Улыбнись

Бабушка в комнату заглянула:

– Люб. Чего глаза красные? Плакала чтоли?

– Нет.

– Чего куксишься тогда? Улыбнись.

И я улыбнулась.

Саня замолчал. Замолчала и я. До весны.  А 7 марта он скинул мне короткую смс.

– Выходи.

Я сидела дома, пялилась в телек и не поверила глазам. Посмотрела в окно. Серая Тойота Камри стояла прямо под моими окнами.

– Ба, я выйду погулять на чуть-чуть. Хорошо?

– Иди.

Я натянула спортивные штаны. Куртку. И вышла во двор. Скрестила руки на груди. Он выскочил из машины. И мы увиделись вживую впервые. Такой же, как на фото. Даже лучше.

– Любаш! – он тепло улыбнулся и протянул мне свёрток из газеты.

– Спасибо. – кивнула я.

– Поехали, прокатимся?

Я молча села в машину и захлопнула за собой дверь. Внутри приятно пахло кожей. И вонючкой, болтающейся на зеркале заднего вида.

– Люб. – начал он.

– Что?

– Мне тебя не хватает. И я дело хотел тебе предложить.

– Какое?

– Можешь статейки мне писать на автомобильную тематику? Ты же талантливая. И в тачках шаришь. Не за бесплатно.

– С чего ты взял про талант? – я внимательно посмотрела на него.

– С тобой интересно переписываться.

– У меня нет никакого таланта. Я сочинения в школе по пять раз переписываю. Автора не понимаю. – пожала плечами я.

– А у меня вообще с литературным языком не очень. Люб, ну помоги.

– Я подумаю.

Мы проехали круг по кварталу. И он привез меня домой. Я вылезла из машины, бросив сухое "пока".

Зайдя в квартиру, я повесила пальто на вешалку. И аккуратно разорвала газету. Внутри лежали разноцветные тюльпаны. Целый букет. Белые, розовые, фиолетовые, жёлтые. Хрустящие. Никто и никогда не дарил мне таких прекрасных цветов. Я поставила их в воду. И написала Саше:

– Хорошо. Я тебе помогу.

Так у меня появился друг.

Через год я поступила на литфак. А Санек открыл небольшую автомойку. Мы вместе придумали для него логотип. И в конце ноября он написал мне вдруг ни с того, ни с сего:

– Люб, с тобой хочет познакомиться мой папа.

Я вытаращила глаза.

– Я же не дочка депутата.

– Не в этом дело. Ему в автосалон нужен человек со свежим взглядом. Я тебя предложил.

– Ты бы меня для начала хоть спросил!

– Люб, ты разбираешься в тачках лучше любого продавца. Ты талантливая девка. Ты ему понравишься. Он ждёт тебя завтра. В 9 утра. У себя. Скажешь, что ты к Кириллу Аверьяновичу.

Это было. Ну примерно как. Внезапно обрушившийся на меня тайфун.

Какой-то папа.

Зачем-то ждёт.

Мне к зачёту надо вообще-то готовиться. Про "Слово о полку Игореве" читать. И Петрарку. А ещё латинский. И конспектировать Бахтина. Да и одежды у меня нет приличной. Я же не пойду в вытянутом свитере и джинсах. В автосалон, где тачки стоят дороже квартиры, в которой я живу.

Нет.

Не пойду.

И пусть Санек обижается.

Но какая- то неведомая сила подняла меня утром с кровати. Прямо в 6. Я написала подруге смс, что не приду на лекции. Что у меня важное дело. И встала со своего скрипящего дивана. Полезла на антресоли.

Тётя Ира частенько передавала мне какие-то вещи. Я всегда донашивала за ней. Там оказался неплохой пиджак и блузка. От них пахло её духами.  Главное, не сжечь деликатную ткань утюгом. Утюг был советский. Неприподьемный. Нагревался по 15 минут. Я взяла кусок марли и погладила через него пиджак. Потом блузку. Натянула джинсы. Забрала волосы в хвост. Стояла и смотрела на себя в зеркало на фоне висящих на стене ковров.

