скачать книгу бесплатно
– Спасибо! Он числится в штате библиотеки, но по части отчётной – относится к нам, к гуманитариям. Скажите, чтобы с планом уложился до понедельника, не позже, и чтоб занёс сразу в деканат. Вы знаете хоть, куда идти?
– Нет.
– Через дорогу, рядом с музеем. Но, к нему отдельный вход. Там, во двор зайдёте – и увидите деревянное крыльцо. Поднимайтесь по ступенькам и стучите. Погромче стучите!
Стучал он громко и безрезультатно. Уже хотел уходить, извиняться перед Каринкой, когда сюда же, к крыльцу, подошли две девчонки.
– Вы тоже к Саше? – спросили они.
– Да. По работе. Но, он стука не слышит, – ответил «Жорик».
Одна из девчонок взяла небольшую палку: обломившуюся сухую ветку с дерева – и постучала по подоконнику. Вскоре в окне показалась длинная фигура. Художник выглянул из-за шторы, потом исчез – и вскоре открылась дверь. За раскрасневшимися, весёлыми девчонками ввалился и посланник Карины, сразу объяснив цель прихода. И передал документы. Не смотря на них, художник зазвал и его к себе, действительно, пить чай.
Прошли мимо столов, где располагались ещё не законченные плакаты; в углу, спиной сюда, стоял мольберт; так, чтобы не было видно незаконченную картину. В другой, маленькой, комнатке также повсюду были краски и карандаши, рулоны бумаги и на полках вдоль стен большие альбомы. А ещё, здесь стоял шкаф, маленький диванчик и несколько кресел, а также садовый столик с парой стульев у стены, у входа. За столом, нога на ногу, сидела дама средних лет, в плотных лосинах и длинной тельняшке. Личико у неё было задорное, не без приятности; волосы светлые, то ли естественная блондинка, то ли крашеная – скорее, впрочем, естественная. Выражение лица – любопытное, глаза – внимательные. Рядом с дамой, на столе, лежал диктофон. Также на столе стоял электрочайник, заварочный чайник и две дымящиеся паром чашки с чаем; беседа, видать, была в самом разгаре.
– Присаживайтесь, кто где хочет, – тоном мэтра пригласил художник, внешне сильно похожий на Никаса Сафронова. Девочки заняли диван, а преподаватель культурологии присел на краешек второго стула, у самого входа.
– Это – корреспондент, из «Вечернего городка», Нонна Звягинцева; если интересуетесь прессой – наверняка читали её заметки, – представил художник даму в лосинах, попутно забирая из-под носа мнимого Жорика свою кружку с недопитым чаем.
– Ага! Очень приятно, – сказала одна из девушек. Тем временем, художник устроился в кресле, закинув ногу за ногу.
– Наливайте себе чаю, кто хочет. Кружки – на полке. В той комнате есть туалет и раковина: можно помыть руки, – предложил он.
– Печеньем угощайтесь, – предложила дама из «Вечернего городка» и протянула кулёк: наверное, это был её гостинец.
Девушки налили себе чаю, скромно взяли по печенюшке.
– Меня в ваш институт редко заносило, – усмехнулась Нонна, начиная разговор. – Последний раз – довольно скандальная история вышла. На волне всеобщих разрешений и гласности это было. Давно уже. И стоял вопрос о том, что делать со зданием костёла, где сейчас храм католический. Стоит он удобненько. Не просто в центре города – так ещё и напротив Главного корпуса вуза. Ну, и потому, православные батюшки на него глаз и положили; будут, мол, студенты перед экзаменами приходить сюда, и свечки ставить. Надо сделать здесь храм святой Татьяны. Часовню, для названных целей – это уже позже построили. А тогда возник спор с католиками; у тех же своего храма совсем в городе не было… Ну, и вызывает меня к себе редактор: «Нонна, – говорит, – срочно нужен материал – опрос молодёжи, жителей города, о том, что они об этом думают. Сделайте телепередачу… Что-то типа круглого стола устройте». Снять надо было, причём, срочно: в этот же вечер. Прибегаю я сюда. К Саше; снимать у него, здесь решили. А где вечером ловить народ? Позвонила, кому могла; пришёл один журналист из «Знамени», православных взглядов; корректор из «Частной лавочки» —он вообще был пономарём в Николаевском храме… А кого же ещё взять? Мне, к тому же, нужны альтернативные мнения: свобода ведь… Так и велено было; отрази, мол, разные взгляды…
