Серебряные нити Шардена. Пепел и тис

Башни, карнизы, балконы и даже вывески – всё окрасилось этим бешеным, нереальным светом. Камень под ногами заиграл медными отблесками, как драгоценный металл под толстым стеклом, а стёкла окон сверкали как рубины – ласковое, но яркое, тёплое касание солнечных лучей заставляло их переливаться багрянцем.

Я остановилась на секунду, чуть приподняв подбородок, будто впитывала закатный свет кожей, в надежде сохранить его до следующей весны.

– Знаешь… – пробормотала я, всматриваясь в яркое зарево, что отражалось даже в главных часах Иль-де-Вирела на Временной башне, которую мы покинули пять минут назад. – Иногда мне кажется, что такие яркие закаты – это извинение дня за всё, что он натворил.

Ирис взглянул на меня, затем вверх, прищурившись. Его белые волосы казались рыжими в этом нереальном свете.

– А по мне, так это просто пародия на пожар. Город горит, только красиво.

– Цинично.

– Отчего же? Весьма поэтично.

И мы вошли в лавку, а за нами – луч заката, цепляясь за край двери, ещё миг держался на пороге, словно хотел тоже войти. Но остался снаружи, затухая – кроваво, достойно, с последним бликом надежды. Ловец ветра на двери звякнул, и в «Пеплотравах» тотчас стало немного теснее – от закатного тепла, от наших шагов, от энергетики дня, которую мы принесли с собой – и та, расправив крылья, уютно устроилась среди флакончиков, сушёной травы и мешочков.

Лавка встретила нас привычным полумраком, который был освещен сотнями маленьких магических огоньков и разномастными лампами. Воздух был насыщен до практически осязаемой густоты: шалфей, мускат, календула, капля уксуса, еле уловимая нота кристальных булочек и корицы – Торш, видимо, опять грел себе обед прямо на подставке для отваров.

Торш поднял серую голову от книги заказов и, заметив нас, громко фыркнул, шевельнув ушками на макушке – от радости, естественно. Его смешной передник в горошек был поверх измазан какой-то зеленью, выделявшейся пятном, а нос был в пыли каких-то трав.

– Ну наконец-то! – театрально воскликнул он, отряхивая лапы о передник и вытирая нос. – Я уж начал думать, что вы окончательно продались Совету и забыли про честный бизнес.

– Честный бизнес не забыт, – ответила я, проходя к стойке и мимолётно касаясь столешницы. – Ну, рассказывай, как тут день прошёл?

– Как день? Буйно. С утра пришла мадам Клер с нарывом на шее – ты ж её знаешь, у неё любой комариный укус превращается в смертельный. Купила полмешка полыни! Потом прибежал гонец с Солёного рынка, забрал «Глотку лиса» и оставил записку: сделайте еще всё как обычно, заберу завтра. Я не стал спрашивать, как это, как обычно, надо поднимать чеки, или может ты вспомнишь? После этого зашла пара студентов из Академии – долго нюхали всё подряд, потом купили настой семи лепестков из готовых. И по мелочи ещё народ забегал за синегривкой. Всё записал. Выручка. – он прищурился и листнул страницу, придирчиво выискивая нужную запись. – Десять с половиной фрасов, два дария, три карта.

Я улыбнулась. Десять с половиной фрасов – отлично! На это можно было спокойно жить пару недель. Мои пальцы механически повернули бутылочки эликсиров и отваров так, чтобы наклейки с названиями смотрели наружу и были сразу видны на полке. Была в этом всём какая-то странная, спасительная стабильность – ритм лавки, бормотание Торша, запах трав. Я аккуратно провела пальцами по краю деревянной стойки, чувствуя зазубрины времени, оставленные мной, Торшем, клиентами и предыдущими поколениями Мирстов, которые занимались «Пеплотравами».

В этот момент я вытащила из внутреннего кармана пальто тенегласс – лёгкий, полупрозрачный стеклянный сосуд. Он уже слегка дрожал на ладони, улавливая мою речь.

