Лихие

– На все, пап…

Павел как-то сразу обмяк и кивнул.

– Завтра вместо школы со мной поедешь. Матери и брату – ни слова.

По пути домой Женька задремал и в своем теплом полусне улыбался – отец решил доверить ему что-то по-настоящему серьезное. И он не подведет!

Утром Женька долго ковырялся с завтраком, пока вечно опаздывающий Вася собирался в школу. Ранец пришлось взять с собой, чтобы мама не догадалась о прогуле. Женька вышел из подъезда и быстро юркнул в машину отца. Куда они едут, Павел не объяснял. За городом взяли надувную моторку и, оставив машину на берегу, двинулись в сторону дальнего острова. Затащив лодку на берег, отец достал свою объемную сумку.

– Нам туда. – Павел кивнул на каменистый холм, торчавший посреди леса.

Пока Женька следом за отцом забирался наверх, он гадал, зачем тот позвал его с собой. В сумке, кажется, было спрятано ружье или обрез – отец всегда брал в тайгу оружие. Это было не ново. Видимо, им предстоит охота. Забравшись на холм, Женька увидел город вдалеке. Ветер раздувал его неровно стриженные волосы.

– Поставь мишень. – Павел опустился на камни и надел рабочие нитяные перчатки.

Женька ставил друг на друга небольшие плоские камушки, почему-то вспомнив, как еще пару лет назад загадывал желания, строив такие пирамидки в тайге. Вот и сейчас он загадал, чтобы у него все получилось – нет, пусть у них с отцом все получится.

Павел раскрыл сумку и достал оттуда автомат, магазины, патроны – целый арсенал. Набил рожок до половины, прикрутил к стволу автомата кустарный глушитель и стал стрелять одиночными по камням. Недовольно хмыкнул и открутил глушитель.

– Барахло… Неси другой.

Женька принес.

– А можно мне?.. Пострелять?

Павел подумал секунду и кивнул.

– В перчатках, все чисто должно быть.

Женька надел перчатки, прицелился и выстрелил. Промах. Отдача ударила в плечо, ствол повело вверх. Отец придержал его руку и, собравшись с мыслями, заговорил:

– Есть такой кореец. Тян.

– Тэквондист, у него брата убили!

Женька приспособился, взял ствол ниже. Про заваруху с Тянами болтали в школе старшеклассники, и Женьке было приятно в разговоре с отцом показать, что он в курсе. Снова выстрел и промах, еще один – точнее. Павел посмотрел на автомат в руках сына и произнес главное:

– А теперь мы его должны убрать. Или он ответит. Мне. Дядь Юре. Этот Тян – как медведь раненый. Помнишь, в тайге? Он теперь нападать будет. Только пуля остановит. Но надо все подготовить. Изучить, когда, куда, сколько народу с ним. Сам я к нему подойти не смогу. А ты – другое дело.

Женька выстрелил и неожиданно для себя попал в самую верхушку пирамидки. Он улыбнулся и посмотрел на отца. Смысл его слов начал доходить до Женьки только сейчас. «Должны убрать» – это убить, значит?

До конца недели Женька прогуливал школу. Он должен был изучить график Тяна, когда и куда тот ходит. Запомнить, сколько с ним людей и, если получится, какое при них оружие. Для этого отец даже отдал ему свои старые наручные часы. Женька наблюдал за Дворцом спорта, прячась в кустах за футбольным полем. Стоял в очереди на прием стеклотары возле дома Тяна. Все это время миллион вопросов не умещались в его голове. За что Тян хотел убить отца и дядю Юру? Потому что именно они убили его брата? Нужно было привыкнуть к мысли, что его отец убил человека. Ему не нравился Тян, но, если бы кто-то убил Васю, он бы тоже отомстил! Что будет с папой, если их поймают?.. А с ним? Одно Женька уяснил без всяких вопросов: «должны убрать» означало, что, даже здесь, с пустыми бутылками в руках, Женька запускал механизм, который приведет к пуле, выпущенной в голову Тяна. Точнее, к трем пулям. Двум – в грудь и одной – в голову, как с медведем. А значит, и он, Женька, станет убийцей.

