скачать книгу бесплатно
– За три месяца… – забыв о слезах, процедил сквозь зубы Калаф и тут же скорчил гримасу. – Подобрались чуть-чуть из?за шествия. А ты видел, как они строят? Уже купол должны были начать поднимать, а они только фонарь под него кладут! А арка? Дракон на нее сел, как же… Плохо клали, оттого и треснула!
– Так был дракон или не был? – спросил Юайс, остановив жестом готового разразиться проклятиями Смуита. – Если был ночью, значит, был и месяц назад. А если месяц назад его не было, то откуда он взялся теперь?
– Не знаю… – прошипел Калаф.
– Думаю, что я здесь на несколько дней, – сказал Юайс. – В твоих интересах, Калаф, рассчитаться с артелью. Ты понял?
– Понял… – зло прошипел служитель и зашагал прочь.
– Мы уходим пока, – повернулся к Буилу Юайс. – Я бы советовал подумать, есть ли в городе такое место, где мог бы укрыться большой зверь вроде дракона.
– Да брось ты, защитник, – поежился Буил. – У нас тут ни пещер, ни гор…
– Подумай, – попросил Юайс. – Если мне еще что-то понадобится, я обращусь. И к тебе тоже, – защитник посмотрел на Смуита. – Наш разговор не закончен.
– Всегда рад услышать родной говор, – поклонился защитнику Смуит. – Тем более что впервые слышу его в устах иноземца – и не могу отличить от говора соплеменника.
– Что скажешь о белоголовом мальчишке? – спросил Юайс, когда они вместе с Гаотой двинулись к выходу со двора.
– Он не прост, – пожала она плечами. – У него, как и у меня, побаливает голова.
– Она болит у всей артели, – заметил Юайс.
– И он почувствовал, что она болит и у меня, – добавила Гаота. – Правда, теперь она болит чуть меньше.
– Чуть меньше… – пробормотал Юайс. – И об этом тоже надо подумать…
– Кто он, этот мальчишка? – спросила Гаота. – Колдун? Имни?
– Не знаю, – задумался Юайс и тут же повеселел. – А ведь ты точно угадала размеры дракона, так и есть, скорее всего. Правда, тут ведь и странности имеются.
– Какие же? – не поняла Гаота.
– Не мог он взлететь из этого двора, – сказал Юайс. – Дракону нужен разбег или обрыв. Ни того ни другого здесь нет. Вот с арки он взлететь мог. Тогда все сходится. Прилетел, выплюнул принесенные горелые кости, улетел. Осталось понять: зачем он их принес? Или он их отрыгнул? И как он сумел похитить корову? И где он ее сожрал? Вопросы… Нет, отсюда вылететь он не мог, а вот если протиснуться через арку и на площадь… Но его бы там заметили. Другого выхода из двора, кажется, нет. Храм, часовня, навес с резаным камнем, дом сэгата, каменный сарай, гостиный двор, стена вдоль Пекарской улицы, колокольня. Нет выхода…
– Так куда он делся? – не поняла Гаота.
– Не знаю, – хмуро бросил Юайс. – Одно из объяснений – магия. Она может скрыть что угодно. Десяток драконов выберутся на площадь, и ни одного из них не увидит дозор Буила. Так что прямая дорога нам к местным колдунам, которых должно быть четверо, но, как говорит Буил, не осталось ни одного. Есть, правда, старик-прорицатель, но давно уже отошел от дел… Даже и ярлык не продлевал, хотя мастер стражи говорит, что подколдовывает понемногу. А магия в городе есть. Она тут вроде как висит в воздухе, но какая-то… иная. Неровная, что ли… Что-то тут неладно… Сокрытия я не почувствовал, но колдун должен знать. Всякое колдовство – как крик во все горло. Хороший колдун далеко слышит и понимает все в этом деле. А тот старик вроде как был хорошим колдуном.
– Ты его знаешь? – спросила Гаота.
– Крышу и чашу не делил, но наслышан, – кивнул Юайс.
– Это все? – спросила Гаота.
– А что еще? – не понял Юайс.
– Этот Смуит говорил долго, – пожала плечами Гаота. – Или он только жаловался на скупого сэгата?
– Он что-то недоговаривает, – признался Юайс. – Скрывает что-то. Но главное, то, что я от него ждал, сказал. Слайбы – древний народ. Его история составляет не одну тысячу лет. Знаешь, как слайбов называют дирги? Погонщиками драконов.
