Разрешенная фантастика – 1

Белое перо, закреплённое на шлеме сира Хлодгара, внезапно переломилось от сильного порыва ветра, и теперь трепетало на лоскутке, отвлекая внимание всех дам от мужественного лица. Которое герцог поспешил спрятать под забралом.

Нельзя сказать, чтоб перелом пера считался плохой приметой. Но уж о том, чтобы это вошло в поговорку теперь, человек собирался позаботиться. Ему это могло сильно пригодиться. Да и в будущих песнях-балладах это можно красиво обыграть…

После того, как стих звук труб, дающих сигнал к схватке, человек не стал спешить.

Будто сговорившись, они с противником какое-то время просто смотрели друг на друга сквозь узкие щели забрал, не двигаясь с места. Даже трибуны непривычно затихли и замерли, словно почувствовав, что что-то должно случиться.

Над турнирным полем нависла словно бы не только туча.

Но и Смерть…

Лишь через добрую минуту после сигнала горниста бойцы уверенными движениями шпор почти одновременно пустили верных коней в ровный сильный галоп.

В нереальной, почти абсолютной тишине, копыта коней действительно сотрясали землю: вес их со всадником был настолько велик, что дрожь ощущалась и в мощных несущих балках трибун, где зрители, казалось, забыли о том, что надо дышать!..

Расстояние для разгона было вполне достаточным. Глаз человека обрёл остроту соколиного. Вот: в эту точку он должен попасть!

Это он и сделал, действительно вложив в удар турнирного копья все свои силы.

Страшный крик перекрыл даже могучий гул двадцати тысяч глоток. Почти все, кто сидел на трибунах, вскочили. Многие дамы как водится, завизжали.

Хлодгар не выпал из седла только потому, что шпоры зацепились за стремена. Но оказался отброшен на круп своего коня. Там он, нелепо взмахнув руками, балансировал несколько страшных мгновений – наверное, инстинкты бойца ещё работали.

Затем всё же опрокинулся за круп коня, потеряв сознание.

Уже развернувшись в конце Зачётного Участка, человек увидел, что коня его соперника обступили со всех сторон служители. Затем всадника распутали и сняли с тревожно ржущего, и испугано гарцующего на месте, почуявшего беду, случившуюся с Хозяином, верного животного. Сира Хлодгара уложили прямо на траву ристалища.

Спустя ещё три минуты Лекарь Турнира через профессионального Глашатая объявил о трагической смерти благородного мессира Хлодгара в результате несчастного случая: проникший сквозь предохранительную решётку шлема стальной, хоть и затупленный как положено, наконечник копья мессира фонГертца вонзился через глаз прямо в мозг.

Трибуны продолжали гудеть: такого раньше никогда не случалось!.. Это говорило или о плохом качестве стали забрала, или… Об исключительной силе удара.

К человеку подошли гвардейцы и их Капитан. Двое встали, как положено, по обе руки от человека, остальные приступили к «дознанию». Забрали поломанное копьё, осмотрели коня и седло, доспехи человека… После чего капитан отправился в Главную ложу. Доклад не занял много времени.

Затем поднялся сам Король. Трибуны, как по сигналу, заткнулись.

Стоя на одном колене, благородный фонГертц вполуха прослушал традиционный Королевский вердикт, зачитываемый Глашатаем с поистине лужёной глоткой (ну, поскольку никаких усилителей, и даже элементарных рупоров не существовало):

– «… роковая случайность, повлёкшая трагическую безвременную кончину Благородного Мессира Герцога де… Штраф в размере тысячи ливров… Запрет на участие в продолжении Турнира. И дисквалификация на два года, с отбыванием домашнего ареста в Родовом Замке…»

Обязательное в таких случаях паломничество в Священный Город разрешалось заменить ещё пятьюстами ливрами штрафа.

Хорошо хоть, что то, что произошедшее – именно случайность, ни у кого сомнения не вызывало. А то иногда «благородных» рыцарей ловили и на мошенничестве!

Тогда пришлось бы сидеть дома не два, а три года. И платить вдвое больше.

«Почётный» эскорт из пары гвардейцев, так и не сказав ни слова, откланялся.

