Сборник «Глобус»

Кристина широко раскрытыми глазами смерила Кая и немного отошла.

– Бессмысленны… – повторила она.

Человек привык ко лжи, и неумелое ее применение тут же распознал. Как мог бот понять, что искать не имеет смысла? Не предложив каких-то вариантов или стратегий устранения проблемы?

Наверное, Каю было бы лучше не скрывать доступ к авторизации, наверное, было бы лучше сразу покориться судьбе и смотреть на мир через очки, которые подберет хозяйка… Судьба ведь все равно нагонит.

Кейл оказалась на редкость покладистым индивидуумом, что не было отображено в ее личном профиле. Девушка слушалась Кайла без лишних пререканий следующие несколько дней, и даже почему-то не била тревогу, не пыталась обратиться к властям. Только потом биобот нашел на планшете девушки разговор в блоге о том, как можно лишить Кая воли через панель управления квартирой. Причинить настоящий вред человеку биобот был не способен, но мог не допустить ее к управляющей панели… Однако, как оказалось, на биоботов тоже действует снотворное. Японская компания посчитала, что будет забавно сделать ботов чувствительными к тем же веществам, что действуют на людей. Это казалось логичным решением, раз уж вместо топлива позволялось использовать еду.

Слабость, вязкая, тягучая, оплетала Кая, и в последние мгновения перед тем как отключиться, он понял, что пропал.

– Я не замечал, насколько ты прекрасна, – глуповато улыбаясь, произнес биобот.

После долгих мучений с настройками Кристина была довольна результатом. Слова, произнесенные ее игрушечным рабом, грели душу. Ей было достаточно даже синтетической любви.

Чистый листок бумаги

Бывает, открываешь бумажный блокнот, самый что ни на есть настоящий. Интересно, в наш компьютерный век кто-то еще умеет такими пользоваться? Конечно, умеет. Все начинают именно с таких блокнотов. Обязательно изрисованных, с потрепанными краями и, может, парой пятен для антуража. Это уже потом люди учатся стучать по компьютерным клавишам.

Так вот, открываешь ты блокнот, а на тебя с той стороны бумаги смотрит история. Видно ее плохо, ведь бумага – не прозрачное стекло, но очертания, свет и тень предстоящих сражений, любовных перипетий и чего-то, от чего замирает сердце видны неясные образы проскакивают сквозь шероховатую поверхность белой бумаги. И вот ты уже бросаешься без памяти, чтобы освободить слова, освободить историю, которая всем понравится, от которой захватит дух у каждого, бросаешься за своей идеальной историей.

Сидишь час, два погруженный в работу, тебя ведут дорога будущности и картины, такие яркие, что, кажется, протянешь руку и вот… схватил! У тебя в руке обломок стрелы или пера. Но все постепенно тает. Время идет, и реальность вырывает тебя из цепких рук идеальной фантазии. Позже ты возвращаешься к своему блокноту, пытаясь закончить историю, вытащить ее яркий образ из молочного плена крашеной целлюлозы. А не рожденный сюжет все тускнеет, все сложнее ухватить мысль. Писать – становится работой, тяжелой, неприятной.

Застывает на полуслове недопетая песня, герои остановились, застыли – стоят. Блокнот покрывается пылью.

А может быть еще хуже: ты бредешь, теряясь в сырой и мрачной дымке, но все же доходишь до конца, ставишь точку на последней странице и… Вдруг понимаешь: а пришел-то ты не туда. Растерял смысл в буреломе, порвал осколками сюжет в когтях времени, неумело смотал и сшил всё старыми нитками… Вместо прекрасной картины, что проглядывала сквозь белый листок, своими руками создал какое-то неразборчивое грубое месиво. И всё… Другого не будет. Точка поставлена, и исправлять уже нет сил.

Может, с новым блокнотом повезет больше?..

В тени настоящего человека

В тот год тепло обрушилось внезапно. Зелень за считанные дни почти выпрыгнула из-под земли, яблони и вишни прикрыли свои ветки белыми цветами, торопливо запахло весной.