– Ну, а я знаком был с женщиной, что тогда была редактором нашей газеты. Институтской, «Кадры индустрии». «Нонна, – говорю, – есть тут неподалёку „кадры“, что сейчас задержались; наверняка номер к завтрашнему ещё ваяют, я был у них сегодня». Она и говорит: «Тащи сюда, заманивай. Хоть калачом, хоть плюшками!» Вот, я и пригласил… Пришёл к ним: давайте, мол, устроим толк-шоу. Была там молоденькая редактор и девушка неформального вида: корреспондент. Обе быстренько пришли, но стеснялись очень. Нонна, абсолютно беспонтово всех, кто был, сажает полукругом, софиты – и камера. Без всякой подготовки люди… Ну, оператор хороший, и рад стараться. Как ведущая, Нонна, в форме диалога, начинает разговор. И православные тут же весь экран забили: подготовленными пришли. Долго распространялись про историю церкви и о том, какая большая польза для города – открыть ещё один православный храм…
– Оператор всё снимает, и я не перебиваю. А потом, я спрашиваю у одной из девушек: «А каково ваше мнение о религии вообще? Вы – верующая?» Ну, и неформалке – микрофон под нос. А та не испугалась – и пошла выдавать, что всякие рамки, конфессии и прочее – это не важно. Надо жить мирно, и все религии – одинаково ценны. А потом – я к другой, к молоденькой редакторше. А она и говорит: «А мне очень нравится католичество. Светлая, добрая религия. И храм здесь раньше был именно католический», – и тому подобное. Ну, православных мы урезали, чтобы все примерно поровну в минутах говорили. А девушки пошли без вырезки… Как есть. Ну и, не знаю, что повлияло – мой материал, или общая политика – но костёл был передан по назначению: католикам. А многие христиане при журналистике с тех пор меня просто ненавидят, – усмехнулась Нонна.
– Я теперь часто в костёл хожу… А как там здорово на католическое рождество! Отец Ежи ещё и концерты готовит; и хор, и орган, и музыканты известные приезжают… Но и, насколько знаю, копают под него постоянно «православные» бандюки города, пытаются изжить. Не знаю уж, почему. Не священники, не церковь православная – а именно бандиты, то есть, как теперь принято говорить, предприниматели. Мафиозные структуры, словом. Трудно ему, отцу Ежи; он – поляк, их церковью на служение сюда поставленный, – пояснил Саша.
– А теперь, я тоже пришла интервью взять. У Саши: а вы, девушки, мне поможете, чтобы поинтереснее было. Скажем, что вы – поклонницы таланта…
– А мы и есть поклонницы таланта, в первую очередь. А во вторую – друзья и поэтессы немножко, – ответила та, что побойчей. – Интервью – это потому, что у него персональная выставка скоро открывается?
– Да. В музее Грекова. Ну, и вообще, о сложной жизни художника будет материал. Так сложилось, что ему жить негде: вот и пристроен он сюда, в качестве сторожа музея. Кроме того, что он – художник института. С той стороны этого, деревянного – красивое кирпичное здание с колоннами. Видели? Так это – музей, если кто не знает. Музей истории института.
– У нашей кафедры там тоже несколько аудиторий расположено. Классы рисунка, да и Павел Сергеевич там дизайн преподаёт, – добавил преподаватель культурологии.
Затем как раз приехал оператор, и мнимый Жорик потихоньку попрощался и вышел на улицу. Было довольно тепло; странный в этом году выдался ноябрь. Впрочем, как говорили, в последние годы ни один Новый год не обходился здесь без слякоти и дождя. Снег в лучшем случае выпадал ненадолго, в феврале. То есть, осень и зима, вплоть до февраля, стояла бесснежная, тёплая и слякотная. Сам он ничего точно о смене времён года сказать не мог: вся жизнь, которую помнил, прошла в кошачьей шкуре, а коты в календарь не смотрят и чисел не знают… Вроде бы.
До лекции оставалось ещё минут двадцать. Можно было затеряться где-нибудь в пределах института и посидеть с книгой. Но, не в библиотеке: только зря народ беспокоить, книги выпрашивать минут пятнадцать, и через пять минут – уже сдавать. А потому, он осторожно зашёл в лаборантскую. Открыв дверь, оказался, как всегда, в узком проходе меж шкафом и окном: здешняя жизнь, с компьютерами и столами, начиналась только в глубине, за этим шкафом. Шкаф стоял к нему задней стенкой, а за ним был слышен до боли в печёнке знакомый голос… Бывший кот не удержался, и всё-таки заглянул краем глаза, выглянув из-за шкафа, в пределы лаборантской. Да, это была Карина Геннадьевна, вне сомнений. Явилась теперь сюда. «Надо же, невезуха какая, – подумал бывший кот. – Скажет мне, что я без дела всё шлындаю и шлындаю… Смыться, пока не поздно? И лаборантов нет. Никого. Нельзя сказать, что я к ним».
