скачать книгу бесплатно
– Секретарша! Борзеть кончай! – Грозный проходил мимо и как бы обронил невзначай, даже не глядя в их сторону.
– Царь, ты чё своего карася жалко стало? – Съязвил Комсомольцев. – Ты же уже гражданский. Должно быть по барабану всё.
Грозный остановился и нехотя обернулся. Оглядел секретчика с головы до ног с усмешкой. После чего Комсомольцев сложился пополам и засопел. Стремительного удара в грудь никто не разглядел. Но глухой звук стука по полену услышали все.
– Для меня и ты карась, – будто ничего и не было, меланхолично изрёк Иван, засовывая руки в карманы. – Но видно ты об этом забывать начал. Это тебе для укрепления памяти. Пока. И потом, обсуждать мои действия и поступки будешь тогда, когда твоя очередь подойдёт отказаться от птюхи. Два года пропыхтел, а как был ты Стасиком, так рыжим и остался, – Грозный устало повернулся и пошёл дальше.
– Лады, – выпрямляясь, зло выдохнул ему в спину секрет. – Поступим по-другому. Я теперь человек больной, можно сказать раненый. Вывод: вы, двое одинаковых, сейчас пойдёте к Козлову. Будите умолять его заменить меня. Не уговорите – вечером вам профилактика от гриппа обеспечена.
Держась за грудь Комсомольцев, поплёлся к ближайшему кнехту, присесть.
– Ну и сволочь же, этот Стас, – прошептал Максим, провожая старшину взглядом.
– Стас? Какой? – непонимающе уставились матросы на новенького.
– Да Комсомольцев, – пояснил Смирнов.
Все дружно зафыркали, подавляя смех.
– Вообще-то его Олегом звать, – подёргиваясь, еле выдавил Антон. – А Стасикамина на флоте тараканов кличут.
– Я не понял, за что комбриг к нему придрался? – Прикрывая возникшее чувство неловкости, Максим перевёл разговор в другое русло.
– Секрет, набил металлические набойки на пятки и носки сапог, чтобы не снашивались. Будет спускаться в лодку, обязательно комингс площадки люков поцарапает. Потом плотно их не закроешь. На большой глубине обязательно течь будет. И не заделаешь такую, – пояснил Сергей. – Не говоря уж о комингсах аварийных выходов первого и седьмого, где спасательные капсулы прилипать должны. Для нас такие мелочи – жизнь всего экипажа. В РБЖ всё такое прописано жизнями целых экипажей. Преподавали поди в учебке «Руководство по борьбе за живучесть»?
– О! Младший помощник объявился, – заметил Санек. – Вещь-мешок на плечи и пошли строиться. Потом уговаривать его начнём.
– Я не понял. Где Комсомол? Почему не впереди строя? – Рассматривая шеренги, удивился каплей, когда экипаж был готов начать движение. – Ну-ка, старшина займи своё законно завоёванное место под солнышком.
– Владимир Алексеевич, он травмировался, – подал голос Сергей. – Споткнулся и упал грудью на преобразователь. Еле дышит.
– Можно мы его заменим. Полдороги я, полдороги Серёга, – добавил Александр. – И сапоги разметелим. Сто процентов!
– Разговорчики в строю! – прикрикнул Козлов. – Падать надо на амбразуры и в кровать к женщине, а не на преобразователи хитрости или хрен знает чего! И вообще, Светлая братва, ваша эра, как годов ещё не пришла для похода впереди строя. Вы пока ещё годки, а не годы. Комсомольцев на место. Живо! Флажок направляющего ему в руки дайте.
Вышли за ворота судоремонтного завода, молча дотопали до города, вслушиваясь в яростный цокот подковок гайдара. У первых домов офицер дал команду:
– Песню запевай!
– Владимир Алексеевич, на нас, как на идиотов весь Север потом будет смотреть, – взмолился кто-то из годов. – Никто же у нас глотки не дерёт. Западло. Может только у штаба споём?