Как мне страшно туда идти!

Что я скажу?

– Ты же умная, Линдеман. – звучало у меня в голове голосом Санька.

Стены автосалона были полностью из стекла. Внутри красиво горел свет. И под ним бликовали дорогущие машины. Автоматические двери разъехались передо мной. И я вздрогнула.

На входе стойка ресепшн и длинногогая девушка в короткой юбке с дежурной,, но не натянутой улыбкой, спросила:

– Чем могу помочь?

– Я к Кириллу А…Аве…– от волнения я не могла выговорить отчество.

– Аверьяновичу. – шепнула она заботливо на мне на ухо и повела куда-то вглубь салона.

В шоу-руме приятно пахло кофе. Женщины в красивом красиво сидели в зоне ожидания. Я прошла мимо. И слышала только стук своих каблуков по чёрной идеально ровной плитке.  И была в ужасе.

Дверь в кабинет распахнулась. Я увидела сидящего за столом мужчину в строгом костюме. С проседью. Очень вкусно пахло парфюмом. Мягкий ковролин под ногами. Красивая мебель.

– Здравствуйте. Я Люба Линдеман.

– Ну, здравствуй, Люба. Линдеман. Садись.

Его голос был строгим и басистым.

Я села.

– Значит, автопромом увлекаешься?

Я кивнула.

– Давно?

– Журнал "За рулем" в библиотеке читала, когда делать было нечего. Оттуда все и знаю.

Он вскинул бровь, посмотрел на меня сомнительно и ничего не ответил.

– С сыном моим как познакомилась?

– По аське.

– Чего?

– В интернете.

Он кивнул.

– Расскажи что-нибудь.

Я замялась на секунду и начала нести первое, что пришло в голову.

– Четыре кольца в значке Ауди означает союз четырёх компаний. Audi, Wanderer, Horch и DKW. А значок Тойоты – нитка, вдетая в иголку.

Он снова с удивлением взглянула на меня.

– Сколько лет?

– 18.

– Учишься?

– На литфаке.

– Пушкина изучаешь?

– Бахтина.

– Возьму тебя на полставки. Мой сын всегда умел девчонок выбирать.

Я улыбнулась. С ощущением, что внутри растягивается пружина. И я сейчас возможно лопну. Он позвонил кому-то и сказал зайти. Через минуту девушка постучалась. С пышными формами. Блондинка.

– Оль, вот. Под твою ответственность. Люба Линдеман. Люба, это Оля. В девичестве – Скворцова. В замужестве – Уткина.

Он хохотнул. Мне тоже хотелось. Уже искренне улыбаться.

– Ну Кирилл Аверьянович! – вздохнула Оля и подталкнула меня к двери.

– Господи Боже, ты из какого класса средней школы к нам сбежала? Совсем зелёная. – блондинка оценивающе смотрела на меня.

– Мне 18.

– Мммм. На какую хоть должность-то взял?

– Я пожала плечами.

– Ты не знаешь? – воскликнула она.

Я покачала головой.

– Не дай Бог, к нам ресепшн. Учить тебя всему.

Тут из соседнего кабинета вышел мужчина в клетчатом пиджаке. Руки в карманах и жевал жвачку.

– Это кто? – указал он взглядом на меня.

Оля пожала плечами:

– Вот у генерала и спроси, Виктор Сергеич. – она кивнула на кабинет главного.

– У себя Аверьяныч?

– Был только что. Может, курить пошёл.

Оля завела меня к себе в комнатушку какую-то. Без окон.

– Со мной пока сидеть будешь. Каблуки тебе надо. У нас дресс-код.

– Дресс что? – переспросила я.

– Ну форма одежды соответствующая. Белый верх. Чёрный низ. Каблук. Какой у тебя размер ноги?

– 38.

– Надень мои.

И она вытащила откуда-то шпильки на красной подошве.

– Это же лабутены! – в восторге воскликнула я.

– Откуда знаешь?

– У тети такие.

– Так ты блатная чтоли?

