Здесь перезимует горе

– Помогите.

***

Я дура. Мне промыли желудок, поэтому чувствую я себя еще хуже. Дико хочется есть, но врачи пока не дают. Выписывать не станут, пока мне не напишет заключение психолог или психиатр, хрен его знает, в чем разница. А я-то думала такое только в американских фильмах бывает. Что ему говорить? Не представляю. А вдруг в дурдом положат? Ну, зато там будет еда, и, может, я смогу забыться… А если отправят домой? Ну, нет. Может сбежать? Сначала поем, а потом можно попробовать. Да и к тому же у меня нет штанов, ботинок и куртки. Да чего уж там, даже трусов нет… Если поймают в таком виде на улице, точно положат в дурку.

Незаметно для себя я засыпаю. Периодически слышу, как приходят врачи и бесцеремонно трогают меня, как будто я просто тело. Но мне так все равно, что я сплю дальше.

Когда меня будят, уже снова темно. Меня расспрашивают про самочувствие, возраст, паспортные данные и так далее. Приходится говорить правду, но номер паспорта не помню. Они сообщают мне, что через час придет психиатр. Интересно, какая процедура в России после “попытки самоубийства”? Наверняка запихнуть в психушку на месяцок.

Целый час только и думаю о том, как бы вывернуться из этой ситуации, и прихожу к выводу, что надо действовать по старому проверенному методу и прикинуться дурочкой.

Когда заходит врач, мне трудно скрыть улыбку от радости, что это мужчина. Они все по определению считают женщин дурами.

– Добрый вечер, Евгения. Я Константин Владимирович Ауров. Давайте с Вами обсудим произошедшее сегодня ночью.

– Здравствуйте.

– Так что же случилось?

Я начинаю заверять его, что всё это случайность. Но он не верит.

– Пачка снотворного и алкоголь, по-вашему, случайность?

Тогда я преподношу ему историю с собакой. Говорю, что хотела напиться, не могла уснуть, потому что видела бедную собаку и щенят. Не знала, что такой эффект у таблеток. И так далее и тому подобное.

– Хотите убедить меня, что вы не знали, что смесь алкоголя со снотворным – это попытка суицида?

– Поверьте, это не была попытка самоубийства. Я вовсе не хочу умирать. Как только я почувствовала, что мне плохо, я пошла в соседнюю квартиру и попросила вызвать мне скорую. Сама попросила. Разве самоубийцы так делают?

Не стоило такое ему говорить. Это как в кино, когда говорят “я не сумасшедшая”.

– И не такое делают.

Он задает еще много-много вопросов. А я стараюсь придумать, как бы сбежать отсюда…

Когда вопросы заканчиваются, он говорит, что зайдет утром и прощается, а я в ответ задаю ему вопрос:

– Извините, а у Вас случайно нет контактов моих соседей? Я бы хотела позвонить им и отблагодарить.

Он переписывает мне номер из карты и уходит. Я точно провалила тест на адекватность.

Через час обход заканчивается, и я, обмотавшись простыней, решаюсь пройтись по коридорам поискать телефон. В палате через две от меня лежит молодой парень, который без лишних вопросов дает мне телефон.

Гудки…Гудки-и…

– Ну же, – не выдерживаю я и произношу вслух.

– Алло, – наконец, отвечает мне женский голос.

– Алло-алло. Здравствуйте, меня зовут Евгения, это я к вам вчера вломилась… – нервно бубню я.

– О, здравствуйте. И как вы? – она не очень-то заинтересована.

– Я… э… хорошо. Извините, что так вышло, и спасибо, Вам.

– Ага.

– Извините, а вы не могли мне еще немного помочь? – отчаянно прошу я. – Просто все мои вещи остались в квартире, а больше никого из знакомых в городе нет…

Долгое молчание в трубке.

– Ладно, я понимаю, извините, еще раз спасибо, до свидания.

