Позолоченная корона

Она подошла к реке, остановилась на мосту. Река внизу не текла, не плескалась, вода застыла, словно в озере. Хелльвир показалось, что эта река намного темнее другой, живой реки.

– Салливейн! – снова крикнула Хелльвир.

Потом вспомнила предыдущие визиты в царство Смерти.

Лисица, ее мать и сестра умерли совсем близко от того места, где она начала поиски. Хелльвир понятия не имела о том, где умерла Салливейн, но решила, что это, скорее всего, произошло в столице. Возможно, ей не удастся отыскать умершую?..

Внезапно вся затея показалась безнадежной. Хелльвир остановилась, посмотрела на стеклянный колпак, который несла в руке. Семена кружились внутри так же легко, как в жизни, и были ярче, чем все предметы, окружавшие ее.

– Что я делаю? – негромко произнесла Хелльвир. – Наверное, я спятила?

– Люди, которые задают себе этот вопрос, обычно весьма здоровы, – ответил мужчина в черном.

Хелльвир вздрогнула от неожиданности и едва не выронила стеклянный сосуд.

Он стоял на краю моста, прислонившись к каменному парапету. Свет не падал на него – он склонялся перед черным человеком, боялся его; Хелльвир было больно смотреть на его силуэт. Он был по-прежнему одет в тяжелую зимнюю шубу, которая словно сливалась с тьмой. На руках были черные перчатки. Он выглядел в точности таким, каким она его помнила.

– Ты знаешь, зачем я пришла? – спросила Хелльвир и поморщилась, услышав свой испуганный писклявый голос.

Он рассмеялся – точнее, сделал короткий резкий выдох, от которого девушка вздрогнула, – и взглянул на серые поля. Она почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо.

– Знаешь? – настойчиво повторила Хелльвир. Она не любила, когда над ней смеялись.

– Да, – медленно ответил он. – Знаю.

– Ты отдашь ее мне?

Он легким шагом, сунув руки в карманы, направился к ней. Его лицо было непроницаемым, взгляд черных глаз не сходил со стеклянного колпака, который Хелльвир держала в руках. Она напряглась и поняла, что дрожит, но сама не знала отчего: от страха, беспокойства, волнения? И ненавидела себя за это, потому что знала: он все замечает.

Хелльвир пристально наблюдала за ним, окружавшая его тьма поглощала ее внимание – точно так же, как поглощала свет, – поэтому она не сразу заметила, как изменился мир вокруг нее. Только когда черный человек остановился, Хелльвир поняла, что река и деревня исчезли. У нее под ногами оказались каменные плиты, но это были не плиты моста; она стояла в небольшом дворе какого-то здания, окруженного со всех сторон деревьями, такими высокими, что их верхушки исчезали во тьме.

В центре двора находился каменный фонтан; вода, падавшая в круглый резервуар, застыла, словно замороженная. Камни поросли мхом, и впервые Хелльвир ощутила в этом мире запах – запах земли, сырости, напомнивший ей о водопадах. Этот запах не был неприятным. С ветвей свисали фонари, но их свет не мерцал, как обычное пламя. Они испускали неподвижные голубые лучи.

Черный человек наблюдал за Хелльвир, оценивал ее реакцию.

– Где мы? – спросила она.

– Мы немного дальше углубились в царство Смерти, – ответил он, сел у каменного пруда и провел рукой по поверхности воды. Рука оставила на поверхности воды канавку, как будто он касался песка. Черный человек снова взглянул на Хелльвир. – Это тебя не пугает?

– Я… – Она покачала головой, хотя на самом деле была напугана. Он пугал ее. – Я пришла за Салливейн, – сказала Хелльвир. – Пожалуйста, позволь мне забрать ее.

Он поднялся с таким видом, будто не слышал ее слов, и смахнул с ладони капли воды. Они повисли в воздухе, словно стеклянные бусинки, и он оттолкнул их. Хелльвир заставила себя подойти к нему и протянула стеклянный колпак.

– Этого достаточно? – спросила она.

Сначала ей показалось, что он остался равнодушен к ее дару, но его взгляд то и дело возвращался к семенам. И Хелльвир поняла, что он все-таки хочет их заполучить.

– Да-а, – протянул черный человек. – Ее смерть была далека от естественной, так что, наверное, это справедливый обмен.

– Значит, ее все-таки отравили?

– Да.

– Кто это сделал?