– Нет.

– Откуда взялась?

– Подруга сына вашего Аверьяновича. – ответила я.

– Подруга прям подруга? Или просто подруга? – с любопытством улыбнулась Ольга.

– Просто подруга.

– Ладно. Пошли, просто подруга. Покажу тебе тут все.

С тех пор Оля так и называла меня: просто подруга. А все остальные – Люба Линдеман. Я влилась в коллектив. Встала как недостающий квадратик в кубик-рубик. Мне так нравилось там. Среди этой роскоши. Нравился запах новых автомобилей. Вперемешку с дорогими французскими духами. Нравились люди. В этом их дресс-коде. Разговоры про богатых. Шутки. Пошлые. Дома я ощущала себя некомфортно. А тут хорошо. Будто бы в своей тарелке.

Как мне хотелось в этот мир.

Материальный.

Полноценный.

Красивый.

Объёмный.

Красочный!

Где ко всему прятно было прикасаться.

Утром я шла в университет. Сидела 3 пары и ехала на работу в автосалон. Сидела там до закрытия. Мне совершенно не хотелось домой. Все здесь стало мне родным. Эмоциональный Аверьяныч, который собирал каждый понедельник совещания и орал на мужиков из сервиса так, что иногда было страшно. Если в шоу-руме криво были повешены рекламные плакаты, то и мне доставалось. Он кричал прямо из зала:

– Линдемааааан!

И его командный голос летел эхом по помещению.

Виктор Сергеевич, который говорил всегда:

– Линдеман, юбку подлиннее купи. А то у меня продавцы не о продажах думают.

Моя дорогая Оля, которая всегда залетала в кабинет на каблуках и на взводе со своим:

– Люююба, ЧТО я тебе сейчас расскажу! – и мы сплетничали.

Я придумывала рекламу. Мне разрешили писать тексты для роликов самостоятельно. Чтобы выделяться на фоне остальных. Обычно рекламу спускали выше из Москвы, и мы должны были следовать стандартам. Но это не работало. Совсем. Продажи не росли. Тогда я села и придумала своё. Текст был очень эмоциональный. Цеплял. И выглядел как короткий рассказ, который я умудрилась уложить в рекламное время 25 секунд. Аверьяныч дал добро. Он мне почему-то доверял. Моему вкусу.

В пятницу в салоне случился переполох.

– Линдеман, быстро переоденься! – поймала меня Оля, как только я вошла.

Уборщицы усиленно натирали полы.

– Что случилось? – шёпотом спросила я.

– Один из собственников приезжает. Верхушка. При параде надо быть. Лабутены мои надень и волосы в пучок забери.

Все носились туда-сюда. Аверьянович тоже нервничал. Ходил курить раз пять. В сервисном цехе стоял дорогущий ретро-автомобиль. У меня захватило дыхание. Красный "Астон Мартин" 1960 года.

– Откуда он у нас? – распахнула глаза я.

– Собственник прислал. На техобслуживание. – загадочно ответила Оля.

– Он великолепен! – я ходила вокруг и рассматривала, боялась дотронуться.

Без десяти четыре нас всех согнали к центральному входу. Мы выстроились в шеренгу. Я потупила глаза в пол. Не успела забрать волосы в пучок. Убрала их за уши.

– Люба! Я же просила собрать пучок! Мне за тебя влетит. – прошипела мне в ухо Оля.

Ко входу подъехали две машины. Друг за другом. И вышли мужчины в пиджаках. Я видела это все в окно. Через пару секунд входная группа распахнулась. И зашёл темноволосый мужчина. В белой рубашке. Две верхние пуговицы были расстегнуты. Все поздоровалась. Он дошёл до середины зала и обернулся. Повисла тишина. Даже фоновая музыка перестала играть. Всё молчали. Немая сцена.

Он внимательно изучил каждого из нас. А потом достал из кармана диктофон. И включил мою рекламу. Очень громко.

Эхо повторяло. И звук задваивался.

25 секунд превратились в вечность.

Ноги дрожали.