– Нет-нет, стойте. Я могу. Что нужно? – торопливо говорит она.

– Если дверь квартиры не захлопнулась, то нужно взять…

Она меня перебивает:

– Она захлопнулась, точнее я ее захлопнула…

– Черт. У меня даже штаны там, – нервно смеюсь.

– Одежда нужна? Ну, я могу свою принести, а Вы потом отдадите, недалеко живем же.

– Ага. Ну… если можно, то какие-нибудь штаны, и хотя бы тапочки.

– Хорошо, Вас завтра выписывают?

– Да, сказали где-то в 11. Вы сможете?

– Да, думаю, да.

– Спасибо!

Я почти прыгаю.

– Да не за что.

– А как Вас зовут?

– Ира.

– А я, Женя… ну, тогда до завтра?

– Ага, до встречи.

– Спасибо большое! До завтра.

Выдыхаю. Надеюсь, она придет…

Утром меня будит медсестра и ставит капельницу. Говорит с железом. Вообще она много говорит, как будто бы хочет заболтать тишину и не дать окружающим времени думать. Я спрашиваю у нее про свою одежду, но она не знает, что с ней. Зачем им моя одежда? Как мне уйти отсюда без трусов?

Когда медсестра уходит, приходит врач, который заходил вчера. Сразу за ним приносят завтрак, и я съедаю его весь. Чтобы так испортить еду, это надо постараться, но я так проголодалась, что готова съесть всё что угодно, даже брокколи. Еда соседки по палате остается нетронутой. Пока думаю над тем не съесть ли ее, возвращается медсестра и убирает капельницу.

– Вот, держите, – она протягивает мне что-то вроде ночнушки. – Вообще-то это не положено, но я не понимаю, почему бы и у нас в стране не выдавать всем пациентам рубашки, как это делают во всех других странах. Я как-то неделю пролежала в коридоре голая! Холодно, стыдно. А врачам, видите ли, так удобнее. Но и мы не кусок мяса…

Она болтает и болтает. Пытается разбудить соседку по палате, но быстро бросает это дело. Вернувшись ко мне, говорит, что скоро зайдет психиатр.

– А вам уже написали рекомендации? Обычно они пишут посещение психолога, прием каких-нибудь лекарств и тому подобное. Вообще, думаю, можно и без таблеток успокоиться, попить травки. Я вот люблю ходить на йогу. Я уже много людей заманила к себе в группу. Работаю бесплатным промоутером, – смеется. – Вам не нравится йога? Вообще, здесь есть психолог, к которому всех направляют. Наверняка у них с ним договор. Но я считаю, он не очень хороший. Мы с ним уже раз десять виделись, а он так и не запомнил меня. Вот я его сразу запомнила. Даже с его женой знакома. А, вообще, здесь недалеко есть женщина, она собирает группы, что-то вроде анонимных алкоголиков. Правда, я так ни разу не дошла до нее, но слышала, что всем там нравится. Хотя не знаю, как можно про такое говорить “нравится”, – она делает руками кавычки. – Думаю всем “нравится”, потому что это бесплатно. Но я думаю, что лучший выход из депрессии это спорт. Когда есть чем заняться, нет времени на депрессии. Так что приходите на занятия. Буду ждать.

И всё в таком духе. Когда она уходит, я все-таки забираю у соседки холодную мерзкую кашу и кусок хлеба. Надеваю рубашку и чувствую себя получше.

Через полчаса спускаюсь в холл, в этом больничном халате, с простыней в руках и в тапочках вечно спящей соседки, навстречу другой соседке.

Сажусь так, чтобы было хорошо видно вход и следующие десять минут пытаюсь угадать в каждой входящей женщине свою спасительницу. Сидеть не уткнувшись в телефон довольно неловко. Даже сильнее, чем гулять одной без картошки. Кажется, все на меня смотрят. Или я просто параноик.

