
Полная версия:
Святые

Сергей Мари
Святые
"…сколько тебе надо времени,
чтобы сойти с ума?"
Глава 1: "Отречение"
Когда-то время жизни принималось с уважением, почтением. Жизнь имела ценность, которую ни один предмет не мог превысить. Ты жил, и этого было достаточно, чтобы всё, что тебе нужно, образовывалось со временем. К сожалению, люди слишком разные. И в этой разности жизнь и время, отведенное на неё, грязно и безжалостно эгоистично было утоплено в катастрофе.
Никто не знает точно, когда это случилось. Все, кого я встречал, говорили то одно время, то другое. Из рассказов можно было понять, что разница в днях нахождения катастрофы оказывалась довольно малой. Из-за чего мурашки по моей спине прошлись стадом. Так быстро?
Так что же за катастрофа? Некая болезнь осадила большую кучу людей. Кожа их грубела, глаза заливались кровотоком, тело покрывалось язвами, из которых сочилась едкая жидкость. Люди подобались образам одержимых дикарей из лучших фильмов ужасов и триллеров. К общему ужасу подобие настигло реалии. Больницы полонились сошедшими с ума больными. И вскоре стены просто не выдержали. Начался хаос. Погромы на улицах, убитые люди, пожары почти в каждом квартале. Да, полиция с помощью военных быстро устранила наводнение спятивших, но это стоило всем еще большей ценой.
Ни прошло и дня, как запах мертвецов поселился в домах простых выживших. Дрянные мухи, домашние животные, тем более птицы разнесли эту проклятую заразу по всему городу. Как позже оказалось и по всей стране. Город сел на карантин. Военные разъезжали по пустым улицам, даже не подозревая, что уже в каждой квартире ютиться, как минимум, один одержимый, который сильнее прочих. Будто зараза совершенствовалась. Тогда каждый подъезд, двор и частный дом являлся шкатулкой Пандоры, которую человек, конечно же, открыл.
Вот, тогда город окатили волны одержимых. Они тихо ждали, голодные и спящие. Один короткий треск, или скрежет, или шорох, и буря высвобождалась. Казалось, одержимые несокрушимы, но слабые места не было времени искать, когда в тебя летят смертоносные когти. И люди отступили, если было кому, дав одержимым большой, пустой дом, где каждая улица полонилась мертвецами, обглоданными до костей.
Как по мне, отступление было глупым шагом. Избежав одного города одержимых, людей настиг другой поселок или стоянка. Прогуляйся по трассам, там сотни скоплений прозрачно-ржавых машин. Однако, свойство человека – привыкание – заставило меня прийти в восторг. Но второе свойство – ложь – огорчило. Время шло, и год за годом небольшое скопление выживших, кто приспособился к миру, где есть одержимые, создали приют другим людям. Они поселились в небольшом поселке городского типа. Довольно высокие стены с кольями на вершине, плотная зачистка, ни одного одержимого в периметре, и дружный коллектив, сплоченные целью, созданной привычной ложью.
И вновь время прошло, появлялось новое поколение людей, родившихся в уюте хаоса. Кто-то отрекся от прошлого мира, кто-то нет, но под жезлом ВсеСвятого один за другим склоняли головы, ведь:
"Нагрянет людское небо, и затихнут мрак, несущие, когда кожа покроется ядом плюща".
"Идиоты", – думал я.
Глава 2: "Святые"
Северный – так давным давно звался поселок, краем сомкнутый с большим городом. С тех пор мало поменялось что-либо. Лишь прибавились стены, с тяжелыми воротами, держащими опасных одержимых на расстоянии от выживших жителей. Это внешне. Но, если присмотреться, уклад жизни "новых" людей перекроился той самой ложью хитрых властных личностей. Старое забылось или скорее грязно исказилось человеком по имени ВсеСвятой. Имя тщательно затерлось в памяти тех, кто был раньше, кто еще имел смелость противиться его лжи. И, если бы не роковые казни ВсеСвятого, возможно, прошлые смельчаки восстановили бы из костей и пепла мир без одержимых, хотя бы в районе Северного. Как вышло, так вышло. ВсеСвятой взял вершину власти. Северный стал Святым Севером, а жители назывались Святыми. Только ни капли святого в Северном, как и в его жителях, не осталось. Хотя, нет! Была одна капля в глубокой тьме беспамятства, называемая в душе "надежда".
