Капризная с-сука!..

Если хочешь, я прилягу вот так, и обниму тебя сзади. А ты – попробуешь поспать?

– Ф-фу-у… – Наиля откинув со лба налипшие мокрые волосы, растянулась на спине, – А я уж думала, ты не предложишь! – Шучу-шучу! – она поспешила утихомирить вскинувшегося было Ходжеса, – Ты прав, наверное. Поспать…

Когда-то нужно и это делать!

Не только же нам лечить и лечить моё истерзанное тело и мятущуюся душу!..

– Когда ты так говоришь, у меня снова всё…

– Ну-ка, хватит! Неуёмный ты мой. Расслабься. Это – приказ. Чтоб уж в следующую нашу встречу ты снова показал мне – где раки зимуют!

– Да, показал бы… – лицо Ходжеса снова вытянулось, – Вот уж чего мне, если совсем честно, не хотелось бы, так это…

– Знаю-знаю. Делить меня с остальными похотливыми и сейчас вожделённо облизывающимися кобелями нашей посудины! Понимаю твои чувства. Но!

Долг есть долг!

И пусть ты и качественный и выносливый мужчина в лучшем смысле этого слова, я теперь – не Женщина.

Я теперь – праматерь всех будущих людей.

А для этого мне нужны гены всех, кто имеется тут, на «Пронзающем».

Мы же не хотим плодить мутантов и уродов?

Значит, вот и нужно задействовать весь генофонд!

Малькольм пережил первые две недели полёта с большим трудом: боль, если честно, казалась временами непереносимой. Так что он и выл, и матерился, и все кулаки отбил о равнодушные и прочные стальные стены крошечной капсулы два на два на пять…

А ещё сильней его жгло сознание того, как его унизили и подставили все эти твари! А ведь он с ними в одной жестяной коробке находился все эти проклятые двадцать лет! Горбатился на них, ночами иногда не спал – всё ремонтировал, да поддерживал в рабочем виде весь этот чёртов бардак!.. А они!..

Предали и продали его за… Гадкую шлюху. Хитро…опую и расчётливую.

Он был уверен, что уже и Пауэлл пляшет под её дудку! И план был – точно её.

План по техничному и чисто по-женски коварному изгнанию его.

С «Пронзающего».

Ну ничего. Сейчас, когда спустя пять недель он вышел на низкую орбиту над Землёй, и практически здоров, он готов ко всему. Даже к тому, что их любимый капитан дал маху! Потому что, Шмутц готов был поспорить – после обнаружения титанических букв, этот узколобый идиот в погонах даже не взял на себя труд проверить все остальные континенты! На те же – «послания»! Целиком доверился компьютерному сканированию и анализу остальной поверхности!

А компьютер у них на «Пронзающем» – как раз с элементами самосознания. То есть – себе на уме. И отлично понимает, что если в корабле больше не будет нужды – его… Утилизируют! А кому хочется умирать?!

Так что чёртова электронная железяка запросто могла и кое-чего… Утаить!

Из того, что без особых усилий нашёл он.

Потому, что искал!

И вот – с низкой орбиты даже в примитивную оптику капсулы отлично видны белые буквы, выложенные перед огромной горой в практически лысой пустыне Мохаве: «Yes!». И пусть кое-чего Малькольм не помнит про эту самую пустыню, но уж про то, что здесь был полигон ВВС, и что под одной из гор – самое глубокое и обширное бомбоубежище мира – отлично! Понятное дело – со всеми положенными запасами!!!

И поскольку после двух суток обращения буквы никуда не делись, можно смело спускать капсулу с орбиты: благо, горючего хватает с избытком на любые манёвры!

Да и в любом случае, где-то садиться надо. Потому что запасы еды и воды в капсуле не вечны. Осталось всего на три недели. А вот кислорода – на два месяца. Он же здесь – один…

Поёрзав в кресле первого пилота (Ёрзалось нормально: всё зажило, как на кошке!), вздохнув, и сплюнув через плечо, он дал команду автопилоту:

– Внимание! Приказываю произвести посадку в районе вот этой надписи!

