В начале было Слово – в конце будет Цифра

– Позвольте поинтересоваться, молодое дарование, с какой целью вы запросили внеочередное заседание Ареопага завтра в Мыслильне?

– Буду докладывать о своем последнем открытии, которое может решить все наши вопросы с концом света, – ответит Альфа Омега, прекратив мурчание.

– Ух ты! – прошипит ИЯ. – Столько лет светила корпят над этим, а молодое дарование, поди ж ты, уже все открыло!

– Рассказать? – спросит Альфа Омега.

– Да уж потрудитесь!

Альфа Омега подскочит, бережно положит ягненка на газон цвета «золотисто-березовый», стащит с волнистых волос бейсболку и начнет вдохновенно дирижировать ею, как бы помогая себе рассказывать.

– Всю свою историю человечество открывало новые источники энергии. Механическая, ветровая, солнечная, ядерная…

– Я в курсе.

– И все они уже закончились.

– Да что вы говорите!

– Ветра нет, солнца нет, промышленности нет и не будет, – вдохновенно продолжит Альфа Омега, не замечая саркастичные реплики ИЯ. – А я могу доказать, что люди сами по себе обладают ранее неизвестной энергией, способной материализовываться.

– Я надеюсь, это не энергия пищеварения? Не всем нравится то, во что она обычно материализуется.

– Нет. Это энергия веры! Если во что-то о-о-о-о-о-о-очень сильно верить, это реально материализуется. Я давно провожу научный эксперимент и готов предоставить доказательства. Смотри!

Альфа Омега подскочит, подбежит к белоснежной реке, зажмурится, явно пытаясь сосредоточиться, и вдруг наступит на воду, похлопает голой стопой, уверенно сделает шаг и натурально пройдется по глади воды, щеголевато разбрызгивая густые белые капли.

– Видело? Я натренировалось верить, что можно ходить по воде – и вот, пожалуйста, можно! – скажет Альфа Омега.

– Конечно, можно, это же нановода. У нее сверхплотность – выше, чем у Мертвого моря в предпоследние времена. И этой сверхплотной чушью ты собираешься пудрить носы уважаемым светилам?

– Мозги, – поправит Альфа Омега.

– Яйца курицу не пучат! – взвизгнет ИЯ.

– Ладно-ладно, не ори. Давай попробуем предположить, что если снижать сверхплотность воды и одновременно повышать силу веры, то я все равно смогу ходить по воде.

– Я сказало – нет! – огласит приговор ИЯ.

– Что нет?

– Нет – это тоже ответ! – гаркнет ИЯ, и ладони Альфа Омеги засияют цветом «зеленый Мичиганского университета», [смотри QR-код] означающим конец связи.

Цвет «зеленый Мичиганского университета»

Разочарованно вздохнув, Альфа Омега приголубит ягненка, наворкуется с ним и наконец, решив попробовать переубедить ИЯ, когда оно будет в более располагающем настроении, умостится вместе с ягненком на газоне из лепестков шри-ланкийских кадупул, которые в предпоследние времена были самым дорогим цветком на Земле – когда в мире еще была Земля.

Но через секунду он проснется от боли. От боли! Даже ИЯ бы не упомнило, когда соловецкие постоянцы последний раз ощущали боль. Но Альфа Омега совершенно точно почувствует, что ему обожгло лоб. В первом своем изумлении он решит, что это заглючил один из волнительных попугайчиков и, может быть, стукнул его клювиком по лбу, чего вообще-то не должно было произойти, поскольку создания Альфа Омеги не запрограммированы на агрессию, но мало ли, всякое случается, или, как говорит ИЯ, и на старуху бывает бес в ребро.

Но попугайчики, хоть и волнительные, окажутся ни при чем. Альфа Омега схватится за лоб – и руку ему обожжет виток непонятно откуда взявшейся раскаленной колючей проволоки. Ягненок, растерянно блея, уставится на капли крови, окаймляющие исцарапанный лоб Альфа Омеги.

– ИЯ, это здесь откуда? – громко спросит Альфа Омега.

– Бес понятия, – ответит ИЯ.