Руки мокли.

– Кто это придумал? – громко спросил он, когда ролик закончился.

Голос его был уверенным и безапиляционным.

Тишина.

– Лом что ли проглатили? Кто это придумал? – повторил он свой вопрос.

– Я. – хрипло ответила я.

Мой голос сел от страха. Но я нашла в себе силы поднять глаза.

Он пристально смотрел. И кажется, был зол. Хотя я ведь ни разу не видела его злым. Потом этот мужчина молча развернулся и быстрым шагом пошёл вглубь салона. Мужчины в пиджаках поспешили за ним.

Глава 5. Любовь к делу.

– Идем, Люб. – Оля взяла меня под локоть и потащила в кабинет.

Роман Юрьевич за нами с любопытством прошмыгнул. Я села на свой стул. Такого дня, как сегодня, у меня еще не было. Устала нервничать.

– Даааа, Любаня, качнула ты болотце. – усмехнулся Роман Юрьевич, как всегда устраиваясь поудобнее в клиентском кресле. И добавил.

– Олюшка, попроси девчат кофейку сделать, а?

– Люб, ты кофе будешь? – уточнила Оля.

Я отрицательно покачала головой. Она позвонила на ресепшн.

– Ксюш, два кофе свари. Для меня и Роман Юрьича. И в кабинет принеси.

И положив трубку, обратилась ко мне.

– Понравился ему твой ролик, видишь.

Мы помолчали. Я ничего не ответила. Смотрела куда-то сквозь стену.

– Про конференцию, думаешь, серьёзно сказал? – спросил Роман Юрьевич чуть позже у Оли, со звуком отхлебывая кофе из чашки.

– Не знаю. Никогда никого с собой не брал. Странно. – пожала плечами Оля.

– Где в этом году конференция?

– В Стамбуле.

Я покосилась на напарницу.

– А разве не тут, в Москве?

– Нет. Ты что! Это масштабное событие. Туда зовут верхушек со всей страны. Любят выпендриться.

– И он один обычно ездит? – уточнила я.

– Аверьянович ещё. Но по отдельности они всегда. Не пересекаются. А тебе прям так и сказал: со мной поедешь. Думаю, блефует. Пугает тебя. Развлекается. – разжевывая шоколадку, пояснила Оля.

– А если нет? – спросил Юрьевич.

– Тогда пиздец. – философски заключила блондинка.

– Почему? – спросила я.

– В таком случае очевиден подтекст. Что не только ты его роликом зацепила. Такие люди приватные поездки просто так не предлагают.

– Подтекст, о котором я думаю? – аккуратно уточнила я.

– Не знаю, Любаня, что ты там думаешь своими наивными мозгами. Трахнуть хочет. Вот и весь подтекст.

– А если я не хочу?…

– Это вряд ли кого-то волнует. – вздохнула она. – Ладно, не морочь себе голову, Линдеман, раньше времени. Девяносто девять и девять процентов, что он просто так ляпнул. Для антуража.

Роман Юрьевич в знак согласия деловито кивнул.

Так прошёл день. И начался новый. С будильника. Чашки чёрного чая с лимоном. Трех скучных пар по славяноведению в университете. И вот я снова еду в автобусе на работу.

Как только я зашла в шоу-рум с мороза, Ксюша мне шепнула:

– Люб, к тебе. – и осторожно указала глазами на верзилу под два метра в чёрной кожаной куртке, которая на нём не сходилась.

У меня подкосились ноги. Хорошо, что я была без каблуков.

– Ты Линдеман? – строго спросил он прокуренным басом откуда-то сверху.

– Я. – сглотнула я.

– Поручение тебе. Лично от Ильи Константиновича.

Он сделал паузу.

Я тоже. У меня внутри все поледенело. И побледнело, кажется.

– В журнале "Любовь к делу" про Илью Константиновича хуйню всякую написали. Надо бы тираж собрать. И уничтожить. – пробасил снова незнакомец.

– Как? – выдавила из себя я.