Говорить обо всем этом с отцом он не умел. И потому просто отчитывался о проделанной работе.

– С ним всю дорогу два шкафа здоровых, вообще не отходят. И во дворе машина. С автоматом не пройти, заметят.

– Номер квартиры узнал?

– У него в доме, как у нас, четыре квартиры на этаже. Или первая справа… Или слева.

– Надо точно узнать.

Женькина жизнь в Хабаровске безвозвратно изменилась. Следить за Тяном было страшно, а находиться дома – мучительно. Он не любил врать матери, но сказать правду было нельзя. И потому Женька все больше молчал за столом. Вот и теперь он торопливо доел суп и выбежал из кухни, где сидел свежепобитый Вася. Брат, конечно, знал, что Женька не ходит в школу, но стукачом, к счастью, не был. Он явно злился на старшего оттого, что теперь некому было его защитить.

Уже на пороге квартиры Лена схватила сына за руку.

– Жень, куда?

– В футбол…

– Васю возьми.

Вася заелозил на стуле и угрюмо пробурчал:

– Я с ним не пойду.

Женьку это задело, но он ничего не ответил, молча продолжив собираться. Лена наблюдала, как сын надевает отцовские часы поверх рукава свитера.

– Что случилось? Поссорились?

Женька молчал, Васька отвернулся. Лена прикрыла дверь на кухню.

– В чем дело? Что за бойкот между вами уже неделю?..

Женька влез в кроссовки.

– Мам, я опаздываю.

– Никуда не пойдешь, пока не поговорим, ясно? Деловой! Ты же старший, Васе помощь нужна, ты видишь, какой он?..

Голос Лены сорвался на плач – она потерла пальцами лоб, чтобы успокоиться.

– Мам… Мам, прости…

Женька потянулся к ней, Лена обняла и прижала сына к себе, как маленького. В этот момент он отчаянно захотел по какому-нибудь случайному волшебству на самом деле уменьшиться и остаться дома. Лена взяла Женьку за плечи и постаралась поймать его взгляд.

– Вы же братья… Нам и так сейчас тяжело всем, помоги ему…

Женя не мог соврать сейчас. И не соврал.

– Хорошо, мам. Я обещаю. Потом. Щас мне идти надо…

В его голосе появилось что-то новое, стальное. Лена удивленно отошла и кивнула. Он кивнул в ответ и быстро вышел на лестничную площадку.

Около часа Женька гонял мяч с пацанами, наблюдая за входом в подъезд Тяна. Возле него стояла «девятка» с приоткрытым окном, а значит, кореец был дома. Нужно было срочно решиться подняться к нему на этаж, пока у Тяна не возникли какие-нибудь дела за пределами собственной квартиры.

На двор опустились сумерки, и пацаны уже начали расходиться по домам с футбольного поля. Женька двинулся наконец к подъезду Тяна, шаря глазами по сторонам.

Он прошел мимо «девятки» с приоткрытым окном. В машине курили неразличимые силуэты. Тихо играл шансон. Женьку замутило от страха, и он невольно ускорил шаг. Дверца машины у него за спиной открылась, и водитель вышел наружу. Было трудно сдержаться, чтобы не побежать, но он справился и быстрым шагом вошел в подъезд.

Поднявшись на третий этаж, Женька свернул направо и завис, не решаясь позвонить в дверь. Он подумал, что хорошо бы попасть в квартиру, где живет кто-то другой. И тогда методом исключения будет понятно, что нужная дверь слева. Дольше мешкать было нельзя, и он позвонил. Глазок тут же потемнел. Кто-то рассматривал Женьку с той стороны и, возможно, решал, не пристрелить ли мальчишку сразу. Наконец дверь открылась. На пороге стоял один из амбалов Тяна. По его позе было видно, что в руке за дверью он держит пистолет. Из квартиры доносилась музыка, которую Женька не узнал. Амбал напряженно посмотрел на мальчишку, потом на лестницу вверх и вниз.