Вместо того чтобы ответить на вопрос, человек неожиданно взглянул ей прямо в глаза. Она не была к этому готова и едва не попятилась.

– Ты приходишь сюда с такой легкостью. Это начинает меня тревожить, – произнес он с улыбкой, которую Хелльвир помнила с тех пор, как ей было двенадцать лет; эта улыбка мелькала в самых неприятных ее снах и преследовала глухими ночами, когда она тщетно пыталась уснуть. – Боюсь, у тебя скоро войдет в привычку обращаться ко мне с просьбой вернуть мертвых.

– Я… надеюсь, что нет.

– Мне кажется, ты не до конца честна со мной.

Хелльвир вспомнила солдат, которые смотрели, как она собирается уснуть, вспомнила предупреждение Миландры. Она знала, что слухи распространятся быстро. Остановить их было невозможно. Хелльвир чувствовала на себе его взгляд, и ей было трудно думать об этих вещах – ей вообще трудно было думать, мысли путались.

– Тогда не буду лгать, – сказала Хелльвир. – Возможно, мне придется прийти к тебе снова.

– Что ж, если так, я должен действовать более разумно. Не хотелось бы упустить свою выгоду.

– Что это значит? – спросила она.

– Если ты собираешься и дальше сновать туда-сюда между миром живых и Смертью, мы оба можем извлечь из этого кое-какую пользу для себя, – пояснил черный человек. – Заключить сделку.

Руки у Хелльвир взмокли, на стеклянной банке остались отпечатки ее пальцев. Его рот подергивался. Она поняла, что ему нравится наблюдать за ее волнением. И подумала: неужели она единственная, с кем он может поговорить? Приходят ли сюда другие? Ведет ли он разговоры с мертвыми?

– Какую сделку?

Человек замурлыкал что-то вполголоса, и рокочущее эхо этого звука раскатилось по двору. Хелльвир почувствовала его кожей, как порыв ветра.

– У вас там, в жизни, есть вещи, которые здесь представляют большую ценность. Настоящие сокровища. Мы можем заключить договор. Приноси мне эти сокровища, когда будешь приходить за умершими, и я потребую у тебя лишь несколько капель крови.

– Несколько капель крови? – повторила Хелльвир, которую почему-то не убедили его слова. – Как в прошлый раз?

Она подняла руку, чтобы показать шрам. Но мизинец был на месте. Она поморгала, рассматривая руку.

– В смерти мы все целы, – сказал он.

– А он…

– Исчезнет ли он, когда ты проснешься? Да. – Черный человек снова присел на невысокий бортик фонтана. – Но если в следующий раз ты принесешь то, что я попрошу, я не возьму с тебя ничего, кроме нескольких капель крови. Ты даже не почувствуешь укола.

– Почему так мало? А что, если я приду за человеком, умершим естественной смертью?

– Это не имеет значения, если ты раздобудешь то, что я скажу. Эти сокровища сами по себе являются источниками крови, они перетянут чашу весов. Сокровище вместо частицы тебя самой. Или ты предпочитаешь и дальше приносить мне кусочки угля и семена и лишаться пальцев на руках и ногах?

Снова эта улыбка. Как будто такая перспектива его устраивала.

Хелльвир нервно сглотнула и оглядела деревья. Страх вскарабкался по ее спине и уселся на плече, словно живое существо.

– Я не понимаю правил, – пробормотала она.

– Это не игра. Здесь, в этом царстве, нет правил. Только законы.

– Что за вещи я должна принести тебе?

– Ничего сложного. Предметы, которые такая, как ты, сможет найти без особого труда.

– Такая, как я?

– Человек, который видит вещи так, как видишь их ты.

– Я…

Хелльвир снова почувствовала головокружение и приложила ладонь ко лбу. Сделка со Смертью – ведь перед ней именно Смерть, кто же еще? Это казалось ей абсурдным. Но она точно знала, что он подразумевал под словами «такая, как ты». Такая, которая разговаривает с пламенем в очаге, с сороками, которая каждое утро, лежа в постели, слушает, как спорят за окном воробьи. Поэтому мать смотрела на нее так угрюмо и неприязненно еще до того, как Хелльвир воскресила ее. Она слышала перешептывания крестьян, замечала их косые взгляды. При встрече они старались не смотреть ей в лицо.