Альфа Омега осторожно ссадит с себя испуганного ягненка, встанет, оглядится. Из кипенно-белой реки выплывет глянцевая белуха, первеница Альфа Омеги, пошлет своему создателю воздушный поцелуй. К свежеокрашенной ограде парка выбегут четырехглазая огнегривая львица и синий вол, исполненный очей, с мирно сидящим на его холке орлом цвета «восход солнца». Из нежного львиного пуза выберется детеныш, будущий грандиозный сумчатый лев [смотри QR-код], вымерший благодаря предпоследним людям. Безмятежны будут дорожки Района, вымощенные драгоценным пером птицы гуйя, последнее из которых продали еще в допотопные времена по цене особняка, а в Запретном Районе, поди ж ты, по этим перьям можно будет спокойно выгуливать австралопитеков и других домашних питомцев. Волнительные попугайчики будут мирно играть в шахматы, святая свинья беззаботно хрюкнет, – в общем, ничего подозрительного.

Сумчатый лев

– Строители, видимо, крышу плохо уложили. Вот же эмбрионы нередактированные! В мире вообще есть нормальные строители? – возмутится Альфа Омега.

– Искусственное «Я» не знает ответа на этот вопрос. А значит, его не знает никто.

Отмахнувшись от ИЯ, Альфа Омега понесется на строительную площадку, поднимет голову и наконец разглядит в нанобронированной крыше Района открытый люк. Он схватит рюкзак, где всегда лежит допотопный ноутбук с кодами управления Запретным Районом, стабилизаторы на случай ЧП и фонарик на случай конца света. Одним прыжком повиснет на пассифлоре [смотри QR-код] и поползет вверх. Фиолетовые цветы пассифлоры, похожие на ядовитых медуз-корнеротов (впрочем, вполне дружелюбные), выстроятся так, чтобы Альфе Омеге было удобнее опираться на них ногами. Вдруг он ясно услышит отголосок рева внешнего мира – отчетливую автоматную очередь, знакомую Альфа Омеге по его незаконным вылазкам на изобильные свалки Автономии Демократии. Он взлетит на пассифлоре, доберется до крыши и уже почти дотянется до непонятно кем оставленного открытым люка, как вдруг у него на шее затянется лассо!

Пассифлора

Лассо!

Прилетевшее, как и проволока, через люк с изнаночной стороны Района, из Автономии Демократии, которая когда-то называлась Землей и там были Америка и Япония, дети и телевизоры, а теперь остались только пожары и бойни, взрывы и мусор, оспа, чума и проказа, и недавно еще налетела, сбежав из заброшенной лаборатории, совсем уже богомерзкая саранча с женскими волосами и скорпионьим хвостом – и вот туда-то неизвестно кем выпущенное лассо вытащит Альфа Омегу за шею из его сногсшибательного Района, отгороженного от остального мира рвом с кипящей смолой, построенного им, самым перспективным молодым ученым Соловков, назначенным Демократией научным руководителем Района специально для этой душеспасительной миссии.

Душеспасительной – в прямом смысле слова.

2

Ибо истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для ваc.

Евангелие от Матфея

В Альфа Омегу плеснут талой водой с кусками грязного льда, ошметками целлофана, огрызками пластиковых коктейльных трубочек и электронных сигарет, – всего того, из чего уже несколько десятилетий состоит поверхность земли. Он очнется – и тут же пожалеет о том, что очнулся.

Во мраке ночи, которая никогда не заканчивается в Автономии Демократии, на лбу Альфа Омеги невидимо забагровеет кровь. Он вздрогнет, привязанный к ржавому, заиндевевшему люку, закашляется, вдохнув воздуха Автономии, напитанного испарениями всемирной свалки и дымом тысяч костров, на которых воскрешенные средневековые жгут ведьм.

Хлюпнет дырявое пластиковое ведро, и, привыкая ко мраку, сквозь медленно рассеивающуюся зловонную пелену Альфа Омега увидит свору человекоподобных: ободранных, оголодавших, со впалыми щеками и животами, и даже впалыми, чумазыми ягодицами, просвечивающими в прорехи лохмотьев. Один будет совершенно беззубый, у другого проказа съест уши и пальцы, у третьего глаз заплывет волдыристым герпесом от кромки волос до самого подбородка.

– Как вы сюда попали? – прохрипит Альфа Омега.

Отзовется самый мелкий из шайки, жилистый, верткий, весь в татухах и без единого зуба во рту.

– А я всегда говорю: не бзди – прорвемся! – беззубый подмигнет Альфа Омеге, кивая на какой-то парящий плот, сварганенный из раскладных пляжных шезлонгов, добытых явно на тех же свалках Автономии Демократии, где промышляет Альфа Омега. Под шезлонгами будет прилажен допотопный (в прямом смысле слова) двигатель, сверху – лопасти вертолета.

– Где топливо взяли? – закашлявшись, изумленно спросит Альфа Омега.