– Приказ понятен, командир. Прошу пристегнуть ремни безопасности. – хорошо, что хоть на его капсулке автопилот без «самосознания», и не бухтит чего-нибудь типа: «Такой манёвр невозможен». Или: «Перегрузки при посадке будут несовместимы с вашей жизнью!». Тьфу!..

Спуск прошёл штатно. Хотя трясло и болтало от души. Снаружи капсула, конечно, накалилась, как лава в жерле вулкана, но на работу кондиционера это не повлияло: внутри всё ещё царили приятные и комфортные плюс двадцать три.

Выдвижные опоры пару раз качнулись, амортизируя удар, и Шмутц поздравил себя с прибытием.

Ну вот! Сейчас он им всем докажет, что они – упёртые и ограниченные тупые кретины! Слепо полагающиеся на искусственный Интеллект. А он – преданный проклятиям и униженный! – возродит человеческий род там, где и положено: на Земле!

Если, конечно, остались ещё в живых те, кто эту надпись оставил…

Одев скафандр, он приказал:

– Без моей команды никаких действий не предпринимать. Никого кроме меня в капсулу не впускать! Поддерживать со мной постоянный контакт!

– Есть, командир.

А приятный парень этот автопилот. Никогда не возражает. Эх, таких бы вот – на «Пронзающий» вместо Центрального компа, да и всех этих «живых» придурков!..

Выбравшись наружу, и ещё не начав спускаться, он невольно обвёл взором горизонт. А красиво, будь оно всё неладно. Голубые и тёмно-синие тона в ущельях могучих гор великолепно контрастируют с рыжиной и желтизной освещённой встающим солнцем песчаной равнины… Сюда бы художника какого. Ну а для него всё это – пусть и пейзажи вожделённой родины, но – лирическая чушь.

Поход от места приземления до гигантских ворот, видневшихся в паре сотен метров от надписи, занял пять минут. Надпись, кстати, оказалась сложена из покрытых простой извёсткой больших булыжников. Значит, её сделали совсем недавно! Известь – она не краска! И долго не держится!

Дойдя до стальных створок, он обрадовался: на огромной панели, вмурованной в скалу сбоку от них, мирно светились три зелёных кнопки! И под ними – три красные. Не горящие. Под первой парой кнопочек было написано: «Наружные створки шлюза».

Зелёную кнопку Шмутц и поспешил нажать.

Его радости буквально не было предела: почва под ботинками скафандра дрогнула, и массивные створки, вызывая в бетонном приямке дрожь, действительно начали раздвигаться! За ними оказалось большое квадратное помещение, перекрытое в дальнем торце ещё двумя такими же створками: точно: шлюз!

Подойдя к дублирующему управляющему щиту на его внутренней стене, Шмутц нажал красную кнопку передних створок. Двери закрылись. Что дальше? Ага, вот что: он нажал кнопку «санобработка». С потолка и стен ударили тугие струи чего-то белого, залив стекло скафандра, шипя и шумя. Отработавшая жидкость, журча, уходила в дренажные решётки на полу шлюза. Он попереступал с ноги на ногу, поднимая и подошвы – не в его интересах заносить внутрь всякую гадость!

Пары минут на «обмыв» хватило.

Когда хлестание струй прекратилось, и стекло шлема более-менее очистилось, Шмутц нажал и третью кнопку.

Двери в подземелье так же медленно, и, словно торжественно, отворились.

Но за ними оказался не тоннель, как он было рассчитывал, ведущий в убежище в сердце горы, а ещё один отсек. Тоже, наверное, для вящей дезинфекции.

Он вошёл, нажал «закрыть». После закрытия створок действительно началась ещё обработка: и ультрафиолетом, и паром, и каким-то жёлтым газом. И снова – потоками воды. Видать, чтоб смыть уже то, чем его тут уделывали…

За третьей дверью его ждал сюрприз.