«Эльса, ты закончила? Освободилась? Мы с Ирисом предлагаем провести ночь у меня, с чаем и подушками. Приходи в лавку, если силы остались».

Я закупорила тенегласс, и тот, мягко вспыхнув серебром моей магии, ускользнул за дверь – будто его схватила и унесла закатная птица. Решив не мешать Торшу заканчивать рабочий день, упала на зелёный диванчик у окна – свет лился сквозь него красивым золотом, смешанным с алыми всполохами. Блик заходящего солнца на мгновение ослепил меня, но это было невероятно приятным моментом – я улыбнулась и похлопала по диванчику рядом, приглашая Ириса сесть рядом. Тот моментально приземлился подле меня, проваливаясь в зелёные объятия коварного дивана.

– Кто-то приглашается к нам на ночные чаепития? – не удержался от вопроса Торш, не отрывая взгляда янтарных глаз от журнала учёта доходов и расходов.

– Возможно. Завтра нам всем снова в Совет с раннего утра. Смысл расходиться? – зевнула я, сладко потягиваясь.

– Ну, тогда верно, – вновь подал голос Торш, вытаскивая из-под прилавка корзину, накрытую полотенцем. – Тут ещё отвары, которые просили придержать до завтра, я отложил. И пару заказов надо развести завтра до полудня.

– Не знаю, смогу ли я, – прикусила я губу, умоляюще глядя на мирида. – С утра… решим завтра. Торш, если что, справишься без меня?

Мирид лишь угукнул, что-то старательно выводя в журнале. О, какая отрада! Одной проблемой стало меньше. Тенегласс ещё не успел совсем рассеяться – его серебристый след дрожал в воздухе, будто капля росы на паутине, – как раздался тонкий звон, будто хрустнула льдинка под босыми ногами. Я подняла взгляд: это незадачливый тенегласс Верин бился в наше окно. Я приоткрыла его и схватила стеклянную колбочку – та вспыхнула рубиновым светом, и её голос зазвенел на всю лавку:

«Трава в капюшоне, я только за. Несу отчёт Азгурвальду в Магистрат и иду к вам в «Пеплотравы».»

Я не сдержала улыбку и перевела взгляд на Ириса, но не успела ничего сказать – тут же ловец ветра на двери вновь издевательски зазвенел – не в тон тому звону, что только что звучал в тенеглассе, а как-то фальшиво-бодро, будто сам уже устал за сегодня, но старается держать лицо. В «Пеплотравы» ворвалась Эльса – быстрая, как порыв сквозняка, яркая, как сегодняшний закат – тот красиво обрамлял её силуэт в дверном проёме, создавая иллюзию что девушка горит, как выразился бы Ирис.

– О, и снова здравствуйте, – с порога протянула она и грациозно скинула с плеч плащ, не став вешать его на вешалку, а оставив в руках. Эльса опустилась в кресло, стоявшее неподалёку от диванчика, скрестила ноги и с усталым, но всё ещё ярким видом откинулась на спинку. Пряди рыжих волос прилипли к щеке – она быстро убрала их, как будто вместе с ними собиралась выкинуть сам прошедший день.

– Азгурвальд рвёт и мечет. Не понравилось ему, что меня не оказалось в Магистрате, когда я вдруг срочно ему понадобилась. Отправили в Молчуны: проверить, собрать слухи о лавке, которую обчистили. Оказывается, это была «Вторая Полка».

– «Вторая Полка»? Это та, где всякий хлам продают? – прищурился Ирис, припоминая. – Она, вроде как, совсем недалеко от моего дома.

– Да, верно, лавка с хламом, уверена, мы бы там умерли от пыли и старческой вони – всякие порошки неизвестного происхождения, дешёвые амулеты, книги без названий и прочий магический брак. Вроде и взломали, о краже заявили, а вроде и сам владелец толком не помнит, чего не хватает. Замечательно! То ли журналов, то ли чего-то из кладовки. То ли чего-то из самых важных и старых товаров. Миленько, да? Народ тоже вокруг толком ничего не знает, ничего интересного и важного не узнала. Только время потратила, а внутрь не пустили – там вовсю орудуют лигаты да следопыты, тоже злые, как собаки – не знающие, что им искать, а уйти – не положено.