– Тебе чего?

– Секу позовите. – Женьке показалось, что его голос изменился от страха.

– Какого еще Секу?

– Он сказал, здесь живет.

За плечом амбала появился Тян.

– Че там?..

Женька в ужасе понял, что больше не сможет произнести ни слова, даже если его спросят о чем-то. Но к счастью, амбал быстро свернул беседу:

– Нет здесь никакого Секи, вали давай, пацан.

Амбал захлопнул дверь, и Женька помчался вниз по лестнице.

Полкан

Хабаровск, 1991 год

– Сека! Че за кликуха уебищная?

Полкан провернул ручку дверного замка. Тян холодно посмотрел на него и вернулся к столу, за которым его уже ждал Родимов.

Собственная собачья кличка не вызывала у Полкана вопросов. У него вообще мало что вызывало вопросы. Даже когда месяца три назад Светка с рынка заявила, что залетела от него, Полкан просто пожал плечами и дал ей денег на аборт. Но надо знать Светку – сучка та еще, аборт делать отказалась. И теперь Полкан думал иногда, что у него, может быть, будет сын. Вариант с дочерью он, ясное дело, не рассматривал. Вот и сегодня, когда пацан этот зашел, Полкан на секунду подумал: «Вот такой, может, и будет шкет у меня». А потом испугался, что Тян шмальнет в пиздюка, не задумываясь, и засуетился. И Тян это просек. Такими темпами и до беды недалеко – как-то не вовремя он размяк. Люди оставшегося из двух Тянов уже неделю прочесывали город – все были на нервах. Полкан зашел в комнату, сел за стол и стал задумчиво жевать лапшу палочками. По телику фоном шел боевик с Брюсом Ли. Родимов продолжал отчет перед Тяном:

– Короче, Кислый и Краб точно с города свалили. Семьи вывезли, ищем.

– Остальные двое что? – Тян раздраженно выключил телик.

– С водилой пока непонятки. Просто какой-то на подхвате перец.

– А Степанчик?

Родимов довольно улыбнулся.

– А вот Степанчика нашли. На даче шкерится, у жены.

На следующее утро выехали на берег Амура. Полкан любил это место – легкие волны, низкие облака над водой, крики чаек. Стояли молча, привычным составом – с Тяном и Родимовым. К ногам Полкана ритмично летел песок. Голый Степанчик с лицом, превращенным в кровавое месиво, копал себе могилу, стоя на дне ямы.

Оценив глубину, Тян остановил его:

– Хорош.

Степанчик обреченно бросил лопату на песок, выпрямился. Оказалось, что яма ему по грудь. Родимов присел на колено, чтобы не возвышаться над ним.

– Не вспомнил, где друзья твои?..

– Они мне не сказали…

Родимов скептически кивнул, глядя куда-то на воду. Степанчик засуетился.

– Ну вы сами бы сказали?..

– А водилы имя?.. – включился Тян.

– Да я хер его знает! Лесник какой-то, его Краб с деревни привез, за шныря был!.. Тян, ты ж видел, я брата твоего не трогал! Это Кислый!..

Тян устало отвернулся.

– Кончай его.

Родимов поднялся и достал обрез двустволки. Степанчик замотал головой.

– Нет! Стой! Водилу Пашей зовут, на Красной речке живет, на Ленина, в двенадцатом доме, квартиру не знаю…

Тян с интересом наклонился к нему.

– Может, и про Кислого вспомнишь с Крабом?

– Тян, я отвечаю, я все сказал, гад буду… Возьми меня к себе, я, сука, землю буду жрать…

Степанчик пополз к Тяну, но тот оттолкнул его и впервые с момента смерти брата рассмеялся.

– Да на хер ты мне нужен, такой разговорчивый!

