скачать книгу бесплатно
– Чего тебе, Димитрий?
– Что должен совершить раб, чтобы мудрый и справедливый хозяин отпустил его на волю?
Тугорбек внимательно посмотрел на Ярилова. Хмыкнул:
– Да, такое бывает, что за долгую и верную службу раба признают свободным. Правда, он всё равно обычно остаётся у бека, но уже как преданный вольный слуга. А бывает – и как воин. Случается и такое, что бывший раб получает в награду коней, баранов. Становится главой коша и вольно кочует в степи. Ты на правильной дороге, Димитрий, и сегодня сделал большой шаг к своей свободе.
– Бек, я знаю, что ты едешь в Шарукань, чтобы попросить милости у хана Юрия Кончаковича. Ты везёшь ему богатые подарки, которые теперь, наверное, ещё увеличатся – после того, как сегодня ты стал владельцем половины товаров персидских купцов. И хочешь отдать ему в жёны свою любимую дочь Юлдуз.
– Всё так, – согласился Тугорбек, – ты умён, мой раб.
От слова «раб» Дмитрий скривился, но продолжил:
– Если я открою важные сведения, которые очень тебе помогут – могу ли я надеяться на свободу?
– Говори, раб. Что ты узнал, что?! – бек вспыхнул, схватил Диму за грудки.
Ярилов молчал.
Бек опустил руки, отступил на шаг. Сказал уже спокойнее:
– Говори. И не требуй от меня никаких обещаний, раб. Не забывайся. Или ты хочешь, чтобы я велел пытать тебя огнём? Дело холопа – служить хозяину. А моё дело – оценивать службу и решать твою судьбу. Ты уже убедился, что я – справедливый и щедрый к тем, кто этого заслуживает.
Дмитрий понял, что обратной дороги нет. Вздохнул и сказал:
– Тебе не удастся умилостивить Юрия Кончаковича подарками и получить его благорасположение, бек.
Тугорбек раздул ноздри, схватился за плеть. Но вынимать её из-за пояса не стал, сдержался. Спросил:
– Почему?
– Хан Юрий Кончакович не вернулся из похода. Он убит, бек. В бою с новыми племенами, пришедшими с востока – с монголами. Теперь в кыпчакской степи всем заправляет хан Котян. Уверен, что и твой курень ныне отошёл к нему.
Тугорбек помолчал. Покачал головой, тихо сказал:
– Я не наивный дурак, чтобы поверить тебе сейчас. Но и ты, видимо, не самоубийца. Ведь завтра, если Тенгри будет к нам благосклонен, мы доберёмся до Шарукани, и если твои слова окажутся враньём, я жестоко накажу тебя. Но мне думается, что ты совсем не простой холоп, Димитрий. Иди к воинам, ты заслужил пир. И скажи Хорю, чтобы утром дал тебе коня из подменных. Не достойно воина, даже если он пока раб, ехать на телеге подобно старой бабе.
Димка поблагодарил бека и пошёл к костру. Он очень надеялся, что всё правильно помнил из лекций преподавателя истории. Тему домонгольской Руси студентам читали как раз перед сессией, которую Ярилов завалил в хлам и отправился в армию, и лекции были ещё относительно свежи в памяти.
Впервые в жизни незнание предмета могло быть наказано не «хвостом» и пересдачей, а плетьми.
И даже смертью.
* * *
Ночь в зимней степи длится долго. Ещё и середину своего пути не прошла луна, ещё не допит второй бурдюк кумыса. Половцы по очереди рассказывали байки про бои и походы и старинные легенды, пели песни – то долгие и заунывные, как путь через степь, то задорные, как пляски с девушками. Потом, не шелохнувшись, слушали Димкин перевод рассказа франка Анри де ля Тура об удивительном братстве рыцарей-тамплиеров, отказавшихся от прелестей мирской жизни ради служения Спасителю. О жестоких боях с сельджуками в составе войск царьградского кесаря и о невиданной забаве – рыцарских турнирах…
Наконец, тамплиер устал рассказывать, а Ярилов – переводить. Половцы снова завели песню о батыре Чухоре, который раскрутил аркан – да и поймал в него луну и подтащил к земле, чтобы собрать с неё золотую пыльцу и подарить любимой… Огромное ночное светило будто замерло, слушая и соглашаясь: «Да, было дело».
Дима поднялся и пошёл к своей телеге – усталость этого длинного дня вдруг навалилась, делая веки свинцовыми.
– Димитрий!
Девичий голос прозвенел настолько неожиданно, что Ярилов сначала подумал, что показалось. Звякнули браслеты, Юлдуз появилась из темноты, встала совсем рядом – так близко, что Дима почувствовал тепло её тела.