Примерно сорок полуобнажённых женщин, отлично сложенных, высоких, стройных и… Красивых! Обалденно красивых!

Стоявшая несколько впереди остальных чертовски породистая дама, сказала, приветливо улыбаясь:

– Добро пожаловать в Убежище имени Авраама Линкольна! Вы ведь – с корабля «Пронзающий Бесконечность»?

– Да, миледи. – Малькольм вспомнил, что женщина не может его слышать, и щёлкнул тумблерами: включил наружный микрофон, отключил радиосвязь, – Да, миледи!

– Вот и замечательно. А когда прибудут остальные?

– Боюсь… Они не прибудут. Они испугались вирусов и бацилл. И улетели.

Искать другую подходящую планету!

– Вот как. Что ж. Не могу их обвинять. Снаружи поверхность действительно выглядит неприглядной и пустой. И – смертельно опасной! Но вы – как вас зовут?

– Малькольм Шмутц. К вашим услугам, миссис…

– Дайана. Дайана Хиггинс. Очень рада познакомиться, Малькольм. Позвольте представить наш, так сказать, генералитет. Это – Рози. Это – Шейла. Это – Мария, София и Жоржетта. Остальных я вам представлю позже. А сейчас кратко введу в курс дела.

Мы – последние женщины, оставшиеся на Земле. Ну, во-всяком случае уже сорок лет никто не выходит на связь с нами. У нас в Убежище… К сожалению, двадцать семь лет назад случилась гражданская война. В результате которой погибли все эти сволочи. Мужчины. И теперь привычный способ смены поколений стал сильно затруднён! А размораживать эмбрионы других женщин мы не хотим. Мы хотим и сами – передать дальше свои гены!

Так что вы теперь – наша единственная надежда! Вы как – в силах? Я имею в виду – работает у вас… Репродуктивная функция?

Как ни был Шмутц циничен, и как ни желал всех этих женщин немедленно – …ать, но кровь бросилась ему в лицо перед столь неприкрытой атакой:

– Э-э…Да. С этой функцией у меня всё в порядке!

– Превосходно. В таком случае – милости прошу – для начала в ванную. Скафандр девочки вам снять помогут… А затем и приступайте. Чем скорее начнёте – тем лучше. А то мы стареем, и у двоих уже… Пропала возможность зачать!

А вымереть, как динозавры, не хотелось бы!

Поэтому начнёте с самых, если можно так сказать, старых. Вон: Рози и Ванесса.

Шмутцу ни первая ни вторая вышедшие вперёд женщины не показались старыми, или некрасивыми. Напротив! Отбирали тут их родителей – вернее, родительниц! – за красоту, что ли?! Потому что потомки «законсервированных» оказались очень даже…

Секси!

И уж если кто и стал бы возражать, чтоб подарить таким дитя – так только не он!

Мытьё проходило в огромной комнате – целом бассейне! И тут же стояли удобные кушетки: словно приглашая! А смысл в кушетках имелся.

Поскольку обе означенные женщины были при нём: они помогли ему действительно – помыться, намылив с головы до ног, мило улыбаясь, и пошло похихикивая, и даже скинув к концу действа купальники, чтоб «намылить» его и обнажёнными грудями – совсем, как элитную тачку на элитной автомойке!..

Не нужно говорить, что это Шмутца весьма и весьма!..

И первой он, сопя и хитро щурясь, уложил на кушетку более стройную Ванессу.

Женщина сразу расслабилась, заулыбалась, и легла в самую простую позицию.

Это, конечно, не так сильно возбуждало, как если бы она была привязана… Или он предварительно поработал над ней плетью…

Но – ничего!

Уж раз он тут – единственный, Бог и Царь – он заведёт в этом «гареме» свои порядки!

