Алтарь снов

Детина вздохнул, будто утомившись от назойливой мухи.

– Начальник сказал: пусть гниёт.

Тир замер. Пальцы впились в ржавые прутья.

– Значит… всё?

Стражник уже повернулся к выходу, но Карас не уходил.

– Ты же знаешь, что молодость, вспыльчивый характер, давай отпустим парня?

– Знаю.

– Так почему?

Тот остановился.

– Потому что Урин – сволочь. – Усмехнулся. – И поступил приказ, всех бунтарей держать до особого распоряжения.

И ушёл.

Карас посмотрел на Тира. Тот стоял, сжав кулаки.

– Вот и всё? Ты просто… уйдёшь?

Карас наклонился, поднял с пола ржавый гвоздь (тот самый, что выронил раньше) и протянул его через решётку.

– Нет. Я уйду. А ты – выберешься.

Тир взял гвоздь.

– Как?

Карас улыбнулся.

– Ты же Волкодав. Разгрызи и эту цепь. Да и там Элли тебя заждалась.

И повернулся к выходу.

Когда шаги Караса затихли, Тир опустился на холодный пол. Сверху упала капля, и брызги разлетелись во все стороны. Тир сжал гвоздь в кулаке и впервые за долгие дни… засмеялся.

4. Монастырь: Шёпот идолов

Монастырь возник из сумерек, словно древний страж, укрытый зелёным покрывалом девичьего винограда, цеплявшегося за камни, будто боясь их отпустить. Его шпиль, острый, как клинок, пронзал небо, указывая на звёзды, проступавшие в выцветающей синеве. Стены, прогретые утренним солнцем, хранили тепло, словно дышали, а трещины на них напоминали шрамы, рассказывающие о веках молчания. Солнце тонуло в золотом и алом, заливая тропу к воротам мягким сиянием, но открытые створки казались вызовом, а не приглашением. Деревянные идолы вдоль пути – грубо вырезанные, с пустыми глазами – следили за каждым шагом Гавриила Карасова, их взгляды ощущались как холодное дыхание на затылке.

Карас остановился у тропы, втянув воздух, пропитанный мхом и сыростью. Его сапоги оставляли следы на влажной земле. Тишина монастыря была обманчивой, как затишье перед бурей. Мир Грёз был полон теней, и этот монастырь, несмотря на красоту, пах угрозой, как зверь, притаившийся в траве. Он догадывался, что Элли – Аня из записей Барго – надо было лишь теперь это проверить и если да, аккуратно увести её. Друид- наместник монастыря, не спустит с него глаз. И у него был план.

Навстречу, опираясь на дубовый посох, вышел человек. Чёрная мантия колыхалась на ветру, в тёмных волосах, собранных в узел, белело перо, покачиваясь, словно живое. Под глазами – тонкие полосы краски, и взгляд был цепким, хищным. выглядел лет на сорок, подтянутый, с осанкой воина, а не жреца. Его спокойное лицо скрывало что-то знакомое, как отголосок сна, но Карас отмахнулся от мысли. Мир Грёз играл с памятью.

– Альтам брас,– произнёс друид, голос мягкий, но с металлической ноткой, как лезвие в бархате. Лёгкая улыбка коснулась губ, но не глаз. – Я Саруно. Добро пожаловать в обитель Света.

Карас прищурился, разглядывая друида.

– Альтас курум, я Карас – ответил Гавриил с ленивой усмешкой. – Надеюсь, у вас есть что-то посытнее травяного чая? А то в тюрьме не кормили вовсе.

Саруно приподнял бровь, улыбка стала шире. Он указал посохом на ворота.

– Обед ждёт, – сказал он. – И комната. Идём, странник. Дождь близко. Меня предупредили что ты зайдёшь.

Небо вздохнуло, и первые капли упали на землю, оставляя пятна на камнях. Карас запрокинул голову, подставляя лицо дождю. Капли стекали по щекам, смывая пыль дороги. Он закрыл глаза, вдыхая сырость. Дождь был памятью, очищением.

– Люблю дождь, – сказал он тихо. – Он как старый друг. Всегда знает, когда прийти.

