
Полная версия:
Звенья одной цепи
– Ой, – Лана глянула на часы, – мы же опоздаем на лекцию! Давай быстрее собираться.
– Сейчас, – Дарьяна суетливо начала набирать текст сообщения для Германа, нужно было отправить правильный перевод, без ошибки.
"Как вы поняли, что в переводе возникла ошибка?" – застало ее в лифте. "Во сне", – ответила девушка, подавляя необъяснимое чувство тревоги.
Глава 7
За последний месяц здесь все стало знакомым, хотя лучше, наверное, сказать, узнаваемым. Но не родным. Она брела по тихой грязной улице, обнимая в руках теплую банку с утренним молоком, и думала. Погружаться глубоко в собственные мысли стало привычным, такой своеобразный естественный психотренинг. И особенно в воскресенье, после службы в сельском храме по дороге домой с краткой остановкой у двенадцатого дома за свежим молоком. Направленность мыслей тоже уже характерная, приправленная ретроспективным анализом: сначала невольное сравнение "сейчас" и "тогда", потом снова и снова прокрутить судьбоносный эпизод в "тогда", и от него вспышками-событиями вернуться в "сейчас", подвести итог. После "того" все остальное закономерно и… в каком-то смысле справедливо.
Кто бы знал, что она, двадцатипятилетняя девушка, бывшая два года назад звезда и солнце их элитного сборища, надежда и свет родительского дома, будет вставать утром в воскресенье с первыми петухами, управляться по дому и идти в храм на службу. В такой длине платья, что из него вполне можно было скроить не менее двух ее обычных нарядов. Нет, не обычных, а тех, из прошлого, в «тогда». И ещё эта банка с молоком. Трехлитровая. С пластиковой крышкой. Первое время у Мирьяны даже умений не хватало, чтобы снять крышку. После нескольких попыток с одной, с другой стороны, пальцы нещадно жгло, красными кривыми полосами крышка отмечала свою победу над непутевой горожанкой, а ногти… Даже лучше не вспоминать, какие они были «тогда», жертва судьбы.
Да, это тебе не как раньше: спустился к завтраку к столу, где уже всё красиво накрыто, щедро налито и аппетитно разложено. Садись только и откушай, попутно обсуждая новости, планы и задачи, виды на урожай. Все такое удобное, доступное и определенное. До одного часа.
Удивительно, как в фильмах, книгах и даже рекламе часто используется один и тот же приём: разделить жизнь до и после какого особенного события или действия. Вот и Мирьяне пришлось испытать такое на себе. Жизнь "до" яркая, не сказать, что беззаботная, но вполне прилично обустроенная, подготовленная родителями и окружающей средой обитания. И она была в ней "своя". А вот жизни "после" могло и вовсе не быть. И началась она с храма. Кто бы поверил из ее прошлых многочисленных друзей и подруг!
Как-будто-то бы не она сама, а ее душа искала и искала решение, и привела ее к величественному зданию. Оно и кажется чем-то значительным и фундаментальным, как и воздух вокруг него, что и подходить страшно, но на поверку вышло совсем не так. Два года назад спустя несколько бессмысленных дней и ночей после «того» ноги сами остановились перед высокими черными коваными воротами. Впрочем, ворота и калитка тут всегда открыты, для всех. Наверное, в тот момент, выглядела она поинтереснее чем восставший из небытия призрак, потому что даже местные неимущие цыгане перед храмом шарахались от нее. Оно и не удивительно: взлохмаченные волосы, торчащие в разные стороны, бледная кожа, красные, воспалённые глаза, заметные дорожки пролитых слез на щеках, ничего не выражающий взгляд, помятая, не первой свежести, одежда. Она стояла перед раскрытыми воротами, перекрывая проезд, и смотрела прямо перед собой, вряд ли что-то различая при этом, и никто почему-то в тот миг не смел сказать ей и слова. Тихо прошуршали колеса машины за ее спиной, остановились. Сигнала не последовало. Шуршание отдалилось, машина встала на парковку рядом с храмом. Водитель аккуратно закрыл дверь машины и уверенно подошёл к девушке, словно давно приметил ее или с нетерпением ждал. Ему достаточно было взгляда, чтобы понять, чего ищет эта душа.
– Что-то ветрено с утра, пойдём внутрь, – не надеясь на ответ, он взял девушку под локоть и направился в сторону небольшого дома на территории храма.