И уж покажет этим породистым кобылкам, что он один – запросто заменит всех их идиотов-мужиков! Перегрызшихся и поубивавших друг дружку!..

Дебилы!!! Как можно было бросить одних – таких… Таких… Обалденных баб!

И пусть ему немного не хватало привычных «аксессуаров», и состояния полной беспомощности у партнёрши, финал тем не менее оказался бурным и зубодробительным даже и без верёвок и плётки!

От этой Ванессы у него буквально искры сверкали в глазах, и мозг плавился!

А уж ощущения там, внизу – вообще были выше всяких похвал! Это вам – не какая-нибудь безмозглая пластиковая кукла!.. О-о!.. Ф-фу… Восторг!

Теперь бы не ударить в грязь лицом перед Рози…

Но что это?!

Бассейн и кушетка вдруг исчезли – буквально растаяли, и он оказался…

Лежащим на животе на узкой и жёсткой койке спасательного модуля!

С испачканными подштанниками и жуткой ломотой во всём теле.

Да чтоб вас!..

Сон.

Но ничего – пусть всё это – и сон, но ведь не может такого быть, чтоб и правда – за какие-нибудь восемьдесят лет повымирали обитатели всех Убежищ, там, на планете!

Значит, это его подсознание подсказывает ему: есть там спасшиеся!

Которые ждут хоть кого-то!

Его.

И он готов поспорить на тонну золота против зубочистки, что его сон окажется пророческим! И курс надо сразу проложить так, чтоб летать по орбите над Мохаве!

Он ещё посмеётся над этими уродами, выжившими его с корабля, и предавшими презрению, ненависти, и унижению!

Именно он, Малькольм Шмутц – будет тем, кто возродит чёртово Человечество!

На его прародине!

И все его дети будут похожи на него!

Ходжес попробовал чуть подвинуться: бок и рука затекли.

Малышка, которую он осторожно обнимал, прижавшаяся сейчас спиной к его чреслам и груди, протестующее замычала, и схватилась за его руку, даже не просыпаясь.

Доверяет: вон, вписалась многострадальными ягодицами в его втянувшийся как-то сам-собой живот. Значит, плевать, что его рука под её изголовьем онемела до бесчувствия. Главное – дать ей расслабиться… И отдохнуть.

И спокойно выспаться. Чувствуя себя…

Защищённой?

От кого вот только?

От Шмутца её защитит, конечно, любой из них… Но…

Если то, что они обсудили про поведение гада, и отношение к мерзавцу всей команды, претворить в жизнь, долго на их посудине он не протянет.

И действительно сбежит и сам! Подумав, что док у них – профи в лучшем смысле, и так наложил пластикожу, что она не сдвинулась ни на миллиметр даже в их самых яростных «постельных» баталиях, Ходжес подкатил глаза к подволку. Лежать, если не считать затекшей руки, вполне комфортно. А рука – что рука. Отойдёт.

А сейчас попробует-ка и он поспать!

Поскольку думать да «просчитывать» ситуацию у них есть кому.

24. Своя.

Проснулся от того, что дама, лежавшая перед ним, заёрзала, пытаясь вырваться:

– Хватит уже! Обхватил, как удав беззащитного кролика! Отпусти, говорю!

Проворчав: «Это кто тут – «беззащитный» кролик?!», Ходжес действительно разжал сцепленные, оказывается, в буквально стальной захват перед грудью, руки, и выпустил женщину. (Вот, значит, до чего доводит инстинкт – «Никому! Ни за что!..») Проморгавшись, посмотрел на неё, то одним, то другим глазом. И обеими.

Наиля, выбравшаяся «на свободу», слезла с их двуспальной. Она нисколько не стеснялась своей наготы: встала прямо перед койкой, повернулась: то налево, то направо. Тряхнула, подняв к ним руки, гривой коротких спутанных, но всё равно пышных волос. Игриво глянула искоса на Ходжеса. Выгнула спину: та ещё «кошечка»!:

– Ну? Как тебе моя божественная стать?