Саруно стоял под дождём, мантия темнела от влаги. Его взгляд, с лёгким раздражением, скрывал любопытство. Карас заметил и не удержался от колкости.

– Не волнуйся, друид, – сказал он, открывая глаза. – Дождь не смоет твою краску. Хотя, если честно, эти полоски под глазами тебе совсем не идут. Ты выглядишь так, будто всю ночь плакал над древними свитками.

Саруно хмыкнул, взгляд стал острее. Он указал на вход, и Карас последовал. Дождь барабанил по винограду и плитам. Монастырь встретил холодом, пропитанным ладаном и сыростью. Половицы скрипели, как кости, тени идолов шевелились, подслушивая.

В главном зале стояли ученики – мальчишки с короткими стрижками, девочки с косами, в серых рясах. Их глаза следили за Карасом с робостью и любопытством. Он решил разрядить тишину.

– Альтам брас, адепты! – бросил он, подмигнув младшему, который покраснел.

– Аль-крум! – хором ответили дети, голоса звенели, эхом отражаясь от сводов.

Карас хохотнул, обернувшись к Саруно.

– Неплохо, но маловато огня, – сказал он. – Может, ещё раз?

Саруно кивнул, лицо спокойное. Он поднял руку, и дети, шурша рясами, разошлись. Осталась одна фигура – девушка с зелёными глазами, горящими радостью и болью. Элли.

Карас узнал её мгновенно. Их первая встреча, первый день – её улыбка была как луч в тумане. Теперь в её взгляде смешались эмоции. Гавриил знал, что пока он готовил свой нейрокон в этом мире прошло шесть лет. И они в Мире Грёз сделали её жёстче выше, женственней, но она была той Аней – он понял теперь это внутренним чувством. Она пылала осознанностью. Белые волосы падали на плечи и до пояса, руки теребили сарафан.

– Карас! – воскликнула она, шагнув вперёд. Её голос излучал радость. – Ты пришёл. Я знала что ты невиновен. Тот убийца… его так и не нашли. Мне страшно, что он в нашей тихой деревне.

Он улыбнулся, но в груди кольнуло.

– Элли, – начал он мягко. – Я здесь, но ненадолго. Завтра ухожу. – Он сделал паузу, глаза блеснули хитростью. – В Далярверг, через Валию. Там, говорят, очень красивые места, шпили, паровые машины, и даже говорят есть дирижабль. Это стоит увидеть.

Элли зажглась, глаза вспыхнули.

– Я хочу с тобой! – выпалила она. – Мы с Тиром всегда мечтали покинуть Звень. Далярверг, Валия… Я устала от этих стен, от идолов, что смотрят в спину. Возьми меня!

Саруно, стоявший рядом, не спускал с них глаз, его пальцы сжали посох. Карас покачал головой, голос стал холоднее.

– Нет, Элли. Я путешествую один. Ты… прости, но мне не нужна обуза.

Элли замерла, её лицо потемнело. Она опустила голову, плечи поникли, и, не сказав ни слова, ушла, её шаги эхом отдавались в зале. Карас смотрел ей вслед, скрывая укол вины. Саруно повернулся к нему, взгляд острый, как клинок.

– Пойдём, – сказал он. – Обсудим за обедом.

Они прошли в келью – тесную комнатушку с узкой кроватью, скрипучим столом и окном, за которым дождь рисовал узоры. Саруно закрыл дверь, посох стукнул по полу.

– Зачем ты пришёл? – спросил он, голос ровный, но с подтекстом. – И куда собрался?

Карас сел на кровать, скрестив руки.

– Проездом, – ответил он, глаза блеснули. – Ищу старый свиток в Валии. Говорят, там хранится карта к…. Опасное место, но я люблю риск.

Саруно прищурился, его пальцы поправили перо – жест, от которого Караса кольнуло.

– Ты не похож на алхимика, – сказал он. – Скорее на вора. У тебя ничего не получится, Каарас- протянул Саруно его имя намеренно. Я присмотрю за тобой.

Карас усмехнулся.