Наконец, заходит молодая женщина. Лет 30, может, даже моложе. Высокая, в огромной пуховой жилетке, с темными кудрявыми волосами и чересчур короткой челкой. Не знаю почему, но по ней сразу видно, что это та, кто мне нужен. Она останавливается посередине холла и начинает, прищурившись, вглядываться в окружающих. Потом неловко, из-за огромного мешка в руке, достает телефон и максимально близко поднеся его к лицу начинает там что-то тыкать. Я решаю подойти к ней, а то сейчас позвонит на номер того парня.

– Э… Здравствуйте. Вы Ирина? – спрашиваю я.

Она сощуривается на меня и улыбается.

– Да, а Вы Женя, – утвердительно произносит она.

– Да. Спасибо Вам, что пришли.

Я никак не могу заткнуться и еще раз сто говорю “спасибо” и “извини”, пока она протягивает мне вещи.

Я сразу тут, в холле, начинаю натягивать спортивные штаны, украшенные огромными пионами, прямо на голое тело.

– Может, стоит пройти в палату? – спокойно интересуется Ира.

– Да нет, я быстро, – так же спокойно отвечаю я.

Сую ноги в привезенные кроссовки, которые немного жмут. А тапочки оставляю под лавочкой.

– Вот, я еще куртку захватила. Накиньте.

Она протягивает мне черный пуховик, и я надеваю его прямо поверх халата-ночнушки.

– А их разве не надо сдавать?

– Пойдемте, – улыбаясь, говорю я, не ответив на вопрос.

Быстро проходим к выходу и выходим из больницы. Я как будто из тюрьмы сбегаю.

– Вы, забыли тапочки…

Я снова ничего не отвечаю и стараюсь как можно дальше отойти от больницы. Кажется, что сейчас нас кто-нибудь окликнет, и на этом всё закончится. Я часто оборачиваюсь, чем похоже нервирую соседку, потому что она тоже начинает оборачиваться.

– Моя машина стоит там, – она указывает на ближайший двор, и мы идем туда.

Забравшись в машину, я немного успокаиваюсь.

– Они Вас не выписали, да? – спрашивает Ира, роясь в дверце машины.

– Это так очевидно?

Она кивает.

– Ну… Просто мне некогда там лежать.

– Понятно. Извините, – она лезет в бардачок, – ну, где же эти чертовы очки.

Очки лежат на приборной панели…

– Держите, – я протягиваю их ей.

– Ха, в прошлый раз они оказались у меня на голове, я их, наверное, часа два искала.

Пока мы едем, я замечаю детское кресло сзади и узнаю, что у Иры есть трехлетняя дочь.

– Наверное, я вчера ее напугала, – извиняющимся голосом, говорю я.

– Да нет. Она у отца. Должна была ее сегодня забрать, но решила пусть еще день побудет у него.

Либо у нее отличный бывший муж, либо она не хотела, чтобы я пересекалась с ее ребенком…

Водит эта женщина просто кошмарно. Если опустить то, что она вообще не замечает светофоры и лежачие полицейские, еще можно, то не заметить ее замедленную реакцию на торможение передних машин просто невозможно. Я еле удерживаюсь, чтобы не говорить ей каждые 30 секунд “осторожнее” и просто ору внутри себя.

– Ну, и почему Вы сбежали? Думаю, они бы Вас сами выписали сегодня.

– Я там не понравилась психиатру, – со смешком говорю я, как будто это шутка.

– Психиатр? Мне сказали, Вам просто промоют желудок и с утра отпустят.

– Ну, в общем-то так и было, но они решили, что я хотела, ну, типо, покончить с собой, и поэтому вызвали психиатра. Бред полный.

– О… А Вы хотели? – она бросает на меня любопытный, увеличенных очками, взгляд.

– Нет. Не думаю. Я просто сглупила.

– А Вы им это сказали?

– Да, но судя по поведению этого врача, они собирались класть меня в стационар. Но я же не сумасшедшая, – произнеся это, я начинаю смеяться. Я сказала фразу всех психов.