С этого заботливого, произнесенного мягким, почти домашним, отдающим искренним дружеским участием голосом "что-то ветрено с утра" и началась ее жизнь после. Как будто тот самый ветер прибил ее потрепанную бурями ветхую лодку к твердой земле, что более одного столетия стоит, все замечает, и держится крепко. А она очнулась внезапно и осознала, что нет больше яркого и беззаботного, все сломано, не потонуть бы.
Они долго разговаривали за чашкой горячего чая, откуда-то батюшка принес целый термос, предчувствуя, что одной чашки явно мало будет согреться. Поначалу тяжело было выдавливать из себя слова, но добрый, отеческий взгляд серых глаз напротив, помогал собраться с мыслями. Она плакала, но продолжала изливать душу, все, что накопилось за последние дни, и все сомнения, и все терзания. Жить не хотелось, но тут батюшка оказался строг и непреклонен.
С тех пор этот человек стал первым, кому она звонила в затруднительной для себя ситуации, когда нужен был совет, поддержка или просто искреннее слово.
Как-то само собой пришло решение уехать из родного города, а вместе с тем и планы на будущее. Батюшка выслушал виды на второй шанс внимательно, немного призадумался, но благословил. Укрепило в выбранном пути новой жизни несоответствие. Мирьяна чувствовала, что нет ее прежней, нет "своей" в ее окружении, как будто выпала из своего места, и не может вернуться обратно. При этом для остальных, как только "эта история" перестала будоражить общественность, все возвращалось на круги своя. И от нее ждали снова роли звёзды и солнца. Ей не хотелось видеть разочарования в глазах тех, кто любил, несмотря ни на что, но не вопреки всему.
Конечно, никто бы не принял ее решение бросить все, в том числе и учебу, и уехать. Поэтому Мирьяна собрала самое необходимое, оставила записку и отправилась в путь. Ее собственный путь. К удивлению, погони не было, судя по всему батюшка может давать советы не только внезапно свалившимся на него почти призракам.
За два прошедших года только банковская карточка Мирьяны исправно пополнялась, но денег с нее себе она не брала. Жизнь в селе, в деревенской глуши в каком-то смысле давала свои преимущества. В простоте общения и быта.
– Доброго! – окликнул Мирьяну из ее мыслей идущий на встречу мужчина. В простой черной футболке и потёртых джинсах. На вид ему можно было бы дать лет пятьдесят или даже чуть больше. Но девушка уже знакома с ним и знала, что борода с проседью и множество морщинок, веером расходящихся от уголков глаз, так сильно старит. На самом деле этому человеку нет и сорока. И каждый раз по-доброму улыбается, будто родную душу видит.
– И тебе. Есть новости? – Мирьяна перекинула банку на сгиб одной руки и слегка склонила голову набок. Смотреть на собеседника было не очень удобно, разница в росте довольно ощутимая.
– Ага. Ты с храма? Домой?
Мирьяна кивнула, но не сразу. Не всякое место «домом» назовешь, но, если судить глобально, то не на улице же она ночи коротает, а в некоем жилище… В доме. Значит, и «домой» идет.
– Давай провожу и расскажу всё. С банкой помочь?
Она отрицательно мотнула головой, и они продолжили путь вместе.
– Ну, в общем, документы все собрал, заявку в фонд подал. Но… ты думаешь помогут?
– Главное верить, и подкреплять свою веру действиями. Еще есть время до операции, найдем куда еще обратиться.
Она удобнее перехватила банку одной рукой, а второй достала из кармана кофты телефон и добавила себе заметку в блокнот заняться этим вопросом. В последнее время таких заметок становилось все больше и больше. Почему к ней обращались люди за советом, помощью? Разные люди, сначала один, потом еще и еще. С разными просьбами, не доверяя, не веря, без надежды. Но, к недоумению самой Мирьяны, удавалось найти зацепку, ниточку, искорку, чтобы отчаяние потухло, а на свежем пепелище зажглась крохотная надежда. Как вот сейчас.
Мужчина повел разговор заметно бодрее.
– Сбережения есть… Дядька еще Еремей подкинет чутька, да по своим схожу. На операцию сыну соберу, а вот на реабилитацию врач говорит сразу нужно ехать. Иначе не пойдет… – мужчина сник, голос дрогнул.
– Все будет хорошо, – уверенно произнесла Мирьяна, одной фразой латая крупными стежками израненное сердце собеседника.