– Следи, друид. Но я не краду. Я беру своё.

Саруно кивнул, но в его глазах мелькнула тень. Он поклялся себе не спускать с Караса глаз. Этот человек был слишком непредсказуемым, слишком опасным.

Обед в трапезной был скромным: похлёбка, хлеб, вода. Карас ел, но его мысли были с Элли. Саруно сидел напротив, выравнивая ложку перед каждым глотком. После обеда Карас ушёл в библиотеку – пыльную комнату, где свитки пахли плесенью. Он изучал письмена, не только ради знаний. Он ждал ночи.

Когда тьма опустилась, монастырь затих. Карас встал из-за стола, сердце билось ровно. Он знал, что Саруно не отпустит Элли, и решил действовать. Его келья была убогой – голые стены, скрипучая кровать, узкое окно, выходящее на отвесную стену монастыря. Он подошёл к окну, дождь прекратился, но камни блестели от влаги. Стена была гладкой, почти без зацепок, а внизу – пропасть. Обычный человек не рискнул бы, но Карас был в Мире Грёз.

Он закрыл глаза, дыхание замедлилось. Впервые он применил осознанность – умение, которое давно не использовал, умение, которое могут использовать лишь пришельцы из других миров из которого пришёл Гавриил. Мир Грёз подчинялся воле, если знать, как её направить. Он представил, как его тело становится легче, пальцы – сильнее, движения – точнее. Открыв глаза, он увидел стену иначе: трещины, едва заметные выступы, словно сами звали его. Он вылез на подоконник, ветер ударил в лицо, но он не дрогнул.

Карас полез по стене, пальцы цеплялись за микроскопические уступы, ноги находили опору там, где её не должно быть. Он двигался, как паук, сердце билось ровно, а разум был ясен. Достигнув карниза, он взглянул вниз – двор монастыря был далеко, факелы стражи мигали, как звёзды. Нужно было прыгнуть к соседнему окну, в десяти метрах. Невозможно для человека, но не для осознанного.

Он присел, мышцы напряглись, и прыгнул. Время замедлилось, ветер свистел в ушах. Его пальцы зацепились за край окна нечеловеческим усилием, тело качнулось, но он подтянулся, бесшумно приземлившись на карниз. Дыхание сбилось, но он улыбнулся. Осознанность работала.

Карас подкрался к окну большого зала, где стояли кровати адептов. Зал был тёмным, лишь лунный свет лился через высокие окна, отбрасывая тени. Кровати выстроились рядами, ученики спали, их дыхание было едва слышным. У окна, на каменном подоконнике, сидела Элли, её силуэт дрожал. Она плакала, плечи вздрагивали, белые волосы падали на лицо. В руках она сжимала амулет – память о Тире.

Карас постучал по стеклу. Элли вздрогнула, обернулась, глаза расширились от страха. Увидев его, она замерла, затем бросилась к окну, открыла его.

– Карас? – прошептала она, голос дрожал. – Ты… как ты здесь?

Он улыбнулся, проскользнув внутрь. Его взгляд был серьёзным.

– Друид, – сказал он тихо. – Он не отпустит тебя, Аня. Поэтому там в зале я сказал что ты обуза.

Элли ахнула, её глаза вспыхнули радостью.

– Ты знаешь… – она сжала его руку. – Ты пришёл за мной!

Карас кивнул, сердце кольнуло. Он догадывался, что она – Аня, ещё в первую встречу.

– Да, – сказал он. – Но нам нужно быть осторожными. Завтра уходим.

Элли замялась, её голос стал тише.

– А Тир? Возьмём его?

Карас посмотрел на неё, зная, что Тира в темнице к утру не будет. Он уйдет мстить, и их пути разойдуться.

– Конечно, – ответил он, скрывая правду. – Утром заглянем в темницу. И заберём его. Встречаемся у ворот на рассвете. Возьми только необходимое.

Элли кивнула, её лицо светилось надеждой. Карас приложил палец к губам.

– Тсс, – шепнул он и растворился в ночи.

