Святые

– Он сделал это со мной, – прошептала она, вспоминая отвратное, точное тело над собой, боль, что длилась всего пару минут, но оставила боль длиной в жизнь.

В следующее мгновение уши заполнил белый шум. Паша знал и молчал, осознавала она. Секунда горечи сменилась неистовой злобой, неутолимой ненавистью к человеку, кому доверяла больше всего. Какими бы не были побуждения Паши, девушка хотела только одно – расставить точки. А, точнее, одну. Внизу донесся хлопок дверью. Схватив какой-то чемодан, довольно тяжелый, она метнула его в дверной замок, сломав его и выпотрошив открывшийся чемодан. Бумаги разлетелись по спальне вместе с купюрами. Вновь очередная тайна раскрылась в глазах девушки.

Северный охотник был стар, слегка полноват, но ему ничего не мешало передвигаться быстрее молодого Паши. Потеряв старика из виду за открытыми воротами, Паша стал суетливо бегать по окрестностям, пытаясь найти след старика в луче фонаря. Вокруг оказалось куча следов. Одни вели к ограде, другие в поле, а целая топотня привела к лесопосадке. Залитый дождем до нитки, парень остановился у первых сосен, облокотив тело на шершавую поверхность. Огненно-желтая вспышка подарила второе дыхание. Свет мелькнул чуть глубже в лесу. И Паша нашёл Северного охотника.

Старик сидел на колене, держась за рукоять ножа, что наполовину засел в бедре. Он кряхтел, не отпуская ружье, что выстрелило в одну из сосен. Ругань сыпалась дождем. Увидев Пашу, он закатил глаза, не желая его видеть, но, вдруг, попросил помощи. В ответ Паша отстранился, и Северный охотник посмеялся:

– Уже не моя собачка, а?

Паша разозлился и собрался было пнуть ослабленного старика, но дуло поднялось в его сторону, и старик зацыкал:

– Нет, нет, дружище. Я больше не допущу ошибок. Теперь я убью и этого идиота-беглеца, и тебя, и щенка, и эту кобылку, а она мне так понравилась. Она же не знает, что в ней зарождается семя ВсеСвятого. Молчи, молчи, щенок, молчи.

Раненный старик пугал своей свирепостью. Зверь, загнанный в ловушку, загнал щенка в угол. Вдруг, ветви поблизости затрещали, и на свет вышла Лиза, чьи слезы и дождь смешались. Она не ненавидела сейчас всех и вся, услышав отвратное.

– Теперь я всё знаю, ублюдок, – сорвалась она, даже не поведя взглядом на Пашу. – Ты – убийца детей, что ещё не родились! Ты – брат ВсеСвятого, родной брат. Георгий и Николай Корнеевы! Один – маньяк-насильник, а другой – женский врач, гинеколог, который зарабатывал на убийстве не рождённых. Один не любил другого.

– Узнала, значит, – перебил Николай. – Ну, раз знаешь, что сделал с тобой мой братец, как бы тебе не хотелось убить меня, я – твоё спасение и твоего будущего, как полагаю, уже без Паши.

Смешок прошёл по горлу. Паша растерялся, глядя на Лизу, что горько не желала его видеть, то есть, соглашалась со словами детоубийцы, но:

– Мне не нужна чья-либо помощь. Это моя проблема! За последнее время я слишком много разочаровываюсь в людях. Может в мире больше и не осталось добра, – смотрела она на Пашу, мотая головой, будто стряхивала слезы.

И снова смех.

– Разочаровывайся больше. Это Паша убил ВсеСвятого. Дробью разнес ему лицо. Он же помог мне сжечь Северный. Он привел тебя сюда. И он же молчал обо всём тебе, – злорадствовал Николай, ощущая, как вены Паши заливаются гневом, глядя, как фаланги пальцев хрустят от сжатий.

В глазах парня Лиза увидела подтверждение словам Николая. В мгновение Паша становился всё призрачней для неё. Сердца обоих бились в молчании одного.

Неожиданно Паша оказался на земле, ударившись об корни. Кто-то сбил его с ног, уселся сверху и бил без продыху по лицу, не щадя сил. Вдруг, громкий выстрел, и нападавший перекатился в жгучей боли к сосне, ощущая, как раскаленная дробь засела в животе и между ребер. Неожиданно для себя, Лиза помогла встать Паше, вцепившись в него, как в последний раз.

– Всё в порядке, – виновато сказал Паша и поднял фонарь на нападавшего.

Голова шла кругом. Перед ним полулежал Миклай. Изодранные волосы на голове, избитое до посинения, лицо, что аж глаз заплыл, а нос до сих пор кровоточил. Его тело было вспорото дробью. Кожа слегка висела по сторонам с кусочками мяса, которые Миклай прижимал обратно, лишь бы раздробленные ребра и кишки не вывалились. Кровь безнадежно оставляла его.

– Ты… убил моего… отца! – выплевал с кровью Миклай. – А ты всё равно… держишь… его за… руку, сука! – перевел он взгляд на Лизу. – Да я… лучше любого из… вас!

Его глаза судорожно закатились за веки, кровь брызнула изо рта рвотным рефлексом. Секунда, и руки ослабла на землю. Потрошеная часть тела вывалилась на ладонь, оголив алые ребра и кишки. Огонь любви и ненависти погас для него навсегда.