– Честно говоря…

– Да, так говорят только психи.

– Да.

Мы смеемся. Надеюсь, я ее не напугала.

Я рассказываю ей очередную лживую историю про себя. Вру, что я из Новгорода, а тут была по работе, но в итоге пришлось остаться на пару дней, так как потеряла деньги. Дома никого. Детей пока нет. Есть собака, белый лабрадор, которого я зову Тролль от его полного имени Профитроля. Я архитектор-реставратор.

– А я искусствовед, – вставляет она. – Хотела уметь разбираться в искусстве и создавать что-то великое, а в итоге вожу экскурсии по городу…

– Это не мешает тебе, – начинаю я – ой можно на “ты”?

– Да, давай – улыбается она.

– Это не мешает тебе, разбираться и создавать. Псков – это огромное произведение искусства.

– Это точно.

Когда мы подъезжаем к дому, я узнаю, что дом находится на улице Розы Люксембург, что сразу наводит на мысль он Розе из Новгорода.

Ира приглашает меня посидеть у нее, и я соглашаюсь.

– Только у меня жуткий бардак, потому что моя дочь пока умеет только раскидывать вещи.

– Ну, а я голышом сбежала из больницы, так что…

Она смеется, а я случайно добавляю:

– Да и я люблю бардак, росла в большой семье, я третья из четырех детей.

– О, классно. а я одна росла. Всегда хотела брата или сестру. Вы как, общаетесь?

И тут, чтобы поддержать выдуманную легенду быстро выкручиваюсь:

– Ну, периодически. Они все разъехались по разным странам, у них у всех уже свои семьи.

– Понятно.

Она по-быстрому закидывает с видимых мест вещи в менее видимые, расчищает стол, и мы садимся.

– Кстати, держи, твоя шапка.

Моя родная зеленая в оранжевую полоску шапка снова со мной.

– А я думала у меня сперли ее эти врачи.

– Я ее отвоевала. Будешь чай или вина?

Улыбаюсь.

– Сейчас еще часа дня нет…

– Ну, значит, чай, – усмехается она. – Зануда.

Пока мы чаевничаем, болтаем, как старые друзья. Она снова спрашивает про то, что случилось два дня назад, на этот раз уже более настойчиво. Я говорю ей, что на меня всё разом навалилось. Развод с мужем, сбитая беременная собака, проблемы с работой, а потом еще и кража всех денег.

– Я не собиралась умирать, просто было минутное помешательство.

– А еще говоришь, не псих.

Мы плавно переходим на вино с борщом и обсуждение сериалов, архитектуры, убийств и сплетен про актеров. Мне так давно не хватало простой человеческой дружбы. Последний раз я сидела с подружками вот так просто, наверное, еще в институте.

Еще через час мы уже под обучающее видео вскрываем дверной замок моей квартиры. Когда она открывается, мы верещим, как подростки.

Две соседние квартиры так разительно отличаются друг от друга, что мы даже замираем. У Иры семейное, живое пространство, светлое гнездышко. А тут холодная темная клетка.

– Так, ну, куртку и ботинки свои я забираю, а штаны оставь, всё равно собиралась их сдавать.

– Круто, спасибо. И спасибо тебе за сегодня.

На этом мы с ней прощаемся. Пожалуй, это лучший день за последние три месяца.

***

Оставшись наедине в тишине, я почувствовала вину за веселье. Имею ли я право смеяться?

Снова наваливается реальность. Денег нет. Еды осталось совсем мало.