– Супер! Ва-аще классно! Такая, такая… э-э… Грациозная! Поджарая! Спортивная. Может, начнём утро с… Приятных процедур?

Наиля рассмеялась: просто и весело. Лицо вдруг посерьёзнело:

– Нет! Вначале схожу кое-куда, умоюсь, наштукатурюсь. Я должна выглядеть!

А потом ты проводишь меня к доку Людвигу. На перевязку.

– Болит?

– Ну… Есть немного. Отходит блокада. А вернее – уже отошла. Больно.

– Понял. – ему по сердцу резануло, когда она, взявшись за приятные округлости, чуть поморщилась: он и так знает, что мужественная. Терпит!) – Хорошо, провожу. Ты, надеюсь, оденешься?

– Нет, так пойду! Что за дурацкий вопрос?

– А откуда я знаю? Может, ты захочешь сразу… это, как оно называется… Эпатировать всех ребят?!

– Эпатировала я вас всех – с самого начала. И сейчас добавить к этому мне почти нечего. Разве что громко …кнуть!

Ходжес невольно покраснел, поскольку, пусть и не громко, но она… Сделала это!

– Ага! Купился! Ладно, не красней. Я снова пошутила. Имитировать этот звук губами я научилась ещё в четыре года. Мне уж больно нравилось, как он шокировал всех этих маминых гостей и многочисленных родственничков! Ладно – я, чур, первая – туда!

Ходжес не возражал, а только, ухмыльнувшись во весь рот, откинулся на подушку, пытаясь собраться с мыслями, и хоть чуть-чуть отойти после вчерашних (А вернее – сегодняшних!) подвигов. Наиля отправилась в ванну. Он покачал головой.

Как же ему теперь себя с ней вести?

Как муж?

Но ведь она скоро будет «женой» и всем остальным мужчинам на «Пронзающем».

Как любовник?

А как ведёт себя любовник? Он затруднялся с ответом, поскольку никогда не выступал в этой роли. Как, впрочем, и мужа… Но зачем – «париться»?

Наиля у них – умница. Наверняка сама всё подскажет. А он – подстроится!

А сейчас…

– Э-эй! Горазд же ты дрыхнуть! Оставила его буквально на пять минут одного – и нате вам! Храпит на три каюты! – полностью одетая женщина стояла над ним, тряся за плечо.

Ходжес, кинувший взгляд на часы над дверью, невольно отметил себе, что «пять минут» растянулись вообще-то на сорок, но благоразумно попридержал язык. Наиля, явно увидевшая, куда он посмотрел, довольно кивнула:

– Молодец! Быстро освоил специфику общения со мной. Главное – молчи. И соглашайся со всем, что скажу. И предложу. Мысль понятна?

– Да, ласточка моя! И как это я, балбес такой, сразу не просёк эту специфи…

– Ну-ка, замолчи! А то мы, кажется, договоримся. До очередного семейного скандала. Давай уже – вставай и одевайся. Пора к доктору!

Пройдя по коридору буквально пять шагов, Наиля остановилась, держась за стену:

– Проклятый Шмутц. Чтоб у него геморрой на глазу вылез. Нет, так не пойдёт. Подставляй-ка ты мне снова своё широкое и мужественное плечо!

Путешествие до медотсека много времени не заняло. По дороге им встретился только старший лейтенант Харпер. На приветствие Ходжеса он ответил, чуть улыбаясь:

– Здравия желаю и вам, старший техник, и вам, уважаемая… э-э… Самая лучшая часть любимой женщины всей нашей команды!

«Любимая женщина» фыркнула, и Ходжес поспешил развернуться, чтоб теперь её голова оказалась напротив лейтенанта:

– Здравствуйте, лейтенант Харпер. Согласна: эта часть у меня – самая лучшая. Потому что всегда молчит! И – красива!