«Я могу просто отказаться приходить сюда снова», – подумала Хелльвир, но в глубине души знала, что вернется. Ее… тянуло сюда, как будто она была связана с этим миром некими узами. Она чувствовала это с того дня, как оживила мать. Чувствовала любопытство и почти неосознанное стремление ускользнуть из мира живых и вернуться сюда. Это было подобно безумному желанию остановиться на краю пропасти спиной к обрыву.

Хелльвир кивнула, сама не заметив этого. Медленно подошла к фонтану, опустилась на каменный бортик и поставила между собой и черным человеком банку с семенами.

– Что тебе принести из мира живых? – спросила она.

К ее удивлению, он сунул руку в карман и вытащил угольный карандаш и листок бумаги. Жестом велел ей отвернуться, и Хелльвир повиновалась, ничего не понимая. Почувствовала, как листок прижался к ее спине, почувствовала, как движется по бумаге карандаш. В глубине души она ожидала, что его рука пройдет сквозь ее тело, и именно поэтому осязаемость, реальность бумаги и карандаша показалась ей такой странной. Он убрал руку и протянул ей бумажку, держа ее двумя пальцами.

На бумаге каллиграфическим почерком была написана загадка.

– По-моему, ты сказал, что это не игра, – произнесла Хелльвир и, к собственному удивлению, даже разозлилась.

– В этом мире… существуют кое-какие ограничения. Я не могу прямо сказать тебе, где искать. Со временем знаки появятся; увидев их, ты поймешь. Они обратятся к тебе, когда ты будешь близка к цели.

– А если не обратятся?

– Тогда тебе лучше здесь не показываться.

В голосе черного человека прозвучала недвусмысленная угроза, и Хелльвир наконец стало ясно, насколько он опасен.

– Зачем? – осмелилась она спросить. – Зачем тебе эти вещи?

Он не ответил, но ее охватил ужас. Опасность была совсем рядом; Хелльвир стало трудно дышать, воздух казался тяжелым, холодным, мертвенным. Этот мир был ей чужим. Она не имела права задавать вопросы и ставить под сомнение его законы.

Хелльвир положила бумажку в карман платья.

– Но что сегодня? – спросила она. – Насчет Салливейн. Достаточно тебе того, что я принесла?

Черный человек взял банку, перевернул ее и долго разглядывал живые семена.

– Она умерла очень давно, – сказал он. – Яд разрушил ее тело. Для того чтобы вернуть ей здоровье, мне потребуется нечто большее, чем пара капель крови. Только на этот раз. Таковы законы этого царства. После этого будет достаточно предметов, которые ты принесешь.

Хелльвир стиснула зубы и протянула ему левую руку. Он снова издал свой лающий смешок, который сразу умер в неподвижном воздухе, едва успев сорваться с его губ.

– Ты так охотно расстаешься с частями тела, – заметил он. – И все ради девицы, которую даже не знала.

– Если я могу спасти ее, то должна это сделать. Идя сюда, я понимала, что придется отдать за ее жизнь.

– Сомневаюсь. Но даже если и так…

Он взял ее руку, перевернул ладонью вверх. Кожа у него была холодная, как мрамор, она высасывала тепло из тела Хелльвир. Человек осторожно согнул ее безымянный палец.

– Этого и пряди волос будет достаточно.

– Зачем тебе волосы?

– Ты задаешь слишком много вопросов. Можешь считать это подписью под нашим договором. Я буду держать их здесь, в кармане.

Хелльвир вздохнула, собрала волосы и перебросила их на грудь. Волосы зацепились за цепочку, и она, не заметив этого, вытащила подвеску из-за ворота сорочки.

Человек в черном отреагировал немедленно. Его взгляд уперся в подвеску со львом, которую отец подарил Хелльвир, когда они сидели под вишней. Внезапно ей показалось, что перед ней живой человек, способный испытывать эмоции.

– Откуда это у тебя? – прошипел он.

В его голосе впервые не было ни презрения, ни насмешки. Впервые он говорил как реальный человек, а не как актер на сцене. Хелльвир прикрыла медальон рукой.

– Это? Это мне папа подарил. – Она нахмурилась. – Я должна отдать ее тебе? Вместо семян? Она ценнее?

Он едва не потянулся за подвеской, но опомнился и убрал руку.

– Оставь эту побрякушку себе, – пробормотал человек.

– Она не нужна тебе?

– Это неравноценный обмен, – ответил он. – Эта вещь пропитана кровью. За нее ты могла бы купить легионы, сотни жизней, если бы я захотел их отдать. А я не хочу.