Он кивнул Родимову, тот выстрелил из обреза. Облачко крови взлетело из ямы, раздался звук упавшего тела и какое-то собачье поскуливание. Родимов шагнул к яме и выстрелил из второго ствола. Скулеж затих. Полкан взял в руки лопату и посмотрел вниз.

– Как бы еще придумать, чтоб они сами себя закапывали?..

Полкан копал и думал о Светке. Сучка, она, конечно, но надо бы заехать.

Лиза

Москва, 2023 год

Лиза уже два часа сидела в длинном коридоре дежурки. Ее колотил озноб, слезы выплакала еще дома. Сначала сын не отвечал на звонки, потом телефон и вовсе оказался вне зоны доступа. Часам к восьми вечера она обзвонила одноклассников и учителей – Пашки в школе не было, у знакомых тоже. В полиции Лиза ожидала услышать про подростковый возраст и положенные двое суток, но заявление приняли сразу. И оставалось только ждать, но ждать не было уже никаких сил. Мимо нее провели какого-то алкаша – тот попытался сказать что-то, но его толкнул в спину мент:

– Давай, блядь, иди…

Следом показались двое оживленно беседующих оперов:

– …думаю, не буду такую брать, проще корейца, там лет пять они нормальные…

Лиза вскочила и подошла к ним.

– Простите, я… У меня сын пропал…

– Вы заявление написали?..

– Да, час назад уже…

– Ну, значит, ждите, вас вызовут. Сядьте.

Опер посмотрел на Лизу холодно, как на вещь. Она погасила готовые вырваться слова, кивнула, отошла, но не села. Бытовой разговор сотрудников полиции продолжал звучать, как будто Лиза слышала его, находясь на дне глубокой ямы.

– …и я, короче, залез цены посмотреть, а там, мама дорогая, корейцы убитые по три миллиона!

Дверь кабинета наконец открылась. Лиза рванулась туда, но секретарь громко бросила в коридор не ее фамилию.

– Проскуряков!

Низенький мужик, которого Лиза даже не видела, отлепился от стены и зашел в кабинет.

– А я?.. Простите, а… – Слезы снова подступили к горлу.

– Ждите, женщина.

Дверь перед ней закрылась. Лиза отошла к стене.

Она попыталась успокоиться, зацепиться глазами за что-то, рассматривая плакаты, и пропустила момент, когда кто-то остановился за спиной.

– Елизавета Сергеевна…

Лиза оглянулась – за ней стоял капитан Тукаев, усталый и равнодушный.

На экран аппаратной Тукаев вывел запись с камеры наблюдения.

– По вашему запросу отсмотрели камеры на предполагаемом маршруте вашего сына.

В углу экрана была видна старая «тойота». Пришлось вглядываться, чтобы заметить, как человек в капюшоне заталкивает Пашку в машину и уезжает. Этот кошмар Лиза уже тысячу раз видела во сне. А теперь паранойя стала реальностью. Лиза часто задышала. Тукаев видел и не такое, так что сразу налил ей воды.

– Что… кто это… вы… – Ее раздавил ужас.

– Пока не установили. Но он явно готовился. Взял ребенка там, где камер нет, мы эту-то случайно нашли… – Тукаев бубнил в одной тональности. – Выбрал время, когда мальчик был один и рядом не было свидетелей. Он следил. Вы могли его заметить раньше. Это не случайный человек. Среди ваших знакомых есть, кто мог его похитить?

Лиза еще раз посмотрела на экран – момент похищения стоял на стоп-кадре.

– Да, есть… Но он… не мог…

Пашка

Московская область, 2023 год

Пашка скулил через стягивающий рот скотч. Дышать становилось все тяжелее – сопли текли из ноздрей, глаза опухли. Похищение детей было байкой, которую мама рассказывала ему с самого детства. В начальной школе он шарахался от стремных взрослых, старался не ходить возле алкогольных магазинов в темноте. Читал новости и смотрел сериалы о маньяках, иногда вместе с мамой. И постепенно ужасы чужой жизни стали казаться страшными сказками, не имеющими к нему никакого отношения. И вот он лежит на заднем сиденье машины какого-то мужика, который точно его убьет. Если повезет, то сразу. А может, будет пятнадцать лет в подвале держать? «Не хочу, не хочу!» Отчаянный страх накатывал на него волнами. Машина притормозила и съехала на обочину к лесу. Капли дождя отбивали ритм по крыше. В окнах стало совсем темно.

