Пусть Деус Конд поддувает!

Дрался Тарас паршиво, но всё же каким-то чудом отправил рабочего в нокаут. Комбинезон был местами порван, один из окуляров противогаза разбит, так что Тарас решил, что проще избавиться от этих вещей. «Надо же, и в лёгких есть мусоровод», – удивился он, увидев за одним из поворотов характерный знак в виде кружащихся стрелок.

И раз уж всё пошло как попало, не рискнуть ли? – подумал инженер пищеблока и отправился дальше. Парой уровней выше он обнаружил лифт, который почему-то никто не стерёг. Естественно, зашёл, нажал кнопку «самый верх» и через какое-то время добрался до помещения, страшно похожего на виденный им ранее предбанник. И снова никого. «Наверно, потому что рабочее время», – догадался Тарас. Неподалёку от «кишок» стояли шкафчики. Большиство пустовало, но в паре висели костюмы. «Странно, что не дутые», – удивился Ондуж, но надел тот, что почти подошёл ему по размеру, и направился к «кишке».

***

Переход был довольно длинным – время Тарас не засекал, но по ощущениям минут двадцать. «Стало быть, ещё километрик намотал, где уже выход-то», – пробурчал он про себя. Выход вскоре нашёлся. Он представлял собой здоровенную глухую чёрную дверь, которую открывал внушительных размеров вентиль. Открывая дверь, Тарас мысленно поблагодарил всех, кто ежедневно чистит и смазывает все механизмы – огромный лист металла отъехал вбок достаточно легко и почти без шума. Затем Тарас почти ослеп, но благодаря визору быстро адаптировался: свет за дверью был такой яркий, что словами не передать. Даже несмотря на тёмное стекло он какое-то время жмурился и усиленно моргал, пока глаза наконец не привыкли.

Так вот что называют пустыней, – сказал Тарас сам себе. Перед ним раскинулась каменистая равнина без единого признака жизни. Чёрт его знает, какого на самом деле цвета была земля, через визор она казалась серо-зеленоватой, пережжённой, с жёсткими чёрными тенями. – Вот ты какой, мир снаружи…

Жара стояла неимоверная, поэтому далеко уйти наш герой не смог. Костюм вроде как от чего-то спасал, но как будто что-то было не так. Поэтому несмотря на всю эйфорию и желание узнать как можно больше Тарасу хватило ума вернуться к огромной двери, войти внутрь и закрыть за собой. И даже снять костюм только пройдя «кишку». Кажется, он даже в нужный шкафчик его повесил. Глянув на наручный хронограф, обалдел – давно уж было пора на боковую, а он всё ещё тут, у поверхности! А завтра на работу… Сил бежать не было, но пришлось.

Спасибо вентиляционщикам – оставили знаки. Прятаться поначалу было не нужно – Тарас никого не встретил, а вот ближе к жилому пространству рабочих становилось всё больше. Особенно тяжко стало, когда потолки стали ниже. Но то ли потому что ночь была на дворе, то ли потому что дуракам везёт, Тараса не заметили, и он даже успел вернуться домой за час с хвостиком до побудки. Времени на сон не оставалось, умыться бы да поесть чего. Но чего душой криивть, появись он дома раньше, всё равно бы не уснул. Эмоции хлестали через край, очень хотелось поорать, но как-то Тарас сдержался.

***

– А, это наш инженер восьмого разряда, Ондуж Тарас, – услышал он голос из тумана. – Да, вот такой он варёный сегодня, хотя к готовке не допущен, – голос хохотнул, но его собеседник, кажется, не счёл шутку смешной. – Простите за каламбур.

Голос принадлежал начальнику смены. Тарас попытался открыть глаза и понял, что не может – веки, кажется, распухли. Или слиплись. И вообще почему над ним говорит начальство, если он шёл себе с грязной посудой в помоечную?

– О, в себя пришёл, – сказал начальник. – Слышь, Ондуж, ты не филонь мне, глазёнки-то разуй!

– Н-не… Получается, – ответил Тарас. Язык как будто во рту не помещался – еле ворочался.

– Ладно, в лазарет его, – раздался низкий женский голос.

В лазарете Тарас отродясь не бывал. Все над ним смеялись, мол, дураки не болеют, но и правда – везло ему. А тут вот так вот, и сразу на операцию, если он правильно понял полные терминов разговоры медиков. «Ну и попал, вот же засор в отстойнике», – подумал Тарас и провалился в сон.

