

Подарить тебе вновь пробужденье?

Ты ль оков не желаешь отныне нести,

Обрести жаждешь ты ль просветление?»

И кивнув головой, распахнувши уста,

Я внимала той жрице небесной.

Повернулась она и, из тени восстав,

Стала молвить во плоти телесной:

«Так, Лиза, ну, во-первых, хватит поэзии. Ты разве не видишь, что это пошло? Ты когда в последний раз прозой думала? Что, тебе кажется, что мысли в рифму делают тебя возвышеннее? Глупость какая.

Ты посмотри, до чего ты себя довела! Тебя же раньше весь мир завораживал, а теперь ты на одной точке зациклилась, про подруг и родных людей своих забыла, да ещё и поэтически ебанулась. Ну куда это годится?

Ты же даже не знакома с ним толком! Смотришь на его фотографии в соцсетях – и думаешь, что так тебе о нём откроется истинная правда. А он знает хотя бы фамилию твою? Имя? Поздоровается ли при встрече? Что-то я сомневаюсь.

Ну хорошо, допустим, тебе кажется, что в этом и проблема. Что если бы он ПО-НАСТОЯЩЕМУ на тебя посмотрел и ПО-НАСТОЯЩЕМУ тебя увидел, то всё бы поменялось, и он пал бы к твоим ногам в полубездыханном восхищении. Да, допустим, так и было бы. Но стоит ли он того?

Ты уверена, что это именно тот человек, ради которого стоит вот так вот стараться-убиваться? Ты уверена, что вы не осточертеете друг другу в первый же месяц вашей «вечной любви»? Ты уверена, что не окажешься разочарована, когда ты сама на него «по-настоящему» посмотришь и увидишь, кто он такой по своей сути, за всеми этими слоями луковой шелухи из надетых социальных масок?

Что ты знаешь о нём на самом деле?

Будешь ли ты любить его, когда он напьётся и наблюёт тебе на колени? Когда он обпоносит весь унитаз и уйдёт на работу, даже не смыв?

Когда ваша собака насрёт посреди комнаты, а он пройдёт мимо с искривлённым лицом: «Это не моё дело»?

Когда он скажет: «Лиз, принеси моему другу водочки, что-то ты сегодня какая-то недогадливая», – ты будешь его любить?

Когда он, сидя рядом с тобой, скажет: «Блин, мне в жизни ни в чём не везёт, вообще ни в одной сфере»?

Когда ты поздно вечером придёшь домой, смертельно уставшая, рухнешь на кровать, а он поднимет тебя и отправит брить ноги, «потому что волосы на женском теле – это отвратительно, а пока ты со мной, будь добра, следи за собой»?

Когда у вашего ребёнка будет концерт, к которому детишки трудолюбиво готовились несколько месяцев, а он так и не придёт из-за каких-то очередных «неотложных» дел? Когда ты будешь сидеть одна в зрительном зале, среди парочек счастливых родителей?

Когда в один прекрасный вечер он скажет: «Я получил выгодное предложение в Австралии… Ну, я потом тебя подтяну… Конечно, подтяну… Наверное…»?

Тогда ты будешь его любить?

Если ты с уверенностью в сердце ответишь «да», то я могу поверить в искренность и глубину твоей любви. Но наверняка ты представляешь лишь то, как красиво он будет за тобой ухаживать, как вы будете вместе ходить в кино, обсуждать прочитанные книги, беседовать о высоком. Ты представляешь, что он всегда будет ценить тебя в ответ – ведь ты будешь изо всех сил стараться сделать его счастливым. Но, Лиза, всё это фантазия. Всё это – неправда.

Ты говоришь, что он красив, но мне трудно представить, что красивым может быть тело, рухнувшее и уснувшее в собственной блевотине.

Даже если сейчас аР не такой, он может таким стать. И ты не знаешь, насколько велика эта вероятность, потому что ты не знаешь его – и, на самом деле, не хочешь знать. Тебя привлекает его внешняя сторона, которую он выставляет, как рекламный баннер. Но Лиза… Это детские глупости.

Чтобы узнать, любишь ли ты его, не представляй чудесные картины с поэзией, единорогами и бабочками, представляй обратное. Как ты заходишь после него в туалет, а там невыносимый запах и несмытые коричневые пятна по всему унитазу. Как он наклоняется тебя поцеловать, а у него прямо на кончике носа вскочил огромный гнойный фурункул. Как он будет тоскливо рассказывать за твоей спиной друзьям и матери, как ты его заебала.

Если ты понимаешь это и всё же чувствуешь, что готова дарить ему нежность, опору, надежду, восхищение и поддержку, то да, наверное, ты и в самом деле его любишь.