Мужик вышел и оглядел дорогу в обе стороны. Открыл заднюю дверь, посадил Пашку на сиденье и вытер ему нос. Достал бутылку воды и, плеснув на ладонь, протер мальчику лицо и волосы. Пашка вздрагивал от каждого прикосновения. Мужик убрал салфетки и внимательно посмотрел на него.

– Успокойся… Не будешь орать – сниму.

Пашка постарался дышать ровнее и кивнул.

– Один звук, и опять так поедешь.

Он снова кивнул, нервно и быстро. Мужик резким движением отклеил скотч, мальчик глубоко задышал и заплакал.

– Не реви. На, попей.

Мужик приставил бутылку к его рту, Пашка судорожно глотнул, поперхнувшись, снова заплакал. Уже негромко, но горько, отчаянно.

– Хорош… Все… Успокойся…

– Ат… Ат… пустите… меня… п… пожалуйста… отпустите…

– Паш…

Пашка дернулся на свое имя, это подарило ему вдруг какую-то тень надежды. Откуда он знает, как его зовут? Мужик спокойно продолжил:

– Я тебе ничего не сделаю. Мы сейчас отойдем в лес…

– Не-ет!..

Надежда испарилась, и Пашка снова заскулил. Но мужик твердо взял его за плечи.

– Дослушай! Успокойся!.. Ты пойдешь в лес размять ноги, поссать и подышать воздухом! Я тебя развяжу, но веди себя нормально, не дергайся. Не дури!.. Я тебе ничего не сделаю. Я твой отец.

Часть 2

Во имя отца и сына

Женька

Хабаровск, 1991 год

Женька трясся на заднем сиденье ГАЗа в обнимку с мешком картошки и смотрел на яркое осеннее солнце через зеленое стеклышко от бутылки. С поручением Павла он справился, остальное тот сделает сам. Страх за отца теперь корябал где-то в животе – там, где раньше ощущался голод. Хотя голод семье Лиховцевых уже не грозил – после обеда мама принарядилась, и вместе с отцом и Женькой они поехали в тот самый овощной магазин, где мама работала уборщицей. Закупили впрок самую свежую свеклу, морковь, лук и картошку – стандартный суповой набор! Или как там это называется? Хозяин овощного – пожилой толстый армянин Артур – делал маме комплименты и помогал отцу грузить овощи в машину. По дороге домой мама и отец весело болтали, как раньше, как будто Павлу не предстояло на днях убить человека.

ГАЗ подъехал к дому Лиховцевых, Лена и Женька взяли в руки тяжелые сумки и двинулись к подъезду.

– Черт!

Мешок в руках Павла порвался – картошка покатилась по асфальту. Женька метнулся было к отцу, но тот остановил:

– Идите, я сам соберу.

Павел заталкивал картошку в мешок, но из дыры она снова сыпалась на землю.

Женька и мать с тяжелыми сумками медленно поднялись по лестнице. На их этаже под ногами хрустнуло стекло разбитой лампочки. Лена посмотрела вверх.

– Опять разбили, что ж такое…

Женька напрягся, он почувствовал запах незнакомого одеколона, который висел в воздухе. Пока Лена открывала дверь, он, повинуясь недавно приобретенной привычке, осмотрелся. В пролете, который вел на крышу, мелькнул темный силуэт. Человек сидел в темноте не дыша. Женька даже не видел его, а чувствовал – как того медведя ночью на пасеке. И перестал дышать. Он вошел в квартиру, поставил кульки с овощами на порог и прикрыл дверь. Лена разувалась, Вася уже раскладывал на кухне продукты. Женька схватил мать за локоть.