Чтобы хоть как-то себя занять, начинаю убираться. Выкидываю пустые бутылки, упаковки от еды. Проветриваю комнату от запахов бомжа. Застирываю в советском тазике своё любимое дорогое пальто. Снова истерически смеюсь. Я отстирываю кровь (!) с пальто, краденным мылом! Синий от крови становится фиолетовым. Потом стираю свитер, больничный то ли халат, то ли ночнушку, на деле накидку, носки, шапку, и на этом заканчивается моя одежда. Я осталась без футболки и лифчика, хорошо хоть всегда беру с собой запасные трусы…

Покончив с уборкой, забираюсь в ванную и пытаюсь вернуть себе вид адекватного человека. Отмыть сальные волосы получается только с третьего раза, а чтобы помыть тело мылом, которым отстирывала кровь, для душевного спокойствия приходится сначала мыть мыло. Им же чищу зубы. Это странно, но так даже вкуснее, чем вечно мятной зубной пастой. Вытираюсь краденышем. На антресоли в коридоре нахожу фен, который сгорает раньше, чем мои волосы.

Есть не хочется, поэтому я просто заваливаюсь на пружинную кровать и готовлюсь к ночи мучительных мыслей, но сразу же засыпаю.

***

На утро я чувствую себя удивительно хорошо. Пока из остатков еды готовлю завтрак, наконец, заряжаю телефон. Когда он включается, приходит сразу куча уведомлений о пропущенных звонках. Но я их просто удаляю. Потому что у Жени из Новгорода нет мужа, а братья давно живут за границей.

Часов в десять приходит Ира с кофе.

– О, у тебя такие светлые волосы! Обожаю блондинистое каре.

И правда, как только я вчера отмыла голову, волосы стали гораздо светлее, даже мои отросшие русые корни.

Мы завтракаем, как сестры. Хотя с сестрой обычно мы только дрались…

– Короче, я очень хочу тебе помочь, но, честно говоря, у меня в этом декрете и у самой проблемы с деньгами, – вдруг начинает Ира.

– Да нет, я не прошу, – теряюсь я от неожиданности.

– Я знаю. Но у тебя же все деньги украли. В общем, у меня ближайшие дни будет завал на работе, и приходится отказываться от групп или передавать другим экскурсоводам. Но! – восклицает она, не давая мне вставить слово. – Ты же, вроде как, архитектор. Не хочешь провести пару экскурсий по городу?

– С ума сошла? Я в Пскове всего неделю и ничего не знаю…

– Ну, у тебя есть целый день подготовиться. Да это не сложно. Я дам тебе свои тексты, – она на секунду замолкает и потом спрашивает, – или тебе родственники деньги пришлют?

Я задумываюсь. Мне нужны деньги. И родственники мне их не пришлют. В общем-то, это всё перевешивает. А также факт, что я делала дипломную работу по храмам Пскова, и, на самом деле, бывала тут несколько раз.

– Ну, давай. Будет весело! – уговаривает Ира. – Если что, я помогу.

Еще минуту думаю и соглашаюсь.

– Ладно. Но с тебя тексты!

Она танцует сидя на стуле, и я улыбаюсь.

Так странно всё складывается. Отчего мне уже который раз попадаются такие хорошие люди?

Выходя от меня, она, улыбаясь, говорит:

– Кстати, с первым днем зимы!

Часть 2 Первая зима

Глава 4 Четыре к одному

Имеем ли мы право быть счастливыми, смеяться, шутить, улыбаться? Жить дальше?

***

Ира смеется. Нет, она ржет, как ненормальная. Это, видимо, я так смешно оделась, на экскурсию.

– Ты выглядишь, как подросток переросток.

Застиранные от крови джинсы, короткая куртка цвета фуксии, зеленая с оранжевым шапка – это вся моя одежда. Ну и свитер на голое тело, так как денег на новый лифчик нет.

– Прекрати! Сама также выглядишь.

– Да, но я всегда так выгляжу. А ты… Ну, не знаю, как объяснить. Ты производишь впечатление богатой дамы, которая носит только бежевый и Prada. А тут… Бац. И обычная мамка.

Эти слова сильно задевают меня, но я фальшиво улыбаюсь и говорю:

– Пошли. Не богатая я. Я сплю в ночнушке, украденной из больницы!