Кажется, слишком заумно. Всё же надеждой стали четыре молодых ребят. Я следил за ними с самого рождения.
Девушка, Лиза. Рыжие волосы, когда-то состриженные до плеч. Ветер развевал их аромат груши, и, по-моему, весь Северный дышал ею. Она всегда мало ела, но, бывало, можно было удивиться тому, как ей хватало сил на день. Стройная, хрупкая, всё же, работящая и совестливая красавица.
Зеркально Лизе был Миклай. Всего на месяц старше, но вел себя, будто прожил десятки жизней. Высокий, сильный, правда, эгоист и время от времени глупец. Сколько раз ему прилетало лично от ВсеСвятого за выходки и самоуправство. Кто-то говорил, Миклай – сын ВсеСвятого. И иногда я тоже об этом задумывался.
Третьим оказался Паша. Зеркало Миклая. По случайности они родились в разницу в три дня. Какое-то время их считали братьями, но будущее разобщило их. Паша всегда думал, после делал. Точность была для него всем. Даже внешне они имели схожесть, пока второй не начал убирать чёлку в другую сторону.
И последним в четверке стал самый младший, но взрослый внутри, Сеня. Пятнадцатилетний, вечно хмурый, стремящийся придумать, как избавиться от одержимых, чтобы вернуть родителей из нижнего пристанища за стеной. Именно Сеня, а, точнее, его желание привело всех к началу, которое никто не ожидал…
Глава 3: "Дом не для всех"
Конец лета. На Святом Севере наступал Новый год. Зимы становились всё суровее, чтобы праздновать. Потому праздник перенесли на конец лета, когда урожай был удачно собран, когда среди населения почти не было потерь, когда настроение ВсеСвятого лучезарилось. ВсеСвятой явился на глаза жителей всего раз, толкнул привычную для себя красноречивую песнь о великом будущем Святого Севера. Собравшийся народ радостно встретил его, всё же в пульсации аплодисментов я услышал упадок веры Святых. Пусть стены находились далеко друг от друга, их существование тяготело всех. Одержимых уже месяц не видели у границ безопасной зоны за стенами. Природа всё больше охватывала дороги и дома. "Какой смысл сторониться природы, если всё налаживается?" – нервно думал Сеня, сидя в сквере, поглаживая фотографии родителей, с трудом сдерживая слезы от тоски трехмесячной давности. Молодой ум обвился корнями неприязни к ВсеСвятому, да и к остальным, кто продолжал вестись на его возгласы. И проступившие слезы опустили последние капли терпения. Сеня убрал фотографии во внутренний карман чёрной куртки и встал, грозно пуская взгляд в сторону южной стены. Как вдруг обзор перегородил Миклай. Сеня был ему по грудь, так что, подняв взгляд, он увидел то самое навязчивое лицо задиры, которому в очередной раз нечего было делать. На лице Сени сидело безразличие, ведь он уже на пять шагов вперед знал, что будет дальше.
– Чего хнычешь, сопля? – сухо спросил Миклай, толкнув парня пальцем в лоб.
– Не твоего ума дело, – ответил Сеня и тут же слёг на потрескавшийся асфальт от мгновенного оплеуха.