– Что тебе, принцесса?
То ли выпитый кумыс, то ли вот эта сумасшедшая, невозможная близость ударила в голову, и Димка облапил девушку, притянул к себе, ища губами губы.
Юлдуз не оттолкнула – наоборот, потянулась навстречу, приподнимаясь на цыпочках.
Когда устали целоваться, степная принцесса, переводя дыхание, сказала:
– Ты сделаешь то, что я попрошу, русич?
– Конечно, моя девочка.
– И ты не будешь смеяться надо мной и позорить?
– Что ты хочешь, лапушка?
Юлдуз отстранилась, зажмурила глаза, прикусила губку. Было видно: то, что она хочет произнести, страшно для неё и тяжело. Дима снова обнял её, на этот раз бережно, прижал к себе. Сказал:
– Не бойся ничего, принцесса. Я никогда не обижу тебя.
– Правда-правда?
Юлдуз то ли вздохнула, то ли всхлипнула. Медленно заговорила:
– Отец везёт меня в Шарукань, чтобы там крестить в христианскую веру и отдать в жёны Юрию Кончаковичу. Он – мудрый хан и великий воин. Но он давно старик. И наше супружеское ложе будет оставаться холодным… Меня поп учил: нельзя изменять мужу, с которым тебя обвенчали, ибо прелюбодеяние – страшный грех, и за него одно наказание – вечные адские муки.
Дима не понимал, к чему эти откровения, но слушал и не перебивал.
– Вот. Я ещё не познала мужчину и не хочу остаться такой навсегда. Прошу тебя, найдёныш: будь моим первым мужчиной.
Дима замер, переваривая сказанное. Глупо спросил:
– А почему я, Юлдуз?
У дочери Тугорбека, видимо, давно был заготовлен ответ:
– Во-первых, никого из воинов об этом не попросишь, они боятся отца. Во-вторых, ты красивый. Ты – рыжий, и если я вдруг понесу от тебя, то хочу, чтобы моего ребёнка тоже любило солнце, как и тебя.
Ярилов нагнулся и поцеловал Юлдуз.
– Ты согласен, русич?
– Да.
– Тогда мы сейчас пойдём в мою кибитку. Я только прошу тебя: будет ласков со мной. Если честно, мне очень страшно.
Димка кивнул.
Он не стал рассказывать Юлдуз правду: что её будущего мужа уже нет в живых.
Кто осудит его за это?
Глава третья. Шарукань
Ещё один подъем степной дороги – и перед караваном открылся вид на степную столицу кыпчаков.
Димка ещё не очень хорошо освоился в седле, поэтому отстал от товарищей, елозя уставшими от непривычки ягодицами. Хорь по его просьбе выделил самого спокойного мерина. Ярилов дал коню имя «Харлей» и постарался с ним подружиться. Харлей отнёсся к новому хозяину добродушно, с удовольствием съел с Димкиной ладони кусок лепёшки и спокойно выполнял все команды. Пока приходилось ехать шагом рядом с телегами, всё было нормально. Как только показался город, уставшие от однообразия степного пути половцы радостно перешли на рысь и ускакали в голову каравана. Димка отстал, пытаясь разобраться, где у Харлея включается вторая передача. Мерин прядал ушами, но не реагировал на Димины причмокивания и жалостливые просьбы «прибавь, дружочек», продолжая неспешно тюхать возле телеги. Наконец, Ярилов решился и ударил коня пятками по бокам, что оказалось верным решением.
Харлей вылетел на вершину невысокого холма и послушно остановился, когда Дима натянул поводья. Ярилов оглядел Шарукань и удивлённо присвистнул.
Половецкая столица совершенно не походила на средневековый город с яркой иллюстрации из учебника. Никаких крепостных стен на высоком валу и защитных башен, каменных дворцов знати и сияющих позолоченными куполами храмов. Не было даже ворот.
Дима видел перед собой огромный лагерь кочевников из разнокалиберных шатров, палаток и кибиток, неряшливо разбросанных по берегу Донца. На окраине чернели стада скота, по степи шныряли всадники – поодиночке и небольшими группками.
Ближе к городу воздух терял снежную свежесть, становился всё более насыщенным запахами навоза и гниющей требухи, горького кизячного дыма и прокисшего молока. Половцы подтянулись, подбоченились, выстроились в определённом порядке – каждый обыватель должен был видеть, что в город прибывает славный бек Чатыйского куреня, гордый Тугорбек со своими батырами.