– Меня не обманешь. Во-первых, у тебя дорогущая машина. Во-вторых, у тебя на ней московские номера.

– Это не моя машина… – следую я отличному принципу врать, как можно ближе к правде.

Она поднимает брови.

– Угнала?

– Взяла на время.

– Ох. С тобой не соскучишься. Не боишься, что я полицию вызову?

– Нет, владелец машины точно знает, что она у меня.

– Ну, ладно…

Вчера я целый день так нервничала, что, кажется, перечитала весь интернет про Псков. Даже какие-то цитаты и стихи выписала. Но в итоге всё оказывается зря, потому что мне достаются четыре чокнутые бабки.

Всё началось около экскурсионного автобуса, на котором должны были возить группы по городу. Ира решила, что возьмет на себя подростков с их учительницей, а мне, для первого раза, подойдут милые бабушки, которые вряд ли станут придираться. Я с ней неохотно согласилась и пошла к своим старушкам.

Стандартный маршрут выглядел так: Спасо-Мирожский монастырь – Ольгин крест – собор Иоанна Предтечи – Псковский Кром и Троицкий собор – Довмонтов город – Власьевская башня – Советская набережная – церковь Варлаама Хутынского – парк Куопио – Поганкины палаты. С места на место наши группы возит автобус, так что в промежутках мы можем переговариваться с Ирой. В три часа, самое позднее четыре, конец экскурсии, обед и деньги. Я выучила это наизусть.

Но, как только Ира увела свою группу рассказывать про монастырь, а меня окружила моя, я поняла, что всё пойдет не по плану. Первым их вопросом мне было:

– Девушка, а Вы знаете, кто такой Тэд Банди?

Я сначала растерялась, но всё-таки криминальные передачи, просматриваемые мной с двенадцати лет, взяли вверх.

– Серийный убийца из США.

Они переглянулись.

– Имя? – спросила меня самая низкая и, видимо, самая активная.

– Женя.

Она протянула мне руку и представилась Антониной. Потом по-очереди назвала имена остальных, но я тут же благополучно их забыла.

Пока мы идем по дорожке от парковки к монастырю, меня расспрашивают про любимый детективный фильм, сериал и книгу. Устраивают викторину по Агате Кристи и спрашивают, как бы я спрятала труп. Не зная, как себя правильно вести, я просто отвечаю.

– Женечка, если ты закопаешь тело в лесу, то его… – Антонина начинает загибать свои морщинистые пальцы, – Во-первых найдет какая-нибудь собака, во-вторых, на нем останется ДНК, в-третьих, сразу поймут, что это не несчастный случай, в-четвертых, тебя поймают. И в итоге ты будешь сидеть в тюрьме всю оставшуюся жизнь.

– Не говоря уже о том, что в одиночку копать могилу и тащить тело будет утомительно, – добавляет та, что с фиолетовыми волосами, и остальные кивают.

Я улыбаюсь. На самом деле, я бы растворила тело в бочке с кислотой, но странновато это рассказывать малознакомым бабушкам.

– Давайте вернемся к нашей экскурсии, – начинаю я, когда мы подходим к западному, входному фасаду. – Так вот, мы находимся на территории Спасо-Преображенского Мирожского монастыря. Это один из самых старинных монастырей Руси, основание которого относят к XII веку.

– Да это всё прекрасно, – перебивает меня третья, костлявая и, кажется, самая молодая. – Но мы с девочками уже читали про это.

– В общем, нам нужна особая экскурсия. Точнее, просто сопровождающий, – говорит Антонина.

– У вас уже есть какой-то план, да? – догадываюсь я.

Они, улыбаясь вставными зубами, снова кивают.

– Мы просто походим по городу, а ты проследишь, чтобы мы не заблудились.

Мне это не нравится. Особенно потому, что я сама плохо знаю город. Но послушно проверяю заряд телефона и сдаюсь. Пишу Ире, чтоб автобус нас не ждал, и иду за бабульками.