Они дошли до поворота на асфальтированный участок дороги, ведущий к одному единственному дому. Дальше провожать не нужно было. Девушка направилась к спрятавшемуся среди величественных сосен двухэтажному коттеджу.
Как-то так получается, что с течением времени жилище человека неуловимо начинает повторять или лучше сказать воплощать в деталях самого человека, каков он есть в действительности. Дорога к дому прямая и ровная, в любую погоду можно пройти, не проверяя глубину луж, не утопая в грязи, не подпрыгивая на колдобинах. Привычный в этих местах глухой забор заменил изящный кованый. Само строение скрывалось от глаз случайного прохожего за стройными деревьями. Преодолев путь от калитки до широкого крыльца, в первую очередь бросается в глаза первый этаж: практически полностью с витражными окнами. Да, немного затемненными, да, внутри светлые лёгкие портьеры, но, как и сам хозяин дом кажется открыт для гостей, встреч, знакомств. А вот второй этаж, личные комнаты, прячутся за красным кирпичом, неприступны, вход туда только для избранных, очень близких. Мирьяна на втором этаже за все время присутствия в доме не была ни разу.
Красивый, но продуманный интерьер с преобладающими элементами из светлого дерева внутри создавал ощущение тепла, уюта и комфорта. И все правильно, понятно, четкие линии, лёгкие оттенки, и лишь многочисленные металлические поручни то там, то здесь выбиваются из гармоничной обстановки, делая ее искусственной, бездушно-механической. Изломанной внутри.
Дом встретил тишиной, пройдя в кухню, девушка пристроила, наконец, банку с молоком и отправилась на поиски владельца этого безмолвного царства. За прошедший почти год, который Мирьяна провела здесь в должности то ли домохозяйки, то ли домоправительницы, то ли помощницы по дому, для нее не стоило труда узнать, где практически всё своё время, не различая дня буднего или дня выходного, обитает этот серьезный, внешне открытый, но не впускающий в свой ближний круг никого, затворник. Конечно же, в своем кабинете. Из-за приоткрытой двери доносились обрывки разговора.
– Ты же знаешь, что я давно отошёл от дел его компаний, – тон хозяина дома сквозил раздражением. – Но на этот раз пришлось пойти на сделку с ним. Доход плюс разобраться с проблемой, а он отдает все материалы расследования.
– Твой отец бывает убедительным, когда ему что-то нужно, – собеседник был недоволен.
– Вот это и настораживает. Не все так просто с этой фармацевтической компанией. Сразу же аудит для отвода глаз, и параллельно подключаешься ты. Мимо тебя даже пылинка не пролетит.
– Ладно, раз ты так нахваливаешь, придётся все пылинки проверить. И кстати вот ещё что…
Девушка не стала прерывать разговор и, никак не обозначив своего присутствия, вернулась в кухню.
Последний блинчик какой-то витиеватой формы, чем-то отдаленно напоминающий контуры одной африканской страны, покинул раскаленную сковороду и медленно спланировал на вершину горы из своих круглых собратьев, когда рядом со столом тихо прошелестели колеса инвалидного кресла.
– Мм, от одного запаха только плохое настроение улетучилось, – Гордей подъехал ближе, заняв удобное место за столом.
– Да, вот уже всё готово. Молоко по пути забрала.
К блинам добавились розетки с вареньем.
– Несмотря ни на что, замечательное утро! – провозгласил Гордей, потянувшись за первым блинчиком.
На крыльце послышались шаги, и входная дверь внезапно распахнулась.
– Вот ты-то, милочка, мне и нужна! – если можно было убивать взглядом, в радиусе не менее пяти метров ещё минуту назад все бы полыхало синим пламенем. Хозяина дома, конечно, не тронула бы. Преклонение перед сильнейшими, то есть тех, кто богаче, всё-таки для некоторых является значительным сдерживающим фактором.
Женщина ворвалась в чужой дом, нашла свою жертву и уже ничто не могло остановить ее гнев. Она могла и наброситься на девушку с кулаками или вцепиться в волосы, останавливало наличие серьезного свидетеля. А вот жертва ничего не имела против, даже рада была бы, если бы та кинулась на нее. Жаль, что только словами била.
– Не лезь. В. Нашу. Жизнь, – рычала бешеная гостья. – Ты вообще никто здесь, ничего не знаешь, а во все дырки лезешь. Кто ты такая? Живёшь в доме с мужчиной. Родители-то знают? Не подходи к моему мужу! К моей семье! И если он умрет, то ты виновата будешь! Из-за тебя все!
