Звенья одной цепи

Удобно расположившись в кресле, положив ногу на ногу и развернувшись от массивного рабочего стола, он задумчиво созерцал свои владения. В одной руке в бокале широкой формы играл на свету, украдкой пробивающегося сквозь панорамное окно, янтарный напиток. Затемненное стекло не хуже зеркала Гезелла позволяло ему наблюдать за жизнью его в каком-то смысле шедевра, с той лишь разницей, что с обратной стороны стекло во всю стену его кабинета, нависающего над пространством в три этажа, было не зеркалом, а витражом. Он наблюдал за всеми, а все – лишь яркой декоративной композицией.

Остальные стены "ложи" занимали шкафы, скрытые сейфы и картины, изображающие сцены охоты. Едва ли за все время существования кабинет встречал с десяток гостей. И то не удивительно, для сидящего сейчас в своем кресле это место хранило не мало тайн, и по праву могло бы именоваться святая святых. Здесь было всё! Здесь было начало нового мира. О чем не догадывалась и не осознавала ни одна душа за пределами кабинета. Они еще не знают, что их жизни и судьбы уже не принадлежат им, они всецело в его руках. Маховик запущен, избежать переустройства мира никто не сможет.

Помещение внизу занимали рабочие места, группами разделенные невысокими непрозрачными перегородками. Словно растревоженный улей, гудел воздух от разговоров, решений, действий. В центре пустовала круглая прозрачная комната с овальным столом, подпираемым по периметру кожаными стульями. «Зал троих», как шутку и между собой называли переговорную сотрудники. Ведь чаще всего зал занимали хозяин и два его гения.

Но более всего приковывала внимание стена, от пола до потолка трёхэтажной высоты, отображающая карту. Топографическая карта города. Его царство. Огромный экран, поделенный на квадратные сектора, не отличающиеся ни на секунду, с тысячами светящихся точек: несчётное количество мелких и тусклых, едва приметных, множество средней величины ярких и различающихся по цвету и не более двух сотен больших, имеющих собственный номер. На что они указывали? Что заменяли собой?

Знаниями о назначении точек обладали люди, что находились в пределах этого офиса. Но они обязаны были хранить коммерческую тайну. Бывали случаи… Редко. Крайне редко. И что стало с теми несчастными лучше не знать.

Поэтому не удивительно, что столь нетипичный элемент интерьера для присутствующих в офисе стал настолько обыденным, что без колебаний принимался за неотъемлемую часть работы, нечто вроде интерактивного документа. Большого размера, да. Но так содержание обязывает к объему.

Неотрывно глядя сейчас на карту с отметками, мужчина ждал. Телефон лежал на столе, готовый к приему предполагаемого звонка. В том, что звонок будет, сомнений не было. Время пришло.

Спустя несколько минут в тишине комнаты раздался звонок. Не спеша мужчина отставил бокал на стол и не поднимая в руки телефон, нажал на вызов и громкую связь. Нет необходимости в сохранении приватности разговора, дальше стен этой комнаты звуки не уходили.

– Слушаю, – вместо приветствия.

– Девушка перевела надпись, – сообщил бесстрастный голос.

Лёгкая улыбка, холодная и высокомерная, тронула губы хозяина кабинета.

– Вероятно, в точности, – не спросил, а скорее озвучил свои мысли. В этот раз он не ошибся с выбором человека, чьей задачей был поиск.

– Сначала была ошибка в переводе, но сегодня прислала исправление. Уточнила, что поняла во сне, – подтвердил собеседник.

– Во сне? Так это даже лучше, чем я мог ожидать. Отличная работа. Присмотри за ней. До поры.

Вызов был сброшен после согласования деталей.

Наконец-то! Неужели ему удастся! Именно ему, единственному из всего их древнего рода.

Глупцы, как же просто все оказалось. Проще, чем полвека назад. Но дед внес существенный вклад своими скрупулёзными заметками, перевернул вверх дном все доступные и недоступные архивы, чуть ли не исследовательскую научную работу провел.

Мужчина вытянул за серебряную цепочку из кармана антикварные круглые часы, брегет. Провел крупным пальцев по тоненьким выгравированным веточкам. Один, два, пять… Два. Всего два углубления зияли черной пустотой. Всего два шага, два человека. Чтобы перевернуть мироздание.