Дальше мы просто бродим по городу, и до меня доносятся фразы вроде:

“Нет. Тут очень быстро найдут тело”, “Я не думаю, что правильно оставлять надпись кровью на таком старом здании” или “Может быть, убьем лучше того полицейского? Или лучше его жену, чтобы он активнее взялся за дело?”.

Они говорят не так тихо, как думают, и на нас всё чаще косятся люди. Да и мне как-то не по себе, потому что они явно говорят всерьез.

После того, как они интересуются у меня, не знаю ли я, насколько быстро выльется вся кровь из мужчины весом примерно 120 кг, я не выдерживаю и прямо спрашиваю:

– А Вы не хотите просветить меня, кого собираетесь убивать? И зачем…

Минуту они смотрят на меня, как на слишком догадливого свидетеля, которого срочно нужно убрать, но потом просто смеются.

– Мы что ей не рассказали?

– Вроде нет.

– Забыли.

– А говоришь, ничего не забываешь.

– Ой, не придирайся.

– Мы книжку пишем, – наконец, вносит ясность Антонина.

– Да, детектив. – добавляет фиолетововолосая.

– А-а, понятно-о, – протягиваю я.

– Я думаю минут за двадцать, если подвесить его за ногу. Хотя… как мы такого здоровяка подвесим? – продолжают они обсуждение, как ни в чем не бывало.

И я снова предпринимаю попытку их отвлечь от пугающих тем.

– Знаете, мне кажется, стоит обсуждать это потише. Прохожие могут не так понять и вызвать полицию, например.

– Как-то раз в Ленинграде, – говорит Антонина – и правда вызвали.

– Да, мы потом убегали по Невскому от юноши на коне. Я думала, мы прям там отдадим Богу душу… – произносит то ли Татьяна, то ли Валентина.

– Это точно. Но наша Валя неслась, как двадцатилетняя, еле поймали.

– Я так испугалась. Я никогда ничего не нарушала, – произносит самая молчаливая, точно Валентина.

Таких историй у них, наверное, миллион. Оказывается, они уже пятнадцать лет ездят по миру и пишут свои книги. И, оказывается, они известные!

– У нас уже 35 книг, – объявляет гордая Антонина.

– 36-ая сейчас в издательстве, а эта будет 37-ая, – добавляет фиолетоволосая Татьяна.

– А почему вы решили писать про Псков? – спрашиваю я.

– Ну, тут граница недалеко, тихо и довольно живописно, – отвечает Антонина.

– А еще нам хотелось тут побывать, – дополняет четвертая.

Несколько часов мы ходим по осеннему, унылому городу, они ищут укромные места, фотографируют каждый закоулок и, с моей помощью, составляют схему с подписями, где какая фотография сделана. Прямо как мы делаем фотофиксацию объектов на работе.

– Понимаешь, память уже не та, – поясняет худосочная Екатерина.

В ответ на это Валентина обижено вставляет:

– Ну, это ты за себя говори. Я вот помню всё.

– Да ты даже не помнишь, что надо ходить в туалет, – шутит Антонина.

Но что-что, а про туалет они помнят. Каждые пятнадцать минут мы либо ищем кустики поплотнее, либо врываемся в какое-нибудь кафе. От запахов еды у меня всё сильнее урчит в животе. Но денег у меня нет, так что, каждый раз покидаю заведение с пустыми руками и грустными глазами.

Периодически мне приходят сообщения от Иры, с вопросами: где мы, когда закончим. Но эта четверка такие наблюдательные, что мне неловко при них отвлекаться.

Они сверхъестественно подмечают мельчайшие детали, будто видят всё не в масштабе один к одному, а как минимум четыре к одному…

И самое удивительное, что они совершенно не устают. Как ходить, так и разговаривать. Часто, по их просьбе прямо у них на глазах, мне приходится гуглить, что это за место, которое они только что откопали.