– Тутанков сказал, что ты с фантазией дружишь. Сама и придумаешь, как. Срок тебе – сутки. Завтра отчитаешься. Пока. – и он в развалку пошёл к выходу, уводя за собой запах кожаной куртки и сигарет.

А я осталась стоять неподвижно. Как будто обувью в плитку вросла.

Кирилл Аверьянович сидел в кресле неподалеку. И слышал все. Я с надеждой посмотрела на него. Он ответил мне взглядом с явным сочувствием, а в слух произнес:

– Ну чего застыла-то, Линдеман, работы нет?

Я кивнула и отправилась в кабинет.

На столе у меня лежал журнал "Любовь к делу" с Тутанковым на обложке. Я вопросительно уставилась на Олю и взяла глянец в руки. Следом за мной в кабинет как вихрь влетел Роман Юрьевич.

– Привет, девчонки! – весело сказал он, а потом взглянул на то, что было у меня в руках.

– Тутанхамоныча и тута и тама нынче показывают? – он с упоением плюхнулся в свое любимое кресло.

– Он опять здесь? – расширила глаза Ольга.

– Утром был. Зачастил прямо-таки. Может, на Линдеман нашу талантливую посмотреть заезжал? – таинственно произнёс Юрьевич, играя интонацией.

– Не несите ерунду, Роман Юрьевич! – оборвала его я, листая журнал.

– Что пишет свежая пресса? – кивнул тот на "Любовь к делу", закидывая ногу на ногу.

– Кому-то в голову пришло про прошлое Тутанхамона писать. Ворошить. Про связи всякие. О которых говорить не принято. – вздохнула Оля.

– А это правда, что тут пишут? – спросила я.

– Кто знает. Кто знает…Какие тайны хранит асфальт…– загадочно парировал Роман Юрьевич.

– Да чепуха это все. – отрезала Оля. – А Роман Юрьевич просто шуууууутит.

Она опять как всегда протянула слово "шутит'.

– Ко мне сейчас в шоу-руме человек подходил. От вашего Тутанхамона. – начала я.

– Не от вашего, а от нашего, Любочка. Или ты не с нами? – улыбнулся Роман Юрьевич.

– Не перебивай! – одернула его Оля. – Ну и? Дальше что?

– Сказал тираж этого журнала весь собрать и уничтожить…

– Да ты что?! – встрепеннулась Оля.

– Да. И что делать? Где искать-то? Весь этот тираж…– я снова чуть не плакала. – Что опять за ребусы?!! Они что, не могут напрямую позвонить в журнал с его-то связями и сказать, чтобы завернули тираж?! – в сердцах воскликнула я.

– Тут не всё так просто, Люб. – перебила меня Оля. – У нашего Ильи Константиновича очень непростые отношения с хозяином медиа холдинга, куда входит этот журнал. Что-то они там не поделили в свое время, не суть. Суть в том, что журнал этот рекламный. И распространяется по всяким злачным местечкам типа салонов, бутиков, клиник частных. Вон там, на последней страничке, указана сеть распространения. Всего 40 адресов.

– То есть это с целью "насолить" было сделано? – уточнила я.

– Конечно. Мелкое пакостничество. Если даже он туда позвонит, никто ничего не завернет. А – наоборот!

– Ясно. – отрезала я. – Как думаешь, а мне Аверьянович машину с водителем выделит? – спросила я.

– Для такого дела – выделит. – кивнула Оля.

И я пошла в кабинет к директору. Он сидел в своём кресле, сосредоточенно смотрел в монитор.

– Можно? – спросила я.

– Линдеман, вот вечно ты отвлекаешь. Я из-за тебя в морской бой проиграл. Заходи! – улыбнулся он.

– Кирилл Аверьянович, машину с водителем можете мне одолжить? – начала я.

– Зачем? – спросил он.

– Вы про журнал в курсе? И про поручение? – я убрала руки из-за спины и показала "Любовь к делу" с Тутанковым на обложке.

– Да все уже в курсе. С утра переполох. Хочешь проехаться собрать?