Как мало, но вместе с тем, как трудна была эта задача. Найти. Среди миллиардов людей. Это даже не иголка в стоге сена. Песчинка на дне мирового океана. Столетия ушли на поиски. Эпохи сменяли одну за другой. И вот он, близок к финалу.

Нет, не к финалу. К началу. Которое именно он запустит. Новый путь для всего сущего, двери в который откроет он!

Янтарная жидкость мягкими волнами легко окатила бокал изнутри. Прекрасные новости! Долгожданные! И скоро до цели останется лишь один шаг. Второй камень сам притянется, суть его такова. Спасая, попадет в ловушку.

Глава 10

Герман

Герман сбросил звонок, сжимая в руках телефон. Звуки с того конца сотового соединения уже давно прекратились, но влияние голоса, низкого, с какой-то возрастной хрипотцой, вместе с тем с нотками превосходства и надменности, продолжало будоражить сознание. Причины этому никак не подбирались, и это неимоверно раздражало.

Да, люди, которые в последнее время к нему обращались, уж точно не являлись простыми смертными. Однако, в силу "деликатных" особенностей их просьб, они не выказывали прямого пренебрежения, снобизма и прочего сопутствующего разговору между собеседниками разного положения. Чаще всего были спокойно-расслаблены и вежливы.

Здесь же, напротив. Каждое слово, каждый звук сквозил властью и снисходительностью. Будто паук плетет свои невидимые сети, из укрытия поджидая своих жертв и ни на секунду не сомневаясь в том, что они неизбежно попадут в них.

Не хотелось бы стать элементом чьей-то игры. Поэтому…

– Что он сказал? – бесцеремонно ворвались в мысли.

Герман развернулся, откладывая на время пока необоснованные подозрения, и, широким шагом преодолев расстояние от окна до рабочего стола, устроился в кресле напротив своего напарника.

– Сказал присмотреть за ней.

– Просто слежка? – недоверчиво прищурился Костя. В этом они с Костей были похожи. Чувствовать подвох там, где он совершенно точно есть, даже если тысяча и один факт указывают на обратное. – Зачем она ему?

Кто бы знал. С одной стороны, ему хотелось закрыть дело, чтобы избавиться от навязчивой, словно осы у сладкого, мнительности, которая возникает всякий раз при разговоре с неким Игнатом Валентиновичем. Кроме явно ненастоящего имени, номера телефона и урезанных реквизитов в поступающих переводах на этого человека у них не было ровным счётом ничего. Глухо по всем направлениям.

Обычно они, конечно, не копают под заказчика. Как-то это не уважительно что ли. Но тут, не сговариваясь, решили "просто поинтересоваться". И что? Да ничего. Как в такой ситуации не заподозрить неладное?!

С другой стороны… Эта девочка. Не сказать, что красивая, но миленькая. Сначала не поверил своим глазам, когда две рокерши подсели за столик, собирался отправить их в… В общем, туда, где самое место наглым девицам. Но не смог, язык не повернулся рявкнуть на такую мелочь. Если бы она встала с ним рядом, он наверняка бы был выше на голову точно. А глаза! Подчёркнутые косметикой, они казались бездонными. Заиграли солнечными бликами на синем море, как только девушка увидела надпись.

Всё время одергивал себя, чтобы не пялиться на нее, не рассматривать каждую деталь миловидного лица, смешного хвоста каштановых волос, при каждом ее движении подскакивающего или болтающегося из стороны в сторону. И прозрачное стекло столика ему тоже надолго запомнится.

Старался больше на ее бойкую подругу смотреть, держаться строго и отстранённо. Выдержка работала на максимуме.

Но самое главное, это не интерес к собственно хорошенькой девушке, а то, что как будто они знакомы давно, долгое время не виделись, но наконец снова встретились, и единственное желание – жадно разглядеть все-все черты, сравнить, удостовериться, обнаружить изменения, но тут же принять их и вынести вердикт: да, это она! Та самая!

Паранойя. Что за ерунда с этим делом?

Но нет, этого ему мало. Как только Костя заговорил о ней, ему, Герману, резко перехотелось делиться с ним мыслями. Словно он собственноручно отдает что-то очень ценное, что, вообще говоря, можно было бы и спрятать от чужих глаз. Особенно от паука Игната.

Полный привет.

Игнат Валентинович говорит "присмотри", а ему кажется, что надо скрыть ее от него.

Такого когнитивного диссонанса с ним ещё не приключалось.