Человек, почтительно поклонившись всем присутствующим – во все четыре стороны – покинул поле ристалища. Выслушал неизбежные сочувствия и соболезнования от челяди, затем от тех рыцарей, кто ещё не бился, или уже всё закончил. Выразил своё «ужасное» сожаление – вполне мог бы «уж в этот раз» дойти до финала!..

Прошёл на трибуны, оставив лишнее теперь оружие слугам. Подойдя к потерявшей (Он-то видел, что – только якобы!) сознание жене Хлодгара, подождал, пока ту фрейлены и официальные фаворитки приведут в чувство с помощью ароматических солей, вееров и притираний.

Высказал все полагающиеся заверения и соболезнования. Выслушал все полагающиеся уверения в том, что против него не держат зла, и «понимают, что виной всему роковая случайность!»

Человек, разумеется, видел, что эта женщина отнюдь не опечалена утратой замкнутого и амбициозного мужа, слишком мало внимания уделявшего ей, «самовлюблённой», по его словам, дурой. И предпочитавшем делиться планами с фавориткой фрекен Гудрун, которую теперь можно будет под благовидным предлогом удалить… И вдова уже даже наметила себе достойного нового кандидата, давно претендующего на звание Лучшего Любовника Провинции…

Да и династия не прервётся – пятеро отпрысков мужского пола усиленно тренируются на Лучшего Бойца. Через пару лет старшего можно бы и женить.

Человек знал и то, что теперь к нему будет подослано не менее трёх наёмных убийц – вот это считалось нормальным и даже соответствующим традициям. Как и поимка и казнь таких убийц тем, к кому они подосланы.

Ещё он отлично знал, что такие несчастные случаи – скорее правило, чем исключение для этих жестоких игр взрослых мальчиков.

Редкий Турнир не уносил две, три, четыре жизни.

На этом и строился его План. Простой и эффективный. Если хочешь быть уверен, что дело будет сделано хорошо – сделай его сам.

Никто его ни в чём не заподозрит. Убийство совершено (Хоть это – дело мерзкое и грязное, но признаться самому-то себе в том, что это – именно убийство, можно!) безукоризненно. И через год-другой все будут помнить только о том, что в роковом для Хлодгара поединке у него сломалось перо, и погода была… Ужасна!

А бедняга фонГертц мог бы пройти в одну шестнадцатую финала, если бы не глупая и досадная дисквалификация.

Всё это и предусматривалось его планом. Потому что именно так ущерб местным Традициям, Устоям и Регламентам оказывался минимален. И то, что он убрал опасного потенциального реформатора-объединителя, возомнившего себя кем-то вроде Карла Великого, или Бисмарка, позволяло сохранить уклад и строй жизни неизменным.

А это и являлось главной Целью человека. Его основными новыми обязанностями.

О смерти «благородного мессира» человек не жалел. Жестоко? Жестоко.

Но не более жестоко, чем во время той же Охоты скакать с огромной толпой праздных дармоедов по полям бесправных вассалов, вытаптывая и без того небогатый урожай, взращённый буквально кровью и потом, и обрекая десятки бесправных людей на лютый голод зимой.

Тот, кто может читать в головах и душах других людей, быстро убеждается в бессмысленности таких абстрактных категорий, как Совесть, Честь, Долг, Сострадание, и прочих красивостей, выдуманных, скорее всего, всё теми же менестрелями-меннезинге-рами. Да и вообще – поэтами-мечтателями, не имеющими никакого представления о подлинных рычагах, управляющих людьми и их поступками.

Путь до дома занял три недели – они теперь останавливались в замках всех знакомых, кто не поехал в этом году на Турнир. Человек с подобающим сожалением и досадой рассказывал о произошедшем, его жена общалась, узнавая, кто за кого вышел замуж, кто – отправился в Квест за святым Граалем, кто умер, кто родил, кто – спятил… Обсуждали, ехать или не ехать человеку в Рим.

Большинство высказалось против поездки – уж больно они там обнаглели: за каждую незначительную провинность с грешника дерут втридорога, и ещё молиться нужно! Проще и удобней заплатить своим. А чтоб самому не молиться – нужно просто нанять каких-нибудь братьев-пресвитерианцев… Человек делал вид, что полностью согласен.

