Дневники Той-Особенной-Ночи

Марина Трущенко

Дневники Той-Особенной-Ночи

От автора

Внимание! Эта книга – плод фантазии автора. Если вам кажется, что тексты напоминают городскую ролевую игру, имевшую место в октябре 2021 года в г.Екатеринбурге – вам не кажется. Я писала книгу по мотивам дневников с игры: все персонажи (не)вымышлены, все совпадения (не)случайны.

Но если вы ожидаете, что в книге будет всё так же, как в игре, если вас расстроит, что автор где-то погрешил против истины, лучше закройте книгу сейчас.

Я предупредила.

Пролог

Октябрь – самый непостоянный месяц.

Сперва он старательно притворяется сентябрем, с шелестом гоняет по дорожкам золото опавшей листвы, улыбается солнечными лучами, такими пронзительно-прозрачными, что кажутся натянутыми струнами.

Потом понимает, что улыбкой уже никого не обмануть, расстраивается – и еще вчера яркий парк вдруг стремительно сереет. Еще вчера высокое небо опускается вместе с настроением, капля за каплей прибивает остатки сентябрьских красок к земле. Листья еще плывут корабликами в лужах, но уныние окутывает их первым ледком.

Наконец, октябрь убеждается в том, что лето уже окончательно прошло и даже осень уже перевалила за середину, и пропускает первые паутинки заморозков, и спохватывается только тогда, когда ноябрь начинает украдкой развешивать на деревьях сережки из первых снежинок.

Октябрь – прекрасный момент для того, чтобы замедлиться, и понять: не разумом, а всем телом почувствовать – зима неотвратима, она придет снова, как приходила тысячелетия прежде. И в этой её неотвратимости, как желток в скорлупе, таится надежда, что и она не будет вечной.

Это время длинных прогулок под ленивой моросью осеннего дождя, которому уже совершенно некуда торопиться. Это время горячего глинтвейна в любимой кофейне, когда легко можно забыть о делах и просто смотреть за тремя вечными вещами: как горит огонь в камине, как льется вода за окном и как бариста заливает “воронку”, и кофейный аромат ползёт по залу, рождая странные видения. Это время встретиться с теми, кто дорог, время задушевных разговоров обо всём и ни о чем конкретном, которые так сближают людей. Это время дарить тепло и греться у чужого тепла – под одним пледом на подоконнике, с одной чашкой чая, с одной мечтой на двоих.

Это время таинственных историй, в которых грань между мирами истончается, и тонкий баланс между ложью и истиной расшатывается, и то, что еще вчера было невозможным, сегодня становится не только вероятным, но и единственно правдивым.

Это время слушать.

Десятое октября

Первые недели учебы прошли, расписание устаканилось, и суета сентября уступила место размеренности октября – когда учиться уже нужно, но до сессии еще далеко, и спешить не обязательно, достаточно просто ходить на лекции. Джимми ходила и даже честно пыталась записывать. Понимать пока не пыталась, ей не хотелось думать об учебе, тем более, что на улице еще тепло, еще не все листья облетели с деревьев, а небо того особенного полупрозрачного цвета, какой появляется ненадолго только осенью. Она любила бродить по улицам, еще не включившимся в предновогоднее безумие, по еще не уснувшим паркам… Вот и добродилась, видимо – в горле першило, а в теле поселилась легкая, но неприятная слабость, какая бывает при слабой температуре.

Остро захотелось побаловать себя, и Джимми зашла в Коммуникатор. Оставила на вешалке своё зелёное пальто и черный шарф, попросила себе кофе. В поисках свободного места прошлась по комнатам. Самая большая – ожидаемо в воскресенье вечером – была занята. Однако компания, занявшая её, выглядела странно. В антикафе обычно собирались, чтобы поговорить или поиграть в настольные игры, или даже спеть. Но эти люди не играли и не пели. Они сидели вроде бы и рядом, но в то же время выглядели так, словно каждый из них пришел сюда по отдельности, и смотрели друг на друга с предвкушением и опаской одновременно. И выглядели они… Очень уж по-разному. Не компанией ни по возрасту, ни по интересам.

Красивая (аж завидно стало) рыжая женщина в уголке, одетая в голубое шелковое платье, словно на улице была вовсе не осень, смотрела на всех насмешливо и свысока. Напротив неё перебирал четки бородатый мужчина, похожий на монаха без сутаны. Еще одна женщина, с гордой осанкой и лишенным возраста лицом, улыбалась сидящему рядом пожилому мужчине с лицом мечтателя или поэта. Девушка в очках листала книгу, изредка поглядывая поверх оправы на аристократично-бледного юношу, одетого так изысканно, словно он пришел в антикафе по ошибке вместо ресторана.