Он вернулся тем же путём – прыжок, цепляние, спуск. Осознанность делала его тенью, но виски горели, ноги дрожали. В библиотеке он сел за свитки, притворяясь, что не уходил. Саруно прошёл мимо, тень задержалась в дверях, длинная, как коготь. Он не сказал ничего, но свеча на столе стояла криво – Карас задел её. Друид не заметил, но его взгляд был холодным.

Карас остался один, свеча мигала. Голова раскалывалась, в глазах плыли тёмные пятна. Осознанность выжигала его – чем чаще он её использовал, тем сильнее уставал. В реальном мире, он знал, нейроны отмирали, как звёзды, гаснущие в пустоте. Только в крайнем случае, – повторил он себе. Это был тот случай. Без осознанности он не увёл бы Элли. Аня, я верну тебя.

Ночь окутала монастырь. Элли сжимала амулет который подарил ей Тир ещё шесть лет назад, сердце колотилось – завтра, свобода. Наконец-то! Ветер шептал, и в его голосе звучал крик ворона – далёкий, живой.

5. Склад: Пульс безумия

Осень 2018, 4:12 ночи. Заброшенный склад на окраине города, пропитанный ржавчиной и антисептиком, гудит от низкого гула машин. Дождь молотит по жестяной крыше, заглушая писк мониторов. Алексей Антонович Барго, с сединой, въевшейся в виски, и шрамом на шее – след от взрыва, когда Гавриил сжёг их первый «Разлом», – стоит перед терминалом. Его глаза, чёрные, как пустота, ловят мигающий экран: Восстановление данных: 96%. Код «Разлома» – уравнения квантовой когерентности, вырванные из пепла уничтоженных серверов, – оживает, как мертвец под током. На столе – ампулы с «Ключом», нейролептиком, от которого горчит во рту, с металлическим привкусом. Рядом – журнал, исписанный его рукой, буквы острые, как скальпель: Гавриил предал нас. Но я нашёл копии. Таня, я воскрешу тебя, во что бы то мне это не стало, я сдержу обещание…

Август 2025, 18:10 Вечер в «Солнечном доме». Дети за длинным столом пьют компот, мутный, с привкусом железа. Они смеются, не зная, что это нейролептик. Девочка, лет восьми, кашляет, отставляет стакан. Барго наклоняется, его улыбка режет, как лезвие: Пей, Маша. Это для твоего приключения. Она дрожит, но глотает. Его глаза блестят, как у зверя, почуявшего добычу. Вы станете свободными. Новый мир ждёт вас.

Барго шепчет, глядя на капсулы: Таня, я тебя вытащу. Жди меня. Я воскрешу тебя. Я обещал. Я придумал как… Его голос рвётся, как старая плёнка, пальцы сжимают разорванную фотографию: он, Гавриил и Татьяна, смеющиеся в лаборатории. Скотч склеивает их лица, но трещины всё равно видны.

Один в «Нейрококоне» – мальчик, лет десяти, с восковой кожей, губы синие, как чернила. Монитор пищит: Синхронизация: 0%. Нейронный коллапс. Барго нажимает кнопку, питание обрывается. Тело дёргается, как сломанная кукла, и замирает. Он записывает: Субъект 1-7. Доза: 22 мл. Смерть через 39-55 секунд. Барго проходит мимо, не поднимая глаз. Слабаки. Мир Грёз берёт только избранных, – бормочет он, и его слова тонут в гуле машин.

Аня – худая, с длинными белыми волосами и зелёными глазами, в которых тлеет пустота, – лежит в капсуле. Её руки опущены, пальцы лежат вдоль тела, измождённое лицо выдаёт боль, но не причину. Барго подходит, его голос мягкий, почти тёплый: Ты не хочешь больше страдать, правда? Я дам тебе мир, где нет слёз. Он держит ампулу – 25 мл, доза, убившая других. Аня смотрит на него, её взгляд – как разбитое стекло. Она мограет. Препарат вливается в вену, её тело обмякает, веки тяжелеют. Монитор в лаборатории вспыхивает: Синхронизация: 90%… 98%… 99,9%. Гиппокамп пылает на экране, нейроны сплетаются в звёздный узор. У корней её волос проступает чёрная тень. Барго шепчет: Ты – та, Аня. Ты сделаешь всё… Ворон кричит за окном.