– Отставить рассуждения! За что боролись, на то и напоролись! Запевай!
Если противник объявит войну!
Мы им устроим прогулку по дну!
Северный флот! Северный флот!
Не поведёт!…
Шагали вяло, пели без энтузиазма, так просто для отмазки. До штаба исчерпали весь свой репертуар.
– Занозин! Бурмистров! Почему молчим? – допытывался помощник. – Хотите ещё больше усугубить положение?
– А мы чё? Что знали, выложили! Осталось только такое:
Где же ты моя счастливая звезда?
Где ж ты ДМБ мой шляешься?
– Отставить фольклор! Давайте нормальную строевую.
– Ну тогда, вон пусть Пионер запевает. Он только из учебки, может, что новенькое или хорошо забытое старенькое выдаст.
Максим почувствовал ощутимый тычок в спину.
Накопившаяся обида за день на все эти тычки, подколы, неверие в его знания, досада на самого себя, что это он почему-то всё терпит, выплеснулась. Его как прорвало.
Взвейтесь кострами, синие ночи!
Мы пионеры – дети рабочих!
Близится эра Светлых годов!
Клич Пионера – всегда будь готов!
Сначала его голос звенел над Полярным один. Но когда потаенный смысл контекста песни стал доходить до рядом идущих, экипаж разом подхватил припев, чуть сдерживаясь от общего хохота. Козлов, прикрыв рукой нос, успел только фыркнуть:
– Экипаж!
Парни впечатали строевой шаг, так, что окна ближайших зданий зазвенели. Панели и каменная кладка домов, запрыгала в такт марша, осыпая пыль. Плохо прикрытые двери балконов и подъездов, закачались на петлях. От такой неожиданности удивлённые жители повылазили на свет божий, вытаращившись на нежданное светопреставление. Спокойно дремавшие собаки подскочили, как ошпаренные, поджав хвосты, жалостно скуля, ломанулись в сопки.
Радостным шагом, с песней весёлой,
Мы выступаем за Комсомолом!
Близится эра Светлых годов!
Клич Пионера – всегда будь готов!
Секрет сдал свои полусапожки с напрочь стёсанными каблуками и одной оставшейся сломанной подковкой, висевшей на последнем гвоздике.
– Жаль сейчас светло, – посетовал помощник, разглядывая обувку. – Ночью какой эффект был бы.
Разместились на плавбазе «Гаджиев», в двух кубриках. Отдельно БЧ-5, в другом – все остальные. На разных палубах. Как только обосновались в полутёмном, с наклонной палубой тесном загоне, с наглухо задраенными иллюминаторами, Богдан подозвал Максима к себе. Присели на его коечку.
– На, это обязанности верхнего вахтенного и аттестационный лист на управление боевым постом, – протянул стопку бумаг. – Первое спрошу через два дня. По второму: – сдавать будешь командирам отделений, указанных БЧ. Последняя подпись моя. А сейчас садись, пиши домой письмо. Вот номер нашей боевой части. И запомни, Пионер, родных ни при каких обстоятельствах не расстраивать. Лучше будет, если они вообще не будут знать, что ты на подлодке служишь. Им и так за тебя переживаний хватает. Это первое, и самое основное: прочитал письмо из дома – порви. – Увидев немой вопрос на лице пополнения, пояснил. – Зам у нас любитель читать чужие письма. Так что не ищи приключений на свою пятую точку. Напишешь, запечатаешь и мне отдашь. Завтра отправлю.
Смирнов поднялся, коечка у него понятное дело, на втором ярусе, примостился писать. Шмынько одёрнул его за робу.
– Садись рядом. Я подсматривать и подталкивать не буду, – улыбнулся, потрепав по голове. – После пойдёшь отстираешь свой чехол с бески и мой прихватишь. На всё про всё у тебя полчаса. Шуруй. Да, – спохватился старшина. – К утру подстричься, как положено по сроку службы. Оброс в учебке.