За спиной у Джимми проскользнула кошка. Странно, а ей казалось, что в Коммуникаторе не приветствуют животных? Кошка неспешно вошла в комнату и запрыгнула на полку, небрежно лизнув загривок лежащего там котенка. Где-то рядом простучали крошечные каблучки… или копытца? Да нет, быть не может, это уж точно показалось! Да и вот та змея, свернувшаяся кольцами на пианино, разумеется, декорация. Джимми торопливо отвела взгляд, опасаясь, что сейчас “декорация” шевельнется. Рядом с пианино, слегка поглаживая крышку инструмента, сидел Леонид.

В горле запершило, и Джимми закашлялась. Леонид вскинул на неё незнакомый острый взгляд. Глаза у него были непроницаемо темными, они смотрели пронзительно и жестко. Узнав её, Леонид слегка кивнул в знак приветствия, и взгляд его смягчился.

Джимми смутилась. Все в комнате почему-то повернулись к ней, и ей почудилась в их взглядах высокомерная насмешка: она как-то внезапно ощутила, что на ней старые джинсы – удобные, но застиранные до невнятно-серого цвета, подрастянутый пуловер, а на ногах – смешные тапочки, в которые она переоделась у входа.

Она поспешила пройти мимо занятой странной компанией комнаты, села в соседней, прямо за стеной. Медленно тянула кофе, не чувствуя вкуса, и всё пыталась понять, что делает в такой разношерстной компании Леонид? Мама Джимми всегда приводила его дочери в пример: “смотри, Леонид закончил школу с золотой медалью”, “знаешь, Леонид поступил в ВУЗ без экзаменов”, “слышала, Леонид хорошо сдает сессии и уже зарабатывает”, “а тебе известно, что Леонид не пьет и не курит”, “а у Леонида прекрасный голос, он превосходно поёт под гитару” и прочие дифирамбы, которые все матери на свете так любят расточать сыновьям своих подруг – особенно перед детьми, которые не достигли таких успехов.

До переезда в Екатеринбург Леонид заочно раздражал Джимми. Слишком уж он был хорош, не бывают живые люди настолько идеальны. Но, познакомившись с ним, она была вынуждена, скрепя сердце, признать – бывают. В жизни он производил ровно то же впечатление, что и в рассказах матери: привлекательный, аккуратный, успешный, приятный в общении. Впервые Джимми видела его в такой… довольно сомнительной компании. И впервые она видела у него такой жесткий взгляд. Если бы он не кивнул ей, она бы, наверное, решила, что обозналась.

Джимми старательно прислушивалась, но из соседней комнаты не доносилось ни звука, а внутри неё нарастало неясное чувство тревоги. “Октябрь”, подумала она, не зная, почему это слово должно было как-то оправдать её ощущения, но оно вызывало у неё смешанные чувства – одновременно горечь и надежду.

Когда она, расплатившись, уходила, большая комната была уже пуста.

Вечером, лежа в постели, Джимми лениво листала стену ВКонтакте. Новости знакомых она давно прочитала, и умная лента пыталась угадать, подкидывая ей случайные посты по её интересам. Мемы с котами (все любят котов, правда?), предложения о быстром заработке (неужели кто-то до сих пор ведется?), почему-то реклама салона свадебных платьев. Джимми пролистнула ниже и наткнулась на пост, написанный необычным шрифтом – она и не знала, что ВКонтакте поддерживает такой. Вычурные буквы с большим количеством завитушек складывались в текст, больше похожий на начало какой-то книги в жанре фэнтези. Джимми, заинтересовавшись, ткнула в текст, рассчитывая увидеть продолжение – однако такого профиля не существовало, о чем ей услужливо сообщило приложение ВКонтакте.

“Ну и ладно”, с обидой решила она и выключила телефон.

10.10

Двадцать один день до ритуала. Двадцать один день до свободы.

Я уже чувствую в груди зарождающийся гадкий комок. Он ещё не сформирован, не бьётся, но уже душит, жжет изнутри, заставляет голос и руки дрожать, а лицо кривиться в судорогах эмоций

Снова одна. И в этой Игре нет никого из моего племени. Не буду просить прощения, родичи, ведь больше не осталось никого.

Я последняя.