Она шлёпнула свою красную папку с этим делом на прилавок рядом с Торшем, который сразу чуть вздрогнул и прижал уши к голове, будто это не шумная женщина, а заклинание оглушения.

– Завтра же – по всему Иль-де-Вирелу, в темпе бессмертного пони, собираю информацию о пропаже лигатов, Мотыля с Чернилем, и, конечно, бегу в Академию собирать слухи о нашей почившей Лиане Тарен. Да, мы там уже были, но теперь надо нанести официальный визит. – добавила Эльса, раскручивая свои рыжие пряди, что успели немного растрепаться. – Вроде и сегодня денёк так себе, а завтра ещё хуже. Ужас, да?

– И ты завтра планируешь это сделать снова на каблуках? – пробормотала я, откидывая голову назад. Волосы рассыпались по лопаткам, окутывая меня ароматом ветивера и кедра.

– Ну конечно. Если уж скакать по мокрым камням, то хотя бы красиво, – отмахнулась Эльса и, наконец, позволила себе улыбку в сторону Ирисa. – А ты чего хмурый, как громовая туча?

– Да вот думаю, не окажется ли завтрашняя моя миссия со «Второй Полкой» провальной, если уж даже ты ничего не узнала – удастся ли мне хоть что-то там найти? – он лениво растянул губы в полуулыбке.

Прежде чем Эльса успела ввернуть ответ, дверь вновь зазвенела, будто сама решила: «а вот ещё один персонаж, пожалуй, появится в этой сцене».

– О-о-о, сегодня все в сборе! – раздался насмешливый голос откуда-то с порога, словно шаги не успевали за речью. В лавку влетел рыжий мирид – Имитр Свиллин, работающий в соседней от «Пеплотрав», лавке. Как вы помните – изобретатель, любитель излишне драматизировать. Тот, кто привёз в Иль-де-Вирел тенлисты, зонтики, меняющие направление ветра и защищающие хозяина. Уши, торчащие на макушке, шевелились, будто уловили наш разговор ещё до того, как он вошёл. Он, как и всегда, был одет в костюм с сотней заклёпок и кармашков, как будто в каждом – по изобретению, и поверх всего – излюбленный, алый, почти театральный плащ, развевающийся даже в отсутствии ветра.

– Имитр, ну хорош! – хмыкнула Эльса, скользя взглядом по его эффектному наряду. – Красный тебе, как всегда, к лицу. Такой… прямо бунтарский лис.

– Твоя накидочка тоже само пламя, Эль. Не зря мы в одной цветовой палитре, – он склонился в манерном реверансе, потом поспешно выпрямился, уши вздрогнули. – Айлин, угостишь своим фирменным?..

– Всё по расписанию, – перебила я, уже доставая с полки его любимую кружку с земляничками, и заодно – кружку для Торша с листочками. Я налила обоим миридам лунного молока – тёплое, чуть светящееся, с тем особенным запахом детства, которого уже не существует.

– Лови. – поставила кружку перед Имитром, который уже устроился за стойкой перед Торшем – тот ему всего лишь лаконично кивнул, видимо, уже не раз виделись за сегодняшний рабочий день, бегали, наверное, друг к другу, туда-сюда, как дети. Торш сам взял свою кружку и погладил меня по руке пушистой лапой в знак благодарности.

Опомнившись, я порылась в складках плаща, который небрежно кинула на диван – и достала оттуда чай с кусочками груши, который утром прихватила у Лавра. Торш умилительно расширил глаза, раскрыл ароматный мешочек, вдохнул фруктовую сладость – и расплылся в по-настоящему кошачьей улыбке. Ой, даже не знаю, что приятнее – преподносить приятные мелочи или получать их! Мирид погладил меня хвостом и тихонько потопал к вешалке, где положил мешочек в кармашек своего смешного зелёного плаща.