Через полчаса Максим развешивал выстиранные белые чехлы на пружины верхних коечек, которых пришлось стирать минимум с пяти бескозырок, когда его подозвал Грозный.
– Слушай сюда, Пионер. На тебе галун, – Иван протянул узкую желтую матерчатую полоску. – Форму одежды приведёшь к утру в порядок согласно званию. А сейчас, пойдёшь в кубрик «БЧ Шушеры». Позовёшь годов и подгодов к нам. И Химу передай, пусть дуста захватит, похоже здесь крыс не меряно. Вашим наборам стирать, гладить форму номер три – парадку, и тут не появляться. Бегом марш!
Смирнов озадаченный выскочил на трап, ведущий на верхнюю палубу, где соткнулся нос к носу с Хромом.
– Смотри куда летишь! – Подхватывая в развороте падающего матроса, шевельнул пышными пшеничными усами Федор.
– Федь, а что значит «БЧ Шушера»? И где у них кубрик? – обрадовано выпалил Максим.
– Мы, БЧ-5 – маслопупы, как нас окрестили на флоте, все остальные БЧ: штурмана, акустики, метристы, связь – шушера, – вытянутое худое лицо, низкорослого Хромова, просияло довольной улыбкой. – А кубрик у них, как поднимешься, в нос по среднему проходу первая переборка налево.
– Спасибо!
– Не забудь разрешения спросить, – вдогонку бросил Хром. – А можешь и не спрашивать, всё равно отвесят, – сожалея, пробурчал он себе в усы, открывая переборку кубрика.
– А, Пионер! – Из полумрака коечек, выполз на свет секрет. – Значит, ждёшь эры Светлых годов! Письмо домой успел накатать?
Максим кивнул. Удар в подых, не сильный, но чувствительный, заставил его в следующий момент, согнуться.
– Я тебе, карасина, покажу, как за мною следовать! Значит, выслуживаться сюда прибыл! – От удара по скуле, Смирнов залетел в узкий проход между коечками. – Первый день и уже очередное звание. Над старшими потешается! Урою, гниду!
– Подожди, секрет!
Внушительных размеров, круглолицый, с ухоженными чёрными усиками, широкой, выдающейся вперёд челюстью, старшина второй статьи поднял бедолагу с палубы. Максим оказался у его ног.
– Прежде, чем ты его закапаешь, пусть изречёт, для чего пожаловал. Вдруг чё серьёзное, а мы и не узнаем, – заржал он. – Может он извиниться пришёл?
– Грозный сказал, чтобы годы и подгоды в кубрик БЧ-5 пришли, – вытирая кровь с лица, выдохнула жертва «сказочного» приёма. – И просил, что бы Хим дуста захватил для крыс.
Разом стало темно.
– Ну, давай, очухивайся! – Кто-то тормошил Максима за плечи и шлёпал по щекам. – О, наконец, отудубел! – Конь помог новому члену экипажа присесть. – Кто только тебя надоумил про дуст упоминать? – Мыкнул он.
– Царь, – всё ещё не понимая происходящего, промямлил Максим. – А, что такого?
– У химика нашего – это дурное погоняло! – Хихикнул Владимир, окончательно поднимая на ноги Смирнова. – Знатных врагов ты себе в первый же день нажил, боец. В ушах звенит?
– Немного.
– Запомни на будущие, Дуст вырубает сразу и на долго, только за то, что косо на него посмотрел. Теперь двигай от сюда поскорее, пока не вернулись.
Еле нащупывая полуваттными ногами ступени, Смирнов спускался в свой кубрик. Его окликнули снизу из-под трапа.
– Макс, давай сюда.
В выгородке толпились Лёха, братья Светлые, и ещё пара матросов.
– Знакомься, Паша Трошин, трюмный центрального и Артём Хлебов, торпедист. Тоже нашего набора.