Барго вспоминает как капсулы гаснут. Тела корчатся, мониторы показывают хаотичные вспышки, затем – пустоту. Барго записывает: Субъекты 8–10, 12-30. Коллапс нейронов. Аня – единственная, Субъект 11 (Е.Л.Л.11). Он подходит к зеркалу в углу. В отражении – его лицо, но глаза чужие, он улыбнулся. Я близко, мы близко – Таня. Ещё шаг, – шепчет он.

6. Побег: Танец с тьмой

Капля, еще одна, Тир поднял голову и улыбнулся он всегда умел находить слабые места. В бою он бил точно в болевые точки, в разговорах – задевал за живое, провоцируя стычки, в которых, правда, не всегда выходил победителем. Но сейчас он нашёл слабое место темницы – крышу. Он знал, что через двери ему не уйти. После них – ещё двери, а за ними стражники, сильнее и лучше экипированные. Прямая схватка была самоубийством. Да и убивать он нехотел. Не время. Но крыша… крыша была его шансом.

Белое солнце мёртвых освещало деревню Звень, когда тяжёлые шаги стражника прошли мимо камеры. Тир притворился спящим, но его разум был ясен, как никогда. Он знал распорядок обходов и ждал своего момента. Как только дверь за стражником скрипнула и захлопнулась, в тёмном углу камеры открылись сверкающие глаза юноши.

Действия Тира были быстрыми и точными. Он сжал в руке ржавый гвоздь – тот самый, что Карас сунул ему перед уходом. «Ты же Волкодав. Разгрызи и эту цепь», – сказал тогда Карас, и его усмешка всё ещё звенела в ушах Тира, согнул его кончик и просунул в замочную скважину. Закрыв глаза, он зубами ухватился за прут решётки, чтобы звуки из замка резонировали прямо в его внутреннее ухо. Он искал язычок механизма – сердце замка. Где-то надавил, где-то потянул, и заветный щелчок открыл дверь.

Чтобы скрип не привлёк внимание, Тир, недолго думая, помочился на нижнюю петлю, а затем, приподняв тяжёлую дверь, плавно её открыл. Отмычку он оставил в замке – пусть стражники думают, что он сбежал через двери.

Выйдя в коридор, Тир размял мышцы, которые долгое время были в бездействии. Его тело было готово к действию. Быстрые и тихие шаги понесли его обратно в камеру. Упершись ногами в стену, он оттолкнулся, схватился за маленький оконный проём под потолком и подтянулся. Одной рукой он держался за торчащий кирпич, другой разбирал гнилые доски потолка, аккуратно складывая их в сторону.

Когда проём стал достаточно широким, Тир медленно, распределяя вес, перебрался на чердак. Он уложил доски обратно, чтобы скрыть следы побега. На чердаке снять глиняную черепицу не составило труда. Выбравшись на крышу, он аккуратно уложил черепицу на место.

Тир балансировал на краю крыши, когда его подошва скользнула по мокрой черепице. Мгновение – и он повис над пропастью, вцепившись в скользкий край. Внизу, словно насмехаясь, раздались тяжёлые шаги стражников. Их голоса эхом разнеслись по ночной деревне:

– Ты слышал что-то?

– Только ветер, дружище.

Тир затаил дыхание, чувствуя, как холодный пот стекает по спине. Ещё секунда – и они поднимут головы. Но стражники, перебросившись парой фраз, растворились в темноте.

Юнец усмехнулся, подтягиваясь наверх. Его глаза блеснули в темноте – сегодня удача была на его стороне. Он выпрямился во весь рост, вдыхая густой воздух Земли красных вод. Ночной ветер играл его волосами, а он, словно тень, растворился в темноте, оставив после себя лишь едва заметный шелест черепицы.

Его шаги были легче падающего листа, движения – стремительнее ночного хищника. В этом мрачном танце с тьмой Тир чувствовал себя живым, как никогда.