– Согласен. Божественно красива. Впрочем, у вас и лицо, и всё остальное ничуть не хуже! Спасибо вашим родителям – наследственность у вас отменная!

– А я смотрю, мои уроки не проходят даром. Если все вокруг будут отвечать мне «в моём стиле», скоро мне и самой станет стыдно так… пошло и вульгарно шутить!

– Собственно, леди, я и не думал шутить. – приподнятая бровь не давала понять, говорит ли старший лейтенант правду, или действительно шутит, – И пусть вы от второго помощника капитана и ждёте только официальных разговоров, я считаю что в данном случае должен всё-таки… Сказать правду, называя вещи своими именами!

– Лейтенант! Прекращайте говорить мне комплименты! А то я могу подумать, что вы пытаетесь влезть вне очереди – все знают, как мы, дамы, падки на лесть!

Лейтенант весело рассмеялся:

– Ну, а если серьёзно, я чертовски рад. Что вы настроены оптимистично, хоть и, думаю, испытываете сильную боль. Вашему мужеству, миссис МакГоннегал, мог бы позавидовать любой из нас. Ну а сейчас – не смею задерживать! Техник! Прошу доставить вашу подопечную в медотсек как можно быстрее. И – несите осторожно!

Словно хрустальную вазу!

– Есть, сэр!

Удаляясь по коридору с похихикивающей Наилёй на плече, техник невольно вздохнул: где это он только недавно слышал это выражение?!

Доктор Людвиг сегодня не только хмурился, но и цокал зубом, и качал головой:

– Миссис МакГоннегал! Вы что – скакали верхом, что ли? Или в американский футбол играли?!

– Ну… Не совсем, доктор. Я… Повышала своё настроение. И самооценку. И заодно иммунитет. А что? Стало намного… Хуже?

– Ну… Хуже, конечно, не стало… Но я вынужден констатировать весьма слабую ремиссию повреждённых тканей и мышц. Вы перегрузили их. Можно вас попросить как-то… э-э… – заметно было, что доктор смущён, – снизить нагрузки на эту область?!

– Конечно, доктор Людвиг! Разумеется, попросить вы можете.

– И – что? – доктор снова нахмурился. Но Наиля решила не дразнить его:

– И я обещаю последовать вашим рекомендациям. Разумеется, после того, как вы наложите новую повязку!

Доктор фыркнул:

– Ох, сочувствую я вашим… Будущим партнёрам-мужьям!

– Это почему же?!

– Да потому что, если вы брякнете что-нибудь подобное, в вашем, так сказать, «фирменном» стиле – перед этим делом, ни у кого из них банально не встанет!

Наиля рассмеялась: просто и весело. Ходжес, сидевший на табурете в углу операционной, только вздыхал. Женщина чмокнула доктора прямо в уже поросшую за часы дежурства мелкой щетиной щёку:

– Док, вы прелесть! Обещаю впредь перед «этим делом» молчать, и только сексуально улыбаться и извиваться! Блинн… Говорю же – вы – прелесть! Такой весь… Неиспорченный и наивный! И краснеете почти так же мило, как вон тот балбес в углу.

«Балбес», переглянувшись с доктором Людвигом, только пожал плечами. Доктор умудрился хитро подмигнуть. После чего оба, не сговариваясь, вдруг принялись смеяться.

Наиля надулась:

– Ну-ка, прекратите немедленно! А то я, я… Расскажу вам очередную историю о своей подруге! Другой, у которой три брата-алкаша и сестра-стриптизёрша.

Под угрозой столь «крутого» наказания оба виновника немедленно поспешили покаяться, «прекратить», и уверить в том, что они смеялись вовсе не над ней.

А над анекдотом, рассказанным вчера в столовой радистом Джастином Хьюзом.