Хелльвир взглянула на свою подвеску по-новому, с любопытством, но прежде, чем успела задать новый вопрос, черный человек протянул к ней руку и поймал двумя пальцами прядь ее волос. Она чуть не отшатнулась, но покорно вытащила из кармана небольшие садовые ножницы, которыми срезала травы и цветы, и отрезала волосы. Он аккуратно завязал локон узелком и спрятал в нагрудный карман. Хелльвир на миг почудилось, что она видит прядь, прожигающую ткань. Волосы у нее были такими же черными, как его одежда.

– Ты отдашь мне Салливейн? – спросила она.

– Она у тебя за спиной, – ответил человек.

Под деревом стояла девушка с волосами цвета пшеницы; уперев руки в бока, она смотрела вверх, на ветви. Хелльвир показалось, что она растеряна. Вероятно, искала кого-то. Увидев ее без трупных пятен, без следов разложения, Хелльвир поразилась ее красоте. В стране Смерти, в окружении серых теней, она сияла, как золотая статуя.

– Ты, – заговорила Салливейн, заметив Хелльвир. – Ты не видела мою бабушку?

Ее голос был низким, как звук колокола. Хелльвир опомнилась.

– Да, видела, – ответила она. – Это ваша бабушка прислала меня. Я отведу вас к ней.

– О, хорошо. Я должна ответить ей урок.

Черный человек незаметно очутился рядом с Хелльвир. Он двигался очень быстро, как призрак из страшного сна.

– Кто ты? – снова спросила Хелльвир.

И опять эта его насмешливая улыбка.

– Если придешь сюда снова, сможешь задать мне этот вопрос.

– Это означает, что ты никогда не ответишь мне?

– Это означает, что я не обещаю дать тебе ответ. Все зависит от того, как долго будут продолжаться наши деловые отношения.

Он протянул ей руку, и Хелльвир несколько секунд смотрела на нее. Потом, решив, что ничто уже не сможет вывести ее из равновесия, сколько бы она ни прожила на свете, вложила руку в его ладонь. Рукопожатие, чтобы скрепить сделку, – как у обычных купцов.

– Договорились, – произнесла Хелльвир и услышала, как дрожит голос.

Человек улыбнулся; разумеется, он тоже это услышал. Склонился над ее рукой, словно они собирались танцевать, и она содрогнулась.

– Договорились, – произнес он, и это слово становилось больше, громче… оно окружало, поглощало, засасывало Хелльвир до тех пор, пока она не утонула в его черноте.

Она вздрогнула и проснулась. Голова кружилась после снотворного. От резкого холода она ахнула.

– Хелльвир!

Она услышала шаги Миландры и почувствовала ее руку у себя на плече. Тряхнула головой, чтобы прийти в себя, поморгала.

– Она…

Девушка, лежавшая на столе, стремительно села, стряхнула простыню, сорвала с лица повязку, а потом ее стошнило. Хелльвир и Миландра невольно попятились, перевернули кресло. Девушка хрипела, хватала ртом воздух, потом прижала руку ко лбу.

– Онестус, – пробормотала она, обвела комнату бессмысленным взглядом и заметила женщин, которые уставились на нее. – Кто вы?..

Миландра подала ей полотенце, чтобы вытереть лицо, и в этот момент дверь распахнулась, и в дом ворвалась госпожа в доспехах, положившая руку на рукоять меча, как будто собиралась вступить в схватку. Увидев девушку на столе, она застыла на месте.

– Салли? – пробормотала она.

Девушка обернулась. Она еще с трудом дышала и дрожала всем телом.

– Бабушка? – произнесла она. – Что происходит?

Госпожа не ответила. Она подошла к столу, взяла голову девушки в ладони. Казалось, она утратила дар речи. Потом обняла внучку, привлекла ее к себе, прижалась щекой к ее волосам и закрыла глаза.

Когда свита была готова к отъезду, уже стемнело. Воины прикрепили к древкам знамен фонари, и издалека отряд походил на какую-то религиозную процессию. Воскресшая, Салливейн, сидела на лошади бабки, закутанная в толстое одеяло, несмотря на душную ночь. Она все еще дрожала и никак не могла согреться.

Бабка Салливейн стояла рядом с Миландрой и Хелльвир у двери дома. Хелльвир вцепилась в руку старой лекарки, чтобы не упасть. У нее подкашивались ноги.