Женщина сорвалась на крик, вперемежку с горестными рыданиями. Надрывно, выплескивая всю свою ярость и боль.
– Достаточно, – жёстко остановил мужчина. – Покиньте мой дом. Как успокоитесь, приходите, обсудим проблему. Если она есть.
Он указал взглядом на выход. Женщина бросилась прочь, хлопнув со всей силы железной дверью. Эхом раздался резкий перезвон оконных стекол, и наступила тишина. Тяжёлая, удушающая.
Мирьяна, не двигаясь, все смотрела и смотрела в коридор, словно эта женщина вот-вот должна была вернуться и сделать то, о чем говорили ее глаза, растерзать. Но ничего не происходило.
«И если он умрет, то ты виновата будешь! Из-за тебя все!» – било наотмашь, в одно мгновение накрывая со всей обреченностью, возвращая в «тот» момент. Девушка бессильно опустилась на пол. Пыталась дышать, но воздух попадал в приоткрытый рот, но никак не доходил до легких. В панике Мирьяна схватилась за горло, но поздно. Она уже погружалась в свои болезненные воспоминания. Перед глазами был не уютный дом. Перед глазами была пропасть.
Глава 8
Мирьяна. Два года назад
Если бы Мирьяна взялась сегодня искать цвет своего настроения на известном психологам цветастом колесе эмоций, то у нее вряд ли что вышло. Не потому, что не существует цвета на этом колесе для идентификации ее состояния, а потому что ее эмоции скачут как резвые кони. С самого утра она успела пронестись по доброй половине яркого круга. Причем не раз. Сплошные качели.
Что там имеется в желто-оранжевом цвете? Беспокойство, переживание, напряжение, удивление, восхищение? И то было, и это.
Утренний кофе с сердечком, выведенным аккуратными мамиными штрихами, с доставкой на дом. С надписью «Удачи» мелкими, совсем крошечными буквами (уж, не под лупой ли она их выводила) вместо подписи. Четко-четко к тому времени, как Мирьяна поднимется с постели и приведет себя в порядок… Чуткое материнское сердце видимо на расстоянии синхронизируется с распорядком дня любимого чада. Вы думаете только ее? Мирьяна приподняла бумажный стаканчик повыше, заглянула на донышко. И да. Там тоже «Удачи», кривенько, но по-мужски резко и отрывисто.
Идеальный костюм, идеальный мейкап, идеальная погода, дорога, идеальное время прибытия в конференц-зал. Внешне уверенная и спокойная Мирьяна, внутри себя увлеченно развлекалась на эмоциональных аттракционах.
Все ли с собой, откроется ли презентация, будет ли работать оборудование, не забудет ли она текст выступления, сможет ли ответить на вопросы, будут ли дрожать руки и еще много чего.
И ладно бы первый в ее жизни доклад. Но ведь даже не второй. Одного и того же материала, пусть разным аудиториям, но все проверено, путь проторен, если не сказать, натоптан.
Собственно, на свою же тропинку и ступила, как только поднялась к мягкого кресла в зале, чеканя шаг добралась до кафедры, развернулась к нескольким десяткам глаз, улыбнулась солнечной улыбкой с азартным блеском в собственных глазах и нырнула в свою стихию. Человек, что долго находился в изоляции от общества, наконец-то добрался до людей, получив бесценную возможность говорить и быть услышанным.
Поток слов, в качестве звукового сопровождения картинок на экране проектора из нее извергался самостоятельно, стоило ей бодро отрапортовать приветственную часть.
Какое волнение? Какие тревоги? Их смело волной жажды власти над людьми в зале, их временем и вниманием. Даже если им ни грамма не интересно, им придется сидеть, едва слышно подавая признаки жизни, и внимать каждому ее слову. А иначе как они смогу растерзать ее вопросами в конце, когда наступит их время "топить" одинокого воина у экрана. Но этот воин не так прост, хоть легион против него будет – выстоит.
***
Что там положено для зеленого сектора круга эмоций? Радость, восторженность, удовлетворение, головокружительное счастье? О, да. Пробираясь к аудитории на последнюю пару, Мирьяна без зазрения совести наслаждалась зеленым цветом настроения, своим триумфом, умиротворением и заслуженной гордостью. Всё закончилось, оппоненты повержены, грант в кармане, победитель в зените славы.