Щека разгорелась, обретя жгучий красный цвет. Миклай оглянулся, заметив кого-то в сквере, и подпнул малого носком кроссовка, чтобы тот поторопился встать. Провожая взглядом очевидцев, задира вдруг ощутил, что пинать было больше некого. Он посмотрел вниз, после в сторону и увидел, что Сеня уже рвёт ноги. Усмехнувшись, тот быстро нагнал его среди деревьев, где точно никто не увидит побоище. Миклай подбежал, пнул по ногам малого, и тот прошелся лицом по влажной земле еще пару метров.
– Мда, Сень, не везет тебе что-то, – злорадствовал он, кружа вокруг.
Неожиданно послышался смешок из-под нависшего капюшона. Обычно мальчишка заплакал бы после пары касаний. Миклай собирался было пнуть малого в живот, но на замахе кто-то схватил его ногу и потянул назад, рухнув его на землю. Когда Миклай открыл глаза, на нём уже сидел Паша с отведенной назад рукой. Раз за разом Паша давал пощёчины обидчику Сени, блокируя ответные удары. И когда Миклай резко обессилил, Паша кинул горсть земли ему в лицо, оставив валяться униженным.
– Слабак, – сказал Паша следом, уводя Сеню с собой.
Всё было спланировано: сквер, время, Сеня-наживка. И главная цель – преподать урок задире. Обойдясь парой синяков, Сеня довольно прихрамывал под крылом Паши, чьё лицо не меньше показывало удовольствие от сотворенного. Сеня и Паша особо не были знакомы. В любой другой ситуации Паша и внимания не обратил бы на Сеню, но чрезмерная наглость Миклая сплотила их на мгновение. Сеня считался сиротой, хоть сам этого не признавал. И появление доброго защитника, как Паша, вызвало у него чувство привязанности. Он бы с радостью назвался с ним братьями. Однако Паша довел малого до самого маленького дома во всём Святом Севере и ушел, будто просто шел мимо.
Потерять родителей, испытывая веру в их живучесть, а после привязаться к, откликнувшемуся на помощь, человеку, что так близок по духу, – это было неслабым ударом тоскливому мальчишке, пусть и повзрослевшему внутри, всё же ребенку.
Сеня даже не собирался заходить в дом, где нет родителей, продолжая сидеть у ворот на самодельной деревянной скамье потерянный. Вспоминая недавнее отомщение, его более не будоражило то удовольствие. "Ничего не изменится. Он снова наваляет мне из-под тишка", – думал он в грусти одиночества серых туч над головой. Только в его мысли проскочил Миклай, как тень обидчика взошла под ногами. Сеня вцепился в скамейку, отползая в дальний край. Краснолицый Миклай, с синяком под глазом и распухшей бровью, угрюмо присел на скамью, свесив голову до колен. Сеня с отвращением гнал его, боясь очередной драки, а Миклай шмыгал соплями, являя сожаление, которое с трудом давалось на словах.
– Думаешь, родителей потерял, и тебе одному плохо тут? Кроме тебя есть десятки таких же, но они не бегают по городу, неся чушь о том, что они живы. Ты просто ребенок, которому нужно внимание! – заявил Миклай.
– Это я-то ребенок? У меня хотя бы есть надежда, что родители живы. Я чувствую это. А ты? Знаю, тоже родители исчезли за стеной. Но ты не отпустил их, а сдался. Слабак! Только поэтому я уже сильнее, чем ты – большой ребенок! – ответил Сеня, что аж Миклай замолк.
Минуту спустя Миклай встал на ноги и протянул Сене руку, но тот послал его подальше.
– Ты послушай! Если твоя вера так сильна, раз ты уверен, что они где-то там, за стеной, пойдем вместе за ними. Даже не пытайся отговориться, кроме меня, у тебя никого больше не будет, с кем тебе удастся выбраться за стену. Тем более этот Паша. Я и ты! Сегодня ночью, – сказал Миклай и попал в самую больную точку мальчика, надавив с такой силой, что отговориться Сеня, действительно, не смог.
Руки скрепились в каменном хвате. Но так ли будет крепок их временный союз? Покажет лишь ночь.
Глава 4: "Свет ночи"
Выбрать свой путь жизни, когда ты скрученный правилами святого общества, сдавлен окружением одержимых за спиной, дается непросто. Либо ты послушно живешь по правилам, либо ты изгой за стеной, бегающее мясо для голодных одержимых. И в таких рамках, сойдя со слепо начертанной дороги, выбирая свой путь, ты оказываешься еще больше слеп, но с большим риском становишься ближе к прозрению. И, как часто бывает, молодой ум больше тянется в сторону, выбирая тернистый путь. Гуща терна захватила и Пашу, когда лучший друг подмялся под слово ВсеСвятого, который редко впечатлял своими поступками. Молодой ум двигался параллельно всему. Паша всегда доверял своей смекалке, не поддаваясь страстям сердца. Но момент наступил, и сердце ударило кровью в мозг. Причиной стала Лиза, которая к своим восемнадцати годам оформилась красотой, бывало, наживая неприятных людей. Один такой человек, Миклай, после вечерних посиделок у костра, стал началом общения двух ярких лиц.
Кто бы не хотел себе в пару красавицу, которых, в прямом смысле, днём с огнем не сыскать? Может, в Миклае и была чистая влюбленность к Лизе, но дикий образ жизни покошенного общества превратил ухаживания парня в, скорее, навязчивую помешанность. Лиза быстро отвергла Миклая, с каждым днем ощущая его тень всё больше. И когда на горизонте появился Паша, приятный в общении, не навязчивый, склад ума которого привлекал ее, Миклай перестал существовать для девушки.
…Под Новый год Лиза, как всегда, собирала подарки у себя дома. Небольшие мешочки с интересными сюрпризами. Еще долго она ожидала, что Паша окажется очередным подобием Миклая или хуже, но каждый раз убеждалась, Паша совсем другой человек. Она не видела его то пару дней, то неделю, хотя, жили они неподалеку, от чего желание увидеться возгоралось. Лиза завернула довольно большой мешок, связала аккуратным бантиком и отложила в сторону, тоскливо вздохнув мыслями о новом ухажере. Как вдруг, в дверь со двора кто-то постучал. Девушка была в одних шортах да футболке. Она тихо подошла к двери, и улыбке ее не было предела. За дверью стоял Паша, смотрела она через щелку в стене, только с места наказания Миклая. Дверь открылась, и Лиза неуклюже обняла его. Аромат груши наполнял лёгкие парня. Он крепко обнял девушку, ощутив все её выпуклости и изгибы на себе. Когда же они отпустили друг друга, то красноты бушующим гармонам на их лицах не было предела.
– Заходи, – радостно махнула она рукой.
– Да я бы с радостью. Только, вот, завтра Новый год, много людей будет по городу ходить и праздновать, а сегодня всё тихо, все готовятся. И, думаю, не будет лучше шанса сводить тебя туда, где ни ты, ни я еще не были, – говорил он, наводя на нужную мысль.
Лиза раскрыла рот от удивления, забыв, как дальше говорить. Паша задорно кивал, и девушка вновь обняла его крепче прежде. Она, вдруг, отстранила голову назад, вглядываясь в темные глаза парня. На секунду взгляд упал на его губы, и девушка смущенно отпустила его. А тот лишь добротно усмехнулся.
– Во сколько? – вздохнула она.
– Будь готова к ночи. Наверно, самой незабываемой ночи, – подмигнул он и исчез со двора.
Лиза не могла поверить, что происходит. Никогда еще ее не переполняли такие чувства, такое желание и нетерпение. Она закрыла дверь и скатилась по стене спиной на пол, думая, что это сон. Но вечер близится, пора было готовиться к ночи.
Они встретились, когда даже уличные фонари не могли их заметить. Патрульные пропускали их, словно на мгновение слепли, запоминая лишь тень. Пустые улицы, полные огней свечей из окон домов. Одна из свечей затрещала у приоткрытого окна одного из ближайших домов к Стене. Хозяин выглянул, придерживая огонь ладонью, и заметил, как две тени несутся вдоль Стены. Страх окутал его. Неужели одержимые прорвались? Если Паша с Лизой и были одержимы, то только друг другом и желанием оказаться там, за стеной, где запреты остынут в свободе. Уличную тишь нарушал запыханный Паша, остановившийся у просторной щели в Стене, откуда можно аккуратно выбраться наружу. Лиза загорелась радостью, но что-то тяготило её совестливый дух. Рука спутника окутала ладонь, и крепость страха пала. Они прошли щель, вдыхая аромат свободы. На выходе их внимание привлек кусок порванной рубахи. Лиза сочла его частью одежды одержимого, собираясь оббежать весь мир, пока солнце не поднялось над головой. Внимательный взгляд Паши дал вспомнить знакомую рубаху.
– Малой? – пробормотал он.
Паша озадачился. Что привело мальца за стену? Сомнения были, но огонь страсти подпотух в тихом переживании. Понадобилось немного времени, чтобы Лиза подхватила его волну. Они прошли дальше в лесистую часть города, где здания, мосты, частные дома уже преклонились перед волей природы. Фонарный свет бледно доводил ночной пейзаж до жути. Ломаные окна, сошедшие с петель, двери, корни, проросшие по стенам, проржавевшие автомобили, травяной асфальт. Стены Святого Севера больше не ощущались спиной, будто оковы спали с рук и ног. Кусок ткани навел на новые оковы – мальчишка посреди этой теменной жути. Но где искать его? Никаких следов, ни зацепки. Запах опасности, в которой мог оказаться Сеня, проел мозг Паши. Остановившись, он прислушался: шелест листвы, скрипучие деревья, посвистывающий ветер и дрожь костей Лизы. Находиться в дикой природе каменных джунглей теперь казалось ей не таким приятным ожиданием. Страх овладевал ею. Как вдруг, где-то поблизости послышался крик. Детский, ломающийся от напряжения. Паша окликнул Лизу и со всех ног сорвался в сторону источника крика.
Фонарь, словно на зло, работал с перебоями. Разряженный аккумулятор давал о себе знать, вновь давая не взлюбить правила Святого Севера об использовании электроэнергии. В проблесках света удавалось увернуться от кривых ветвей на пути. Пробежав квартал, Паша остановился, потеряв голосовой след на перекрестке, где надземные переходы таили ужасы потерянного мира. Разглядывая всё вокруг, парень дождался прибытия Лизы. Громкая отдышка путала слух парня. Трудно было расслышать какой-либо другой звук. Он попросил девушку задержать дыхание, и та повиновалась.
Тёмный город сжимал стены. Любой скрип пола доносил весть о нежелании города видеть чуваков. Двери старых машин застыли на ветру, клубы мусора прижались к асфальту, свист притих. Очередное зло неслось в ночи…
Внезапно, из ветхого продуктового магазина послышался плачь. Всего на секунду, но этого было достаточно, чтобы Паша выбил ногой заколоченную дверь, рассыпав по плитке щепки. Фонарь возгорелся светом, и холод страха пробрал двух влюбленных.
– …Вот твоя правда! – гневно говорил Миклай с порезаной щекой, отводя указательный палец за спину.
Сеня прижался к коленям, лёжа на боку. Даже грубая сила Миклая не давала раскрыть замок мальца, чтобы он увидел то, что искал.
На двух арматурах, когда-то пропитанные кровью, свисали два тела. Худющие до костей, до сих пор в полуцелой одежде, обглоданные ноги и брюхо. Сеня узнал в них своих родителей, надежда на лучшее будущее потухла. Никакой семьи, никакого счастья, ни-че-го.
– Я думал, что ты понял, где твоё место! – яростно говорил Паша, подбираясь к Миклаю по битому стеклу с каплями крови.
Подобно огненному смерчу, парень добрался до обидчика и обжег его жестким ударом кулака по лицу.
– Снова ты! – пав, угрюмо прорычал Миклай, ощущая, как рана на лице рассеклась ещё больше.
Неожиданно горсть битого стекла обрушилась на лицо Паши. Он отшагнул назад и тут же пропустил несколько небрежных ударов. Не отойдя от ужаса населенных на арматуры людей, Лиза обездвижено смотрела на безумие вокруг. Миклай казался диким зверем, а Паша его подобием. Она не понимала, зачем каждый раз избивать друг друга. Еще немного и буйство задело бы беспомощного Сеню. Лиза оттащила Пашу и громко крикнула, что аж всё вокруг замерло:
– А ну, хватит! Почему вы не обходитесь без драк? Так сложно один раз обсудить всё? В который раз мне приходится разочаровываться в вас! Наши родители были умными. Так почему же мы не можем быть, как они? Так сложно?
– Еще одна отступница! – презренно выдал Миклай.
– Несложно, – ответил Паша, встав на ноги. – Проблема в таких, как он и ВсеСвятой! Рессеяли семена обмана и дикости. Заставили забыть прошлый мир. И теперь жнёте тех, кто мыслит по-другому!
– Твой рот несет одни лишь бредни! Гребанный отступник! Посмотри на родителей малого. Вот, к чему приводят мысли, не ладящие с правилами Святого Севера. А вы так и рветесь сюда, – поучал Миклай.
– Так, может, стоит пересмотреть правила? Хотя бы, чтобы такое не повторялось, чтобы мы не жили в страхе застенья.
Вдруг улица заговорила. Двери машин хлопнули ржавчиной, ветви затрещали, козырьки балконов подали скрип. В тяжелом глотке компания стала оглядываться. Дверь черного выхода отворилась, Сеня дал дёру. Злой, павший духом. Ему захотелось убежать, как можно дальше, найти тихий сад мира и покоя. Но только он оказался в переулке, как вонючее дыхание нависло над ним. Ярким светом фонарь озарил одержимого, на мгновение ослепив. Одержимый завизжал, призвав стаю, а Сеня уже исчез в потемках.
– Надо бежать за ним, пропадет! – взволнованно рвалась Лиза.
– Никуда вы не пойдете, – громом послышался властный голос ВсеСвятого, а следом пистолет в его руке положил насмерть первого же ворвавшегося одержимого с черного входа.
Сопровождение ВсеСвятого отстреливалось на улице. Вспышки огня дул, вопли одержимых. Громоздкий вид ВсеСвятого пугал. Казалось, пистолет в его руках тот час же развалится от нового выстрела. Будто школьники застуканные, компания не могла сойти с места. Сила и воля ВсеСвятого до сих пор была больше их. Стоило ему показать пальцем на выход, как те детьми, склонив головы, повиновались. Под залпы оружий, под крыльями защитников, Паша, Лиза, Миклай последовали: "домой! " – скомандовал ВсеСвятой. А что ждет непослушных детей дома? Конечно же, наказание.
Глава 5: "Святой грех"
Гора мертвых тел одержимых – вот, что осталось за спиной конвоя ВсеСвятого. Зловонь тянулась на километры, как и недовольное настроение ВсеСвятого. В его голове творились разные мысли. И оставалось лишь молиться, чтобы дурная мысль не настигла отступников.
– Оставить стены родного края. И для чего? Для того чтобы вкусить запретный плод этого… отвратительного, гнилого мира? Я думал, глядя на вас, что вы станете лучшими из нас, станете новыми ВсеСвятыми. Сейчас же мне открылась ваша правда. Радуйтесь, что вы живы, – сухо, не обращая взгляда, говорил ВсеСвятой, освещая путь мощным фонарем.
– Вы оставили Сеню там погибать! – выкрикнула Лиза.
– Однако три жизни спасены, – добавил он.
– Надолго ли, – усмехнулся Паша.
ВсеСвятой остановился у щели в стене, на половину обернув взгляд:
– Посмотрим.
Повеяло холодом мрака. То ли от слов ВсеСвятого, то ли из щели. ВсеСвятой осмотрел стену и щель в ней, покачал головой и тяжко вздохнул:
– Этого стоило ожидать. Я мог бы оставить вас ждать своей смерти, но патроны не могут просто так быть потрачены на ваше спасение. Поэтому вы, трое, будете заделывать эту щель, чтобы больше никому не было повадно. Вот ваш шанс на прощение греха, что вы взяли на душу.
…Когда все оказались в стенах Святого Севера, Миклая отправили зашивать лицо, Пашу увели куда-то без слов, а Лиза продолжила следовать за ВсеСвятым, который не желал отпускать девушку. Они прибыли в его дом, где десять человек стояли охраной во дворе. И Лизе ничего другого не оставалось, только повиноваться в ожидании худшего.
ВсеСвятой расположил девушку на мягком диване в окружении свечей, что отдавали приятным ароматом груши, подобно ей. В доме висело много зеркал. И на каждом был изображен символ Святого Севера – рассвет, загороженный наполовину цветком. На подставках стояли рукописи ВсеСвятого со сводом правил и молитвы. В окнах виднелись огни других домов. Лиза смотрела лишь на них, но ВсеСвятой свел шторы, а после скинул с себя плотную мантию, дав узреть наеденный живот и обвисшую грудь. В его глазах виднелась корысть. Он не мог лишний раз не посмотреть девушку, от чего та задрожала от страха.
– Меня не надо бояться, – спокойно сказал он, сев на кресло-качалку напротив. – Я тебе не враг. Мы все здесь семья друг другу. И когда один ошибается, в наших силах простить провинившегося.
– Пожалуйста, отпустите меня, – молила Лиза, лишь вызывая возбуждение у ВсеСвятого своим подсевшим голосом.
Он словно питался её страхом. В процессе беседы ВсеСвятой всё больше нагнетал девушку на свою сторону, не давая ей отговариваться или отказывать ему в чем-либо. Лиза чувствовала себя униженно. Деваться было некуда. В один момент ВсеСвятой сел очень близко к ней, и она сжалась.
– Ничего плохого не произойдет. Ты мне, как дочь. А свою дочь я не обижу. Верь мне, – уверял он, положив ладонь на плечо девушки.
Её кожа покрылась острыми мурашками. Слезы проступили, и Лиза не заметила, как перед ней на столике появился ягодный сок в графине, чашка и конфеты. Прислужник унес поднос, вновь уединив их.
– Угощайся, – налил ВсеСвятой соку в чашку и протянул пару конфет.
Лиза совсем потерялась. Она не хотела ничего, но голос ВсеСвятого взывал. Раскусив конфету, ощутилась горечь жидкой начинки. Машинально она запила горечь сладким, домашним соком и прокашлялась. ВсеСвятой продолжал говорить, но в ушах слова переплетались, глаза поплыли. С посторонней помощью Лиза легла на диван в бессилие, глядя, как черная туча нависает над ней. Холодные касания рук по телу, резкая боль в бедрах. Девушка только вскрикнула, и сознание покинуло её, не дав ей понять, что произошло.
…Спустя пару минут, ВсеСвятой закончил грязное дело. Он слез с Лизы, накрыв её одеялом. Довольный, запыхавшийся, молитвы понеслись из его рта, не успел он подтянуть брюки. Внезапно, молитвы прервала очередь из винтовок. Прислужники кричали о нападении и тут же затихали. ВсеСвятой поднял голову, направив взгляд на входную дверь, у которой стоял единственный прислужник. Колено затрещало в попытке встать, и ВсеСвятой замычал от боли.