– У меня нет слов, чтобы выразить тебе свою благодарность, – сказала госпожа. Это было произнесено неестественным тоном, и Хелльвир догадалась, что той не часто приходилось благодарить людей. – Ты даже не представляешь, что сделала для меня.

– Надеюсь, вы не забудете свое обещание, ваша светлость, – напомнила ей Миландра. – Просить человека о подобных вещах можно только один раз.

– Даю слово. Никто из моего двора больше не побеспокоит тебя с подобными просьбами. – Она повернулась к Хелльвир. – Но двор перед тобой в долгу, – сказала она. – Дом Де Неидов… нет, я перед тобой в долгу. Если тебе когда-нибудь понадобится наша помощь, только сообщи.

– Благодарю вас, – пробормотала Хелльвир, неловко кланяясь.

Госпожа наклонила седовласую голову и хотела возвращаться к свите, но задержалась.

– Что там? – спросила она. – На другой стороне?

Хелльвир показалось, что этот вопрос вырвался у нее против воли. Госпожа старела, и страх смерти медленно опутывал ее, как плющ опутывает ствол дуба. Даже сильным мира сего знаком этот страх.

– Пустота, – ответила Хелльвир. – Но мне кажется, что я видела только преддверие смерти. О том, что наступает дальше, мне известно не больше, чем вам.

Госпожа кивнула и ушла к своим воинам. Вскочила в седло позади внучки и взяла поводья. Салливейн смотрела на Хелльвир, крепко сжимая в пальцах края одеяла. Ее лицо было серым от усталости. Хелльвир наклонила голову. Салливейн медленно кивнула в ответ, как будто знала, что деревенская девушка сейчас оказала ей какую-то важную услугу, но не совсем понимала, в чем заключается эта услуга. Хелльвир хотелось бы объяснить это, хотелось бы, чтобы Салливейн осталась еще ненадолго, но ее бабка уже пришпорила лошадь.

Они долго смотрели вслед кавалькаде, направлявшейся в Рочидейн, и Хелльвир внезапно ощутила ужасную усталость. Она положила голову на плечо Миландре, и старуха погладила ее рассеянно, как кошку.

– Это на самом деле была королева? – тихо спросила Хелльвир.

– Да, – ответила Миландра. – Наш дом удостоили посещением особы королевской крови, Хелльвир. Можешь считать себя счастливицей. Девушка, которую ты вернула к жизни, – ее внучка и единственная наследница. Попомни мои слова: воскресив ее, ты избавила эту страну от гражданской войны.

У Хелльвир снова закружилась голова, и ей показалось, что она проваливается в бездонную пропасть.

– Поэтому ее отравили? – прошептала она.

– Не сомневаюсь.

– И что будет? Они снова попытаются это сделать?

– Кто знает? Может быть, увидев, что убитая воскресла, этот человек или люди подумают хорошенько, прежде чем снова покушаться на ее жизнь.

Хелльвир вдруг подумала, что истратила много сил и ничего не достигла. Как будто оставила позади соперников, участвуя в какой-то гонке, но лишь в конце соревнования поняла, что бежала в неверном направлении.

– Идем, дитя, – сказала знахарка. – Помоги мне, надо открыть окна, чтобы избавиться от этой вони. Члены королевской семьи никогда не снисходят до того, чтобы прибрать за собой.

Хелльвир кивнула, и Миландра вошла в дом. Стоя на пороге, Хелльвир обернулась и в последний раз взглянула на мерцающие огоньки, удалявшиеся в сторону столицы. Потом вытащила из кармана бумажку, которую все это время мяла в руке, и, держа ее тремя уцелевшими пальцами, прочитала при свете, падающем из двери дома:

«Там, где большой нос произведет впечатление на королеву,

Дар песни

Утешит ее, когда она заплачет».

Всю ночь и следующий день Хелльвир проспала глубоким сном без сновидений. Тело требовало отдыха, и позднее ей пришло в голову, что она, возможно, лишилась не только пальца. Она утратила нечто неуловимое, точно так же как и в предыдущие два раза. Черный человек в качестве выкупа за Салливейн забрал у нее часть жизненной силы или, может быть, частицу души.

Когда Хелльвир открыла глаза, было уже темно.