В замке у Матильды он своего раздражения зятем не показывал. Хотя видел и отвратительно запущенное, тупое и тусклое оружие на стенах, и кое-где даже (Вот уж – вопиющее безобразие!) паутину в тёмных углах высоченных стрельчатых потолков. Он только с важным видом кивал на заявление мужа Матильды о намерении отправиться в очередной Поход для отвоевания Гроба Господня. А что – по крайней мере, благородный рыцарь будет дело делать. А не соседей со скуки доставать!

Вслух, правда, человек сказал только о своём величайшем уважении. Поддержать личным участием, однако, отказался. Ему же теперь два года никуда из замка – да, точно!..

А вообще-то Иерусалим здесь переходил из рук в руки уже раз двадцать. Вот и хорошо: это говорило о паритете сил. Следовательно, вмешательства не требовалось.

Дома он разогнал свою законную досаду «усиленным» управлением, и, отработав что полагалось, на супружеском ложе, отбыл назад. В реальность, которую считал основной. Наиболее опасной, и подверженной всяким «рискам». Поэтому и выбрал Базовой.

Только теперь он осознал, что Эллен чертовски похожа на Розамунду!

Вот что значит хороший вкус: подсознательные пристрастия, привычка к самому лучшему не позволяют снизить планку требований к кондициям любимых!

Впрочем, работать человек продолжал добросовестно. Как и заниматься сексом.

Чуть позже ему всё же пришлось на всякий случай нанести краткие визиты в Реальности Миров Три и Четыре.

Теоретически хуже там стать не могло. Но – мало ли.

Недооценивать Людей… Да и их далёких Предков – нельзя.

По части поисков на свою и соседскую … приключений, Гомо, да ещё Сапиенсу – равных нет!

Мир Три был превращён в радиоактивную пустыню ужасной Третьей Мировой.

Недоработка предыдущего Наблюдателя.

Это именно после неё Наместник и объявил о введении принудительной Хроноформации. А сам Наблюдатель… Понёс заслуженную кару.

Поскольку война получилась ядерной, и удары пришлись в основном по городам, в полном соответствии с прогнозами учёных Ядерная Зима и разгулялась. По всем континентам. Среднегодовая температура в первые три года понизилась на добрых пятьдесят градусов. Ну, позже эти значения подровнялись. Но даже здесь, вблизи экватора, ещё оставалось чертовски холодно. И темно.

В этой реальности человек вселялся в «вождя племени», образовавшегося из членов научной экспедиции в Антарктиду, и экипажа ледокольного корабля, на котором они туда плавали.

Бесполезную и безоружную Антарктиду никто не бомбил. К ним не дошли ни ударные волны, ни световое излучение. Поэтому сохранился и корабль, и топливо, и еда. И надежда. И участники экспедиции выработали и приняли разумное решение.

Оно позволило доплыть, пока ещё океан не сковали льды, почти до экватора, и организовать Колонию на северной оконечности Австралии: на острове Мелвилл, в пятидесяти милях от Дарвина, крупнейшего города полуострова Арнемленд.

Место оказалось удачным во всех отношениях – от остаточной радиации береглись только в первый год. А вот жители континента, к сожалению, к этому времени от этой самой радиации уже… Да, жаль.

Здесь было в меру холодно, и какое-то время «водилась», если можно так назвать это, кое-какая живность. Затем превратившаяся в «консервы».

Тушёный, варёный и жаренный кенгуру за сорок лет уже набил оскомину у человека, хотя все остальные считали его за деликатес. Ещё бы: тушки замёрзших зверьков можно было теперь найти и вырыть из-под сугробов, только удалившись на сотню-другую километров, а в последнее время – и ещё дальше, от Базы.

Базой считался вмёрзший в могучие льды у берега корабль экспедиции. В своё время его с разгону загнали на мель. А после замерзания Океана уровень воды сильно понизился, и корабль теперь сидел и ровно и надёжно. Тот ещё «Ноев Ковчег»…

Но это было лучшее, что они могли тогда придумать и сделать.

Каюты и остальное оборудование как раз и были рассчитаны на суровые антарктические условия: утепление во всех помещениях, усиленный набор ледокольного корпуса, огромные цистерны с топливом, перегонный куб опреснителя, балластные цистерны, где теперь хранилась пресная вода, аварийные и вспомогательные дизельгенераторы…

Всё с самого начала давало возможность долго жить автономно. И не бояться замёрзнуть. Пусть даже снаружи доходит до минус тридцати. И это – так называемым «летом».