Стоял апрель. Пётр шел с работы домой, к своей семье. Вокруг щебетали сытые птицы, люди в разномастных одеждах – от дутых курток до лёгких шортов с майками – старательно делали вид, что именно они угадали и оделись по погоде. Парень шел, и что-то тяжелое, неприятное тянуло его душу к земле. Сама-то душа пыталась взлететь вверх, к солнцу, запеть вместе с весенними трелями, но ее положили в мешок с увесистым камнем, давно положили, когда Петру было ещё лет пять. Именно на пятом году жизни мальчик понял, что ему никак нельзя быть обычным серым человеком, иначе привяжется еще одно клеймо «Сын и разочарование». И вроде все хорошо: средняя работа, но ему она нравится; надёжная и привычная жена, беспроблемный ребенок, отпуск раз в году; достаток – лишнего нет, но на всё, что нужно, хватает… Живи да радуйся!

Он наступил на мокрую землю. Остался след – четкий, аккуратный – от ботинка 39-го размера, а мужчине полагается иметь никак не меньше 41-го. Пётр остановился, задумался, глядя, как вода медленно заполняет отпечаток, и след расплывается, меняет свои очертания. Вот он уйдет и след пропадёт, никто даже не вспомнит, что жил такой Петр, что был он худощав, что работал водителем на восемнадцатом маршруте и очень любил блестящие вещи. Мужчина, конечно, сдерживал себя, стеснялся своей тяги к блестяшкам, у него в салоне маршрутки даже украшений не было: ни скелетов, светящихся по вечерам, ни блестящих дисков, разрезанных на аккуратные пирамидки, ни даже иконок на приборной панели. Боялся перегнуть палку и эту самую метафорическую палку вовсе не трогал. Постоял над грязным следом минуту, а тот уже полностью исчез. Вздохнул и пошел дальше.

А вот его отец был настоящим человеком, его добрым словом вспоминал весь город, не такой уж и маленький город. С кем ни познакомишься – сразу спрашивают про отца, что сгинул несколько лет назад. Книги родителя не сходили с витрин тематических магазинчиков, люди все еще находили истину в его словах.

Петру отца тоже недоставало… Именно перед ним он чувствовал свою вину: что не стал кем-то значимым, даже не попытался. Всего-то был водителем маршрутки, который стесняется наклеить на бардачок блестящую наклейку.

Шел мужчина домой, жил мужчина хорошей жизнью, но тянул на плечах груз чужого величия, хотя сам был нужным и даже важным человеком в простоте своей.

Прогулка весной

Тогда особенно пышно цвели каштаны. Они стояли у дороги, усыпанные белыми свечками, и лениво шумели под теплым солнышком поздней весны. Светлана сидела, подперев щеку рукой, наблюдала, как покачивается оттопыренная ветка у дерева через дорогу.

– Понимаешь, у него и без меня все хорошо. Даже лучше, чем было до… Ну до всего… И, что в итоге? Представь, идёт Юра по улице с этой… Как ее? Астафьева? А я перед ними, и здрасьте: прошу любить и жаловать!

– Но… – подруга Катька нахмурилась, начала кончиками пальцев водить по шершавому белому столу летнего кафе. Столешница была немного липкой, но Катька, казалось, этого и не замечала. Темный взгляд блуждал где-то в пространстве под уличным асфальтом, а может, и глубже. Потом будто очнулась, выныривая из глубин внезапного размышления:

– В смысле – «только лучше»?

– Счастлив он тут, – раздражённо констатировала Светлана. – Давай, допивай свою колу, и пойдем уже.

– Не-е-т, – протянула Катька, – ты разве не поняла с первого раза? Нам только вместе можно. Как мы справимся с его заменой? А он?

– А что он? Мне кажется, эти твари его теперь не тронут… Они ведь Юрку в шаблон вернули, смысл дальше кошмарить? – Света поправила волосы и наконец-то оторвала взгляд от дерева. – Тут вполне себе мило, газировка дешёвая, воздух чистый, нет жути – вроде живого огня или конструктора из червей. Жить можно.

– А-а-а… – протянула Катька, совсем не готовая смириться с происходящим, – как же дом?

– Он его и не помнит, мы ведь с этого и начали разговор, – печально улыбнулась голубоглазая блондинка. – Вернёмся назад, в центр.

– Ладно, идем.

Девушки встали и, прежде чем официант успел принести счёт, исчезли.

Пахло сыростью, гудел замок на камере, или, скорее, – в прозрачном кубе. Внутри стоял парень, худощавый, со злым взглядом. Катька облегченно выдохнула, увидев эту картину. В кое-то веки повезло.