– В этой истории одни углы. Ничего не складывается в стройную теорию. Начиная от самого Игната, вдруг свершившегося самоубийства с крайне сомнительной писаниной и заканчивая совершенно с первого взгляда неприметной девушкой, – про неприметную он, конечно, сильно лукавил, но не желал выдавать себя Косте. – И нам вообще-то должно быть все равно, что ему надо, но…

– Но нам не все равно, – закончил за Германа Костя. – Вернее, мы такие жуть какие любопытные парни, что просто не можем пройти мимо. И поэтому не…

– Не скрытое наблюдение, а что-то непосредственное надо. Как-то держать ее в постоянном поле зрения, но на законных основаниях. Параллельно заняться вплотную Игнатом. Есть идеи?

–Тааак, – протянул Костя. – Сейчас посмотрим, как она время проводит.

Он пощелкал по папкам и файлам на рабочем столе компьютера, выискивая нужное.

– Да, есть идея. Тебе понравится, – подмигнул он.

Глава 11

Дарьяна

Наваждение. Единственное слово, которое Дарьяна смогла применить к своему состоянию на протяжении всего дня. Исключая совсем маргинальные.

Нельзя сказать, что она вот прямо всегда тотально внимательна и сосредоточена. Нет, она, конечно, в первых рядах за красным дипломом, но это не значит, что она человек-учеба и потеряна для простых и понятных радостей жизни. Вопреки стереотипу.

Впрочем, сегодня она в ударе. Если бы красный диплом сам себе выбирал хозяина, то, взяв в расчет текущий день, ей бы он не дался в руки. Горделиво вздернув бордовой корочкой, отправился бы в архив.

А все почему? Потому что какое-то наваждение, а не день. Всюду чудится разное. Как будто Дарьяна до конца все же не проснулась, или каким-то неведомым образом, следом из сновидения вырвалась в настоящее древность и перемешалась, слилась с современностью.

Пробираясь через толпу спешащих людей, на ходу выхватывая обрывки слов и фраз, можно составить занимательную историю. Местами, безусловно, нелогичную и нескладную. Но это определенно будет некая сквозная хроника жизни общества на лету. Вот как есть. Без художественного вымысла и прикрас. Иногда даже полезно прислушаться к окружающему миру, прочувствовать, чем дышит человечество вокруг.

Приближаясь к университету, Дарьяна, конечно, менее всего задумывалась над потоком речи, что так и иначе доносилась до нее или пролетала мимо. Но слово "пергамент" нагло и по-хозяйски зацепилось за слух. От неожиданности Дарьяна вынуждена была резко остановиться, внося неразбериху на оживлённом тротуаре, не на шутку пугая Руслану. Оборачиваясь вокруг себя в поисках того, кто это мог с утра выдать подобное слово, Дарьяна чуть на полном серьёзе не поинтересовалась у прохожих "кто сказал мя…" то есть, пергамент.

Показалось. Ладно, допустим. Могло и такое быть. Но когда ваш слух до обеда успевает собрать мини-словарь слов с "двойным дном": "писало", "кожи", "Богдашка", "чернила" – то, это всё. Приехали. Как раз на ту самую "Богдашку", имея в виду просторечное название улицы… Ещё зачем-то выдергивался из контекста чужих разговоров "Кирилл", видимо по принципу созвучия с "кириллицей". В общем, слух и височная доля мозга развлекались, а контроль за ними, где бы он ни располагался до сего момента, ушел в отпуск. Не выдержал.

Дарьяна с силой вдавила кончики пальцев в виски, растирая по кругу. Закручивая в одну точку наваждение, словно спагетти на вилку, чтобы одним махом выкинуть его из головы. Получалось так себе.

– Ты как? – на страже душевного покоя и равновесия бессменно стоит Руслана. – Голова болит?

Дарьяна неопределенно пожала плечами. Ещё не хватало Лану грузить тем, что ей самой сложно оценить. Без контроля-то.

– Лан, как думаешь, мы сможем встретиться с Кириллом? – вот ещё один "Кирилл", не зря ей чудится полдня это имя.

– С кем? – не поняла Руслана.

– Ну с бывшим парнем девушки… С надписью.

– Аа, он вообще неконтактный. Ты меня знаешь, я могу с кем угодно поговорить, а тут вообще никак. Через посредника если только. Например, выйти на его друзей близкого круга.

Дверь в аудиторию была открыта, до начала занятий оставалось немного времени.

– Дарьяна! – в кабинет влетела староста группы. – Тебя в деканат вызывают. Прямо сейчас, – придавила она голосом.