Но пока ты не можешь утвердительно ответить на все эти вопросы со стопроцентной уверенностью, тебе не стоит сводить жизнь к тоске по нему и считать, что вы предназначены друг другу судьбой. И уж тем более мучить из-за него твоё тело.

– Что… Я не очень Вас понимаю, Вы… Почему Вы говорите мне всё это… Вы вообще кто… Откуда…

– От верблюда. Ты же сама меня призвала! И всё ты прекрасно понимаешь, прошу, не выводи меня из равновесия. Ты попросила богов о помощи. Они направили к тебе меня. Так что теперь давай, вступай в диалог. Вот скажи, чем тебя привлекает аР?

– Так Вы…? Посланница? Хорошо… Ну… Понимаете, аР какой-то невероятно притягательный. Всё в нём: его походка, манера говорить, сидеть и одеваться, его мысли, его улыбка. Я не могу представить себе более прекрасное человеческое существо.

Как-то раз мы случайно оказались вместе на остановке. У него тогда были зеркальные затемнённые очки в тонкой оправе. Он случайно наступил в лужу, отдёрнул ногу, чуть обрызгал меня и сказал: «Ой, прости». Впервые он наклонился ко мне так близко. Сквозь очки я не видела его глаз, там в стёклах только я отражалась, но всё равно! Наша близость так меня завораживала. Мне казалось, что мои ноги превратились в пюре. Мне хотелось вдыхать его ключицы, и чтобы его волосы касались моей кожи, и чтобы автобус никогда не приезжал.

И эти зубы его… Знаете, я три года ходила в брекетах, три года! И мои зубы до сих пор желтоватые и пляшут. А у него они просто идеальные. Безупречный ровный белый ряд. Я смотрю на них – и мне хочется плакать.

Когда он гуляет по Москве, он выставляет фотки в сторис в инстаграме. Чем позже гуляет, тем больше фотографий. Особенно он обожает всякие городские захолустья. До карантина я часто пыталась проследить, где он ходил, а потом гуляла там одна. Это было для меня своего рода паломничеством. Поклонением прекрасному. Он больше не выставляет таких фотографий – что, в принципе, понятно, ведь сейчас никому нельзя гулять – но я всё равно почему-то чувствую обиду на него. Будто он меня ограбил, оставил без гроша. Хотя это всего лишь фоточки города.

Моя общая с ним подруга видела, как он стирает свои носки. И знаете, меня так прожгло завистью и ревностью. Мне кажется, если бы она сказала, что у них был секс, я бы обратила на это меньше внимания. Но носки… Кажется, что это что-то очень интимное, интимная часть жизни. Что-то такое тайное… И меня так сильно ранила эта её… несосредоточенность? Она с такой лёгкостью всё это описывала, будто в этом вовсе нет ничего сакрального, хотя она видела ту часть его жизни, которая для меня напрочь недоступна, заперта, закрыта, понимаете? Понимаете, она смеялась! Ей казалось, что это смешно! А я всё бы отдала, лишь бы постоять с ним рядом и посмотреть, как он это делает.

Но я… Знаете, как бы я ни старалась, я всё равно ему не подхожу, он всё равно меня не видит. А я по-всякому пыталась! Изо всех сил!

Как-то раз у нас в университете было мероприятие, и он там ставил музыку. У аР хороший музыкальный вкус, это все знают. Не знаю, правда, откуда знают, но это что-то такое общеизвестное. И я подхожу к нему – он сидел за столом с этими вертушками или как они называются? – и спросила: «Ты сегодня за диджея?» Ничего такого не было в этом вопросе, и я пыталась улыбнуться максимально мило, но он даже не поднял глаза. Пробурчал в ответ что-то вроде: «Эй, ты наступила на шнур, тут всё на соплях держится, отойди плиз». И всё. И вот так всегда! Каждый раз! Я не знаю, почему так случается.

Я не знаю, как-то раз он шёл впереди меня – мы спускались по лестнице, он шёл с друзьями, а я почему-то была одна – и я смотрела на его худи – такое серое, с капюшоном – и думала «Господи… Если бы у меня был такой парень, я была бы самым счастливым человеком на свете».

– Лиза, погоди, остановись. Послушай, что ты говоришь. Только внимательно. Очень внимательно. Прислушайся к себе.

Если слушать поверхностно, получается, что, как тебе кажется, ты любишь аР за то, что у него классное худи. Х-у-д-и… Тоска на блюде!

Прислушайся к себе, прокрути ещё раз в голове, что ты только что сказала. О чём твоя песня?

– О том, что я влюбилась в самого классного парня в университете?

– Боже, Лиза, нет! Милые боги, дайте мне сил объяснить, а Лизе – понять.

Ты поёшь не о любви к аР, а о том, что не любишь себя.