Приветливо пожимая руки каждому, Максим разглядывал собратьев. Усталые, с напуганными глазами, нескладные парни, хлебнувшие первые месяцы военно-морской службы через край.
– Артёмка говорит, ты у Хима дуста выпрашивал? – Невесело ухмыльнулся Санёк. – Ну и как?
– Такое ощущение, словно он в меня его насыпал, – попробовал пошутить новичок.
– В кубрик не ходи. Там гражданские воспитывают свою смену, – предупредил Серёга. – Попадёшь ещё под горячую руку, до утра не откачаем. А ещё надо форму гладить свою и иху, подшиваться, стричься.
– Слушай, вроде уже отбой был? – Поинтересовался Максим. – Так спать, когда же?
– Ты, братишка, забудь такое слово, – с придыханием, посоветовал Артём. – Флот всегда бодрствует, особенно та часть, которая ещё полтора года не отпахала.
– Лёх, ты говорил гражданских всего четверо. Так, что же им годы не выпишут? Их наверняка больше, – прислушался к звукам из-за переборки Смирнов.
– Да, как же выпишут… Пусть только попробуют. Потом свои же со всей бригады отоварят. По всему Северу удобной шхеры до конца службы не найдёшь. Положение хуже карасей будет. Закон годковщины. И самое главное запомни: проштрафился один с набора на лодке – профилактика всему набору. Все отвечают за каждого, а каждый за всех.
Переборка распахнулась. Старшины и матросы вихрем пролетели наверх. Последними вышли химик и Богдан, волоча на себе бесчувственное тело секрета.
– Эй, там! Пионер далеко? – Послышался голос Грозного. – Давай его сюда. Сейчас очередное звание ему пришьём!
Первый бесконечный день на корабле для Максима закончился за два часа до гимна, то есть до подъёма. Уснул мгновенно, ещё даже не коснувшись подушки. Бешенная усталость погасила сном боль во всех мышцах и зуд на животе, от пробитого ложками звания старшего матроса.
***
– Головные уборы снять! Приготовить к осмотру! Правую ногу на носок! – командовал старпом.
Комбриг с кэпом медленно передвигались внутри ровных шеренг экипажа. Под ласковым северным солнышком, придирчиво осматривая форму одежды моряков и её реквизиты.
– Что, корсары доморощенные, без выпендрёжа с вывертами никак не можете? Весь Полярный вчера взболомутили! Люди стёкла после вашего марша меняют и за животы держатся. Циркачи, пионеры – трюкачи! – Ворчал адмирал пока, не находя за что зацепиться.
– Согласно вашему приказу … – твёрдо парировал Дюжев, из-за спины начальства.
– Моему приказу. Моему приказу, – бурчал, рыская опытным взглядом комэск. – Ладно, жене настроение перед сном подняли и народ потешили. Скоморохи! А то бы я вам устроил – марш за комсомолом! Хорошо политотдел не в курсе. Ещё бы одну проблему нажили.
Влажный легкий ветерок трепал отутюженные ленточки бескозырок, срезаясь на острых, прошпаренных с мылом, кромках стрелок брюк, закидывая мелкую пыль на глянец хромочей.
– А, Грозный! Не созрел за ночь? – Командующий остановился перед вытянувшимся глав старшиной.
– Ни как нет, товарищ контр-адмирал.
– Жаль. Жаль, – покачал головой старый морской волкодав. – Думай. Всё равно, через месяц на гражданке посохнешь. Море, оно, брат, просто так не отпускает. Арсеньевич, дай ему время поразмыслить. Напишет рапорт, сразу мичмана и на сорок пять суток домой отпущу.
Осмотр прошёл с несколькими незначительными замечаниями. Комбриг, поблагодарив за службу экипаж, взглянул на часы.
– Моя на балкон вышла, – тихо заметил он. И уже громче, обращаясь к Дюжеву: – Если ещё хорошей песней порадуете старика, прощу в будущем первый залёт.