Лиза не могла смотреть на ужасное зрелище и, то ли от желания, то ли от случайности, прижалась к груди Паши, закрыв глаза. Не понимая, но чувствуя, что призрак её любви всё ещё имеет тело. Её тепло было дороже всего на свете. Минутная слабость заглушила звук перезарядки рокового ружья. И когда Паша услышал взвод, последнее, что он успел, – достать пистолет и прижать теплый металл к груди девушки.

– Слишком просто, – язвил Николай, целясь в рыжеволосую мишень.

Лиза почувствовала перемещение. Открыв глаза, Паша уже стоял спиной к старику вместо нее. Гром пробил смертный час в унисон с выстрелом ружья. Дробь порвала сердце с бас-гитарой, что были вышиты на спине куртки. Мимолетная жгучая боль пронзила тело парня. Он обронил прощальный взгляд на Лизу, и сердце лопнуло. По спине, сквозь куртку, прямо по разбитому сердцу понеслась темно-красная кровь, разбавленная дождевой водой. Тело рухнуло на девушку. Мертвый, но Паша еще был щитом для нее. Пистолет, вдруг, оказался у нее в руке. Она высмотрела из-за плеча старика, направила дуло в его сторону. Они оба спустили курки. Лиза с криком не останавливалась и жала на дребезжащий крючок, еще не понимая, что она жива, а старик Николай мёртв.

Когда магазин опустел, и в лесу лесу слышался только щелчок пистолета, Лиза отпустила оружие. Рука дрожала. Слезы путали картину. Она положила мертвое тело Паши на спину и нависла над его безмолвным лицом. В этот момент ему было прощено всё. Лишь бы он был жив! Задыхаясь, осознание пронзило Лизу. Она обернулась к убийце и застала его таким же мертвым. Двенадцать пуль изрешетили голову и шею изверга. Кровь сочилась через лопнувшие зенки, рубленную челюсть, пробитые скулы.

– Ненавижу! – воскликнула она во весь голос.

Вновь посмотрев на Пашу, тихо и нежно:

– Я так тебя люблю!

Головой Лиза прижалась к груди любимого. Так сильно, как любила. И вдруг, знакомая песня заиграла под курткой. На мгновение Лиза вспомнила, как однажды, вместе с Пашей они слушали эту песню. Всего раз, но это был замечательный момент. Долька приятного ощущения заставила её достать плеер, и песня заиграла громче. А на дисплее с размазанной кровью название: "Рассвет". Будто напутствие, словно ангел-хранитель, будучи Паша, вел её под руку именно к рассвету, который вот-вот начнется.

Дождь больше не шел. Буря закончилась. И предрассветное небо отступилось от туч. Неподалеку послышались вопли одержимых. Они скоро будут здесь!

– Пойдем. Ему уже не поможешь, – сказал мужской голос, и крепкая рука повела девушку за собой.

Лиза не хотела оставлять тело, всё ещё обращаясь к Паше, словно он живой. Легкий ветерок окатил слезы. Казалось, ладонь Паши смахивает их.

– Иди, – тихо послышалось ей.

И она повиновалась, оставляя место побоища. Незнакомец вывел ее через лесопосадку на вытоптанное колесами поле. Там стояла запущенная машина, а рядом два невысоких человека, две тени, пущенные фарами.

– О, Господи! – взволнованно сказала женщина, увидев окровавленную Лизу.

– Мама! Это она, – продолжил юношеский голос. – Лиза!

В этом голосе отозвалось знакомое. Протерев глаза, она увидела несущегося на неё подростка. Приглядевшись, она узнала в метре друг от друга лицо Сени, пропавшего мальчугана, который верил, его родители живы.

– Видишь, я был прав. Они живы. Я был прав! – радостно говорил он. – Почему ты плачешь?

И Лиза обняла его. Крепко-крепко. Сейчас роднее у нее никого не было. Сеня удивился по началу, однако, был рад видеть её. Отец собирался торопить их, одержимые заполняли лес. Но мать взяла его за руку, остановив:

– Всё хорошо. Мы в безопасности. Дай им время.

Отец добротно вздохнул, приобняв жену. Та положила голову ему на плечо. Солнечный диск озарил поле своей дугой. Звезды спешили уснуть. Лиза оторвалась от Сени, поглаживая его каштановые волосы и шмыгая носом. Его улыбка стала небольшой отдушиной для неё. Ведь его надежда говорила о том, что ничего не потеряно. Нужно лишь время. И тогда Лиза найдет покой, как нашел мальчуган Сеня.

Конец.

…Когда-нибудь, прогуливаясь мимо злополучного леса, когда стая одержимых оставит голодные края, Лиза пройдет его насквозь, проживая прошлое вновь. Уже сильнее, чем прежде, воспоминания не сломают её. Солнечный лес согреет теплом сосен и летней земли. И там, среди корней, что обросли когда-то мертвое тело, она найдет Пашу одержимым. Дробь в ту ночь переломила позвоночник, и он остался лежать, ожидая свою любимую. Лиза присядет напротив него, достанет плеер и положит обратно в куртку, удерживая клыки палкой. После отпустит и, дав волю паре добрых, горьких слезинок, она скажет на прощание:

– У меня всё хорошо. Конечно, без тебя тяжело, но… я нашла в себе силы отпустить тебя. Я до сих пор тебя люблю. И не перестану любить. Да хранит тебя Бог, любовь моя!

Тот самый пистолет испустит последний выстрел. Тело и душа парня обретут покой. И в этих краях станет, наконец, тихо. Лиза перекрестится, помолится об упокоении души Паши, выдохнет, смахнув слезы, и далекий голос Сени позовет её обратно. Домой.