– Я к отцу. Дверь закрой и не выходи.

– Что случилось?

– Закрой дверь, сказал! – прошипел Женька и вышел.

На лестничной клетке он услышал, как замок провернулся изнутри два раза – закрылась. Медленно, еле сдерживаясь, чтобы не побежать, Женька спустился по лестнице вниз. И столкнулся с Павлом прямо возле подъезда.

– Бать, не ходи туда…

– Сколько их?.. – Отец опустил мешок картошки на землю и встал на колено, как будто поправляя бечевку.

– Я одного видел… В подъезде. На лестнице на крышу…

Павел из-за мешка оглядел двор. У соседнего подъезда стояла тонированная «пятерка».

– Иди к машине. Спокойно.

Павел бросил картошку в багажник, сел за руль, Женька – рядом с ним. Было трудно дышать, сердце колотилось, и очень хотелось плакать.

– А мама?.. Васька?..

Отец завел машину и выехал со двора. Минут через двадцать остановился у телефонной будки неподалеку от дома Тяна. Павел набрал номер и сказал коротко:

– Никому не открывай, будут ломиться – звони ментам… Я все объясню, как приеду!..

Вернувшись к машине, Павел накинул брезентовую куртку электрика, надел кепку и очки. Достал из подпола в багажнике пистолет, глушители, завернул в тряпку и сунул Женьке за пояс со спины, прикрыв кофтой. Пистолет как будто обжег кожу.

– Положи в щиток на этаже у его квартиры.

– Сейчас?.. А вдруг тебя узнают?!

– Женя, успокойся!

Павел стиснул плечи сына и посмотрел ему в глаза.

– Иди!

Женька сжал губы, кивнул, слезы прочертили дорожки по щекам, он шмыгнул носом, но пошел.

Машина с охраной была на месте. Женьке по-прежнему казалось, что на него смотрят все: и пацаны с футбольного поля, и амбалы из машины, и редкие прохожие. С трудом пересилив страх, он зашел в подъезд. Открыл распределительный щиток на этаже – скрип дверцы показался мальчишке невыносимо громким. Он достал сверток из-за пазухи и положил внутрь.

До самых сумерек Женька просидел во дворе на качелях. Он не чувствовал подступившего холода и не замечал, что с самого утра ничего не ел. Ему уже стало казаться, что отец не придет, что, возможно, его уже убили люди Тяна, как и маму с Васей. И теперь Женька останется здесь вечно качаться на этих скрипучих качелях, как будто и он уже умер и угодил в свой персональный ад.

Эти мысли с бешеной скоростью крутились в его голове, пока возле дома не показался Павел. Лицо его было скрыто надвинутой кепкой, брезентовая куртка наглухо застегнута, через плечо перекинута холщовая сумка электрика.

Как под гипнозом, Женя смотрел на отца. Павел на секунду встретился с ним взглядом – и сразу отвел глаза, не замедляя ход. Его поглотила темнота подъезда.

Павел

Хабаровск, 1991 год

Павел выкрутил лампочку – подъезд погрузился во тьму. Подсвечивая фонариком, он подошел к щитку и открыл дверцу – та громко скрипнула. Павел замер, но медлить было нельзя, возле его квартиры тоже стоял убийца.

Открыв сумку, Лиховцев разложил на полу провода, кусачки, инструменты электрика. На один из счетчиков поставил осколок зеркала, чтобы видеть лестницу за спиной. Вынул из щитка и развернул сверток, оставленный Женькой. Надел глушитель на пистолет. Он не успел даже подумать о том, что впервые будет стрелять в человека. Лязгнула дверь подъезда. Снизу приближались шаги. Лиховцев взял пистолет, стоя спиной к лестнице.

Заметив Павла, Родимов остановил Тяна рукой и двинулся первым.

– Э, ты кто?..

Лиховцев обернулся, и Тян тут же узнал его.

– Это он, блядь!..