После долгого пребывания в пустой степи Дмитрий с жадным интересом изучал кипящую жизнь огромного аула, по ошибке названного городом. Вот хозяйки хлопочут у кипящих котлов с бараниной и просом, подбрасывая в огонь куски кизяка. Здесь неровно сложенная из камней с замазанной глиной щелями низенькая кузница – дым столбом, звон молота. Закопчённый кузнец вышел на улицу продышаться от чада, в прожжённом во многих местах кожаном фартуке на могучем потном теле. Стаи лохматых собак и стайки чумазых детишек с одинаковым азартом бежали за обозом; только собаки лаяли и норовили ухватить запряжённых в телеги быков за ноги, а мальчишки орали что-то неприличное, хохотали и кидались в повозки кусками смёрзшейся земли. Наконец, обнаружилась свободная площадка, и бек приказал разбивать лагерь и варить ужин, а сам, взяв Азамата и ещё пару воинов, а также одного навьюченного верблюда, отправился в город. Персидские купцы вежливо распрощались, забрали свои существенно оскудевшие запасы товара и тоже двинулись в центр этого хаоса – там располагались рынки и даже, кажется, караван-сарай для приезжих иноземцев.
Франкский рыцарь, выкупивший своего нового коня у бека за звонкую монету, тоже собирался уезжать, но Хорь остановил:
– Ярило, скажи ему, чтобы не торопился. Сейчас тут закончим и вместе в город пойдём. Я тут бывал, знаю, где витязю себя после долгого похода потешить можно. И выпить не кумыса этого прокисшего, а настоящего заморского вина.
Хитро подмигнул и рассмеялся.
Тамплиер, услыхав про вино, аж порозовел от предвкушения.
– Добрый друг Димитрий! Ты даже не представляешь, как я соскучился по бургундскому. Последний год по поручению великого магистра я провёл в странствиях по землям, населённым магометанами. А там, как известно, употребление виноградного вина считается страшным грехом. Половецкий кумыс, конечно же, после года воздержания показался мне божественным нектаром, амброзией. Но, согласись, что перебродившее кобылье молоко не может сравниться с соком ласковой земли, с кровью виноградной лозы, жадно пьющей солнце на склонах моей прелестной Бургундии!
Хорь приоделся перед прогулкой в город – надел чистый кожух, поменял разбитые походные сапоги на парадные, из красного сафьяна. Критически оглядел рыцаря и остался довольным. Потом посмотрел на Диму и задумчиво сказал:
– Не пристало тебе идти, словно холопу, безоружным. Есть у меня лишняя сабля. Старенькая, правда, но сойдёт.
Сабля и вправду оказалась не драгоценным булатом: клинок изъеден ржавчиной, потёртые кожаные ножны, обломанный набалдашник крестовины.
– Зато – настоящий сельджукский кылыч, – объяснил Хорь, – я его с боем брал, когда мы с Плоскиней по Корсунской земле гуляли. Эх, были времена!
Хорь вспомнил о чём-то своём, погрустнел. Пока обустраивали лагерь, больше не произнёс ни слова.
Когда Дима помогал ставить кибитку для Юлдуз, девушка отозвала его в сторону. Едва коснулась тонкими пальцами рукава, заглянула в глаза, прошептала:
– Ты ни разу не заговорил со мной и не взглянул на меня, мой солнечный. Я разочаровала тебя своей доступностью, да? Отвечай, не молчи.
Дмитрий улыбнулся:
– Ну что ты, лапушка! Я стараюсь близко не подходить, чтобы между нами искра не проскочила. А то и молния, которую все увидят. Я же не могу тебя подвести, когда столько глаз кругом. Я люблю тебя, родная.
Девушка облегчённо вздохнула, засветилась:
– А я так напугалась! Дим, вы когда будете в городе – купи мне чего-нибудь сладенького. Тут, наверное, даже мёд есть у купцов. Я однажды пробовала, когда была маленькая. Вкус не помню. Помню только, что это было ни с чем несравнимо!
Дима кивнул и отошёл, чтобы не вызывать подозрения у суетящихся неподалёку возниц, таскающих с телег поклажу.
Бедные девчонки тринадцатого века! Ни сахара ещё нет, ни шоколада.
И как только они живут?
* * *
Бродник, рыцарь-тамплиер и бывший питерский студент ехали шагом, неторопливо, чтобы все успели разглядеть красавцев. Там, где ширина улицы позволяла – рядом, стремя к стремени.