– Мирьяна! – окликнул на этот раз строгий профессорский голос.
Ее руководитель перехватил внимание. Суровый на вид мужчина, хоть и был в годах, но кроме седины и лишних морщинок, ничто не выдавало в нем возраст. Высокий, немного худощавый, в классическом костюме, с ровной спиной, прямым и твердым взглядом он стремительными шагами вышагивал по университету. Ледокол, перед которым крушатся на глыбы, расходясь в стороны, все: от студенческой массы в коридорах до жизненных трудностей и преград.
– Как все прошло?
– Всё отлично. Очень бурные обсуждения были. Причем только на мой доклад такая реакция.
– Вопросы?
– В целом, почти те же, что на конференции в университете были.
– Ответила?
– Разумеется!
Профессор скупо улыбнулся.
– Молодец! – похвалил он. – Ни секунды не сомневался в тебе. Зайди ко мне завтра с утра, хочу предложить тебе ещё одно мероприятие посетить. Обещают присутствие министра. Да не бледней так, я тоже буду, подхвачу вопросы, если каверзные будут.
Открывшиеся перспективы сначала заставили опять уйти в панический оранжевый. Страхи, как невидимые тени, стеной выползали из всех щелей, торопясь завоевать свое место в мыслях. Но полыхающий в руках меч азарта и предвкушения выгод, значимости и признания, гордостью и тщеславием разрубал страхи ещё на подступах к разуму. Ни единого шанса, не оставляя им на сомнения.
Апофеозом великолепного дня должен был стать вечер, проведенный в приятной компании, зажигательной музыке и, конечно, в новом потрясающем платье. Осталось забежать на часик в зал на тренировку и можно готовить боевой сногсшибательный образ. Наверное, в этот момент нужно было остановиться, замереть в счастливом миге жизненного пути, на новой высоте. Но время самая жестокая вещь на свете, оно неумолимо мчится только вперёд. Даже, если вперёд означает полным ходом вниз.
Раздевалка непривычно пустовала. Однако, недолго. Мирьяна оглянулась. Дверь распахнулась, и в комнату медленно вошла немолодая женщина. Красивая, яркие густые темно-каштановые волосы с красноватым отливом, волнами лежали на плечах, обрамляя острые скулы чуть смуглого лица, будто высеченного знаменитым скульптором. Без изьяна, ухоженное, идеальное, но не живое.
Глаза. Вот, что заставило обратить на себя внимание Миры. Они словно потухли, смотрели, но не выдавали ни малейшей заинтересованности в увиденном. Пустой взгляд потерянного человека. Женщина едва скользнула по Мирьяне и, не издав ни звука, направилась к своему шкафчику. Следом за ней, в комнату ворвалась другая. Значительно моложе, суетливо осмотрелась, недобро прищурившись, заметив постороннего. Кажется, разобрала Миру и содержимое ее вещей на атомы, прежде чем, окончательно войти в помещение и присоединиться к своей знакомой. Они молчали, изредка перекидываясь ничего не значащими фразами, но из которых можно было сделать вывод, что первую женщину зовут Антонина Михайловна, а ее сопровождающая – неприятная во всех смыслах особа.
Внезапно, Антонина Михайловна покачнулась, в последний момент хватаясь за дверцу шкафчика.
– Что с вами? – всполошилась та самая особа.
– Не знаю, – хрипло произнесла Антонина, медленно оседая на ближайшую скамейку. – Головокружение, резко в глазах потемнело. Слабость какая-то. Позови Семена, домой поедем.
– Давайте, я вам помогу. Зачем Семен?
– Иди, пусть Семен поднимется.
Особа сделала шаг к двери, но в нерешительности остановилась, глядя с сомнением на хозяйку. Не хотела или не могла, оставить ее одну.
– Чемодан без ручки, – с ехидными нотками заметила Антонина, снизу вверх разглядывая свою сопровождающую. – Нести неудобно, и оставить нельзя, да?
Девушка опустила взгляд и вылетела в коридор за помощью. Спустя минуту женщина начала задыхаться, широко раскрыв рот, нервно глотала воздух, но никак не могла привести дыхание в норму.
– Воды, – едва слышно, выдавила из себя.
– Да, у меня есть, – спохватилась Мирьяна. Она подскочила с бутылкой воды, скрутила крышку и поднесла к синеющим губам.