– Девчонки, выпустите? – пробубнил узник.

– Пошел ты! – Светка показала ему средний палец. Замещающий начал биться в камере, извергая гортанные звуки вперемешку с ругательствами. Блондинка улыбнулась Катьке, стоявшей рядом.

– А ты волновалась!.. Ладно, идем искать ученого, если он ещё жив…

– И все же, это неправильно, что мы Юрку оставили… – надулась Катька, но пошла за подругой по длинному-длинному подвалу.

А ты хочешь себе комнатного друга?

– Это всё, что вы можете предложить?– полный мужчина с сединой сидел за широким темным столом.

Этот стол одним своим видом пригвождал подчинённых к полу, создавал атмосферу напряжения и страха, подчеркивал важность и всемогущество начальства. Столу помогал маятник металлически-серого цвета, который сейчас был запущен и ритмично щелкал.

– Животных со сверхспособностями? Собаку, стреляющую лазером из глаз, лошадь, пробивающую стену копытом, дельфина, владеющего телекинезом? – Начальник поднялся, опираясь на стол, и тощий, сутулый от бесконечных ночей за исследованиями ученый чуть присел.

– Как я это должен продать? Как объяснить потраченный бюджет, если, оказывается, мы не можем их сделать умнее? Животные даже со своими силами не могут совладать! Время от времени появляются сообщения о том, что какая-то собака загрызла человека, лошадь затоптала наездника, а дельфины вообще – известные ублюдки!.. И вы хотите дать им оружие, отправить в семьи? Вы идиоты! – он снова опустился в свое большое кожаное кресло и добавил: – А мы – банкроты!

–Вообще-то… – заикаясь, начал ученый, стоящий напротив.

Он даже попытался выпрямиться, но мгновение спустя вернулся в положение «на полусогнутых», когда начальник Джонсон гаркнул на него:

– Что – «вообще-то»? Что «вообще-то», Стив? Вы проспали всю мою империю! – в голосе слышались признаки надвигающейся истерики.

– … есть выход, – хриплым почти шепотом закончил Стив.

Взгляд Джонсона мгновенно прояснился, стал заинтересованным.  Мужчина явно надеялся на чудо.

– Мы научились менять исходную форму до неузнаваемости и добились некоторой трансформации разума, –  Стив начал издалека, собирая все необходимые факты, кубик за кубиком, аккуратно строя мост к своей идее.

Однако ему не дали завершить:

– И в итоге в этом нет никакого смысла! – раздраженно буркнул Джонсон. – Короче?

– Мы можем использовать людей как исходный материал.

В кабинете повисло гробовое молчание, только маятник тикал раз за разом, пока Джонсон не остановил его. Потом осторожно, словно пытаясь добиться чего-то от психа, переспросил:

– Это как, Стивен?

– Я думал об этом. Мы устроим волонтерское движение за стеной. Последний друг, помощь психологов для смертельно больных людей. Они будут предлагать людям способ избежать смерти. Думаю, найдется достаточно тех, кто между смертью и жизнью разумного домашнего питомца выберет жизнь. Будет договор с описанием всех условий, и даже если это вскроется, тылы будут прикрыты. Максимум, чем мы рискуем, – это потерей продаж, которых сейчас у нас и вовсе нет.– Стивен тараторил, как автомат, опасаясь, что его в любой момент перебьют.

– Кого именно мы сможем трансформировать? – Джонсон наконец перешел на деловой тон, предложение звучало как решение их общей проблемы.

– Всех, кто согласится.

Джонсон засмеялся, покачав головой.

– Уж явно не глубоких стариков…

– Всех! Мы можем превратить людей в пушистых животных и перестроить все их изношенные органы.

Снова пауза, на этот раз даже метроном не тикал, нужно было переварить заявление, сделать выводы и понять недосказанное. Джонсон только спустя несколько минут заговорил снова, проверяя, правильно ли понимает ситуацию:

– Ведь не обязательно так уж кардинально менять внешний вид? Это ведь… бессмертие?.. – последнее слово было сказано с придыханием.

– Социально значимый результат. Если о таком побочном результате узнают в правительстве, нас заставят опубликовать все данные, и мы вернемся к процедуре банкротства, – напомнил Стив.