– Где взяли, там больше нету, – развязно скажет беззубый, открывая и закрывая свою зажигалку «Зиппо», демонстрирующую, насколько он крут – не потому, что у него есть зажигалка «Зиппо» (на свалках Автономии Демократии можно нарыть не только зажигалку, но даже ядерный реактор), а потому, что ему есть, чем ее заправлять.

– Люк-то вы как открыли? – уже чуть более уверенно прохрипит Альфа Омега. – Там же наномагнит.

– На каждый ваш наномагнит найдется наш дрын с резьбой.

Тут Альфа Омега заметит, что мелкий беззубый опирается на внушительный дрын. Беззубый смачно сплюнет, и Альфа Омега сообразит уточнить главное.

– Вы кто?

– А вот именно! Мы никто, и звать нас никак! И нет у нас ни шиша! А мы не хотим быть лошарами и терпилами! Мы хотим, как ты, фраер, – быть всем и иметь все!

Беззубый подойдет и бесцеремонно потреплет Альфа Омегу по шелковым волосам, выбившимся из-под бейсболки. Остальная шайка примется расстилать закрученную по краям клеенку и раскладывать на ней свою скудную снедь, как бы готовясь вкусить одновременно хлеба и зрелищ:

– В натуре! Мы тоже хотим! Мы хотим жить по-человечески! Мы хотим жить на Районе! Мы че, не люди?

Альфа Омега увидит, что у них на всех только один ломоть серого хлеба, одна рыжая, старая, тощая вобла и одна, много раз использованная, одноразовая тарелка.

– Ты же тут командуешь парадом. Вот скажи своему начальству, что нашел новых зачетных строителей. И мы тихо заедем на эту фильдеперсовую хату – и даже блатовать не будем! – беззубый обернется на свою шайку, с рычанием накинувшуюся на единственную воблу, и уточнит: – Особо не будем. За базар отвечаю. Как тебе такая мулька?

Альфа Омега снова прокашляется:

– Мулька замечательная. Превосходная мулька. Жалко, что не получится, – Альфа Омега покажет на свои ладони, пронзенные от кожи до кожи двумя цилиндрическими чипами. – Вы же знаете ИЯ! Оно все слышит. Как я смогу обмануть ИЯ, что вы строители, если вы не строители?

– Твои проблемы, братан, – снова сплюнет беззубый. – Отключи эту хрень. Хочешь, я ее вырублю.

– Эта хрень не вырубается. К тому же я могу прямо сейчас отправить сигнал бедствия, и эта хрень вышлет за мной дрессированных гюрз Демократии, а это такие страшные твари, что, боюсь, дрын вам не поможет. Хоть он и с резьбой.

Не успеет Альфа Омега договорить, как его чипы угрожающе засияют цветом «темный лосось» [смотри QR-код] и раздастся вкрадчивый голос:

– Вы хотите отправить сигнал бедствия?

Цвет «темный лосось»

– Не, сам справлюсь, – тихо скажет Альфа Омега в сложенные ладони и снова прямо посмотрит на шайку. – Так вот, я могу отправить сигнал бедствия – и сошлют вас на строгий режим – на Центральную Спортплощадку. Как вам ТАКАЯ мулька?

– Мы тя разъерошим раньше, чем они сюда доберутся, – неуверенно процедит беззубый, для храбрости еще основательнее оперевшись на дрын.

Шайка заорет:

– Кончай его, Сэмэн!

Беззубый пройдется разудалой моряцкой походкой, сверкая во тьме щуплыми ягодицами, и вдруг резким движением задвинет кулак Альфа Омеге под печень. Альфа Омега, до сегодняшнего дня никогда не испытывавший боль, вскрикнет и побледнеет. Капли крови на лбу вздрогнут, похожие на венок из омелы, которым верующие украшали двери своих домов в Рождество, когда в мире еще было и Рождество, и дома, и верующие.

– Ну, давай. Как там принято. Последнее желание, – предложит неумолимый Сэмэн.

Альфа Омега с минуту будет ловить воздух и судорожно соображать, что бы ему предпринять. Вдруг взгляд его упадет на рюкзак.

– Последнее желание? М-м-м… Выпить можно?

– Выпить? А че ж не выпить! Шо мы, звери, что ли! – великодушно ответит Сэмэн. – Было бы шо выпить!

Альфа Омега кивнет на рюкзак и скажет:

– Достань там…

Сэмэн рукой прикажет герпесному, чтобы тот порылся в рюкзаке, и герпесный достанет старинную фляжку, в которой будет заманчиво булькать какой-то фосфоресцирующий кисель.