4

***

– Ну, стало быть, с пробуждением, – услышал он тихий немолодой голос.

– А? Я…

– Всё ещё в лазарете ты. Везучий, однако, как такую дозу радиации перенёс – одному Деусу Конду известно. Впрочем, это мы выясним, анализы все у тебя взяли.

Наконец зрение вернулось к Тарасу. Сначала он увидел, ясное дело, потолок в палате. «Какой он… Не белый… После неба-то…». Потом стены, потом обладателя голоса – невысокого пожилого мужчину с немного квадратным лицом и густыми бровями, который ему приветливо улыбался, по-отечески почти. Поверх безукоризненно чистого и даже, кажется, отглаженного рабочего комбинезона был накинут белый халат, и нашивок Тарас разглядеть не мог, кроме тех, что указывали на профессию медика.

– Ну-с, рассказывай, где ты такое схлопотал, дружочек. Да даже не где – зачем?

– А вы… кто?

– Начальник лекисследовательской группы Парамон, инженер медблока второго разряда.

Тарас, если бы мог, присел бы от удивления, но он и так уже лежал. Получается, ему стало плохо прямо посреди смены, и сотрудники лазарета сочли его случай настолько странным, что позвали такое начальство, что выше почти некуда. Понимая, что всю правду рассказывать не стоит, Тарас рассказал, что детская мечта довела его, так сказать, до ручки, и вот он нашёл способ выйти наружу. Инженер второго разряда не перебивал, а только иногда немного криво улыбался и покручивал шлёвку на рукаве халата. Когда Тарас закончил, мужчина после небольшой паузы сказал:

– А если тебе дать сыворотку, чтоб наружу без большого дутого костюма на улицу выходить, пойдёшь?

– Эм…, – сглотнул Тарас, – а такая разве бывает?

– Бывает. Если расскажешь, кто тебе помогает и что вам надо снаружи, на всех сварим.

Называть имена Тарас, конечно, не стал – мало ли в каких отношениях этот большой начальник с техноклириками. Старался настаивать на версии старой мечты о внешнем мире, но Парамон был упорен, и потихоньку всё-таки добыл самое основное: молодой человек не просто полез наружу, он собирается бежать с планеты. Упёршись квадратными ладонями в колени, инженер второго разряда встал, с видимым усилием разгибая спину.

– Никогда они не научатся делать нормальные стулья, вытяжка по ним плачет, – негромко ругнулся он. – Вот что, инженер Ондуж, – сказал Парамон уже громче, – как я и обещал, сыворотка тебе будет. Имена не называй, если уж так не хочется, но хоть примерное количество доз я должен знать. Чай, даже картошка в твоём пищеблоке за две секунды не варится, а у нас тут супчик посложнее будет.

Тарас сдался и называл примерное число – пятнадцать. Если захотят Нико, Инат, Лука, Эйхнер, Лабрисса и кого-то возьмут с собой, должно хватить. Парамон кивнул, снова широко, ласково, но как-то пластмассово улыбнулся, попрощался и вышел из бокса.

***

В лазарете Тарас пробыл пять дней. От Нико, которая забежала к нему разочек, узнал, что его друзья-вентиляционщики уже сманили в ряды желающих отчалить на Марс человек десять. И те, кажется, рассказали то ли семьям, то ли друзьям, то ли всем сразу. В общем, ситуация выходит из-под контроля, и Начальнику Великого Исхода Тарасу срочно пора что-то делать. Как минимум выписываться и начать затыкать мужикам рты. Ничего не готово, а они уже прогулки по Луне распланировали. Вон и парнишка-филий её поймал за кражей старинной гайки и спрашивал, не на «Ураган» ли она собирается. «Вот тебе и геройские деяния, – охнул про себя инженер пищеблока, – как разгребать-то?!».

Как раз на следующий день после того, как он вернулся домой, было Великое Проветривание. Там-то Тарас в полной мере и осознал, что натворил. На службе было не протолкнуться и не продохнуть, кажется, согнали всех, кого только было можно. Сидевшие рядом люди один за другим расстегнули верхние пуговицы комбинезонов. Сначала, как обычно, спели гимн Деусу Конду, а потом совершенно неожиданно место за кафедрой занял Главный радианий и начал изрыгать проклятия в адрес заговорщиков.

– Безвоздушное пространство да накроет тех, кто мутит умы добропорядочных жителей Дома! – гремел его голос из громковещателей. – Известно нам, что мёртвая пустыня окружает нас, и высшее благо – жизнь подземная под спасительным дыханием Деуса Конда!