Поскольку «вождь племени» до катастрофы был Капитаном, ему оказалось не слишком трудно объединить людей для выживания, правильно распределить обязанности, и добиваться беспрекословного выполнения своих распоряжений.

Партии фуражиров на лыжах, или нартах, запряжённых собаками, методично обшаривали квадрат за квадратом, выкапывая и подбирая замёрзших животных, которых вынюхивали собаки, и опустошая отдельные фермерские домики, и целые посёлки.

Расчёт на то, что к более тёплому побережью сбегутся почти все, кто способен прыгать, ходить и летать, оправдался.

До того, как вся земля покрылась ледяной и снежной коркой толщиной в несколько метров, к участку побережья, где они «разбили лагерь», собралось довольно много будущих «мясных запасов». И это оказалось неплохо – ведь человеческий кишечник всё же не слишком хорошо приспособлен для растительной жвачки. Люди – не коровы.

Да и вырастить хоть какие-то растения стало абсолютно невозможно. Хотя солнце уже иногда пробивалось сквозь серую пелену постепенно светлеющих туч, от его серо-розового мерцания на молочно-пепельном небе толку почти не было. Не копать же, в самом деле, три метра снега и льда, чтобы расчистить поле под посев двух мешков сохранённых на всякий случай пшеничных и ржаных зёрен!

Ведь температура почвы под слоем снега не поднималась выше минус двадцати. А если слой снега счистить – под ним всё промёрзнет до минус сорока. Именно до стольки падает столбик термометра ночью…

Всё же человек рассчитывал, что лет через сто снег сойдёт. Океан под трёхметровой коркой льда неплохо хранил тепло – как накопленное за предыдущие века, так и тепло вулканов и подводных и подземных горячих ключей и гейзеров. Недра планеты оставались раскалены. Рано или поздно они всё растопят, и краткий (По геологическим меркам!) внеплановый Ледниковый период закончится.

К сожалению, никаких следов присутствия других Людей на планете они уже не находили. Буквально в первые же дни от взрывных ударных волн, световой вспышки и радиации погибли почти все.

Если кто и остался, уцелев в каких-нибудь правительственных бункерах после Катастрофы, теперь, вероятнее всего, просто замёрз. Простейшим историческим примером оказалась та же Антарктида: ну не выжил там, после дрейфа этого континента из умеренных широт к Полюсу, человеческий род. Сбежал в тропики: в Африку. Следом за «едой» – растениями и животными. Следовательно, и сейчас при полярных морозах на остальных континентах никто не…

Сканирование Информационного Поля подтверждало, что на поверхности пусто. Разве что – в пещерах и тех же бункерах.

Под землю разум человека проникал с трудом, и неглубоко.

Тем не менее человек регулярно заставлял прослушивать эфир, и посылать свои сообщения с координатами Базы. У них генераторы и рация до сих пор работали (Вот что значит заботливый уход и регулярное грамотное техническое обслуживание!).

Но даже если где-то и сохранились (Чёрт! Не могли же уже вымереть все те огромные Убежища под столицами, как раз и построенные для Руководящих Работников на такой вот случай! Убежища для «самых нужных» бюрократов строятся, и оснащаются запасами на годы!.. Или… Всё же могли?!) какие-то группы организованных выживших, никто из них радио не использовал.

Возможно, кто-то слишком глубоко зарылся в почву, чтобы сохранять тепло. Возможно (как думал человек вначале), кто-то молча готовит коварное нападение, чтобы разграбить их поселение, или попросту отобрать его, перебив всех.

А, возможно, уцелевшим было далековато до Австралии. Да и не до неё…

Но за сорок лет человек почти убедился, что больше на планете никто из людей не выжил.

Собственно, он исходил из этой предпосылки с самого начала.

Поэтому сразу составил Свод Новых Законов.

Обеспечить они должны были не больше ни меньше, как – выживание Человечества. (в этой реальности)

Все члены Колонии, осознавая свою ответственность перед будущими поколениями, приняли Свод добровольно… Ну, или почти добровольно.

Так как всё наличное оружие находилось в руках капитана и его офицеров, главное, заложившее нормы поведения на будущее, Собрание, прошло нормально.