У Жорика как и на кафедре, так и в лаборантской не было собственного стола. А потому, Карина, которая сейчас прямо здесь – то есть, в неподобающем месте – явно курила, сочла бы его за досадное недоразумение. Он был таким же бесправным, как и в бытность пушистым комком шерсти (в вопросе: а ты здесь – кто? – ему всегда чудилось: а ты здесь – кот?). На кафедре он до собственного стола как бы не дорос, а для лаборантской – был как бы преподавателем.
Карина не только курила, но вместе с этим судорожно пыталась что-то набирать на бедном, многострадальном, наполненным жутким количеством вирусов, кафедральном компьютере. Получалось плохо.
Потому что её всячески отвлекал некий неизвестный подставному Жорику типус, по виду – совершенное бревно: оглобля в сером костюме и с галстуком, с коротким ёжиком волос, с резко выступающим вперёд квадратным подбородком, с маленьким лобиком и чёрненькими бегающими глазками.
Карина сидела сейчас к шкафу спиной, лицом к стене, а серый костюм стоял рядом.
– Да я так, женщина, хоть и не по делу пришёл, но здесь не сторонний, – и тут он, схватив цепко Каринку за руку, которой теперь она и вовсе не могла набирать текст, и склонив к ней почти вплотную свою морду, продолжал эпатажно разглагольствовать.
«Этот, так сказать, парень, этот шкаф, скорее всего, по паспорту моложе меня. То есть – преподавателя Жорика», – навскидку оценил случайный свидетель беседы.
Ему вдруг показалось, что неизвестный, хотя и не повернулся в его сторону, но почувствовал его присутствие, втянув ноздрями воздух… Мистика какая-то… Ему показалось, что это – очень страшный человек, и что он разыскивает именно его. Начало мании преследования? Всё поплыло у бедного кота со стажем перед глазами. Его осторожная, кошачья натура мысленно отпрыгнула в сторону и ощетинилась.
«Он высматривает здесь… Меня. Или… Таких, как я», – мелькнула в его голове странная мысль. И бывший кот спрятался за шкаф, вжался в него и затаился. Теперь он не видел беседующих, но по-прежнему отчётливо слышал слова. Выходить из лаборантской он боялся: казалось, что скрипнет дверь – и неизвестный, почуяв добычу, бросится ему во след.
– Я – что хочу вам сказать? Учился я здесь. Ваш выпускник, значит! Вот, хотел навестить, проведать родной свой вуз. Знаете ли, сейчас я – видный гражданин, занимаю достойный пост. Я, между прочим, пятьдесят тыщ получаю. Плюс – всякие там премиальные. Не то, что профессора ваши. А работаю я – знаете, где? – он сделал паузу.
«Вуз родной проведать пришёл… Как же», – подумал бывший кот, чувствуя, что его шкурка становится дыбом. Ему показалось странным и неприятным присутствие здесь этого незнакомого человека, которого он мысленно окрестил «дознавателем».
– Ни за что не догадаетесь… В тюрьме! – продолжал тем временем бывший выпускник. – У нас там – постоянное расширение. Корпус новый строят. Заключённые должны жить, чтобы их в комнате было не больше четырёх человек. Финансирование наше постоянно увеличивается. Ведь от тюрьмы и от сумы – не зарекайся! Правильно я говорю?
Каринка ошарашенно молчала.
– А ваши преподаватели сколько получают? Тыщ восемь? Ха-ха… На их труд нет спроса. Они ничего не производят. Я – тоже не произвожу. Но, слежу. Как кот за мышами. Кстати, у вас есть кот?
– М-м… Есть кошка. Дуся. Хорошая, сибирская.
– Не люблю котов. А в общежитии их держать позволяют, или подпольно держат? Просто, знаете ли, проходил ещё весной как-то мимо вашего общежития, а из форточки кот спрыгнул. Чёрный, пушистый. Так, можно ли держать у вас котов, или нет? Преподаватели, что в общежитии живут, к примеру, имеют кошек? У нас, в тюрьме, их нет. С крысами и мышами отравой боремся.
– Я не знаю, можно ли в общежитии котов держать. Я сама там не жила и не интересовалась.
– Зато мы – интересуемся. И вообще, доберёмся до вашего вуза и наведём порядок.