– Погонщиками драконов? – восхитилась Гаота. – Так выходит…
– Пока ничего не выходит, – нахмурился Юайс. – Драконов нет уже много веков. И в слайбских ущельях их тоже нет, поверь мне. Я был там. Уж не знаю, кто их извел, но они исчезли, говорят, как-то сразу. И о том, куда они делись, не знают даже сами слайбы. Хотя драконы у них вроде как были особенными. Ручными.
– А если вдруг один дракон… – затаила дыхание Гаота.
– Тогда мы его должны найти, – кивнул Юайс, посмотрел на Гаоту, замер и резко повернулся к толпе, до которой остался десяток шагов. – Что ты? Что ты окаменела?
– Увидела… – прошептала Гаота чуть слышно. – На мгновение, на секунду… мне показалось, что в толпе тот колдун, который послал мою семью на смерть… Только хотела приглядеться, а он растаял. Исчез, словно ветром его унесло.
– Подожди.
Юайс взял Гаоту за руку, положил ладонь ей на глаза, помолчал несколько секунд, затем щелкнул пальцами, обернулся и закричал с тревогой:
– Мастер стражи Буил! Кажется, твоя помощь может пригодиться!
Глава 6
Юайджа
Их и в самом деле было четверо, неприметно одетых, но подтянутых и как будто готовых к схватке в каждую секунду выпавшей им жизни. Но что показалось Дойтену самым удивительным, старшей среди этих четверых была женщина, пусть даже она не уступала ни одному из них силой, а уж красотой превосходила всех красоток, воспоминания о победах над которыми Дойтен хранил так бережно, как не хранит нажитые к концу жизни сокровища какой-нибудь скупец. Впрочем, вряд ли егеря нуждались в том, чтобы кто-то вразумлял их или указывал им на их место – ни бледнокожий высокий красавец Фас из народа дорчи, ни широколицый снок Сос, ни кудрявый весельчак мискан Чатач. Глума представила их Дойтену сразу и больше не помянула ни словом, ни жестом, и они тоже не раскланивались ни с новым, испортившим им охоту, знакомцем, ни со своей атаманшей, но, не говоря ни одного лишнего слова, делали свою работу. И минуты не прошло, как нехитрая мебель в доме Цая была расставлена по местам, туша имни завернута в половик и перетянута бечевой, меч Дойтена протерт до блеска и убран в его же ножны, а возбужденно вращающий глазами Кач отправлен в трактир за тележкой или лошадью для раненого усмирителя. Правда, как понял Дойтен, мальчишке сначала следовало завернуть к ратуше, найти мастера стражи Буила да втолковать ему, что первого убитого в Граброке зверя следует поместить на лед в мертвецкую, для чего тележка или что-то похожее от бургомистра тоже пригодится. Дойтен смотрел, как смуглый Чатач тщательно ощупывает, перебирает убогое имущество уже покойной вдовы Цая, и думал, что мискан мог и не быть весельчаком, ни единой шутки не услышал от него Дойтен, просто губы у егеря были сложены в презрительную усмешку, но, скорее всего, он таким и родился, потому как смеяться было не над чем. Да и странно было ожидать улыбки от человека, на поясе которого висели не только меч, но еще пара кинжалов, ножи и широченный мисканский тесак-лепесток в проклепанных сталью ножнах.
– А ну-ка, – предложила Глума мягким голосом, от которого у Дойтена заледенело в груди, – пошевели пальцами. Отлично. Согни руку… Будем считать, что тебе повезло. Не только кости целы, но и сухожилия. Однако в ближайший месяц или два толку от тебя будет немного. Хотя, если попадешь к хорошему лекарю…
– О каком толке говоришь? – попытался напустить на себя бравый вид Дойтен.
– Не о том, о котором ты подумал, – позволила себе улыбнуться Глума. – Почему не ударил девчонку? У тебя нож был в левой руке!
– Ты бы еще спросила, почему она не перекусила мне руку, – буркнул Дойтен. – Я слышал, что даже маленький имни в состоянии раздробить кость. Тем более что наручи я не надел!
– А вот это зря, – выпрямилась Глума и со звоном стукнула друг о друга предплечьями. – Боюсь, что в этом городе доспех следует надевать даже днем. Всегда говорила, что самый опасный лес мне милей городских улиц, которые словно составлены из пещер. А я не люблю подземелья. Так что ношу простенькую кольчужку под котто и тебе советую.
– Так ты еще стройней, чем кажешься!.. – присвистнул Дойтен. – И кто же тебе помогает облачаться?
– Справляюсь, – скривила губы Глума. – Что касается твоей руки… Как выглядел зверь? Ты ведь сказал что-то о чешуе?