Хорь встретил кого-то из старых знакомцев и теперь делился свежими новостями:
– А я-то думаю, откуда столько народу в Шарукани зимой? Здесь ведь большую часть года мало кто живёт, все на пастбищах. Или хан охоту устроит, или поход. Вот осенью – тогда да, со всей степи курени собираются. И купцы приезжают из разных стран: из русских княжеств, из Корсуни, персы и арабы, и булгары с Волги, и земляки нашего Анри – много народу! Кыпчаки коней продают, другой скот, шкуры, жир, драгоценную желчь сайгаков. Тут же состязания батыров: из луков стреляют в цель, борьбой балуются. Хвалятся резвостью коней. И на саблях бьются. Слышишь, Анри? Так что не одни ваши латники любят силушкой меряться на этих, как ты говорил, турнирах. Тут же договариваются о свадьбах, а беки собираются на курултай, вопросы важные решают: на кого походом идти, как пастбища делить, а то и хана выбирают, если прежний помер.
Внимательно слушавший Дима спросил:
– Ну, это понятно. Так сейчас откуда столько народу?
Бродник вздохнул:
– Беженцев много. Задонские кыпчаки с семьями, со стадами бежали сюда после того, как проиграли великую битву. А дело было так…
* * *
Бек Аяпа – самый старый из всех. Высушенный годами и степными ветрами, седой. Вражескими саблями рубленный, стрелами раненный, когтями степного пардуса-леопарда рваный. На коня уже сам залезть не может – слуги помогают.
Зато умён Аяпа и опытен. Кыпчаки его за это уважают, да и сами ханы не брезгуют выслушать совета. А сейчас в Шарукани, в просторном шатре Аяпы, собрались беки, приехавшие со всех концов Дешт-и-Кыпчак, половецкой степи. Уже выпита пущенная по кругу первая чаша кумыса, сделанная из черепа забытого русского князя. Опустошены блюда с варёной бараниной. Настало время серьёзных разговоров, и степные бароны внимали рассказу пришельца из задонских просторов о страшной битве с неведомыми врагами. Гость умел рассказывать образно, и беки внимательно слушали историю о том, как на могучее государство хорезмшаха Мухаммеда напали монгольские полчища с востока. Сожгли богатые города Отрар, Бухару и Самарканд, с лёгкостью разгромили войска хорезмшаха, в которых было немало земляков-половцев, прельстившихся на почётную и хорошо оплачиваемую службу в среднеазиатских землях. Как монголы преследовали бросившегося в бегство хорезмшаха, в этой погоне обогнули Хвалынское море с юга. Потом прошли с огнём и мечом по Закавказью, прорвались через Железные ворота – Дербент и оказались совсем близко, в прикавказских степях.
Кыпчакские ханы Юрий Кончакович, Данила Кобякович и Котян Сутоевич собрали свои отряды и отправились за Дон, чтобы проучить непрошеных гостей и помочь аланам. Но враги оказались необычайно сильны! В тяжёлой битве был убит мудрый и храбрый Юрий Кончакович, погиб Данила Кобякович. А Котян покинул поле боя вместе со своими приближёнными, бросив погибать остальных половцев. Вслед за трусливым ханом в ужасе устремились на запад и населявшие Задонье кыпчакские курени, успев взять с собой лишь малую часть имущества и скотины.
Теперь эти беженцы поселились на окраинах Шарукани и жаждут вернуться в родные земли, отнять их у захватчиков. Но для этого надо собрать большое и сильное войско, а хватит ли у Котяна духу на такой поход – одному Тенгри известно.
Уставший рассказчик жадно припал к чашке с кумысом. Беки молча переживали рассказанное, представляя в воображении горящие города, толпы зверски скрученных пленных, брошенные на растерзание диким зверям тела земляков, павших в страшной битве… Страх за судьбу своих куреней и сомнение в успехе предстоящего похода поселился не в одном сердце.
Один из беков, известный своей преданностью Котяну, попытался успокоить степных баронов:
– Котян Сутоевич не труслив, а мудр. Никто не выходит на охоту с женским веретеном, а берёт лук и копьё. Какой смысл бросаться на этих монголов, если сила их велика? Надо собрать ещё большую силу и заручиться союзом с русичами. Для этого хан поехал в Галич к мужу своей дочери, славному князю Мстиславу Удатному. От хана уже прискакал вестник: завтра Котян возвращается в Шарукань с хорошими новостями.
Беки облегчённо вздохнули, радостно зашумели: все знали о военной доблести и храбрости Мстислава, лучшего полководца Руси. С ним никакая монгольская орда не страшна.
Один лишь Тугорбек не участвовал в разговоре – сидел, задумчиво теребя редкие чёрные усы. Вчерашний рассказ холопа Димитрия оказался не выдумкой. Раб действительно знал правду и предупредил своего бека о гибели Юрия Кончаковича в битве. Непонятно только, что теперь делать и кого просить о защите маленького Чатыйского куреня.
Когда беки начали разъезжаться по своим стоянкам, Аяпа попросил Тугорбека задержаться.