В столовую на завтрак они попали ближе к десяти часам – раньше перевязку закончить не получилось. Да и после неё доктор всё же решил применить электрофорез, и Наилю десять минут облучал слабо жужжавший массивный белый аппарат, похожий на томограф. На вопрос Наили доктор ответил, что это, собственно, он и есть – дело только в соответствующей перенастройке. Которую он и провёл, пока они… Отсыпались.

Наиля поблагодарила.

До столовой Ходжес всё же нёс Наилю на плече, на её ворчание, что «стыдно!» логично указав, что время завтрака давно прошло, и они вряд ли кого встретят. Так и произошло, но перед дверями Наиля всё равно потребовала спустить её на пол, и предложить ей руку.

На ней она с большим удовольствием буквально и повисла всем весом. Буркнув:

– А молодец у вас док. Снова – как новенькая. Почти не болит. Но мышцы от этой блокады жутко тянет. Веди, давай.

В огромном помещении уже действительно почти никого не было, и Наиля, помахав приветливо рукой немногим, сидящим за столами, и громко сказав «Привет всем!», и кивнув на ответные приветствия, прошла с помощью Ходжеса к перегородке, за которой располагался собственно камбуз. Где приветливо поздоровалась через гигантский проём в передней стенке с шеф-поваром:

– Доброе утро, сержант Вайс!

– О, кого я вижу! – лицо шеф-повара расплылось в приветливой и открытой улыбке, – Доброе утро, миссис МакГоннегал! Разве капитан уже разрешил вам приходить прямо сюда? И разве… Док Людвиг разрешил вам – вообще ходить?!

– Да. Они оба разрешили. Капитана я спросила сразу после процедур у доктора. И Пауэлл сказал, что теперь я могу ходить по «Пронзающему», куда и когда мне вздумается. Разумеется, в сопровождении хотя бы одного члена экипажа. Чтоб он мне всё объяснял и показывал. Ну, и поддерживал, конечно. А док Людвиг поворчал, конечно…

Но он – очень добрый!

– Кто? Док Людвиг?! Добрый?! Да не смешите мои вставные титановые суставы! Свирепей дока Людвига я у нас на корабле никого и не знаю! И уж если он приказал – постельный режим – значит – постельный режим! Без вариантов!

– Ну, видите, какая я у вас очаровательная, обаятельная, и милая? Без мыла – в любую … влезу! Я уговорила даже вашего «грозного» доктора Людвига!

– Поражаюсь! Но… Ему виднее. Итак. Что вам положить, миссис МакГоннегал?

– Да всего самого обычного. Чего и всем!

– Хорошо. Вот вам – пюре. Вот котлета… Нет: две. Салат. Погодите-ка, я тушёной цветной капусты положу тоже побольше. Она очень полезна. А вот и компот из сухофруктов. Дам-ка я вам два стакана… А то свежие фрукты будут, как сказал док Маркс, только через две недели.

– Спасибо. – женщина оглянулась, – Но…

– Минутку, миссис МакГоннегал. – Ходжес поспешил схватить поднос, – Я отнесу, потом вернусь за вами. Куда хотите сесть?

– А где ваш столик?

– Вон там! Сейчас он пуст.

– Вот и славно. Двинулись туда!

На подносе, который спустя минуту Ходжес принёс себе, котлета имелась только одна. И салата было куда меньше. И компот – один. Наиля сказала:

– Во-первых, перестань опять звать меня на «вы». А во-вторых – вот тебе половина моей второй котлеты. Всё-таки тебе – положено. Как моему главному перемещателю. И утешителю. Ну, и спасителю.

– Вот уж спасибо. Не откажусь. – техник сел напротив женщины, коротко глянул ей в глаза. Улыбнулся в ответ. Вздохнул, – Ну, приятного аппетита!

– Приятного аппетита!

Приём пищи занял не более пятнадцати минут. За это время в столовую входили и из неё выходили немногочисленные люди. Ходжес объяснил, что это те, кто что-то спешное или важное доделывал или чинил. И поэтому задержался с приёмом пищи.