Не до конца проснувшись, она вышла из спальни и побрела в мастерскую. Миландра сидела у огня и штопала передник. Увидев Хелльвир, старуха убрала швейные принадлежности с соседнего кресла, налила им по стакану крапивного пива, сваренного в прошлом году, и они некоторое время сидели молча, слушая, как трещат поленья в очаге.

– А ты знала о том, что у Смерти есть карманы? – негромко спросила Хелльвир.

Миландра приподняла брови и слегка наклонилась, как обычно делала, чтобы услышать сказанное единственным ухом.

– У Смерти есть карманы, – повторила Хелльвир. – Да. У него – это вроде бы мужчина – есть карманы. Зачем Смерти карманы?

– У тебя лихорадка, девочка моя?

Они снова помолчали, глядя на плясавшие за решеткой языки пламени и оранжевые уголья. Хелльвир чувствовала, что Миландра наблюдает за ней.

– Ты хочешь знать, почему это существо – Смерть или кто-то еще – говорит с тобой, – заметила старуха. – А мне он никогда не показывался, хотя я бывала там много раз.

Хелльвир кивнула.

– Я подумала: возможно, это потому, что он видит во мне средство достижения своих целей, – произнесла она. – Дурочку, которую может хитростью заставить сделать что-то для него в мире живых.

Миландра поразмыслила над ее словами.

– Возможно, – медленно ответила она. – Но я не считаю тебя дурочкой и не считаю, что ты должна была отказываться от его предложения. Ты поступила разумно, заключив сделку. Ты совершенно права. Тебе придется возвращаться туда. Пусть моя история послужит тебе предостережением. Ничто не проходит бесследно; появятся другие люди, которые захотят, чтобы ты вернула с того света их близких, а ты, точно так же как вчера, не сможешь отказаться. А если откажешься, тебе будет очень тяжело. Но нельзя всю жизнь раздавать пальцы и уши, воскрешая незнакомцев, иначе однажды у тебя ничего не останется. – Старуха взглянула на Хелльвир, и ее лицо стало печальным. – Смерть выбрала тебя, но не потому, что ты глупа. Ты говоришь с вещами, птицами, зверями и духами так, как могут лишь немногие. Даже я не могу тягаться с тобой. Ты уходишь в иной мир с такой же легкостью, с какой другие уходят в мир сновидений. Возможно, причина в этом. Ты обладаешь даром общения с душами.

Хелльвир не знала, что на это отвечать. Она просто сидела, пила пиво и размышляла о том, какой была бы ее жизнь, если бы ей не приходилось так часто думать о смерти. Если бы ее единственными заботами были урожай, сбор трав, погода и уход за волосами – да, может быть, еще политика и дворцовые интриги.

Это было бы мирное, спокойное существование, подумала Хелльвир, отпивая очередной глоток из кружки. Но она знала, что такая жизнь была бы в сто раз хуже нынешней.

Глава 3

Каждый год накануне дня летнего солнцестояния жители деревни устраивали праздник, и этот год не был исключением. На столы выставляли лучшее угощение, пили вино и пиво в огромных количествах, плясали до рассвета. Наутро селяне обычно несли подношения к каменным могилам на холме, где обитали души умерших, пели погребальные песни, а потом спускались и поливали пивом поля, чтобы почтить божества урожая.

Однако сейчас крестьяне с размахом отмечали праздник, с удовольствием ели, пили и веселились. О богах можно будет подумать потом.

Прилавки на рынке ломились от превосходных фруктов и овощей. Несмотря на морозную зиму, год выдался урожайным. Рядом продавали вяленое и копченое мясо, пироги, сыры, пиво и вино. Музыканты, устроившиеся на помосте рядом с площадкой для танцев, играли без передышки. Мелодии сменяли одна другую. Оставалось только удивляться, как им удается все это запомнить.

У Хелльвир и Миландры был небольшой лоток в углу рыночной площади, где они торговали крапивным пивом и вином из бузины. Ночь была теплой, в воздухе плыли ароматы цветов, и Хелльвир радовалась возможности забыть о своих тревогах и просто веселиться. Она даже участвовала в танце: кружилась и водила хоровод вместе с молодежью, похожей на стайку птиц.

Хозяйка деревенской пекарни, София, остановилась около их прилавка. Из всех людей, собравшихся на праздник, только она не улыбалась. У нее был какой-то отсутствующий, несчастный вид. Хелльвир налила в кубок вина из бузины и протянула ей.

– Это наше лучшее вино, – весело произнесла Хелльвир. – Надеюсь, оно тебе понравится.