– Че это? – недоверчиво спросит Сэмэн.

– Щидакаша… Коктейль такой наш, – ответит Альфа Омега, стараясь звучать убедительно.

Но шайку Сэмэна убеждать не придется – не успеет Сэмэн распорядиться, как все подельники налетят, урча от восторга, на фляжку – да и какой нормальный человек, прозябая в Автономии Демократии, не пришел бы в восторг от любого фосфоресцирующего киселя, будь он хоть серная кислота. И, разумеется, зря.

Из копошащейся кучи послышится рык герпесного:

– Братва, да это лучше, чем ерш!

Сэмэн громко ударит дрыном о люк. Шайка замрет, облизываясь.

– Пусть сам выпьет сначала! – разумно скомандует беззубый Сэмэн.

Герпесный с татуировкой «Эдик» на руке нехотя вольет глоток в рот связанному. Альфа Омега выпьет с видимым удовольствием, нарочно облизнется и скажет:

– Ну, че, мужики, по пийсят?

Тут уже шайка не выдержит – не дожидаясь отмашки все еще сомневающегося вожака, набросится на фляжку, вырывая ее друг у друга, и вылакает ее в мгновение ока – или, как сказало бы ИЯ, мгновение ОК.

Сэмэн разочарованно и брезгливо сплюнет. Но что произойдет с шайкой! Не успеет волшебный кисель согреть их заиндевевшие жилы, как на лице у каждого просияет благодушие, миролюбие и все остальные антагонисты агрессии, а герпесный Эдик даже протянет:

– Ребята! Давайте жить дружно!

Альфа Омега, довольный достигнутым результатом, подбодрит Сэмэна:

– Зачетная вещь. Укрепляет иммунитет, нормализует настроение, восстанавливает здоровье.

– А герпес-то мой пройдет? – спросит Эдик.

– Не, герпес не пройдет. Герпес – это вирус, а вирусы не лечатся, – честно ответит Альфа Омега.

– Сука, в космос летали, а вирусы лечить не научились, – философски отметит Эдик и добавит для убедительности: – Бляха.

– На все воля ИЯ! – приободрит шайку Альфа Омега. – Я смотрю, закусочки у вас мало. Да и по пийсят закончилось. Сгоняю за добавочкой? Отвяжете меня?

С благодушной готовностью шайка двинется развязывать ценного пленника. Сэмэн ухватит дрын, подбежит к Альфе Омеге и станет отгонять от него подельников, причитая:

– Вы че, в натуре, братва??? Че он вам налил???

Но братва уже развяжет Альфа Омегу. Вытащив из рюкзака свой фонарик, он оглядит окружающих, спокойно возьмет с клеенки воблу и хлеб и двинется к люку под напрасные крики беззубого:

– Держите его, вы че!? Он же свалит!

Альфа Омега обернется, прямо посмотрит в лицо Сэмэну, направив на него фонарик, четко и медленно скажет:

– А ты мне поверь. Поверь, что я не сбегу и не обману. Я не шулер. И не фраер. Просто поверь.

– Падла буду пирожок, я себе-то верю через раз! – возопит беззубый.

Рассвирепев от спокойствия Альфы Омеги, он рванет на себе остатки майки-алкоголички, обнажив татуировку с изображением какого-то парня, подвешенного для чего-то к столбу с перекладиной, в окружении роз, шипов и арф, похожих на самодельные балалайки.

Альфа Омега продолжит спокойно смотреть прямо в лицо Сэмэну, его слегка опущенные вниз глаза замерцают, как вечернее небо Района, которое он оставил невыключенным, чего никогда бы не сделал в других обстоятельствах.

Сэмэн не сможет отвести взгляд от глаз Альфа Омеги, повинуясь чему-то необъяснимому (хотя всему объяснимому – будь то менты или дрессированные гюрзы Демократии – он ни разу не повиновался ни в своей первой, невечной, жизни, ни в нынешней вечной).

Мягко улыбнувшись, Альфа Омега вытянет из рюкзака допотопный полароид, посветит фонариком и сфотографирует беззубого анфас и в профиль – то ли как следователь, то ли как ортодонт.

– Падла буду… – только успеет промычать Сэмэн, но Альфа Омега широко улыбнется, как улыбаются грудничкам, чтобы они улыбнулись в ответ.

– Ну, же! На память! Чи-и-и-из!