– Ах, моя милая ведьма, – вздохнул Имитр, принимая кружку обеими лапами. – Ты знаешь, как тронуть сердце настоящего изобретателя. Между прочим, я сегодня целый день колдовал над пылеуловителем – наконец-то не чихаю в собственной лавке!

– Тот самый, что ты случайно поставил вверх ногами, и он вытянул всю пыль с Туманной площади и улицы Скрипучих Фонарей, загадив тебе всю лавку? – фыркнула Эльса, расчесывая огненное золото волос пальцами.

– Это случайность! – отозвался Имитр с достоинством, прихлёбывая молоко. – Теперь-то всё работает как надо.

– А ты слышал про кражу в лавке в Молчунах? И у Мотыля с Чернилем? – спросила я, присаживаясь рядом с ним за стойку. Старенький барный стул охнул, но зелёная подушка учтиво приглушила его печальный стон.

– Ещё бы, – закивал он с воодушевлением, уши затрепетали. – Мне друзья с Тенелап (прим.авт. – гильдия Тенелап – контрабанда, слежка, доставка запрещенных артефактов, мелкие кражи, разведка – всем этим промышляет гильдия миридов, Тенелапы, которая раскинула свои сети по всему Шардену.) доложили. Что там, что там, сейчас все как на иголках. Хозяин лавки – подозрительный хмырь, память у него, конечно, как решето. То ли порошки пропали, то ли зеркало, то ли антиквариат. ничего непонятно. Как будто специально лигатов за нос водят.

Мы втроём переглянулись, услышав эту реплику. Ирис нахмурился и подался вперёд. Как будто специально за нос водят. может, отвлекая от чего-то? В голове шумным роем тотчас зашевелились догадки и предположения, но Эльса не стала углубляться в тему и профессионально продолжила сбор сведений:

– Почему ты решил, что специально за нос водят?

Имитр фыркнул с видом, мол, «дорогуша, ну ты совсем очевидных вещей что ли не понимаешь?» и отставил кружку:

– А то и значит. Слишком много странного, и всё враз, практически в один день. Сначала кто-то тащит какую-то мелочь – а может этой мелочи вообще не существует? Уж в такой хламовнице, как «Вторая Полка» – так, кажется, лавка называется, да? – это вполне возможно. Потом подсунут улику: вот, мол, нашли след. След ведёт в никуда. Или к кому-то, кто точно непричастен. И так по кругу.

Он понизил голос, оглянулся и продолжил:

– Добавь к этому девочку в Академии, – мирид понизил голос. – Страшное горе, необычное. Ещё и маг с Чернилем пропали. И артефакт теневой упёрли. Давно такого не было, очень давно. – пробормотал Имитр, качая головой. Торш, вернувшийся к нам за стойку, кивнул, соглашаясь. – А мы тут си-и-и-и-дим себе, пьём молоко. – мириды чокнулись чашечками и допили напиток залпом, испачкав усы в перламутрово-белоснежном вареве.

Я, вспомнив о предпочтениях Имитра, достала ему из-под столешницы и поставила прямо перед носом, эликсир лунного рассвета, который здорово помогал от усталости. Тот одобрительно кивнул и потянулся за кошельком, но я настойчиво и молча всунула баночку ему в лапы. Имитр смущённо улыбнулся, но подарок принял. Это было меньшее, что я могла ему дать, ведь он дал нам больше. Мысль. Наше трио – зелёные, серые и карие глаза – вновь сыграло партию в гляделки. Судя по выражениям лиц друзей, мы все думали об одном и том же. Думали о том, что, возможно, в этом разговоре ни о чём, родилась вполне себе правдивая версия. Надо завтра обсудить это с Магистром.

Кинув взгляд на роскошные настенные часы с серебряными стрелками, я взглянула на всех гостей «Пеплотрав» – мои близкие, милые, добрые, уставшие. Шарден дрожит за окнами, плетутся государственные интриги, но внутри лавки – всё стабильно.

– Ладно, пора собираться. – сказала я тихо, протирая столешницу. – А то сейчас разговоры снова дойдут до того, как моя бабушка наводила страх на сорняки.

– Да расскажи уже! – протянула Эльса, а Имитр взвыл:

– Или хотя бы намекни!

– В другой раз, – улыбнулась я. – Сегодня я хочу просто вернуться домой и поспать.

И мы начали собираться: гасить фонари, убирать сушёные травы, проверять остатки готовых эликсиров. Торш шипел, что мы слишком громко разговариваем и много сплетничаем, Эльса искала свои перчатки, Имитр подумывал, не оставить ли нам одно из своих новых изобретений в обмен на запас лунного молока…А город за дверью уже медленно перелистывал день, оставляя на небе только последние мазки багрового огня.

Путь домой всегда тянулся особой дорогой – не самой короткой, но самой нужной. Сначала – улица Скрипучих Фонарей, на которой стояли «Пеплотравы» и еще несколько десятков самых разнообразных магических и не очень, лавок. Её фонари, словно живые, всегда скрипели, даже если ветер не трогал их. Кто-то говорил – от старости, кто-то: от магии, ну что вы в самом деле! На стеклянных колбах танцевали отсветы тёплых огней, в воздухе висел запах корицы, копчёных яблок и чего-то тревожно-печального с ароматом шалфея, как будто сама улица знала, что хранит больше историй, чем должна. Особенно сегодня, когда грустным украшением улицы стали чёрные ленты и флаги, несущие траур. Пока я закрывала дверь лавки на ключ и накидывала теневые охранные заклинания, за моей спиной развернулась дискуссия о городских легендах:

– Слышала, – сказала Эльса, остановившись подле особенно старого фонарного столба, – что этот фонарь трещит, когда кто-то слишком много говорит. Чтобы сработать противодиарейным в битве со словесным поносом говорящего, скажем так.

– Ну конечно, – вставил Имитр, – потому что хоть кто-то же должен ограничивать поток твоего красноречия, Эльса.

– Тогда фонарь скоро взорвётся, – пробурчал Торш, плотнее запахнув свой зелёный плащ.

– Ты просто завидуешь моему богатому словарному запасу, Свиллин. – отмахнулась Эльса взмахом руки в излюбленной красной перчатке без пальцев.

– С этим богатым словарным запасом тебя никто не слушает, а я, между прочим, со своими пятью сотнями слов – душа вечера. – игриво парировал Имитр Свиллин, пошевелив рыжими ушами и хитро ухмыльнувшись.

– Ты душа болота, – фыркнула сплетница в ответ, ничуть не смущаясь.

Ирис прыснул, а Имитр, с достоинством проигравшего словесную дуэль, учтиво откланялся, направившись обратно в свою лавку – время-то уже к закрытию. Распрощавшись с миридом, дальше мы смеялись и шли, ступая по шершавой мостовой, в трещины которой пробивался сухой мох. Мои понурые мысли отступили, оставляя только зудящее ощущение где-то на задворках сознания.

На Туманной площади тёмно-синие, чернильные сумерки, смешанные с остатками заката, немного отступили, стало светлее: башня Времени, Временная башня, или Башня Совета – уже начала подсвечивать свои окна янтарным светом, и казалось, будто всё вокруг стало мягче, добрее.

Мы, проходя мимо нашей любимой книжно-чайной лавки, помахали Лавру – мирид всё ещё стоял за прилавком, пар поднимался над чайником, лицо у него было сосредоточенное. Но когда он нас заметил, то отложил книгу и отсалютовал нам чашечкой чая, комично крошечной в его огромной лапе. Но вид у него был всегда очень приятный, несмотря на размеры – добродушная улыбка, идеальный костюм и блик на его очках-половинках создавали впечатление доброго дедушки, к которому всегда можно было придти с любой проблемой или просто поговорить ни о чём.