Тарас вообще не помнил, чтоб Главный когда бы то ни было читал внушения, всё время Подглавный отдувался. Про этого вообще иногда шутили, мол, заика и потому молчит и только зря шарф с нашивками носит, но нет, пожалуйста, говорит без запинки, с выражением даже. Благо-то оно благо, но марсианам Тарас сотоварищи всё ещё верили. Посему даже после внушения от самого Главного они не передумали спасаться от растущего Солнца.

Переварив произошедшее, Тарас начал попытался навести порядок в рядах беглецов. Раз уж их уже записали в заговорщики, пусть это действительно будет заговор. Эйхнер и Инат с Лукой были, как оказалось, знакомы – он учил их в своё время. Оставалось представить их друг другу как участников еретического заговора, что Тарас и сделал. Вентиляционщики с энтузиазмом начали таскать учителю всяческие запчасти, и, кажется, даже без священной гайки работа пошла ходко. Вроде бы одна из современных вполне надёжно держала кислородный шланг. По крайней мере, все, кто пытался его выдрать из гнезда, не смогли это сделать. Жена Ината работала на производстве обивочных тканей и приносила некондиционные куски, из которых варили скафандр.

Слухи об «Урагане» ползли по Дому, но медленно и осторожно. Видать, кого-то внушение главного радиания всё же напугало. Но не всех. Как-то к Тарасу в пищеблоке подошёл дюжий мужчина и, глядя на него сверху вниз, шёпотом сказал, что готов быть подопытным и первым выйти на поверхность в новом снаряжении. Оказался он «внешкой» – тем самым легендарным «внешкой», которым Тарас так хотел стать. «А я бы и не подумал, видок у него как у мусоросжигателя», – мелькнуло у парня в голове. С Иридием (так звали здоровяка) договорились, что выдадут ему скафандр, как будет готово, и он проверит, можно ли в нём находиться снаружи, если да, как долго. Эйхнер как раз заканчивал с последними шлангами, и примерно через неделю Нико оставила коробку с образцом в условленном месте среди мусорных контейнеров. Затея была рисковая – кто-то чужой мог набрести на скафандр и доложить клирикам. Однако Иридий успел первым и, идя домой со смены, прихватил коробку.

Через два дня выяснилось, что прототип не годится – об этом Тарас узнал, когда зашёл к Иридию спросить, как дела, а его жена сообщила, что муж в лазарете со страшными ожогами, и её бы воля – убила бы она того криворукого, кто этот балахон сляпал. «Да чтоб его живьём в бак с дезинфектором закинули!» – в слезах выругалась она. Тарасу, конечно, не хватило смелости признаться, что это он заварил ту кашу, которая так сильно обожгла Иридия.

Эйхнер и вентиляционщики не учли много чего – и индекс ультрафиолетового излучения приняли за 17, когда на деле оказалось 24, и ткань оказалась нестойкой к инфракрасному спектру – загорелась (так, собственно, Иридий в лазарет и угодил). Обругав злую наружу последними словами, создатели скафандра стали думать, что делать дальше. И почти придумали, чем пропитать ткань, когда всё начало сыпаться.

***

Почему-то в горячечном бреду полумёртвого от ожогов «внешника» всплыло только одно имя – Эйхнера. Техноклирики, наверно, ликовали – ничего не расследовали, никого не допрашивали, а зачинщика нашли. Тут же к жилищу пожилого учителя были направлены трое порядочников в штатском.

Нико увидела, как Эйхнера выводят под локти из дома, когда пришла сопроводить его на сеанс связи с Марсом. Пришлось бежать сломя голову в коммуникаторную и рассказывать Тарасу, что, кажется, всё пропало.

– Да не, Эйхнер кремень, что ты, – стараясь не сильно дёргаться, ответил тот. – Не сдаст.

– Это ты наивно, наверняка эти в медблоке не только от Солнца уколы делают, но и от молчания, – хмыкнула Лабрисса. – Надо срочно с марсианами договариваться и мотать, пока всех не накрыли.

И она оказалась права. Кремень там или не кремень, но и алмаз можно расколоть. Через три дня в розыск объявили Ината, Луку и Тараса. Каким-то чудом им удавалось скрываться ещё пару дней. Накануне следующего Великого Проветривания по громкой связи сообщили, что Эйхнера после богослужения показательно казнят как изменника и смутьяна. «Да неповадно будет всем колеблющимся! Да овеет Деус Конд благоверных!»