Для человека.

Активно несогласных с Новым Порядком, человек, во избежание склок и Гражданской войны местного масштаба, лично пристрелил. Остальных отправил в Изгнание. Из которого, впрочем, «осознавшие» и «раскаявшиеся» могли вернуться. Ну а то, что таковых не нашлось, человеку было только на руку: никто больше не пытался оспорить его Решений.

И пусть он выглядит (Он это отлично осознавал!) при этом ничуть не «гуманней» Гитлера, или Чингиз-хана, ему наплевать: ситуация не располагает к соплям в виде демократии. Нужно любой ценой выжить.

А Диктатор для их «случая» подходит лучше всех остальных «вождей».

Вот он и командовал так, как считал нужным. Валюнтаризьм-с, мать его!..

Поэтому все двадцать девять способных к продолжению рода женщин были теперь почти постоянно беременны, а восемнадцать из шестидесяти двух мужчин занимались только кормлением, воспитанием и обучением подрастающего поколения.

Те из женщин, у которых уже закончился продуктивный период, но силы ещё сохранялись, помогали им в меру способностей. Впрочем, человек был толерантен, и по мере возможности гуманен: недееспособных стариков не выгоняли из Колонии, а кормили, одевали и ухаживали за ними до самой смерти. Человек старался, чтобы в вопросах Морали его Племя сохраняло человеческий облик.

Остальные же половозрелые мужчины работали в поте лица: «охотились». То есть, добывали необходимые для выживания продукты и инструменты, в Городе, и на окружающей территории. Чинили механизмы корабля, шили одежду, изготовляли копья, стрелы и луки. Хотя, как все уже поняли, что-то живое и реально опасное для колонистов могло появиться здесь только лет этак через двести. Да и то – если случайно залетит, например, с Марса. Ну а на родной планете, кроме бацилл и вирусов, они и правда, уже вряд ли кого увидят. Из людей.

Но человек всё равно заставлял делать копья и луки, и тренироваться в их использовании, так как ещё не был уверен, что патроны за эти века не испортятся. Всё же он опасался других, отсидевшихся в Бункерах, мародёров, готовых ради куска хлеба на всё.

Благодаря тому, что Свод Законов приняли и утвердили в первый же год, большинство девочек, родившихся от первых восьми женщин Экспедиции, уже вовсю пополняли число колонистов, и выживание крохотного «рассадника» будущего человечества хотя бы на первый век было обеспечено. Однако ничто так не беспокоило человека, как крохотный генофонд: чтобы не выродиться, нужна чужая, свежая кровь!

Но поскольку взять её теперь уж точно было не у кого, Колония больше не тратила сил и средств на поиски других выживших, а грамотно строило политику «перекрёстного скрещивания». Которое, конечно, не могло сильно нравится дамам… Но никому ведь не хотелось «отправляться в изгнание».

Поэтому теперь практически все члены Племени оказались связаны узами Кровного Родства. (Всё-таки – меньше шансов, что кто-то захочет кого-то убить!)

И если во Втором Мире царило «продвинутое» средневековье, здесь медленно и последовательно шли к классическому первобытно-родовому строю.

Это было неплохо: родственники лучше понимают друг друга. И потребности родного (не по номинальному названию) Племени. Да и субординацию поддерживать легче: среди «правящей» горстки приближённых – только родственники.

А вот плохо было другое – человек старел, и осознавал близкий конец этого тела. Тогда ему придётся выбрать: в кого вселиться, чтобы руководить дальше.

Ведь у него здесь три старших, и ещё семь младших детей. И это – только мальчиков. Ох, перегрызутся за эту сладкую игрушку: абсолютную Власть…

Ладно, эта проблема решится сама-собой. Ещё лет семь-восемь он здесь продержится.

Главное, что ему здесь было нужно, человек своими новыми, обострёнными и углублёнными возможностями, уже определил: на поверхности действительно пусто. В двух же особо глубоких Бункерах…

Всё ещё кто-то шевелится.

Но, похоже, у них случились не то – мор от какой-то подцепленной «наверху» заразы, не то – междуусобица из-за запасов пищи. Выжившим пяти мужчинам и трём женщинам не до «экспедиций» по полярной тундре, в которую сейчас превратились три четверти бывшей суши.