– Мне показалось, – поморщился Дойтен; пальцы его слушались, но всякое движение ими пробуждало в руке боль, которая отзывалась во всем теле и сильнее всего ударяла в голову. – Блеснуло что-то на спине и на плечах. Словно пластины. Не будь она зверем, я бы сказал, что это был доспех. Синевой отдавало. А так-то… То ли огромная куница, то ли змея с лапами, то ли росомаха, но с длинным хвостом. Не знаю.
– А морда? – спросила Глума.
– Морда?.. – задумался Дойтен. – Морда – звериная. Я бы сказал, что волчья, но уши уж больно узкие, и широка она для волчьей. Лобастая, но одновременно приплюснутая, что ли… А ударить… Не смог ударить. Глаза оставались человеческими. В них ужаса было больше, чем злобы. Она все еще была Ойчей, дочерью Цая. Понимаешь?
– Ты хочешь сказать, что внутри она оставалась человеком? – задумалась Глума.
– Так ведь бывает, – сдвинул брови Дойтен. – Я, конечно, не книгочей, но слышал. И ты хотела, чтобы я ее убил?
– Добрый ты, – заметила Глума. – Даже странно. Странно для палача.
– Я не палач, – попробовал встать, но покачнулся и тут же снова присел Дойтен. – Я усмиритель.
– У вас там есть один усмиритель во Дворе, – кивнула Глума. – Его Дэтом зовут. Знаешь такого?
– Ну кто ж его не знает? – усмехнулся Дойтен. – Здоровяк каких мало. И дело свое исполняет исправно. Он ведь раньше тоже был егерем?
– Был, – согласилась Глума. – Но не в наших лесах, а за горами. Говорят, что перестал быть, и хорошо, что жив ушел. Так вот он – никакой не усмиритель, а палач. И он бы эту девчонку просто так не упустил.
– Ты сейчас меня ругаешь или Дэта? – не понял Дойтен. – Я с ним дружбу не вожу. И вино из одного кубка с ним не пил. Что тут вообще происходит, демон меня раздери? Что это был за зверь? И кто убил Цая? Неужели собственная женушка пришла ночью и прикончила его? Вы чего ждали у ее дома? Когда она вновь перекинется?
Дойтен снова попытался встать, но Глума надавила ладонью ему на здоровое плечо.
– Ты сиди пока, усмиритель. В себя пришел, а магию из головы так и не вытряс… Ничего, пройдет…
– Магию? – не понял Дойтен.
– Её самую, – кивнула Глума. – Укус мог быть ядовитым, на тех отпечатках зубов, что кожу не пробили, видны устья для яда. Но яда в ране нет. А вот приворот зверь бросить успел. Но вряд ли осознанно. Я даже думаю, что она впервые перекинулась. Может быть, и мать ее – впервые…
– А кто же тогда с Цаем расправился? – удивился Дойтен. – Разве не женушка приласкала его у западных ворот прошлой ночью?
– Нет, усмиритель, – вздохнула Глума. – Тот зверь был крупнее. Думаю, что раза в два. К тому же запаха той дряни, которой был напичкан Цай, в его доме нет. И ничего такого, из чего ее можно было бы приготовить. Но следы зверя от ворот мы проследили до этого дома.
– Так в чем сомнения? – сдвинул брови Дойтен. – Все сходится!
– Не сходится, – покачала головой Глума. – Зверь постоял напротив дома и ушел к реке. Там след теряется.
– Значит, по городу он все-таки разгуливает, – понял Дойтен. – Вы-то, я понял, тоже не спите? Или сидите в трактире у Юайджи? Кстати, как она? Давно не заглядывал!
– Ты смешной, – заметила Глума. – Мы – черные егеря. Мы не развлекаться в Граброк прибыли, а охотиться на мерзость. Отметь, не на имни, которые в том же Тэре не скрывают свою принадлежность к тайному народу, а являются достопочтимыми горожанами. Мы охотимся на мерзость, которая убивает. Или может убить.
– Вот как она? – кивнул на убитую кошку Дойтен. – Или как ее дочь?
– Хотела бы я знать ответ на этот вопрос… – задумалась Глума. – Не всегда человек или имни властен над собой. Иногда он может просто защищать себя. А ведь если бы не твоя глупая шутка со свистком, сейчас жена Цая и ее дочь сидели бы за этим столом.
– Кто же мог подумать?! – воскликнул Дойтен.
– Кто мог, тот подумал, – бросила Глума. – Остальным перевязывают раны. В лучшем случае. Но то, что случилось, уже случилось. Теперь мы можем только уповать, что нам удастся поймать девчонку.