Не думала, что когда-либо увижу на Игре Стрелка. Он принципиален, но уязвим. Стремление стать героем – его ахиллесова пята и погибель, но его руками можно сотворить многое.

Маркиза, сбежавшая из тени – неизменный лидер Закрывающих после старого друга Джека – осторожна и консервативна. Лидер Открывающих в этом году – несдержанная и неопытная особа. Таких нужно опасаться в первую очередь – новички могут по незнанию, но не по злому умыслу сотворить mikið skítkast из самого продуманного и детального плана.

Трещина в ткани междумирья ширится, Врата зовут. Я почти знаю место открытия, нужно лишь немного расчётов, и карта этого треклятого города. Мощь океана в моей крови бессильна в этих чертовых каменно-асфальтовых джунглях. Это ничего, пусть быть в разлуке с ним так физически больно. Ради свободы можно потерпеть какой-то неполный месяц. Что двадцать дней боли по сравнению с веками цикла маленьких смертей? Верно. Ничто перед лицом свободы. Свободы и Власти.

Альдис

Одиннадцатое октября

Утро началось с радио. Джимми так и не поняла, почему телефон решил вместо будильника включить какую-то незнакомую радиостанцию. Вроде бы, никаких настроек она не меняла, но вместо привычной утренней мелодии телефон выдавал приятный голос диктора, читающий текст, в котором Джимми не сразу узнала Фраевскую “Смесь для приготовления понедельника”. А узнав, хмыкнула и не стала выключать радио – Макса Фрая она любила и его сказку сочла неплохим началом дня.

Пока она готовила завтрак, играла какая-то незнакомая, но приятная мелодия, под которую так приятно было взбивать омлет и варить кофе. А потом снова зазвучала сказка: на этот раз незнакомая, про леденец, сквозь который просвечивает солнце. Джимми улыбнулась, решив, что леденец – это хорошая идея.

По пути с пар она пошла мимо киосков, где иногда бывали в продаже разноцветные леденцовые петушки. Еще издали она заметила Варю, свою одногруппницу, которая о чем-то спорила с продавцом, придирчиво перебирая леденцы. Кажется, она хотела какой-то определенный, а продавец не понимал и ничем не мог ей помочь.

Дождавшись, пока Варя определится с выбором и уйдет, Джимми купила оранжевый леденец и, как советовала утренняя сказка, взглянула через него на мир. Ничего особенного не увидела, но заулыбалась и солнцу, и ярким листьям в парке, и белочке, что грызла орешки на кормушке. Эту кормушку еще весной она сама повесила на это дерево и изредка приносила крупу для птиц и орешки для белок, которые появлялись в Харитоновском саду.

– Привет, – весело сказала она белочке и лизнула леденец. Ммм, сладкий, с каким-то ягодным вкусом.

– Привет! – неожиданно прострекотала в ответ белка.

Джимми попятилась и споткнулась, с трудом удержавшись на ногах.

– О! Ты меня понимаешь!? – удивилась белка, крутя в маленьких лапках орешек.

– Д-да, – медленно кивнула Джимми и подозрительно посмотрела на леденец. Могли ли в него добавить что-нибудь… эдакое?

– А почему? – заинтересовалась белка. – Я вижу! Вижу, ты не Игрок! Кстати! Я – Острые Усики.

– Игрок? – ухватилась за слово Джимми. – То есть, это какая-то игра?

– Конечно, Игра! Октябрь же! – не очень понятно объяснила Острые Усики. Махнув хвостом, она посмотрела на Джимми: – Кстати, хороший тон – назвать в ответ своё имя.

– Я Джимми. То есть, Женя, – смутилась Джимми.

– А может быть, это ты – человек Миелли!? – возбужденно застрекотала Острые Усики. – Потерянный человек Миелли!?

– Миелли?

– Котёнок. Ты её не потеряла? – белка запрыгала вверх-вниз по веткам.

– Я никого не теряла, – помотала головой Джимми, но белку уже было не остановить.

– Я приведу её к тебе! Вдруг и правда! Вдруг она найдется! – стрекотала Острые Усики, и её хвост метался по стволу рыжим пламенем. – Жди здесь!

Белка умчалась прочь, оставляя Джимми в недоумении. Меньше всего Острые Усики была похожа на галлюцинацию – Джимми не знала за собой такой бурной фантазии, чтобы придумать белку, говоряющую с ней о потерянном котёнке. В растерянности Джимми сделала круг по парку, продолжая машинально облизывать леденец. Шагая вдоль забора, она снова увидела Леонида: он стоял на углу парка и смотрел на солнце через леденцового “петушка” с таким серьёзным видом, словно рассчитывал увидеть внутри ответы на все вопросы.