В это время, в лаборантскую вошли две студентки: так, спросить что-то или сдать работы. И оставили дверь приоткрытой. Преподаватель культурологии – бочком, бочком, мимо студенток – и выскочил в коридор. Пока ничьё внимание особенно не привлекла его персона. «Кошачья порода, видать, сказывается. Нет бы – да надавать этому типу по наглой его морде… Или – преподавательская порода? Нельзя, мол, я же – интеллигент… Нам – нельзя, а им – всё можно. Впрочем, для Каринки, быть может, этот тип – так, лишнее развлекалово на работе. Что он ей сделает? Противный только, конечно. И зачем он про кошек спрашивал?», – недоумённо подумал бывший кот. Осадок от инцидента остался неприятный.
Минут через десять была лекция по культуре Индии. В этом корпусе. Он решил заранее спуститься вниз, за ключами: в прошлый раз, нужный кабинет оказался закрытым.
«Жесть: методички по культурологии именно на меня повесили – в смысле, на Жорика, – припомнилось ему больное. – Оказалось это дело исключительным дерьмом. Раньше, ну, прошлую методичку, ту, что есть – писали просто. Указывали ту литературу, которая нравится. А теперь… Вот, написал. Понёс в методический отдел. А там такие курвы сидят – одна в одну. Смотрят, как на врага народа. Оказывается, литературу надобно указывать – не старее пяти лет давности. Пяти! И чтобы именно такая в нашей библиотеке была. Ну, и что я им укажу, к примеру, по искусству Индии? Все книги с хорошими иллюстрациями и хорошим текстом – гораздо старее. Поэтому, остаётся только один учебник издательства «Сорос», написанный непонятно о чем и непонятно для кого, и другой учебник с названием «Культурология», из разряда «Ликбез для недоумков», написанный, с моей точки зрения, для младшего школьного возраста…
Он дошёл до вахты, взял ключи – и отправился обратно и ещё выше – на третий. Где важной, степенной походкой преподавателя прошёлся по коридору. Размышляя, так сказать, «о вечном»: «Насколько я помню, студенты недавно, во время рейда по общежитиям и «лучшей кухни», рассказывали, что по четыре человека им жить не светит… Так, как нынче в тюрьмах полагается, как только что похвалялся гость нашей кафедры. Напихали студентов – как сельди в бочку. И деньги с них имеют – реальный доход, как от съёмного жилья. У самого Жорика комната – девять квадратов. Туалет – общий с соседями. Кухня – в конце коридора. Эта комната ещё называется «двушка» – то есть, по разнарядке в ней должны жить двое. Для преподавателя сделали исключение – никого не подселили. Но платить нужно за двоих. «Двушек» в общаге мало. И заселяют в них по четверо. Живут в основном в «четвёрках», «пятёрках» и «шестёрках» – человек по восемь, девять, десять. Это, конечно, не к тому, что лучше тогда – в тюрьму. Свят, свят, свят!
И бассейн студенческий периодически на ремонте… И художники в лучшем случае собираются в подвале какого-нибудь Дома Культуры… Танцоры – где придётся, чаще всего снимают на вечернее время актовый зал в какой-нибудь школе, как говорит Александра. Зато – интенсивно оснащаем… тюрьму. Известно: что посеешь – то и пожнёшь. А засевают нынче тюрьмами. Это – замкнутый круг. Широкий простор… Для мечты, для жизни… К чему нас готовят?»
Тем временем, он подошёл к нужной аудитории. Из открытых дверей соседней доносился конец лекции о наноматериалах. Прислонясь к колонне Крытого Двора, бывший кот глянул вниз: «Отсюда, сверху, многим студентам почему-то нравится плевать. Быть может, наблюдают траекторию полёта слюны? Странные ребята». Потом его взгляд скользнул по отштукатуренной летом и свежепокрашенной светло-жёлтой стене. На ней красовалась процарапанная недавно надпись: «Жорик – реальный пацан!» Он усмехнулся. Ниже было нарисованное женской помадой огромное красное сердце.
Из соседней аудитории вышел незнакомый ему пожилой преподаватель, должно быть, с кафедры физики. Значит, сейчас подойдут его, в смысле, Жорика, студенты. «Пора открывать кабинет», – решил нынешний культуролог.
…И тут ему позвонили. Звонила секретарь кафедры, Эмма Анатольевна.
– Георгий Владимирович! Ваша пара, которая должна быть сейчас, отменяется! Студентов попросили направить в библиотеку. Там к нам какие-то писатели Дона приехали. Из Ростова. Нужно нагнать туда побольше народа. Так что, вы на сегодня свободны.