–

Бедняга, как же его выручить, – расстроилась Нико.

– Боюсь, мы тут бессильны, – развела руками Лабрисса. – Бежать нам некуда, снаряжения нет, а сыворотка – это бабушка надвое сказала. Скрываться бесконечно тоже вряд ли получится.

– Думаете, угробили мы учителя? – поникшим голосом спросила девушка.

– Не знаю, Нико, не знаю. Но я попробую что-то придумать, – пообещала четвероразрядница.

На Великое Проветривание Лабрисса не пошла, хотя была обязана – Тарас точно знал, что у неё выходной, и удивился, не увидев женщину на привычном месте. Сам он не прийти не мог, хотя вообще не представлял, чем может помочь учителю. Но вдруг случится чудо, и он в последний момент как выскочит, как вытворит, как совершит что-то героическое… С этими мыслями Ондуж забился в самый тёмный угол на галёрке.

На Проветривании снова вещал главный радианий, но того эффекта, как в первый раз, добиться он уже не мог. Публику больше интересовала казнь. Виданое ли дело – умерщвление инженера! Пусть даже это и не самый важный специалист, каждый важен. На том стоял дом и… Будет стоять? Народ шептался, переглядывался, многие, кажется, не верили, что и в самом деле клирики способны на такую дикость.

Наконец Главный радианий закончил с проклятиями и увещеваниями и объявил о том, что сейчас на глазах у всех будет уничтожен корень зла и смуты. Ровно когда Эйхнера подвели к помосту со странной машиной, из громковещателей раздалось:

– Марс вызывает Подземный город 7212, Марс вызывает Подземный город 7212, как слышно?

– Отлично слышно! – заорал во всю глотку в наступившей мёртвой тишине Тарас. – Рассказывай, Йем!

И всё в той же гудящей тишине голос инженера связи Йем доложил, что Солнце – вот оно, почти сожгло Меркурий, и на Земле лучше не оставаться. Обычно голос с Марса был немного тусклым, но в эти минуты он показался Тарасу очень живым. «Эх, астрофотографии бы на проектор сейчас», – вздохнул Тарас, почти не сопротивляясь скручивавшим его порядочникам.

***

Паника получилась знатная. Эйхнера вентиляционщики умудрились отбить, впрочем, он всё равно попал обратно в изолятор. Да и они тоже. Вообще после богослужения заведение было переполнено – при постройке Дома никто и не думал, что надо будет запереть сразу 237 человек. Большинство из них к делам Тараса отношения не имели, просто, как оказалось, каких только слухов не бродило, но только его марсианская история была подтверждена документально. А досталось всем.

Высшие чины порядочников три дня думали, что делать с такой толпой потенциальных революционеров. В итоге замкомпор, инженер первого разряда, хмыкнул и сказал:

– А сколько мы должны их кормить ещё за казённый счёт? Пока они в изоляторе, это ж 237 дармоедов. Обществу такое не надо. Хотят снаружи позагорать – да милости просим! Дать им минимальную амуницию, чтоб не ныли, и дело с концом. Если кто присоединится – на здоровье. Меньше народу – больше кислороду. Заодно и старьё скинем, которое уже не переработать.

И все с облегчением с ним согласились. Кто-то должен был осмелиться и сказать эти слова.

***

Лекисследовательская группа, наверное, прокляла эту толпу изгнанников. К некоторым попавшим в изолятор действительно присоединились их близкие. Наверняка медики не рассчитывали, что придётся быстро синтезировать 342 дозы антисолнечного вещества. Тем не менее, на выходе гостей изолятора и всех примкнувших к ним ждали костюмы, шлемы с чёрными визорами и рюкзаки с минимальным набором необходимого. У выходной двери стояла группа людей в зелёных комбинезонах с разовыми шприцами в руках.

– Чудом успели, – пробурчал тот самый инженер второго разряда, когда Тарас с ним поравнялся, и ввёл экспериментальное вещество парню в шею. Вид у него был усталый. «Удивительно, – подумал Тарас, – обычно такие большие начальники руками не работают, а этот, видать, вместе со всеми пахал…».

– У вас там рации лежат, будешь докладывать, минимум раз в день, но без надобности аккумы не тратьте. Одна сядет – доставайте следующую.

– С…пасибо, – Тарас заикнулся от неожиданности.

От укола многих мутило, кого пять минут, кого двадцать, но живы остались все. Через семь часов Парамон был удовлетворён состоянием своих подопытных и разрешил выпустить их наружу.