С другой стороны, и его людям, даже за «новым генетическим материалом», отправляться в Милуоки смысла нет.

Значит, его Колония-Племя должна выжить любой ценой! В соответствии с этим он и раздавал, вселившись, новые указания, и обходил лично все ключевые места.

В первую очередь – котельную.

– На сколько ещё хватит дров? – он глядел, как дежурный кочегар, мальчишка девяти лет, подбрасывает поленце, придирчиво изучив, съел ли огонь предыдущее.

– На три месяца, сэр. Ну, это с учётом того, что летом топить можно будет потише. – всегда сопровождавший его в обходе старший сын, которого уже с детства он пытался подготовить к новым обязанностям, знал на корабле обо всём. Отвечал собрано, кратко. И мог, как и почти любой другой мужчина, самостоятельно починить почти любой агрегат. Единственное, что человека в нём не устраивало – злобный нрав и взрывной темперамент.

Вот уж если дать ему бразды правления, дедушка Сталин будет отдыхать! Зато колония точно – не погибнет. Уже сейчас его отпрыск сам, буквально с педантичностью ищейки, выискивает недоделки и упущения, и почти всё исправляет. Сам. Или с помощью дежурных механиков, бригада которых дежурит посменно у всех важнейших механизмов и аппаратов.

Теперь – в ясли. Они прошли тесным, полутёмным, провонявшим прогорклым жиром из коптилок, утеплённым коридором.

В яслях от неистребимого запаха детских нечистот буквально резало глаза. Как бедные женщины здесь работают… Может, привыкли, принюхались? Он поторопился протиснуться мимо рядов с кроватками со спящими или орущими будущими членами Колонии в диспетчерскую яслей.

Тут всем распоряжается «хозяйка Сэри» – женщина под семьдесят с морщинистым неулыбчивым лицом. Но, как бывшая учёная, руководительница крупной гляциологической лаборатории в Университете Джона Гопкинса, сохранившая ясность мышления, организационный талант, (Вот уж – точно! Без её твёрдой руки человеку впору было отчаяться навести здесь, в этом «подразделении», хоть какой-то порядок!) и начальственные привычки. Вот и сейчас, лишь заслышав его шаги, она решительно двинулась вперёд:

– Капитан, сэр! У нас кончаются нормальные пелёнки. Те, что остались, не продержатся и года. Пеленать станет нечем. Видите: что получается даже после аккуратной стирки, даже в чуть тёплой воде? – в руке она держала тряпочку, в которую уже можно было только сморкаться, как в носовой платок: настолько тонкой и вылинявшей стала ткань, уже много раз подшитая вручную по махрящимся краям.

– Хорошо, миссис Гендерссон. Я займусь этим. – он прикинул, что, пожалуй, собственно пелёнками разжиться не удастся: в последние годы перед войной народ избаловался, всем памперсы подавай. Одноразовые. Вот уж если б они их применяли – рядом пришлось бы ставить второй корабль. Под завязку набитый только этими самыми памперсами. И ещё где-то складывать «использованные». (Не топить же ими котёл – иначе все просто умрут, нанюхавшись!..)

Значит, придётся сделать очередной набег-наезд на ткацкую фабрику в двухстах милях – в Нулунбай. Там, на складах, ещё, вроде, оставались простыни, полотенца и пододеяльники с наволочками. Ну а уж нарезать-то их на куски подчинённые миссис Гендерссон смогут.

В машинном отделении деловито копошились два дежурных механика: меняли прокладки второго тройника бойлера. Человек спросил только, справятся ли они своими силами. Справятся. Отлично.

Они вышли наружу – туда, где борта были надстроены подобием скоса-навеса из деревянных брусьев, и крытого шифером, вдоль всего корабля: склад того, что можно держать при минусовых температурах.

Здесь всё оказалось в порядке – но к приезду очередной партии фуражиров, и если и правда, «пелёнок» привезти побольше, придётся укреплять и расширять помещения, закапываясь уже вглубь смёрзшегося песка пляжа.

Хм! Кораблик-то становится тесноват! Пожалуй, придётся вскоре построить поблизости, на отшибе, иглу из снежных блоков для расплодившихся собачек, а лишних и старых лаек даже… скушать!