– Иногда мне кажется, что он вообще никогда не спит. Как-то раз я проходил здесь, в часа два пополуночи, и он всё равно стоял за стойкой, наливая кому-то чай, – пробормотал Ирис, поправляя перчатку.

– Думаешь, он заслуживает славу лучшей лавки в Иль-де-Виреле? – спросила я, бросив взгляд на мерцающее окно лавки, за которым Лавр уже окончательно отложил книгу и заворачивал кому-то кристальные булочки.

– Не славу, а орден. – сказал Ирис, пиная ни в чём не повинный камушек металлическим носком ботинка. – Он ведь не просто наливает. Он помнит, кто как пьёт: с ромашкой, с перцем, с корицей. Кому – просто чашку, кому – чайник и разговор. Это уже ближе к ремеслу душевного лекаря, чем к простому торговцу чаем.

– Или к исповеднику, – добавила Эльса, пиная камушек обратно в сторону Ириса. Тот споткнулся и выругался, успев ухватиться за мой локоть. – Однажды я молча выпила у него три чашки подряд, и он сказал: «Эльса, что-то ты сегодня слишком громко молчишь. Выкладывай». Ну и я выложила, правда, уже не помню, что тогда случилось. Вышла от него как заново родившаяся.

– А ещё он правда, как будто всегда за стойкой, – хмыкнул Торш. – Как будто привязан. Или просто знает: стоит доверить кому-то другому готовку и управление – лавка потеряет очарование. Люди ведь приходят не только за чаем, но и за общением с самим миридом. Чай можно и дома на кухне попить, но у Лавра… у Лавра это всегда больше, чем просто чаепитие. Хотел бы я, возможно, когда-нибудь поработать с ним, да не зовёт, не доверяет никому.

Я кинула взгляд на Лавра, чья лавка уже проплывала мимо, не поспевая за нашим ходом. На миг показалось, что весь город держится именно на Лавре – не потому, что он такая важная фигура, а потому, что он неизменный. Стабильный.

– Первый раз, когда я пришла к нему, – вдруг сказала я, не оборачиваясь, – даже не знала, чего хочу. Только знала: что-то в груди царапает, как камушек в ботинке. Я села, а он, даже не спросив, поставил передо мной чашку. Без слов. То был чай из плачущей мяты. Капля базилика и ромашки. Сильно. Горько, но в хорошем смысле этого слова, отрезвляюще. Как раз то, что нужно, когда на душе кошки скребут.

– А ты ведь тогда даже имени ему не назвала? И не сказала, что любишь? – заметил Ирис.

– Не называла. Не успела даже. Но он…как будто знал. Может, и правда знал?

– Ужасно восхитительный, но и подозрительный тип. – сказал Торш. – Наверняка где-то в подвале у него шкаф с нашими тайнами. Все аккуратно размещено в картотеке, по алфавиту.

– Ароматные архивы, – фыркнула Эльса. – «Айлин Мирст. Весна 505-го. Три капли успокоительного, девяносто семь – чая».

Пройдя Туманную площадь, мы свернули на Закатную Пыльцу – вообще, по сути, Закатная Пыльца была очень непопулярной улицей в Иль-де-Виреле, и одновременно самой известной. Так вышло, потому что все ильдевирелцы считают, что переулок Багровой Ивы и улица Закатной Пыльцы – это переулок Багровой Ивы, потому что прямо на незаметном стыке этих двух улочек стояла сама Багровая Ива. Так что, когда я буду вам говорить про Багровую Иву – знайте, с вероятностью девяносто девять и девять – действие разворачивается на Закатной Пыльце. Эльса накинула алый капюшон, прячась от прохлады осенних сумерек, и, проходя мимо «Чайной Бессмертной улитки», сказала:

– Кстати, днём мы с Айлин сюда заглянули. Так, на перекус…и знаешь, что там случилось?

Ирис скользнул по ней взглядом, лавируя в толпе народа, которая, даже несмотря на траур, высыпала на улицу попить чаю вечером:

– Судя по твоему голосу…и моей дедукции. это был не просто официант.