– Да. Скажу, что из редакции. В тираже ошибка. Собираем обратно.

Аверьянович кивнул.

– Тираж-то мизерный, двести экземпляров. И никто лабуду эту не читает. Взбеленился Тутанков. По личной неприязни.

Через полчаса я села в машину. Мы проездили до темноты. На каждом адресе было по четыре или пять экземпляров. Я представлялась сотрудником редакции и забирала журналы. Скидывала их в багажник нашей машины. И мы ехали дальше. К девяти вечера я валилась с ног от усталости. Но до отдыха было еще далеко. Я набрала номер Санька.

– Привет. – сонным голосом ответил он.

– Не спи, замерзнешь!

– Что случилось, Линдеман?

– Ты знаешь какой-нибудь живописный пустырь? – танственно спросила я.

– Тебе зачем?

– Через полчаса встречаемся в автосалоне у твоего папы. С собой возьми зажигалку и камеру.

– Любаш, ты хорошо себя чувствуешь?

– Ты хочешь, чтобы я жила? Приезжай!

Через полчаса мы с водителем заехжали на парковку.

– Куда журналы выгрузить, Люб? – спросил он.

Я увидела камрюху Сани.

– Вон туда! – кивнула я на его машину. – А я сейчас вернусь.

Я вылезла из субарика, махнула Саньку рукой и забежала в шоу-рум за пятью оставшимися экземплярами. Когда я вышла, то услышала перепалку.

– Зачем мне это? – возмущался Саня.

– Да начальница сказала к вам грузить. Я и гружу.

– Слышь, начальница. Что происходит? Обьясни! – улыбаясь, спросил мой приятель.

– По дороге расскажу. Поехали. Но перед тем, как начать повествование, у меня к тебе ещё одна просьба.– тихо сказала я.

– Мне уже страшно, Линдеман.

– Ты можешь спросить у Кирилла Аверьяновича личную почту Тутанкова?

Саня припарковался у обочины.

– Что у тебя за игры с Тутанковым, Люб? Это не тот человек, с кем можно играть.

– Я знаю. Но он сам меня попросил.

– О чем?

– Журналы эти уничтожить.

– И мы едем их сжигать?

– Да. Ты зажигалку взял?

– Взял.

– И камеру?

– И фотоаппарат.

– Снимешь?

– Что?

– Как я журналы жгу?

– Ты сумасшедшая, Линдеман.

– Он меня на понт берет.

– Он всех на понт берет. Но это не значит, что с ним надо тягаться.

Я ничего не ответила. Мы заехали в какое-то полузаброшеное поселение. По периметру росли кустарники.

– Что это?

– Дачи старые. Под снос. – ответил Санек, проезжая частокол.

– Ты тут был?

– Тут у прадеда дача была. Давно. От неё только бак железный остался. Мы там с тобой все и сожжем. Природу чтобы не портить.

Он остановился. Открыл багажник. Достал журналы и бросил стопкой в глубокую железную бочку, которую освещали фары машины.

Я вытащила зажигалку из бардачка.

– Снимай! – кивнула я ему и поднесла пламя к бумаге. Огонь вспыхнул.

Журналы начали гореть, чуть потрескивая. И очень быстро.

Саня облакотился на капот. Я села на пень рядом и смотрела на огонь.

– Тебе понравился Тутанков? – вдруг спросил он.

– Ты что! Я боюсь его до ужаса. Кто он. А кто – я. – вздохнула я.

– Боишься, говоришь. А отвечаешь, как равная. Желая произвести впечатление.

– Это в последний раз. – ответила я.

– Почему?

– Наверное, напишу заявление…– грустно пожала плечами я.

– Зачем? Ведь у тебя все получается!

– На учёбу времени не хватает…

– Это отговорки же, Люб. Что случилось?

– Да ничего. – махнула я рукой.

– Папа адрес прислал. Почту Тутанкова.

– Скинь мне смс-кой. И запись с камеры.

– Хорошо. – пожал плечами Саша.

– Сегодня!

– Приеду. Загружу в облако и скину тебе ссылку.