Для него это означало конец карьеры. Прощай, хорошее жалованье, благодаря которому он мог позволить себе практически что угодно. Результаты исследования рано или поздно станут достоянием общественности. Что вообще плохого в том, что он немного насладится результатами своей работы? Но, если каждый сможет жить вечно, это какой же демографический ад начнется?! Нет, бессмертие – это только для избранных…

– Да, ты, пожалуй прав. Но, если я тебя попрошу? – аккуратно решил уточнить Джонсон.

– Любой апгрейд вашего тела, это же все за ваш счет, – голос Стивена теперь звучал уверенно: ученый закреплял очередной успех в своей карьере.

– Хорошо, я повышаю тебя до… Какие у тебя должны быть полномочия, чтобы создать благотворительную организацию? И я хотел бы, чтобы ты убрал мне живот и списал десяток лет. Может, тогда эта молодая стерва, которая значится у меня помощницей, наконец перестанет вертеть носом… Ненавижу новые законы! Раньше такие, как она, смотрели на таких, как я, как на богов, не смея возразить!.. Да, и я ведь могу еще добавить себе любую способность из того вашего списка?

Мужчина полез в стол и достал помятый листок бумаги.

– Так… Управление электричеством, трансформация воды, атака камнями, воздушная волна… Это всё неинтересно, а вот телепатия, телекинез, гипноз!.. Можешь мне дать эти три и оставить человеком?

– Конечно, босс, – Стивен едва подавил желание улыбнуться, подозревая, что улыбка у него сейчас получится, как у маньяка.

***

Лаборатория была белой, все предметы и углы словно бы смылены – всё по современной моде для лабораторий. Оборудование в основном соответствовало мебели, кроме модифицированного здесь же. Например, как круглый прозрачный резервуар с зеленой жидкостью, выглядящий, как очень большая пробирка на подставке, к стенкам которой было хаотично налеплено множество датчиков и излучателей. Он сразу привлекал взгляд своей рабочей неопрятностью. Сверху «пробирку» обхватывала железная площадка с перилами, на которой стояли два человека: тонкий – в защитном костюме и толстый, полностью обнаженный.

Прошло трое суток с момента разговора в офисе, и Джонс уже прибыл к Стивену на процедуру собственного улучшения. Джонсон был  расчетлив и аккуратен ровно до тех пор, пока азарт не брал свое. Вот и сейчас желание получить огромный гешефт в виде способностей и здоровья лишили его всякой осторожности. Мужчина стоял, ежась от прохладного воздуха лаборатории, и переминался с ноги на ногу от нетерпения.

– Внешность не должна слишком резко меняться, представим, что я просто сделал себе операцию по откачке жира. Липосакция, так, кажется? В общем, убери живот, немного омолоди и добавь… гипноз, только гипноз.

На этот раз суетился Джонс, Стив же был абсолютно спокоен и уверен в себе. Почему-то начальника это не обнадеживало, а наоборот, заставляло нервничать.

Джонсон сел на край платформы и с громким плюхом погрузился в «пробирку». Зеленая жидкость оказалась теплой, мягкой, и приятно обвила мужчину. Все страхи и переживания стали далекими и такими неважными. Он едва расслышал, как Стивен, стоявший наверху, истерически засмеялся. Когда ученый спустился вниз к панели управления, его начальник уже уснул, вдохнув насыщенную кислородом и препаратами жидкость, и не мог слышать монолог в стиле злодеев из  старых фильмов.

– Вы ведь знали, черт возьми! Это же одно из направлений исследований: сделать комнатных друзей послушными, трансформация сознания… И все равно полезли в этот чан! Вы буквально сами заставляете меня сделать вас своим рабом. Не беспокойтесь, мистер Джонс, я сделаю все, о чем вы просили. Я даже оставлю вам ваше «я». Только с одним дополнением: вы всегда будете чувствовать, что должны меня слушаться, это будет казаться нормальным, и вы даже сможете нарушать мои приказы, но только ради моего же блага. Черт, я думаю, вы бы даже согласились со мной, будучи в сознании.

Ученый снова весело рассмеялся:

– Я буду просто на вершине счастья, этот проект – лучшее, что могло со мной случиться!

Тест Хеба

Среди бескрайней пустоты космоса, что разбавлялась лишь редкими вкраплениями звездных точек, медленно плыла космическая станция «Салтум». Огромный «бублик» – математики любят называть такую фигуру тором – вращался вокруг искусственной звезды в своем центре. Если смотреть сверху – кольцо вокруг мерцающего огонька. Гигантские размеры станции позволяли двум миллиардам живых особей комфортно проживать в замкнутой системе. Впрочем, сейчас население станции насчитывало только миллион человек, ровным слоем размазанных по всей внутренней площади «бублика». Как последствия – угрюмые низкие полутемные коридоры и не слишком большой выбор развлечений.

«Салтум» служил перевалочным пунктом для транспортных кораблей, которые следовали из Млечного пути в Андромеду, и для исследовательских, что расползались по пустоте в поисках того, что умники называли «темным» и «экзотическим». С течением времени кораблей приходило все меньше и меньше, а люди все чаще стремились покинуть станцию. Хеб считал, что это из-за плотности ниже комфортной, он раз за разом отправлял письма начальству, пытаясь донести до них, что людей надо собрать в одном месте, а остальную часть станции законсервировать. Тогда можно было бы один сектор использовать на полную: с ботаническими садами, с большими залами, с синтезом любой пищи и нормальным освещением. Раз за разом ему отказывали, начальство советовало заниматься своим делом.

Хеб стоял возле иллюминатора в своей комнате, глядя, как его полупрозрачный силуэт накладывается на унылый темный пейзаж пустоты. За его спиной открылась и закрылась дверь – кто-то вошел к нему.

– Давящее одиночество тлена, – произнес ангел.

Ему не нужно было оборачиваться, чтобы определить по шагам одного из хранителей. Хранителей было много, а вот ангел вдохновения в этой части станции был один, неудивительно, что ему приходилось делить комнату с хранителем. Даже в полупустом мире ангелу не хотели дать отдельную комнату.

– Это все от того, что ты должен заниматься досугом людей. Был бы хранителем, и в голове было бы меньше мусора, – Опс хмыкнул, останавливаясь за спиной Хеба.

– Думаешь, я хуже тебя из-за того, что не хожу с огненным мечом в ножнах? А вместо того, чтобы выматываться на тренировках, могу позволить себе думать?

Ангел вдохновения развернулся к хранителю, который был раза в два шире его в плечах и выше на целую голову, так что Хебу пришлось задрать свою, дабы увидеть, как его собеседник закатывает голубые глаза.

– Вот только не надо этого, интеллигент. Толку от твоих размышлений никакого, только тоску и нагоняешь. Что ты должен организовывать? Очередной кружок по музыкальному рисованию или по проектированию классических визуализаций с забавными цветочками? Не удивительно, что люди от тебя бегут. Я бы тоже сбежал, если бы мог.

– А ты не понимаешь? Я занимаюсь искусством! – сорвался на крик Хеб, он отвел две руки назад, выпрямив их и сжав в кулаки. – Искусство! Понимаешь?! Я тебе ни какой-то клоун на потеху людям!

– Мы все служим людям, это единственное предназначение ангелов. Такими нас создали.

Опс нахмурился, глядя на Хеба. На его лицо с тонкими чертами и карими, почти черными, глазами. Обычно хранитель спокойно воспринимал болтовню соседа по комнате, но раз от раза она не сильно отличалась, и сегодня Опс не выдержал, позволил себе взорваться.

– Думаешь, я не смогу служить людям на Земле? – ангел вдохновения чуть склонил голову, сузив глаза. Он все еще был напряжен.

– Ого, хотим в самое сердце человечества? На Землю? Искусство творить, – фыркнул Опс. – Я, может, и тупоголовый хранитель, но мне кажется: для того, чтобы творить, художнику место не важно. Напомни название твоего главного шедевра? Нет такового и никогда не будет! Потому что ты – киборг, как и я. Твой каркас выплавили из неразрушаемого сплава, нашпиговали сложными электронными штуковинами и туда же засунули биологический мозг. Только не человеческий, а измененный под задачи. Твоя задача – поддерживать благоприятный психологический фон, и ты с этой задачей не справляешься. Люди в апатии, растет уровень тревожных расстройств. Так что, засунь свои амбиции…

Программа не позволяла ангелам ругаться, хотя Опс об этом часто сожалел, особенно в моменты разговора с Хебом.

– Если надо, то ты обязан надеть клоунский колпак и бегать с глупой улыбкой по коридорам. Ты обязан вдохновлять людей на жизнь!

Хеб принялся чесать браслеты на запястьях. Действительно, в последнее время с людьми становилось все хуже. Но Опс был не прав, Хеб из кожи вон лез, чтобы как-то развлечь жителей станции. Он был хорош в своем деле, иначе его не назначили бы координатором ангелов вдохновения на других участках, иначе он не справлялся бы со своим участком в одиночку. Следующий шаг – только Верховный… Звучит хорошо, но что толку от рангов, когда он живет даже не в болоте, а в луже.

– Дефектный, – фыркнул Опс, глядя на нервозность собеседника.

Громкая связь корабля ожила и приятным женским голосом объявила:

– На участок прибыл исследовательский корабль «Альфа». Повторяю, с миссии на участок прибыл исследовательский корабль «Альфа». Хранители должны пройти к верфи.

–Я не ослышался? Просто «Альфа»? Сколько веков он не выходил на связь? – переспросил у Опса потрясенный Хеб.

Уже тысяча лет минула с тех пор, как среди экзопланет был утерян первый корабль «Альфа». Как это было давно! Даже чертежи станции «Салтум» в то время были еще невозможны…

– Да ну, – поправив в ножнах меч, напряженно проговорил Опс. – Какой-то царек с пятком планет в подчинении назвал корабль «Альфа». А ты уже себе нафантазировал…

– Ты сам-то веришь своим словам? – хитро ухмыльнулся Хеб и последовал за Опсом на верфь.

Они развернули белые крылья, чтобы перейти на сверхзвуковую скорость, за несколько минут покрывая расстояние до верфи.

– Какого… Хеб, звали же хранителей, – недовольно проворчал Опс, тормозя магнитными ботами и заодно скользя ближе к причалу, к которому подлетал корабль.

– Думаю, у экипажа будет не лучшее эмоциональное состояние. Разве таким людям не нужен клоун? – огрызнулся Хеб; ему на самом деле было просто любопытно посмотреть, что за корабль пристыковался к одному из металлических причалов, гравитационное поле которого уже взяло космическое судно в тиски.

– Опс, да ты смотри! Керамический корпус, фотонные двигатели для длительного набора скорости… Это же просто летающий музей! Может, тут еще и реактивные маневровые двигатели?

– Хеб, не хочешь уйти отсюда? – прорычал Опс, глядя на старые шлюзы Альфы, которые с шипением начали открываться, одновременно автоматически закрылись все двери, ведущие с верфи в основную часть станции.

Ангел вдохновения только хмыкнул. Уходить было поздно, протокол изоляции возможной угрозы уже сработал. В открытом шлюзе корабля-призрака тем временем показался космонавт в старинном «дутом» костюме, с ранцем в котором раньше помещались баллоны с воздухом, и большим сферическим шлемом, стекло которого зеркально отражало верфь и не позволяло разглядеть того, кто внутри. За одним «скафандром» появились еще четверо, они, оттолкнувшись от «порога» корабля с глухим ударом приземлились на металлический пол станции причала.

– Назовите себя! – наконец разорвал звенящую тишину голос одного из хранителей, что столпились у выхода с причала.

Только в этот момент Хеб осознал, как сильно впилась тишина в пространство. Гости молчали, лишь мелкими прыжками, словно бы на станции сила гравитации была куда ниже земной, двигались вперед.

– Остановитесь или я буду вынужден атаковать, – повторил всё тот же голос и все так же безрезультатно.

Хранитель достал из ножен свой меч, который сиял белым светом сверхгорячей плазмы, меч, способный разрубить даже обшивку корабля. Только киборги могли пользоваться таким оружием, люди же скорее навредили бы себе, чем противнику, а могли бы и вовсе всех отправить в космос, пробив обшивку. Но даже ослепительно яркий свет не остановил приближающиеся к ним фигуры. Послышалось, как один за другим активируются огненные мечи. Все вокруг залило нестерпимо ярким светом, очерчивая тени до пронзительной остроты.

Первый из ангелов вышел вперед и, замахнувшись, разрубил чужака, как горячим ножом свежее масло. Верхняя часть «космонавта» с легким шипением съехала и с мокрым шлепком приземлилась на пол. На месте среза зияла темнота, такой черноты, что даже объем забирала в себя. Еще мгновение – и из двух половинок «человека» начали виться и расти темно-синие щупальца.