– Ох, Талькар! Не провести тебя! Лиандо-о-о-ор, – с притворной мечтательностью протянула Эльса, покрутившись на носке ботинка как балерина. – Эльф. Волосы. О, Ирис, ты бы позавидовал. Такие красивые, русые. Глаза – ну чистая лазурь. И. наша Айлин прямо застыла, когда он подошёл. Я видела это. Она даже смотрела на него как испуганный зайчонок на волка.

– Эльса! – я вспыхнула и резко повернулась, уставившись в сторону, прочь от окон злополучной чайной, будто на противоположной стороне дороги внезапно зацвёл чёрный лотос. – Ты всё выдумываешь!

– Выдумываю? – театрально ахнула Эльса, приложив руку к груди. – Да у тебя щеки вспыхнули, как у школьника в борделе! Ещё чуть-чуть – и в обморок бы упала!

Торш рядом поперхнулся воздухом. Ирис засмеялся – громко, искренне, с лёгкой насмешкой, но не злобно, и посмотрел на меня так, словно впервые увидел:

– О, так ты у нас умеешь смущаться? Я уже думал, тебя только голубой кровью можно удивить.

Я закрыла лицо рукой, проклиная свою бледную кожу, которая в такие моменты выдаёт всё без остатка. Я попыталась что-то сказать, но язык завязался в узел, и из горла вырвалось только:

– Да ну вас обоих.

– Он нашёл отклик в сердце нашей дорогой подруги, – заключила Эльса, твёрдо кивнув, как судья, выносивший вердикт по делу. – Айлин тогда по цвету сровнялась с моими волосами.

– Я просто устала, – пробормотала я, пряча глаза. Торш тоже тихо хихикал рядом. Внутри всё клокотало, как бурлящий отвар: смущение, раздражение, и. этот странный, нежный узел где-то между сердцем и дыханием. Лиандор был неожиданностью. Он посмотрел на меня так – не как на ведьму, не как на угрозу. Просто – как на женщину. И именно это сбило с ног. Но, возможно, мне просто понравилось чьё-то внимание? Не стоит рубить с плеча и бежать к бабнику-эльфу только потому что он обворожителен и сказал мне, что я хороша. Я это и так знаю.

Ирис всё ещё посмеивался, глядя на меня с откровенным интересом:

– Боги, это восхитительно. Айлин, покорительница теней, застукана за флиртом. Надеюсь, ты пригласишь его за столик в следующий раз. Я приду посмотреть на это!

Я покачала головой, зажмурившись. Чёрные ленты, развевающиеся на фонарях, всё ещё напоминали о грустном, но на душе уже было легче.

– Вы оба – худшие люди в мире.

– Зато честные. – сказала Эльса и подмигнула. – В следующий раз я дам ему чаевые от твоего имени.

Улица Ласточек, следующая после шумного переулка Багровой Ивы или улицы Закатной Пыльцы, была полна будоражащих ароматов: горячий хлеб, розмарин, сахар, сытные пирожки. Пекарни здесь, бывало, сменялись, но аромат держался веками, будто уже впитался в каменную кладку дорог и стены домов. Эльса, закутанная в свой алый плащ, склонилась к витрине одной из таких, будто к театральной афише:

– Если мы не возьмём что-нибудь с малиной…или лососем, я устрою драму. В двух актах. С трагичным самоубийством главной героини в конце.

– Учитывая твою любовь к монологам, смерть будет долго говорить, прежде чем наступит, – фыркнул Ирис.

Я кивнула в сторону лавки с вывеской «Пирожная Тишь» – маленькая, чуть потрёпанная временем, но окна добродушно горят манящим, добрым янтарём. Я знала, что там делают нереально вкусные и разнообразные булочки, поэтому – мы свернули в эту обитель слоёного теста, прячась от вечернего ветра, и внутри нас окутало сладкое облако богатого букета ароматов – корица, выпечка, нотки ванили и сыра. восхитительно. Торш, едва ступив за порог, втянул носом запах, который, кажется, вызывал у него почти религиозный трепет.