Павел нажал спусковой крючок. Осечка. Мгновение – и он бросился по лестнице наверх. Тян, Полкан и Родимов – за ним, доставая пистолеты на ходу. Бежали молча – криков и мата не было слышно, – только стремительный бег диких зверей, заряженных на убийство.

Добежав до пятого этажа, Лиховцев оказался в ловушке – выход на крышу был закрыт амбарным замком. Павел бросился в угол и развернулся, вскинув оружие. Родимов вылетел на него и тут же упал с кровавой дырой в горле. Полкан в ужасе бросился вниз, в пролет.

Тян и Павел одновременно нажали на спусковой крючок. Первая пуля Тяна рикошетом от щитка ударила кого-то в открывшейся квартире. Раздался женский крик и грохот хлопнувшей двери. Вторая пуля пробила Павлу бок. Лиховцев же попал в голову Тяну с первой попытки, но по касательной. Тот побежал было по лестнице вниз, но кровь залила его лицо. Павел выстрелил дважды в спину и, спустившись на один пролет, добавил контрольный в голову. Он посмотрел на мертвого Тяна и почувствовал невыносимую усталость. Дыра в боку кровоточила, и Павел подумал, как хорошо было бы просто сесть на бетонный пол и отключиться. Но во дворе его ждал Женька – сына он не мог подвести.

Женька

Хабаровск, 1991 год

Прошло совсем немного времени после того, как Тян и его амбалы вошли в подъезд. В окнах верхнего этажа громыхнуло и вспыхнуло сразу несколько выстрелов – как будто фейерверк запустили прямо на лестнице.

Один из амбалов, закрыв голову поднятой курткой, выбежал из дома и бросился к машине, где сидели охранники. Когда он залетел с подмогой в подъезд, Женька сначала медленно, а потом все быстрее пошел к дому. Что ему делать, он не знал. Осторожно поднялся на пару пролетов – сверху были слышны крики, мат, женский плач, испуганные голоса жильцов. Паника от неизвестности нарастала, пока на лестнице он не увидел капельки крови, которые вели не к выходу, а к неприметной двери подвала, обитой узкими рейками. Женька открыл дверь и увидел в дальнем углу подвала отца, который, видимо, сумел сползти по ступеням вниз. Выглядел Павел очень плохо – даже в сумраке была видна кровавая рана, которую он зажимал ладонями. Женька задавил подступившие слезы – сверху быстро приближались чьи-то шаги. Он захлопнул дверь и встал на дороге перед Полканом и охраной.

– Я его видел! Мужика с пробитым боком.

Полкан больно схватил его за руку.

– Где он?

– К остановке дернул! Вон к той!

Женька боялся, что амбал Тяна узнает его и все поймет. Но странным образом это узнавание сработало в его пользу – Полкан и охранники двинулись к остановке. Женька быстро вынул из кармана шапку-пидорку, оттер кровь отца со ступеней и вышел во двор.

Он понимал, что не сможет помочь Павлу сейчас – надо было выждать время, пока суета в доме не утихнет. Но за эти два-три часа отец мог просто истечь кровью, не дождавшись помощи. Что он тогда скажет маме? Да и как с этим вообще можно будет жить дальше?

Женька рассеянно гонял мяч с пацанами, чтобы не привлекать лишнего внимания. Изо всех сил давил в себе слезы и подступавшую волнами панику, изображая обычного двенадцатилетнего пацана, которому не нужно было решать слишком взрослые проблемы. И все это время внимательно наблюдал издалека, как санитары заносили в машину скорой раненого жильца, облепленного воющими домочадцами, как бандиты говорили с ментами, как от дома отъезжали машины милиции. Наконец собравшиеся люди Тяна разъехались – у подъезда никого не осталось. Детская площадка тоже опустела, Женьку колотил озноб от страха и холода. Когда на нижних этажах погасло последнее окно, он бросился в подъезд и дернул дверь в подвал. Она оказалась закрыта. Женька постучал.