– Нет, я должна сама. Возьми, в благодарность, – неожиданно твердо произнесла Антонина, забирая из рук растерянной девушки воду и заменяя ее кольцом, судорожно сдернутого с безымянного пальца. Мирьяна непроизвольно сжала в кулак неожиданный дар, не найдя слов отказаться.
Антонина не спешила делать глоток. Выпрямилась, будто не ее секунды назад держал в напряжении приступ. Вновь холодная и бездушная.
– Столько лет прошло, – наконец заговорила она со злостью, за которой прятались отчаяние и боль. – Я лелеяла надежду, что что-то изменится. Но… Он чудовище, одержимый безумной идеей, сумасшедший. Ничего человеческого. А теперь он никогда не узнает, что то, что он так сильно желал, было всегда рядом. Устала. Смертельно устала, – закончила она загадочную свою речь страшными словами.
И прошептав тихое «прости» одними губами, поднесла ко рту воду, немного отпила. Мирьяна выдохнула. Наверное, все наладится, она сейчас успокоится, придет в себя. Что-то такое случилось, наболело, накипело, что даже случайному человеку вырвалась из души тоска. Конечно, пройдет. Всё проходит, и это пройдет.
Как же она ошибалась! Уже предчувствуя, не осознавая, но ощущая душой, что через доли секунды ее мир рухнет, бесповоротно изменится навсегда.
Антонина выронила из ослабевших рук пластиковую бутылку. Вода небрежными брызгами расплескалась вокруг, прозрачными потоками, словно невидимой обычному зрению кровью, помечая пространство.
Двери вновь распахнулись, пропуская внутрь девушку и внушительного мужчину, который в последний момент успел подхватить безвольное тело, оттесняя Мирьяну к стене.
Антонина больше не дышала. Бледное утонченное лицо, закрытые навеки глаза. Безжизненная красивая фигура. Она такой и осталась в памяти Мирьяны. Она, этот миг и весь этот день. А ещё кольцо с сине-фиолетовым камешком на внутренней стороне, почти черный. Как ее растерзанная в клочья душа.
***
Мирьяна. Настоящее время
– Мира, – тревожно пробивалось сквозь воспоминания, заставляя снова дышать, жить. – Что…
– Больше всего в эту самую минуту мне бы хотелось, – перебила Гордея девушка, – расстаться с жизнью.
Он дернулся, но она, чуть повысив голос быстро продолжила.
– Собаке собачья смерть. Это справедливо для… – она сделала паузу, – для убийцы. Но я не могу убить себя. Батюшка… Теперь это мой крест и нести мне его столько, сколько Бог позволит. Я приняла это, но вот иногда голая правда накрывает так сильно, что рвет все внутри на части и хочется уже закончить это, отмучиться. Думала, буду помогать другим, пока доживаю. Я не выйду замуж, не рожу детей, мне не для кого беречь честь, доброе имя. Поэтому, наверное, не имеет значения, что они говорят.
Она медленно встала на ноги и побрела в сторону своей комнаты.
– Дай мне часа два. Потом все будет как обычно.
– Хорошо, позже поговорим.
Она горько усмехнулась. Уж она-то точно знала, что разговора не будет. Нечего тут сказать больше.
Глава 9
В самом сердце города, уже почти во всех смыслах его города, возвышался над неприглядными административными и прочими офисными зданиями монументальный бизнес-центр. Выделялся, да, но не нарушал гармонию архитектурного ансамбля эдакого сити центральной части мегаполиса. Хоть и воздвигнут сравнительно недавно, даже десяти лет, или чуть больше может быть, не прошло, но занял главенствующее место среди подобных строений.
Иметь офис в "Цитадели" – лучшее, что может сделать владелец бизнеса в этом городе. Такая слава щедро приносила более состоятельных клиентов вместо менее удачных, немалый доход вместо посредственных заработков хозяевам центра.
Геометрия "Цитадели" со стороны казалась своеобразной парящей лестницей с основанием-в виде башни. Внушительный двадцати-пятиэтажный корпус цилиндрической формы с центральным входом, к которому присоединен корпус, каждый этаж которого меньше по площади и на несколько градусов смещен относительно предыдущего. Панорамное остекление подчеркивало футуристический характер здания. Внутри каждая деталь: от дверей холла до электрического оснащения – ненавязчиво указывало на богатство без пафоса. Оплот для элиты бизнеса.