Начнём с худи. Дело было вовсе не в худи. Он мог быть одет и в майку, и в пиджак, и во что угодно. Важнее здесь то, что аР шёл с друзьями, а ты «почему-то» была одна.

Где твои друзья, Лиза? Куда подевались твои верные подруги?

Я же тебе отвечу. Они устали слушать, как ты бесконечно жалуешься, что аР тебя не замечает.

А ведь это замкнутый круг! У тебя плохая самооценка – ты больше переживаешь из-за аР. Ты больше жалуешься подругам – им всё сильнее это надоедает. При этом самим подругам ты уделяешь всё меньше времени. Ты почти не интересуешься их жизнью – и вы всё реже видитесь и общаетесь. Вы отдаляетесь друг от друга – и твоя самооценка со свистом летит на дно.

И ты не желаешь осознавать, почему вы будто бы стали чужими. Все эти вымученные фразы, бездушные отписки в чате и неловкие паузы. Как ты вспоминаешь аР по поводу и без повода. К месту и не к месту вставляешь в разговор его имя. Как девочки замолкают, когда ты в очередной раз, с полуистеричным-полувосторженным всхлипом, начинаешь обмусоливать какую-то деталь из его жизни.

Каждая из вас понимает, что это жизнь, в которую тебя не приглашали. Ты эти мгновения похитила, подглядела-подпридумала и сделала своим достоянием. Из подруг же теперь пытаешься состряпать служительниц культа. Ну а зачем девочкам-то твой идол, когда у них собственных проблем ворох? Но тебе их переживания побоку, для тебя твоя вера в неведомого – во главе угла, вот вы и отдаляетесь.

Ты не желаешь ничего понимать, не хочешь ничего слышать. Девочки покидают тебя – и это ты видишь чётко, а вопрос “почему?” ты себе не задаёшь. Тебе кажется, будто бы так ты бережёшь себя от перегруза – а на деле теряешь самых близких подруг.

И вот и получается: ты идёшь одна, аР идёт с друзьями. У аР есть друзья, а у тебя их будто бы нет. Ты завидуешь ему. Ты хочешь быть, как он. Ты хочешь быть им.

Когда вы стояли вместе на остановке, он ведь обрызгал тебя! Куда же пропало твоё самоуважение? Почему ты не укорила его за неаккуратность? Почему застыла заворожённым зверьком?

Я же тебе отвечу. Важно не то, что аР к тебе наклонился, а то, что ты не видела его глаз. Ты не видела его. В отражении очков ты видела себя. Это ты сама впервые за долгое время так близко к себе наклонилась. Это ты сама впервые за все эти месяцы осмелилась посмотреть себе в глаза.

Понятно ли стало, почему ты так влюблённо следишь за его улыбкой? Боги подарили ему зубы, которых никогда не было у тебя. Твоё внутреннее чувство справедливости воет, ведь ты три года терпела боль, растирала в кровь щёки металлическими насадками, но твои зубы лишь приблизились к идеалу, так его и не достигнув. аР же, как тебе кажется, не заслужил таких зубов. Чувства в тебе выворачиваются-переворачиваются, и то, что по сути является чёрной завистью, всплывает в тебе в виде восхищения, преклонения и обожания.

Поверь, миллиарды девочек следят за соцсетями своих возлюбленных, но мало кого это побуждает выйти из дома и отправиться в путь. Ты не совершаешь паломничество во имя аР. Это паломничество во имя твоего любимого города. Ты сама любишь гулять, но боишься себе в этом признаться, ведь все свои хобби ты считаешь недостойными упоминания. То, что аР любит городские захолустья, легитимизирует твои собственные увлечения в твоих глазах. Заполучив этакую лицензию на выход из дома в виде его сторис, ты сама мчишься открывать неизведанные дороги. Публикуемые им фотографии оказываются лишь поводом для твоей самореализации. Но ты боишься себе в этом признаться. Боишься признать, что твои интересы так же самоценны и важны, как и интересы аР.

То же самое с музыкой. Ты говоришь: все откуда-то по умолчанию знают, что у аР хороший вкус. Тебе же хочется, чтобы все так по умолчанию думали про тебя. Чтобы все видели в тебе личность. Но этого не случится, пока ты не увидишь полноценную личность в себе самой.

Ты живёшь в иллюзии, что если однажды ты победишь аР, и он наконец тебя заметит, то сразу всё наладится. Всё будет не так.

Когда он тебя заметит, наступит эйфория. Дикий всплеск безудержной радости. Ты будешь лучше, чем пьяная. Ты будешь сверкать.

Вот только, подобно всем фейерверкам, ты быстро угаснешь. Помнишь цитату из «Ромео и Джульетты» Шекспира в начале твоих любимых «Сумерек»? «Коль буйны радости, конец их буен. В победе – смерть их. Как огонь и порох, они сгорают в поцелуе». Так сгорят и твои чувства, лишь только ты почувствуешь, что ваши отношения с аР теряют надрыв и приобретают обыденность.