Вместо занятий?! А иначе – никак нельзя? А жаль! Не узнают студенты ничего о религиях Востока, о культуре Индии… Но, не его вина: готовился он старательно.
«Что ж, пора уходить», – решил бывший кот. Но тут, как раз, в коридор массово повалили студенты из бокового коридора, сразу из нескольких аудиторий. «Пережду – а то сметут», – подумал бывший кот, ретируясь снова за колонны.
Из одной аудитории, в компании других студенток, вышла Вита, красивая изящная девушка, которая занималась бальными танцами вместе с ним и Оксаной.
– Здравствуйте, Георгий Владимирович! – обрадовано завопила она на весь коридор, – А вы сегодня на танцы придёте?
Остальные студенты стали оборачиваться и смотреть с интересом. «Чтобы преподаватель – и ходил на танцы?!» – читалось на их лицах недоумение.
– А как же! Обязательно! – ответил ей культуролог, искренне улыбаясь.
– А я – не знаю… Нас сейчас на каких-то писателей погонят – когда отпустят, не известно… Представляете, мы сейчас сидим на химии… А Петр Витальевич – ну, химик наш – очень строгий. При нем – ни чихни, ни кашляни. За кашель или чих – ругается. Может даже выгнать. И вот, сидим мы на лекции. Все пишем, очень старательно. Вдруг кто-то: «Чих». Преподаватель от доски обернулся. Посмотрел жёстко. Не понял, кто. Объясняет он тему дальше. Вдруг – снова: «Чих»! Все – снова друг на друга смотрят. В полных непонятках. Преподаватель уже красный. Орет, что мы над ним издеваемся. И тут снова: «Чих». Вкрадчиво так. Мы все – оборачиваемся. А сзади, на задней парте, кот! Сидит на столе и лекцию слушает. Внимательно так. Сам весь чёрненький, а на грудке – белое пятнышко. Это он чихал. Сорвал нам лекцию. Остальное время до звонка мы все кота ловили. Преподаватель заставил.
– Поймали?
– Не-а! Ну, я пошла!
– До свидания, Вита!
«Это не может быть простым совпадением… По окраске похож. И в институт заявился, на лекции. Значит – знает расположение дверей, и через охрану проник. Странный котик, – подумал мнимый Жорик. – А ещё… И дознаватель именно сегодня что-то здесь вынюхивал. Про кошек спрашивал. Совпадение? Или… На его след вышел? Какие таинственные силы этот тип собой представляет? Ещё вопрос…»
Он завернул за угол. Догадаться, в каком именно кабинете только что преподавали химию, было нетрудно: там на доске были написаны уравнения реакций. Озираясь вокруг, как злоумышленник, культуролог вошёл в пустую аудиторию. «Сейчас войдёт кто-нибудь – и спросит, что я здесь делаю… Нужно срочно найти кота – и бежать».
К своему счастью, мнимый преподаватель обнаружил бедное животное почти сразу. Помогла то ли кошачья солидарность, то ли интуиция: он сам там бы и спрятался… Кот сидел, забившись под доску для ног под задней партой.
– Кис-кис-кис, – глупо позвал человек.
Тот вылез, хотя не сразу. Чёрно-коричневый. С белым пятнышком на грудке.
Человек робко погладил кота по спинке.
– Здравствуй, Жорик! Пойдём ко мне жить? – сказал он первое, что пришло ему в голову.
Кот абсолютно по-человечески, очень внимательно, посмотрел ему в глаза.
– Кажется, это действительно ты… И я тебя нашёл! – сказал человек.
Ему показалось, что в глазах у кота появились слёзы. Тогда, он взял его в охапку и завернул в плащ. И отправился домой, без промедления. Внизу, не входя на вахту, как обычно, чтобы лично повесить ключ – просто сунул его в окошко, в надежде, что вахтёрша его не потеряет. Ради этого кота он даже решил пропустить сегодня танцы и… встречу с Оксаной.
Дома он посадил найдёныша на пол и пытался покормить из обычной тарелки рыбными консервами. Но кот, который всю дорогу домой вёл себя смирно, лишь иногда чуть вздрагивая, но чаще благодарно мурлыкая, теперь вдруг стал сам не свой: то носился по комнате, исследуя все углы, то запрыгивал на стол, то катался по полу, издавая странные звуки… Поесть он и не пытался.
– Кот, что с тобой? Или, ты просто узнал обстановку? – спросил человек.