– Через две минуты семинар, – Дарьяна пребывала в недоумении. И с занятия уйти она не могла, это вообще дикость пропускать, если ты не при смерти, а родители, узнав, провели очную ставку вне очереди. Но и проигнорировать требование из деканата – неправильно, невежливо и ни оправдывается пока ничем.

– Ну я не знаю, – развела руками девушка, не помогая принять решение. – Сказали позвать срочно.

– Иди, быстрее вернёшься, – у Русланы аж глаза заблестели от любопытства. Ее бы воля, она Дари за руку отвести была готова, лишь бы узнать в чем там дело.

Впрочем, Дарьяна в этом вопросе не уступала подруге, ей тоже было весьма интересно, что стряслось. Но природная (или точнее привитая воспитанием) стеснительность не позволяли явно демонстрировать неравнодушие. Оставалось только мысленно выдвигать предположения, в первую очередь выискивая свои промахи и ошибки.

До самого стола зав.кафедрой Дарьяна пытала сама себя, заставляя вспомнить всё самое возмутительное, совершённое ей за последнее время, не замечая как по мере приближения к пункту назначения и отсутствия чистосердечного шаги ее замедлялись.

– Дарьяна, вот и ты, – суетливо начал зав.кафедрой, поглядывая куда-то за спину девушки. – Очень хорошо, что сразу забежала. Анатолий Борисович, твой научный руководитель, отсутствует по семейным обстоятельствам, но к нам направили куратора для… В общем, это не важно, тут у нас своя кухня. Так вот. Тема твоей работы оказалась востребованой. И ее хотят взять в разработку в одном пилотном проекте. Детали тебе потом пояснят. Главное, что наш новый куратор нашел возможность заменить на время Анатолия Борисовича.

За спиной Дарьяна почувствовала какое-то движение и, обернувшись, натолкнулась на новое наваждение. Как он здесь оказался? Или ей кажется? Что за день!

Герман Романов. Он действительно высок. Сейчас, когда они практически вровень стоят друг другу, это особенно заметно. Дарьяне пришлось запрокинуть голову, чтобы заглянуть в синюю сталь глаз с необыкновенным зеленоватым ободком. Мельком. И тут же отвернуться.

Он не только высок, но и, надо признать, красив. Неформальная одежда: синие джинсы и белая рубашка, с небрежно отогнутым уголком с первой пуговицей у ворота – подчеркивали его подтянутую фигуру. Темно-русые пряди волос аккуратной волной закрывали часть лба. Внимательный и цепкий взгляд, уголок губ приподнят в лёгкой приветственной улыбке.

Зав.кафедрой резко подскочил на своем месте, тяжело оставаться спокойным, когда над тобой нависают с таким ростом, давят неприметно аурой власти.

–Да, – затараторил он. – Познакомьтесь. Герман Арсеньевич. Дарьяна. Так, сейчас. Анечка, ты ключик взяла от кабинета Анатолия Борисовича, я просил?

– Да, вот он, – донеслось от соседнего стола.

Кажется, настоящий. Тот самый. До Дарьяны постепенно начали доходить главные слова, сказанные зав.кафедрой. Куратор, замена руководителя, ее работа. То есть он… Удивительные совпадения! Или нет? В такие минуты и в выдумки Русланы поверишь.

Она ещё раз подняла глаза на Германа, попадая на его прицельный взгляд. Он все это время неотрывно наблюдал за ней. Смутилась, поспешно отворачиваясь. А что она ожидала? Что он так сразу ей всё-все расскажет? Да и есть ли что-то, нуждающееся в объяснении перед ней, простой студенткой?

– Но у меня семинар, – пролепетала она, принимая в руки ключ.

– Ничего-ничего, потом у других спросишь тему. Герман Арсеньевич занятой человек, не будет ждать тебя.

– Я не отниму у вас много времени, Дарьяна. Обсудим сейчас только организационные вопросы и отпущу вас, – не ожидая ответа, Герман направился к выходу.

***

– Ну что там? – накинулась на нее Руслана, как по сигналу, стоило им покинуть аудиторию и уйти подальше от лишних ушей.

– Ты не поверишь! Мне назначили нового руководителя. Анатолий Борисович куда-то уехал по своим делам. Часть разработки из моего диплома будет использоваться в реальном приложении. Надо только доработать кое-что. Пересмотреть кое-где алгоритмы, описание. В общем, много чего.