– Вы зверя не можете поймать, – стиснул зубы Дойтен, – а девчонка меньше его в четыре раза, раз уж она меньше матери в два раза. Я вот не знаю: неужели Граброк так велик, как Сиуин или даже Тэр, что тут кто-то может укрыться от стражи и четырех егерей?
– Граброк не слишком велик, – сказала Глума, – и если мы кого-то не можем найти, значит, его кто-то прячет.
– Так найдите девчонку, – предложил Дойтен. – Ей негде прятаться. Годика три назад я разговаривал с Цаем, он сказал, что родни у него в Граброке нет. Ни у него, ни у его жены. Деньги он у меня занимал.
– Так ты за деньгами пришел? – поняла Глума.
– Я пришел отказаться от долга, – буркнул Дойтен.
– Хочешь казаться лучше, чем ты есть? – подняла брови охотница.
– А надо? – удивился Дойтен. – Пока румянами не запасался. Я и так тот, кто есть. Не перекинусь, не беспокойся. Я обычный ард.
– Она может быть у отца… – понизила голос Глума. – Найдем отца – найдем и ее.
– У какого отца? – не понял Дойтен. – У того, что без ноги лежит сейчас в мертвецкой на льду?
– Цай не был ее родным отцом, – заметила Глума. – И мы узнали это благодаря тебе.
– Благодаря мне? – снова попытался вскочить на ноги Дойтен. – Да я ни полслова о нем не молвил! Да и откуда мне знать?
– Олта была имни, – объяснила Глума. – Цай был обычным человеком. Если бы Ойча была дочерью Цая, то она была бы или обычным человеком, или тоже имни. И, кстати, могла бы прожить всю жизнь, не подозревая, кто она есть. Как и ее мать. Но даже в этом случае, перекинувшись, она бы могла быть только кошкой. Кошкой и никем иным. Тебя укусила за руку кошка?
– Нет, – потер руку Дойтен. – Какая-то непонятная зверюга с человеческими глазами.
– Ее отец – не Цай, – проговорила Глума. – Может быть, он – тот самый зверь, что стоял у калитки этого дома?
– Какой зверь?.. – прошептал Дойтен.
– Чатач? – повернулась к кудрявому егерю Глума.
– Степной медведь, – отозвался мискан. – Страшный зверь. Очень редкий не только среди имни, но и в диких лесах. Особенно на их окраинах. Дирги боятся его как огня. Некоторые считают, что он уже истреблен, но страха это не уменьшает. Он не боится открытых пространств, быстро бегает, причем не минутами, а часами. Не ложится в спячку. Плотояден не по случаю, а постоянно. Среди имни очень редок. Чрезвычайно. Я не знаю ни одного случая.
– И кто же мог родиться от связи имни-кошки и имни-медведя? – спросил Дойтен.
– Кто угодно, – усмехнулся Чатач.
– Или кошка, или медведь, – кивнула Глума. – Я не отслеживала, но в охотничьих уложениях говорится так. Но еще там говорится, что очень редко, один раз на тысячу или на десять тысяч подобных союзов, рождается не простой имни, а олти.
– Олти? – не понял Дойтен. – А это что за ерунда?
– Это имни, который может перекинуться в разное, – ответила Глума. – Стать придорожным камнем, птицей, деревцем, зверем, гадом – кем угодно. И даже сохранять при этом разум. При должном усердии, конечно. Я не великий знаток, мне не приходилось сталкиваться с олти; или я сталкивалась, не зная его породы, но это очень плохо, усмиритель, очень.
– Опасно? – нахмурился Дойтен. – Она что, может полгорода перегрызть?
– Судя по твоей руке, вряд ли, – ответила Глума. – Опасно для самого олти, тем более для ребенка. За такими идет охота. Они очень ценны.
– Для кого? – не понял Дойтен.
– А вот это ты спросишь у своего защитника, – неожиданно печально проговорила Глума. – Поверь мне, он знает.
– Я знаком-то с ним всего пару недель, если не меньше, – прищурился Дойтен.
– Я бы на твоем месте радовалась такому знакомству, – заметила Глума.
– А что мне радоваться? – не понял Дойтен. – Он что – баба, что ли? Или неизвестный мне мой родственник? Будет схватка, сумеет прикрыть меня со спины – буду радоваться.
– Сумеет, – уверила Дойтена Глума. – Если сам жив останется. Впрочем, хотела бы я посмотреть на того, кто сможет его убить… Или нет: не хотела бы…
– Девчонка может прийти обратно, – сказал, заходя в дом, Сос. – Лаз, через который она выскочила, неприметен. Она сейчас где-нибудь в окрестностях, но ночью вернется. Ни одежды, ничего нет. Ночи холодные. Обычно через час они перекидываются обратно. С непривычки.