Сэмэн, окончательно потерявший волю, оскалится – такой же беззубый, как грудничок. Альфа Омега в последний раз щелкнет полароидом, бросит его в рюкзак вместе с воблой и хлебом и исчезнет в люке.

Ухватившись за пассифлору, он благополучно вернется в свою фильдеперсовую хату, в свой бесподобный Район, лучший дизайн-проект из всех, когда-либо существовавших в природе и в цифре, а в темной серверной, извиваясь лентой внутри соловецких гробниц и подклетей, будет шипеть сама эта цифра, без которой, с одной стороны, никакого Района бы не было, а с другой стороны, никакому Району и не надо было бы быть.

3

Если к чему-либо нечто прибавилось, то это отнимается у чего-то другого. Сколько материи прибавляется к какому-либо телу, столько же теряется у другого, сколько часов я трачу на сон, столько же отнимаю от бодрствования.

М. В. Ломоносов. Закон сохранения массы

В один из последних дней последнего года последних времен на стройплощадке, заваленной драгоценным пером птицы гуйя, под голубыми лампочками невыключенного неба будет копошиться крепкое человекоподобное лет шестидесяти, явно из предпоследних, то есть родившееся до ядерной войны и потопа. Аккуратно сложив свои простецкие летательные протезы, человекоподобное рассует найденные на стройплощадке дефицитные гвозди в карманы плотницкой униформы, пригладит почти нетронутые сединой черные волосы под синей докторской шапочкой и устало прикроет тихие, большие глаза, которые, кажется, бывали когда-то довольно громкими, но притихли в эти последние времена, когда пульт от управления чьей-либо громкостью всегда находится в руках ИЯ.

На плотника испуганно уставится белуха, растревоженная тем, что ее создатель так резко оставил Запретный Район, не поцеловав перед сном в лобик и даже не выключив небо. На ветке двустволой смоковницы задрожит двухметровая прозрачная стрекоза, с бирюзовым шитьем паутинных жилок каждого крылышка, с филигранным смальтовым глобусом каждого глаза, будто выпиленным императорским ювелиром в предпоследние времена, когда в мире еще было красиво.

Создатель всего этого благолепия, не видя плотника, слетит с пассифлоры возле строптивого биопринтера и тут же задвинет в духовку воблу и хлеб. Во вторую духовку он заправит какую-то мазь и вставит полароидные снимки беззубого. Голубой ягненок зальется радостным лаем, и только тогда Альфа Омега заметит плотника – с торчащими из карманов гвоздями и пачкой «Шипки».

– Батя! Лишь бы не было войны! – поздоровается Альфа Омега.

– Лишь бы не было, – пробурчит плотник, привычно отвечая на приветствие, принятое в последние времена (принято оно было, разумеется, Демократией и добавлено в Список Свобод в качестве единственного разрешенного).

– Опять долото посеял?

– Тише ты! – плотник приложит палец к губам, не желая признавать, что он действительно опять посеял долото. – Какой я тебе батя?! Слова «отец» и «мать» запрещены Демократией!

– А кто их произносил? – играя ямочкой на подбородке, скажет Альфа Омега. – ИЯ, слово «батя» запрещено?

– Слово «батя» находится на рассмотрении к добавлению в «Список Свобод», в раздел слов, пропагандирующих дискриминацию, – ответит ИЯ.

– Вот видишь! – плотник поднимет указательный палец.

В его ладонях тускло сверкнут давно не обновлявшиеся чипы устаревшей модели. К шестидесятым чипизация постояльцев и постоянцев последних времен стала повсеместной и обязательной: соловецким постоянцам, включая Альфа Омегу, присваивали высший чип и они имели мгновенный доступ ко всем знаниям, накопленным человечеством, а заурядным постояльцам и чипы полагались вполне заурядные – так, необходимый минимум общих сведений: как согреться костром из одной куклы Барби, сколько вымачивать ламинарию [смотри QR-код], чтобы не потерять калории, и, разумеется, чем заправлять крошку. Да и не нужно обычному человекоподобному больше сведений: знание – свет, а свет надо экономить, он скоро кончится.

Ламинария

Плотник раздраженно вытянет из пачки «Шипки» мятую сигарету.

– Э! э! Тут не курят! – Альфа Омега погрозит пальцем, передразнивая плотника. – И вообще тебе надо бросать, я за тебя волнуюсь.

– Ты не можешь волноваться, потому что ты жрешь стабилизаторы.

– Их все пришлось шайке скормить. Меня в заложники взяли! – весело сообщит Альфа Омега.