– И что тут такого? – взгляд Русланы потухал с каждым словом Дарьяны от разочарования. Вот не на такое скучное "не поверишь" она рассчитывала. Где сенсация, в конечном итоге?

– А кто, ты думаешь, новый руководитель?

– Да мало их тут что ли ходит, – отмахнулась Лана без энтузиазма. – Маргарита Ивановна, например.

– Герман Романов!

Да, это сенсация! Руслана распахнула глаза, загораясь от взрыва мыслей, словно сухая трава по весне от случайной искры.

– Это тот, который…– она не договорила, сама себя обрывая на полуслове, боясь, что один лишь звук более лишит ее интригующей новости.

– Да, который.

– Батюшки-светы! Вот это поворот! Нам, кстати, сюда повернуть, мне в магазин надо, – это же Руслана, при своей выраженной эмоциональности и страсти к загадкам она умудряется никогда не терять связи с реальностью. – А я говорила тебе, что все не просто так с этой запиской. Ты её расшифровала, считай первый уровень пройден. Теперь ты в игре. Он, конечно, красавчик, но будь бдительной. Ещё это приложение непонятное, надо поузнавать, может что-то запрещённое вообще.

– Ну какой игре. Запрещённое. Не начинай. Мы с ним разговаривали. Вернее, он больше говорил. Всё только и исключительно по диплому и пилотному проекту. Даже слово не сказал про заказ. Ну кроме лаконичного "спасибо, выручили".

– Удивляюсь твоему простодушию. Иметь таких родителей и оставаться такой доверчивой. Как ты ещё дожила до своих лет…

– Вероятно, благодаря тебе, – улыбнулась Дарьяна.

– Вот именно! Всё на мне, все на мне! Ну кто так паркуется?! – возмутилась Руслана.

На проезжей части, преграждая путь к тротуару остановился серебристый минивэн. Они в общем-то последние были, кто не успел перейти дорогу. Но вот так тормозить, не пропустив пешеходов, тоже не от правильно-привитых манер. Манеры есть, но приложены не к тем понятиям.

Неожиданно дверь с мягким скрипом сдвинулась, в мгновение выпуская дюжих парней в черном. Сладковатый запах перемежающийся с запахом кожи темной перчатки. Ускользающая вместе с сознанием последняя мысль об опасности. Темнота.

Глава 12

После дождя идти по дороге было совсем тяжко. Как развезнутся хляби небесные, так оно, почитай, всегда и бывает. Колесами телег и копытами лошадей ещё пуще развезло сырую землю. Вязкая грязь хлюпала под ногами, ступишь близ колеи неловко да утопнешь по лодыжки в трясине. Поди потом вытяни черевьи, обувку свою. Чрез кожу хоть и не просочится до холщовых онучей, намотанных на ногах, слякоть, дак ведь оборы, кожаные ремешки, крест-накрест навязанные поверх онучей, не сдюжат. И останешься посередь пути с обувкой в руках, изгвазданной и худой. Потому идёшь, всякий шаг выверяя, не топко ли, не скользко, по травке да по краюшку, по чужим следкам. И то черевьи, а про подол понёвы, юбки полотняной, и молвить нечего.

Но печалилась Богдана не об том, не видать ей ягодного калинника, что обещалась мачеха испечь батюшке сего дня. Попотчивает разве что хворостиной Любомира за то, что до ненастья в избу не явилась и всю грязь на себя налепила. Ох, не ласково глядеть будет, не ласково! Как и во всякое другое время…

Вздохнула Богдана горестно, крепче хватаясь обеими руками за корявую клюку. Нашла по пути себе прутик потолще, авось недаст пропасть ее черевьям в придорожном болоте, авось меньше хворостиной пригладит.

Токмо вот она ее и подвела бы. Воткнула клюку в темную землю, а она возьми и попади в какой-то камень, соскользнула, грозя Богдане падением в самую жирную слякоть. В последний миг успела вывернуться, прижаться к околице.

А камень-то и не камнем оказался. Сверкнуло блеском металла полоска, с которой сняло налипшую грязь концом клюки. Богдана нагнулась разворошить вокруг местечко, инно грибок под пожухлыми листьями сыскала.

От нежданного удара в бочину покачнулась, всплеснула руками, барахтая ими в воздухе, оступилась, ноги сами собой поехали в глинистое месиво. Взметнула своей палкой в сторону и с тихим хлопком пришибла кого-то мелкого, кого поначалу она и не приметила.