– Миелли! – раздался рядом довольный стрёкот Острых Усиков. – Смотри, смотри! Я нашла тебе человека!

Белка подпрыгивала на ветке рядом, а к ногам Джимми подошла маленькая кошечка и потерлась о её джинсы.

– Привет, малышка, – Джимми присела её погладить.

– Здрравствуй, Джимми, – мурлыкнула кошечка. – Я Миелли.

– Видишь! Я нашла! Нашла человека! – возбужденно прыгала по веткам белка.

– Но это не мой человек, Остррые Усики, – негромко возразила Миелли. – Хорроший. Но не мой.

– Как так, не твой? – не поняла белка. Посмотрела черными глазками-бусинками на Джимми, на Миелли, снова на Джимми.

Кошечка села и принялась умываться.

– Как так вышло, что ты потеряла своего человека? – наклонилась к ней Джимми.

Миелли подняла мордочку, блеснула зелеными глазами.

– Несколько дней он не прриходил, и я боялась – вдруг пойду его искать, а он прридет и не найдет меня? Потом устала ждать и отпрравилась на поиски. След нашелся где-то у воды – и прропал, и я догадалась, что это – всё. Не то, чтобы к человеку я успела прривязаться – он никогда не звал меня к себе домой, только прриходил ко мне. Неизвестно, был ли у него дом. Но как-то пусто стало в горроде – без человека, без цели…

– Думаешь, его убили? – цокнула Острые Усики.

– Думаю, он прросто решил выйти из Игрры, пока не поздно, – рассудительно ответила кошечка.

– И что ты теперь будешь делать? – встревожилась Джимми.

Миелли была такой маленькой, пушистой и домашней, что трудно было представить, как она останется одна на улице.

– Буду искать себе нового человека, – Миелли махнула хвостом, должно быть, это движение заменяло ей пожатие плечами.

Джимми помолчала. Светлана, хозяйка квартиры (и, по совместительству, мать Леонида), была против животных в доме, но нельзя же было бросить Миелли.

– Ты можешь пожить у меня, пока не найдешь, – предложила Джимми.

Некоторое время кошка и белка смотрели на неё в одинаковом недоумении. Потом Миелли подошла и снова потерлась о её ногу.

– Я прриду, если потрребуется. Спасибо, – она прыжком исчезла в зарослях.

Вечером Миелли не пришла, и Джимми понадеялась, что кошечка нашла, где переночевать. Удивительно, что Джимми могла понимать этих двоих – и кошку, и белку. Никогда раньше она не слышала от животных человеческой речи. Конечно, детстве читала сказки и мечтала о таком даре, но ведь такого не бывает на самом деле… Правда? Может быть, леденец и правда оказался с сюрпризом, и ей это просто привиделось? Размышляя, Джимми расчесала волосы и потянулась положить массажку на тумбочку около кровати. Там, прижатый ножкой ночника, лежал листок бумаги, словно вырванный из книги. Джимми почти минуту смотрела на него, потом закрыла окно и только тогда взяла листок в руки.

11.10

Самое сложное – это общаться с людьми. И нелюдьми. В общем, общаться. С книгами всё просто, они понятные, даже Том. А люди…

Но если я буду сидеть и бояться – у нас ничего не выйдет. Вдвоём с Томом мы не справимся. Пришлось взять себя в руки и решиться. Я написала объявление, что нужны фамильяры разных стихий для зачаровки артефакта. Да, я знаю, это риск. Не стоит во всеуслышание заявлять о своих планах. Но если мы не соберем артефакт завтра – мы вряд ли успеем его собрать. Очки для считывания аур слишком полезны, да и стоят, если подумать, не так уж и дорого, если делить на пятерых.

Вот только этих пятерых еще попробуй найди. А найдя – попробуй собрать в одном месте в одно время. Мне очень страшно. Вдруг не получится? Вдруг кто-то задержится или вообще не сможет приехать?

Зато Том сегодня может быть доволен. Моя провокация сработала. Пока я общалась с потенциальными участниками творения, я выяснила много мелочей – чью-то стихию, чью-то сторону, определились некоторые пары – и это прекрасно. В атмосфере полного недоверия я долго не выдержу. Мне нужны друзья. Нужны те, кому я смогу доверять. И пусть завтра нам немножко повезёт.

Хранитель Архива