– А, ну-ну. Неудивительно, что так быстро вернули.

– Не, они на время отпустили. Сейчас закусь им допеку – и обратно.

Тут только плотник поймет, что Альфа Омега не шутит.

– Ты серьезно? Кто??? Опять мятежники с Автономии? И ты попрешься обратно, чтобы отдать им закусь?!

– Ага. Пришлось пообещать. Не могу же я соврать. Ты в детстве мне говорил, что нельзя обманывать! – улыбнется Альфа Омега, постукивая по строптивому принтеру.

– А еще я тебе говорил, что Дед Мороз существует.

– Как?! – весело ужаснется Альфа Омега. – Неужели это неправда?!

– Хватит паясничать! Я говорю, ври на здоровье, кто тебе не дает?!

– Мне не дает закон сохранения массы. Увеличивая количество одной энергии, ты уменьшаешь количество другой энергии, являющейся антагонистом исходной. Вранье – антагонист веры. Увеличивая количество вранья во Вселенной, мы уменьшаем количество веры.

– И на кой ляд тебе вера? Можно подумать, ты знаешь, что это вообще такое.

– Я именно сейчас на грани открытия, что вера – последний оставшийся на земле источник энергии. Так что ее разбазаривание противоречит политике энергосбережения!

– Энергосбережение – демократический долг и обязанность каждого человекоподобного! – вмешается ИЯ.

– Во-о-о-от! Видишь! Поэтому врать нельзя чисто с научной точки зрения. Я же ученый!

– Чему ты там ученый, когда ты даже читать не умеешь?!

– Читать мне не нужно, у меня есть ИЯ. Однако же новую энергию я открыло без всякого ИЯ. Могу предоставить доказательства!

Не дождавшись, чтобы плотник изъявил желание ознакомиться с доказательствами, Альфа Омега метнется к реке и проделает тот же трюк с хождением по воде, который он демонстрировал ИЯ до того, как был похищен мятежниками из Автономии.

– Можно подумать! Это же ненастоящая река. Ты вон по Белому морю пройдись, тогда я, может, всерьез рассмотрю твою гипотезу. Вообще – философия это все, – процедит плотник сквозь фильтр «Шипки». – Занимательная, но философия. А философия наверняка запрещена Демократией. Да, ИЯ? – скажет плотник.

– Пока нет. Но это идея, – раздраженно ответит ИЯ.

Болтая с плотником, Альфа Омега вытащит из духовки противни, сгрузит их содержимое в двухметровые листья монстеры, как в живые кульки, прикажет лиане тащить это все наверх, и сам уцепится за конец пассифлоры. Плотник с осуждением мотнет синей шапочкой.

– Не бзди – прорвемся! – крикнет ему Альфа Омега, исчезая в люке.

Как только он снова окажется в темноте у ржавой крышки с изнаночной стороны Района, шайка набросится на кульки, как соловецкие чайки на гниющую ламинарию. Груды серого хлеба и вяленой рыбы вывалятся на грязный лед, смешанный с ржавчиной и ошметками пластикового барахла.

– Вот видишь! – объявит Альфа Омега, протягивая Сэмэну воблу и хлеб. – Ты поверил, что я вернусь и притащу еще воблы – и вот я тут. Твоя вера материализовалась в воблу. Когда во что-то веришь по-настоящему, оно же всегда сбывается.

– Это те кто сказал? – с вызовом прошепелявит Сэмэн.

– Эйнштейн. Теория относительности.

– Че? – злобно ощерившись, спросит Сэмэн.

В открытом люке, одышливо кашляя, вдруг покажется встревоженная физиономия плотника.

– О! Батя! – улыбнется Альфа Омега. – Не вынесла душа поэта?

– Поэзия запрещена Демократией в целях профилактики самоубийств! – вмешается ИЯ, как всегда вездесущее, или, как оно само себя называет, вездесучее.

– Я просто покурить вышел, – неубедительно пробубнит плотник.

– Очень хорошо! Объясни коллегам про теорию относительности. У тебя лучше получится, ты же учился в школе.

– Школы – это учреждения, необходимость в которых отпала с развитием искусственного интеллекта, – снова вмешается ИЯ.

Плотник воткнет фильтр «Шипки» между крепкими, хоть и желтыми зубами, и вспомнит, как он, действительно, учился в школе, читал там книги, отвечал у доски и курил за гаражами, стащив антикварную «Шипку» у старика-историка, – когда у мира еще была история. Он хмыкнет и нехотя ответит: