скачать книгу бесплатно
– Достался по наследству, только привел его в порядок, – соврал я.
Регина с сомнением взглянула на меня. Регина скользила по мягкому ковру – яркая ветошь листвы, праздник осенних чувств, и несуразная цыганистость была в ней, сильно пахнущей алкоголем.
– Я знаю, для кого ты старался! – царапнул коготок голоса, по лицу пробежала ухмылка.
Я достал из бара вискарь, плеснул в стеклянные подковы бокалов, ясно, не поровну, хотелось, чтобы Регина продержалась подольше. Она обняла меня сзади, прижавшись горячим животом к моим ягодицам, нешуточный огонь выплескивался из ее джинсов… Виски мы пили уже потом, распластавшись на медвежьей шкуре у разгоревшегося камина. Искусная, ненасытная в хмельном раже, птичье гнездо на голове рассыпалось, наматывала на пальцы мои длинные волосы, щекотавшие и возбуждавшие ее, хрипло шептала:
– Ты настоящий, ты за—а-мечательный.
– Я знаю, какой я, но все равно приятно услышать. Перед тем как вылететь в черную трубу сна, я видел: она идет в ванную, влажно светились полноватые бедра… было нечто жутковатое в крадущейся наготе, в сером свечении тела, набухающего темнотой.
Утром ночной мираж рассеялся без следа, я проснулся от запаха кофейного зерна, на столе дымилась кофеварка. Регина, наспех причесанная, спускалась по лестнице со второго этажа. Да, ее лепит ночь, я не ошибся, наверное, ей тридцать, может, тридцать два; не по душе мне пришлись эти хождения по дому, сказать? Не стоит, зачем.
– А я уже выпила кофе, – она по-хозяйски намазывала хлебцы паштетом, осваиваясь на новом месте. Явно переоценила мое одиночество; неужели посчитала, что таким макаром захомутает меня, дурешка? С лукавым укором:
– Даже спальню не показал!
Протянула чашку в койку, тоже нехитрая уловка, вообразила, сейчас уляжется со мной на шкуре, или я усажу ее на себя, и все начнется сызнова. Мне бы дорожить такой любовницей, но вот не захотелось, чтобы Регина обживалась. Интуитивно она поняла это, стала неторопливо собираться. На прощанье бросила монетку в мой декоративный фонтанчик.
В машине Регина старалась казаться непринужденной, веселой, пристала:
– Ну скажи, как ты огребаешь свои бабки, ландшафтным дизайном?
– Да, садовые гномики, – я улыбнулся. Она поджала губы и замолчала.
Проехать двенадцать километров до станции было пустяковым делом. Я купил ей билет на электричку, посадил в вагон, мы чмокнулись, обменялись телефонами. Зачем продолжать наш скоропалительный роман?
Что вы заглядываете мне через плечо, понукаете? Да, я проводил Регину. Мой текст, мое повествование выходит на финишную прямую. Я не имею в этом деле навыка, никогда не вел дневника, водил перышком по бумаге, рисуя. Не мешайте.
Вернувшись в свой нелюдимый дом, действительно чем-то напоминающий старый замок Дракулы, я ощутил ноющую пустоту, которую испытывал после каждой женщины, кроме Тани. Помыл посуду, вытер скопившуюся пыль, ведь по хозяйству мне никто не помогал, я не хотел, чтоб совали нос в мою жизнь. Это заняло немало времени, достал ватман, пробовал рисовать.
На третий день неожиданно позвонила Регина:
– Давай где-нибудь пообедаем, ну в китайском ресторане.
Я удивился.
– Могу пригласить тебя в гости, – мило продолжала она, словно не замечая моего замешательства.
Я вспомнил бархатную кожу, призывно светящееся тело… я собирался встретиться с одним мэном, поговорить о долгосрочном заказе, да и холодильник пора загрузить, все равно, надо выбираться в город.
– Лады, пообедаем, – согласился.
Весна жарко разгоралась, вот-вот грозила перейти в лето. Шоссе днем незапруженное, до Москвы допилил быстро, моя деловая встреча не заняла много времени.
Регина ждала меня на Белорусской, отоспавшаяся, благостная, в пятнистом кожаном пиджачке, гладко причесанная. Косметики минимум. Было часа два, мы зашли в полупустой ресторанчик, в душных сумерках покачивали бахромой рыжие фонари. Я заказал дежурный набор…
– Ассорти на фарфоровом блюде, чашечки с саке.
– Знаешь, что выдала Полина Герардовна? – щебетала Регина, неумело тыкая палочками в кальмара. – Говорит, так и быть, выставлю тебя в галерее, а ты устрой мне Феликса. Представляешь? Вот наглость! Ничего, обойдется.
Меня, конечно, не интересовала судьба Регининых картин, слышал и забыл, но получалось, Герардовна, хозяйка престижной кормушки, открыла пасть. Я что, вибратор, услаждать дряблую тетку в годах?
– Ты, я понимаю, где могла уже разболтала про тот вечер?
– Я? – притворно возмутилась Регина, – никому ни слова, они же видели, как мы вместе выходили.
– Не хочешь ни с кем делиться, мной? – размякший от теплой рисовой водки, шутейно спросил я, будто восхищаясь её героизмом.
– Угадал. Ни-и с кем! – Регина потянулась ко мне и чмокнула жирными губами.
Я вытерся льняной салфеткой. Она удручала меня. Саке не взбодрило, родило тяжесть в голове, я заказал одинарный скотч. Потом, чтобы протрезветь, мы тянули жидкий зеленый чай.
Оказавшись на улице, мы поехали к ней, она и жила неподалеку, на Лесной. В неряшливой квартирке с обшарпанными стенами было совсем мало света. Как она здесь пишет маслом? Сдвинутые в кучу подрамники, косо висящий, блеклый натюрморт. Неужели и ей что-то заказывают?
Я не собирался у неё задерживаться, намереваясь сделать то, для чего меня и пригласила Регина, вальяжно раскинувшаяся на тахте, как кошка, ждущая, чтобы её почесали. Я примостился сверху и оторопел, я смотрел на лицо, нечеловеческое почти, лицо хищной прекрасной птицы. Нос заострился, превратился в клюв, потусторонне глядели стереоскопические глаза непонятного цвета… Вот это да! Ну и фишка! Только бы донести до холста, не растерять увиденное.
– Что ты так смотришь? – услышал тихий, недовольный голос Регины.
Я взял её грубо, наспех, а она только глухо постанывала. Нельзя же оставить девушку ожидающей, распалённой…
Я видел, как она меняется, как распадается лицо, поразившее меня; грандиозный замысел уже возник, но ещё не оформился.
Регина лежала щекой на моем плече, жаловалась на трудную жизнь, за хату приходится платить триста баксов, а где их нароешь? Захваченный своими странными мыслями, я полуслушал, стукнуло в голову – надо дать ей какие-то бабки, осторожно, чтоб не обиделась. Феномен, явленный мне, не должен ускользнуть воришкой в подворотню, я ждал подтверждения, и не в этой убогой квартире, а у себя на хуторе, в другом интерьере.
Я сгреб в охапку растерявшуюся Регину, быстро одел её, усадил в машину. По дороге, в супермаркете, я бродил, как лунатик, толкая перед собой тележку.
Я ехал быстро, просто мчался по шоссе, а Регина обвилась ногой вокруг моей, мешая нажимать на газ. В мастерской, за стойкой бара, я разломал лаваш, разложил по тарелкам закуски, у Регины был хороший аппетит, она уже проголодалась, тащила меня в спальню, мол, там перекусим между делом, а мне хотелось смотреть на неё. В какой-то миг натянулась кожа на щеках, жутковато заблестели выпуклые прекрасные глаза женщины-птицы. Она не знала, что носит в себе. Как экзотический плод, замысел созревал, распирал мозги.
– Трёхнутый, чудной ты сегодня, – промолвила Регина.
– Ты тоже бываешь разной, переменчивой, – я осекся, боясь вспугнуть её. Сказал, что хочу побыть один, собраться с мыслями, это было чистой правдой. Насколько мог деликатно дал зелёных, положил в сумочку, чтоб не обижалась, довёз до электрички.
Я отключил мобильник, делал наброски, пытаясь запечатлеть свое открытие, преображение Регины, я рисовал карандашом и тушью, потом углубился в расчеты, чертил, а замысел все бурлил, эликсиром в реторте алхимика. Утром я сел за руль и отправился в наш Художественный Комбинат, как сказали бы раньше. Теперь ничего такого не существует, среди березовых лесов, к северу от столицы, стоит бывшая оборонка, заброшенная, единственное, что от нее осталось – классные мастера, они то и перешли, вполне успешно, на изготовление разных забористых штуковин, эксклюзива для дизайна. Я работал с ними уже два года. Мой заказ никого не озадачил, технически он был несложен, поджимали только сроки, я дал ребятишкам неделю.
Пока суть да дело, трое умельцев, чтоб не терять время, поехали ко мне с трубами и сваркой подвести воду из ванной в мастерскую, им еще предстояло сварганить душ. Я съездил в соседнюю деревеньку, в Оселки, привез сено и пока свалил его в сарай. Опять смотал в город, купил в театральном магазине боа из перьев, прозрачную материю и собственноручно сшил занятный хитон, чем меньше людей вовлечено в мою идею, тем лучше.
В субботу утром на хутор въехал фургон, ребята внесли четыре стенки, обитые золотистой рабицей, для большой, просторной клетки, дверцу с захлопывающимся замком, и еще одну рабицу крышу, толстые металлические рейки, аккуратно подогнанный крепеж. На сборку, на монтаж ушел целый день; Кеша, бригадир, еще недавно маявшийся без работы, а теперь благодаря кормильцам вроде меня, разъезжающий на «вольво», поглядывал с недобрым любопытством: дескать, что, друг ситный, навалял всякого разным толстосумам, теперь сам с катушек сорвался? Терпел, терпел и не выдержал.
– И какую же зверюгу, Феликс Антонович, хочешь сюда посадить?
Не люблю я свое отчество, так плохо сочетающееся с именем, не люблю все, напоминающее отца.
– Динозаврика, – сказал, не моргнув глазом.
Мастера натужно засмеялись.
– Где ж они еще плодятся?
– Места надо знать.
Вечером, щедро заплатив, я бригаду отпустил. С удовольствием обошел и оглядел клетку, остро поблескивающую в сумерках, внес в нее подобие насеста, сам собрал скамеечки, делал как задумал. Поставил очиститель воздуха, проверил шнур, насыпал овсяные мюсли в мисочку, налил воды в другую посудину. Потрогал новенький замок. Хоть и время было позднее, не поленился сходить в сарай, постелил на пол солому-сенцо и развалился в клетке; приятно щекочущая подстилка еще таила запах прошлогодних трав, вот так бы и лежал, сам бы здесь жил, спал. Все сносно, относительно комфортно; с неохотой я поднялся, снова покрутил, проверил дверцу, перелез на диван и забылся сном праведника.
Утром, едва продрав глаза, с чашечкой кофе в руке, я включил мою серебряную скорлупку и набрал номер Регины.
– Куда ты пропал? – холодно поинтересовалась она.
– Трудился. Работы выше головы. Приедешь, сама увидишь.
Зачем давать время для новых расспросов, спросил сам:
– Регина, хочешь пожить у меня, на хуторе?
– Пожить? – всполошилась она, не зная как отнестись к моим словам.
– Устрой себе каникулы, побудь недельку, дней пять, ну… сколько сможешь, – ласково говорил я.
Регина молчала. Да, я не подарок, странный субъект, со мной нелегко, но чем черт не шутит, а вдруг вот он, ее, ускользающий шанс? – угадывался нехитрый ход мыслей.
– Ты же не зря бросила монетку в фонтанчик, – бодро продолжал я.
– В общем, приезжай, жду тебя часа в четыре…
– Могу и раньше, соберусь и нагряну, – в голосе Регины послышался довольный смешок. – О, кей!