Он знал, что за каждым углом его может поджидать смерть. Но это его не пугало. Смерть была его спутницей с тех пор, как он потерял почти всё, что любил. Она шла за ним по пятам, дышала ему в спину, но он всегда ускользал. Как и сейчас.

Тир остановился на мгновение, оглядываясь на тюрьму, которая уже стала лишь тёмным силуэтом на фоне звёздного неба. Он вспомнил слова Караса: «не бойся если ты один, бойся если ты ноль».

– Я один и я убью Урина…Я не ноль. Я Волкодав. Урин угроза миру, угроза -Элли, я её не оставлю. Память унесла его в монастырь, шесть лет назад. Туман клубился за стенами, а Элли, с её зелёными глазами, тянула его за руку в тень идола. «Тир, прячься, или Туман заберёт нас!» – шептала она, смеясь. Сидя в тени идола, тир ножом вырезал из куска деревянного дога- амулет, который и подарил её, клянясь быть рядом. Тир мотнул головой, возвращаясь к ночи. Он защитит её. Даже ценой жизни.

Тир двинулся вперёд, растворяясь в ночи…

7. Хаос: Кровь на камне

Они разминулись: как только Тир покинул стены каземата, чёрная тень, воплощённая в физическое тело, медленно, но верно прокралась в темницу с одной лишь целью – убить Тира, самого близкого человека Элли. Ему нужен был её шок, её страдание, её эмоциональный взрыв, чтобы раскачать её душу и пробудить в ней осознанность, сделать её богиней мира грёз – но под его контролем.

– Я сделаю тебя Богиней- подумал и улыбнулся в предвкушении неизбежного Барго – и ты для меня воскресишь Таню.

Алексей Анатольевич, чья тень была чернее самой ночи, двигался сквозь мрак, как призрак, сотканный из ненависти и холодной решимости. Его фигура, высокая и хрупкая, словно вырезанная из оледяного кристалла, скользила к темнице через старую башню, где кирпичи рассыпались под его шагами, как прах забытых клятв. В Мире Грёз он был не человеком, а силой, искажённой жаждой власти, марионеткой, чьи нити рвал собственный разум. Сегодня он выплеснул наружу всю боль, что гнила в его душе годами, и все пороки, которые в реальности прятал под маской учёного. Здесь он хотел быть богом, а остальных – жалких стражей, адептов – считал недостойными мнимами -мнимыми – не настоящими.

Его лицо, бледное, почти прозрачное, было словно выточено безумным мастером: острые скулы, тонкие губы, сжатые в нить, и глаза – два чёрных омута, пожирающих свет. Длинные тёмные волосы, собранные в тугой узел. Плащ, серый, как пепел, струился за ним. Он не оглядывался на прошлое. Алексей Барго был осознанным, как Гавриил Карасов, и его осознанность была ядом, пропитанным ненавистью – особенно к Карасу, предавшему его и Татьяну.

Его движения были точными, но дёргаными, как у механизма, чьи шестерни скрипели от ярости. Он шагал по лестнице башни, избегая встреч с охраной, каждый шаг поднимал облачка пыли, а стены, покрытые трещинами и слизью как будто шептали: Ты не бог. Алексей смеялся – хриплым, рваным смехом, эхом бьющимся в пустоте. Его разум, изломанный годами боли, требовал симметрии. Всё в Мире Грёз должно было подчиняться порядку, его порядку. Одержимость симметрией была его слабостью, но сегодня она стала его клинком.

Коридор темницы встретил его запахом сырости и ржавчины. Он проскользнул мимо спящего стражника как тень. Факелы висели криво, их пламя дрожало, ломая баланс. Барго содрогнулся, но подавил желание их выровнять. Он пришёл за Тиром, чтобы его кровь стала искрой, что взорвёт душу Элли, пробудив её силу. Но камера Тира была пуста – лишь ржавый гвоздь, тот самый, что передал Карас, воткнут в замочную скважину, насмешка над его планами. Барго стиснул зубы, он открыл рот и закричал, как будто закричал, без звука просто беззвучный крик. Хаос снова победил. Но он заставит Элли страдать.