Скрипящее шипение и звуки чудного говора с нотками боли и обиды полились на нее. Мягкие тона перемежались с шипящими, придавая словам необычную напевность. Будто старче какой потянул хриплым голосом заутреню.

Но слушай-не слушай, а все же не удержалась Богдана, завалилась на одно колено, погружаясь ладонью в мокрую темную жижу. Куда тепереча спешить? Всё одно хворостина ее ждёт, а не калинник.

Неуклюже карабкаясь из зыбкой трясины, Богдана схлестнулась взглядом со светло-голубыми, широко распахнутыми, маленькими настороженными глазками. Отрок.

Пяти – семи лет от роду. Со взмокшими светлыми волосами, с которых каплями стекала вода. Темные разводы на светлой, почти белой коже. Одёжа вся в мутных пятнах, а кое-где оборванная. Однако, и рубаха и портки с кожаными сапожками добротные были, богатые. Не простой отрок.

Что-то буркнув себе под нос, он склонился над находкой Богданы и выловив ее из комьев грязи, любовно принялся чистить пальцами. Напоследок, подтянув полы висящего на левом плече корзно, темно-красного плаща, просушил, помял в ткани усердно.

Богдана не видала ещё подобных вещиц так близко. Полукруглая чеканная пряжка и толстая острая игла, замыкающая поперек полукруг металла. Такой иглой не пошьешь узор на рубахе. Тем временем отрок перекинул чрез другое плечо плащ и ловко скрепил уголки пряжкой. Выпрямился, приосанился и вскинул гордый взор на девушку. Правда, пришлось для того, сделать шаг назад и закинуть голову. Хоть годками мал ещё был, да росточком уже высок, но Богдана-то все равно повыше будет.

Худющий, потрёпанный, промокший, но, твердо смотрящий на Богдану, он похож был на нахохлившуюся мелкую птаху. Рука было потянулась погладить, приласкать, но вовремя одернула себя девушка, зацепившись глазами за пряжку. Дорогая, да и корзно абы кто носить не будет. Знатный отрок. Отчего ж один под дождем токмо?

– Чьих ты будешь? – Богдана улыбнулась ему.

Смерил взглядом Богдану, проговорил что-то напевно. Не сразу разобрала она, что он ответил. Вроде бы знакомо слышится слова, но в то же время не понятливо. Как вот давеча кто к батюшке захаживал, один дюже худо изъяснялся, скажет, будто далече сидит, а второй за ним следом молвит. А Богдана прислушивалась-прислушивалась из угла своего рукодельного, да и спустя время смекнула, что один говорит, а второй почитай тоже самое вторит. Странники.

Так и сей час. Замолк отрок, а она думала-думала над его речью, а она возьми да и сложись в разуме в привычное наречие. Дивные дела.

– Не ровня, чтобы знать, – поняла она его инакое обращение.

– Доброе слово для всякого найдется, – проговорила батюшкину любимую присказку, не ожидая ответа, а сама задумалась, как же его одного оставить? Темнеть уж скоро будет. Да и одёжа на нем без единой сухой нитки.

– Ты разумеешь, что я говорю? – удивлённо вскрикнул отрок.

Богдана кивнула, продолжая решать, как поступить по сердцу.

– Магнус, сын Олафа из рода Харальда, – спустя время гордо произнес отрок.

Богдана не ведала, кто таков этот Олаф. Но стало быть с гостями-иноземцами на торжище прибыл.

– Магнус, отчего ты один тут?

Магнус внезапно сник, от горделивой осанки и следа не осталось, опустил голову, мокрые пряди тут же упали на лицо, будто пряча его от Богданы. Как тут не взъерошить волосы, не погладить? Может горюет он по стороне своей родной, по дому? Вот как Богдана по сестре своей старшей. Не сдержалась, пригладила холодные влажные волосы. Всякому не только доброе слово надо, но и чуткое сердце рядом.

Издалека начала доносится ветром разноголосица. И нестройный топот копыт, и громкие крики, и нарастающий шум, и грубый говор. Магнус в миг нырнул за спину Богданы, ухватился ладошками за полотно юбки, крепко-накрепко впиваясь в него пальчиками. От надвигающейся ревущей волны она и сама готова была броситься наутёк, схорониться за каким-нибудь деревцем, но дрожащие маленькие ручки пригвождали ее к месту, а спрятаться поблизости негде было.