Уговорил. Впрочем, вряд ли могло быть иначе.
Солнце еще было в зените – огромная брошка, золотой осьминог, пришпиленный к небесной лазури, когда Регина, отпустив попутку, взобралась ко мне на взгорье. Вошла в миленьком вельветовом пальтишке, не новом, но из хорошего бутика, разномастные волосы переливались радугой – то, что требуется, – отметил я; она держала наперевес несколько белых калл, обернутых целлофаном, я снял замшевую перчатку, чмокнул ей руку.
– Я подумала, у тебя есть все, нет только цветов.
– Да она определенно настроилась на романтическое приключение.
– Вот это фишка!
– Регина сделала несколько шагов и остолбенела, стояла, разглядывая великолепную клетку.
– Такого я нигде не видела. Перформанс?
Я кивнул.
– Ну, круто.
– Она обняла меня за шею, потом сняла туфли, обошла клетку, трогая пальцами золотистую решетку. Я тем временем разжег камин.
– Можно зайти внутрь?
– Конечно.
– Я стащил с Регины одежду, галантно распахнул дверцу. Нагота отливала белизной, как мраморные каллы с пупырышками воды.
– Ой, какая прелесть! – напялила хитончик с дымчатыми перьями, раскраснелась, предвкушая, как займется любовью в клетке.
Невероятная игра, затеянная мной, уже развивалась по своим законам, затягивала в крепкую паутину, и я становился одним из действующих лиц.
Мы обнимались, зарывались в сено, разворошили подстилку.
– Давай будем здесь жить, так здорово, – разгоряченно шептала Регина мне в ухо. Посмотрим, что ты скажешь через полчаса, – подумал я, притомленный ее напором, жарким водопадом истосковавшегося тела. Где изумивший меня сиреневый свет кожи, острые черты птицы? Вспыхнув на мгновенье, птичность лица рассыпалась, ускользала. Что же тогда? Вся моя затея напрасна?
– Не поняла! – вскинулась Регина, когда я, щелкнув замком, выбрался из клетки.
– Не поняла, – повторила уже резче, – ты меня здесь запер, а сам улизнул. Это, что, твои обычные понты?
Ясно, ей было неприятно, дверца захлопнулась.
– Да вот я, никуда не слинял.
Она зябко передернула плечами, вздрогнули, переливаясь, перья. Замечательно!
– Открой, слышишь!
Всполошенная, рассерженная… злой блеск глаз, тот самый, наклон лица… мне бы схватить кисть, сделать первые мазки, а не препираться с ней, пускаясь в нудные объяснения.
– Спокойно. Не трепыхайся, давай поговорим. Считай это экспериментом, как хочешь. Я должен написать твой портрет, грандиозную вещь. Я тебя увидел такой, Женщиной
– Птицей, еще в первый раз, когда приехала, – я волновался, подбирая нужные слова, но не получалось.
– Ты ведь можешь стать как бы моим соавтором, не просто позировать…
– Позировать? – ее лицо стало скучным.
– Бред какой-то…
Верно, живописцы сейчас редко вдохновляют друг друга.
Чтобы доказать, что я не бешусь с жиру, говорю по делу, я протянул Регине скатанные трубкой ватманы, рисунки. Увидев уголь и тушь, свое колдовское лицо, Регина даже языком прищелкнула.
– Да ты рисовальщик! А я думала – ничего особенного, мазила.
Все вы так думаете! – чуть не вырвалось у меня, но я сдержался.
– Ну хорошо, пиши себе на здоровье, – смирилась она, – только выпусти из клетки.
– Придется свыкнуться с некоторыми неудобствами, на короткое время, ради достоверности, – перешел я к существенному.
– Тебе надо прожить жизнь птицы, я смоделировал всю атрибутику, это consept. Не знаю, сделаю ли что-нибудь потом, возможно, я и рожден то для одной вещи – твоего портрета…
– Выходит, я должна сидеть в клетке? – Регина снова выпустила когти.