Ведь не он тебе нужен! Он сам тебе не нужен! Тебе нужен тот, кто будет тебя постоянно отвергать – и лишь однажды (когда-то, возможно, в одной из утопических версий Вселенной) – примет тебя.

Ты сама – аР.

А Бродского читала? «Твоё лицо для спорящей четы – само кольцо. Не зеркала вина, что скривлен рот: ты – Лотова жена и сам же Лот».

Давай подойдём к зеркалу. Посмотри на себя.

Вот, видишь! Кривится губа, ты стыдишься себя.

Ты наносишь порезы и сама же стыдишься своей израненной кожи. Ты давишь прыщи и сама же сокрушаешься, что они вскакивают вновь и вновь.

Ты так отчаянно, преданно, самоотверженно себя не любишь!

Ты раз за разом подходишь к аР, когда он явно не сможет с тобой разговаривать, лишь затем, чтобы вновь почувствовать, как тебя отвергают. Потому что в глубине души ты знаешь, что ты достойна этого. Ты убеждена, что не достойна любви. Ты веришь, что ты этого заслуживаешь.

Боже, Лиза, мне так жаль. Мне так жаль, что это кажется тебе правдой.

Никто в этом не виноват. Многие, открывая в себе это знание, бегут швыряться обвинениями. Виноваты мои родители! Машка Дерякина из третьего «Б»! Юлия Евгеньевна, учительница географии! Дядя Вова! Тётя Надя! Все виноваты! Все меня обидели.

Но мир жесток. Это просто так, и это не изменить. Меня, например, лишили дома, прокляли, повесили. Я часто спрашиваю у судьбы: «Почему?» На что-то у меня есть ответы, а на что-то – нет. Чаще всего что-то просто случается. Как, например, плохая самооценка.

И чем сейчас судорожно искать виноватых, лучше попытайся полюбить себя. Искренне. По-настоящему.

Когда ты призвала меня, ты упомянула, что целуешь стены, представляя, будто это кожа аР. Отныне я запрещаю тебе это делать.

Целуй себя. Свои кисти, колени. Всё, что можно достать.

Не представляй, что это он. Осознавай, что ты целуешь себя. Своё тело. Именно за то, что ты благодарна твоим родным любимым клеточкам: за возможность ходить, за возможность дышать, за возможность чувствовать.

Именно потому, что ты любишь себя.

__________

Маму вчира куда-то увизли. Она сабирала вещи и плакала и гаварила што скора вернёца. Мне грустна бес мамы но я пытаюсь не переживать. Если она абищала значит она вернёца. Мама сказала што я смелый и я буду.

Папа не очинь смелый и гаварит про маму плахие слава. Мама сказала што уежжает патаму што у неё чучуть балит в грутке а папа сказал она уежжает патаму што придательница. Не панимаю как можна балеть и паэтому быть придательницей для меня это загатка. Можит он имел ввиду припадавательница? Но это странна. Мама всегда припадавательница но уехала толька сейчас. Мне кажеца папа не панимает што мама балеет.

Перед атездом мама гаварила што ей холадна а папа атвечал што у неё халодное серце и всё паэтому. Я спрасил папу «Как у Эльзы?». Он атветил: «Как у Белядины». Я такой мультик не смарел но придставил зладейку как Стирвела Девиль из мултика про далматинцев. Мама на неё савсем не похожа но можит я просто чевото опять не понял.

Мама прасила чай и адеяло и я ей принёс а папа гаварил она виновата сама и травит нас. Миня мама любит я не знаю зачем папа гаварит што от мамы нам с ним будит плохо.

Сиводня ночю мне стала очинь жарка а патом очинь холадна и я сказал папе. Он спал и храпел но я разбудил. Папа сказал «Твая мать тебя расхлябала. Она любит толька тебя и сваих Лекафронав, а на меня ей пабиать. Штош пусть и ты будишь как её любимые спартанцы. Мой сын не должын быть хилым».

Я был в пижаме а на улице ищо шёл ветер и дул дожь но папа запретил адиваца и мы пашли так на плащадку. Папа сказал встать на сидушку качели ногами и стаять ровна-ровна и не падать. Он сказал што накажет если я упаду и не пустит дамой если буду плакать. Мне было холодна и внутри и снаружи и басиком на сидушке стоять было холадна и качель дражала мелка мелка но папа кричал стой стой не смей плакать будь мущиной мой сын не паганый слюнтяй. Мама перид атездом сказала што я смелый и я решил буду смелым ради мамы и што если выдержу и потом расскажу маме она атветит што я и самый озорняковый озорник, и самый смельчаковый смельчак на свети.