– Спасибо.

Обратно мы ехали молча.

В двенадцатом часу ночи.

– Люба, ты где была? – из темноты спросила меня мама, когда я тихо вошла в квартиру.

– На работе. – ответила я

– Почему от тебя так сильно пахнет костром?

– Да мусор жгли…

Мама повертела у виска и ничего не ответила.

Я налила себе большую кружку кофе без молока и села за компьютер.

Саня прислал ссылку. Я скачала видео и загрузила его в программу для монтажа. Ускорила. Убрала лишнее. И наложила музыку.

Линдеманн. Du hast.

Получи, любитель Рамштайна!!

Уменьшила вес ролика для более быстрого воспроизведения.

Получилось хорошо. От вдохновения и от того, что я придумала красивый ответ – я надувалась внутри как воздушный шар! В голове крутился рой мыслей. А если сочтёт оскорбительным, что я сожгла журналы с его изображением на обложке? Но ведь было сказано: уничтожить.

Я вбила его емейл в строку "кому". В теме письма написала "Отчёт о проделанной работе". И застыла мышкой над кнопкой отправить. Всего лишь один клик.

ОДИН!

И назад дороги нет.

Сердце колотилось бешено. А что, если это глупо?  Но я же все равно решила написать заявление. Я вздохнула поглубже. И на выдохе нажала кнопку. "Отправить".

На следующий день я проспала университет. И была на нервах. Их не хватило, чтобы сидеть дома до обеда. На моё письмо никто, конечно, не ответил. Я собралась. И поехала в салон. Был конец ноября. Снег с дождём моросил то и дело.

Я зашла в шоу-рум. И окунулась в тепло и знакомый аромат свежесваренного кофе. Проходя мимо клиентской зоны, я увидела Аверьяновича и Тутанкова. Они сидели рядом на диване. И разговаривали о чем-то. Когда я взглянула на них, они оба уставились на меня. Я чуть кивнула головой в знак приветствия. И не получила ничего в ответ. Они просто продолжили говорить. Тихо. За фоновой музыкой ничего не было слышно.

Я зашла в кабинет.

Меня потряхивало.

В комнате сильно пахло лаком. Оля красила ногти.

И кофе. Роман Юрьевич как всегда был у нас с чашечкой.

– Привет, Любань. Ну что, журналы собрала? – поинтересовалась Оля, не отрываясь от маникюра и не поднимая на меня глаз.

– Да. Все кроме одного.

– Ну и молодец. Не замерзла? Такое говно на улице! Сейчас палец докрашу, скажу девчатам, чтобы тебе чаю горячего принесли. – тараторила блондинка.

Вдруг дверь распахнулась.

И на пороге возник ОН.

Сердце бухнулось в пятки.

Белая рубашка.

Закатанные рукава.

Две верхние пуговицы расстегнуты.

Роман Юрьевич вздрогнул. И локтем задвинул чашку с кофе подальше. Оля замерла с кисточкой в воздухе. И покраснела. А я просто смотрела на него, медленно разматывая шарф.

Все молчали. Но взгляд его был очень красноречивым. Он пылал. И я понимала это. Когда молчание стало неприлично долгим. Десятисекундным. Он спокойно произнес:

– Если ты выполняешь какую-то работу, Линдеман, выполняй её до конца! – и хлестко швырнул мне на стол недостающий, последний экземпляр "Любовь к делу".

Все подскочили от неожиданности. А он засунул руки в карманы. Развернулся. И, не закрывая за собой дверь, спокойно вышел. Оля громко вздохнула.

– В пизду! Я скажу Аверьяновичу, чтобы выселил тебя в отдельный кабинет, Линдеман. С твоими высокопоставленными посетителями ни ногти накрасить, ни вон кофе попить. – она эмоционально кивнула на Юрьевича. – Только инфаркт словить можно!

Оля тараторила что-то ещё, обмахиваясь рукой, чтобы согнать румянец. Но я ничего не слышала. У меня в ушах стоял ЕГО голос.