Звездная Кровь. Парвус Терра I

– Справа! – крикнул я. Джу не растерялся, сделал оборот и ударил щитом. Ловушка рассеялась с потрескиванием, и сразу стало тише.

Мы затаили дыхание. Осталось всего несколько шагов.

– Двигаемся! – сказал я негромко, но твёрдо. – Ни звука. Один ритм.

Шаг за шагом, с огромным напряжением в мышцах, мы добрались до конца моста. Когда последний из нас ступил на устойчивую платформу, вся конструкция за спиной издала скрежет и будто обрушилась, испарившись в облаке голографических искр.

– Это было близко, – выдохнул Джу. – И весело.

Медведь посмотрел на нас с благодарностью, не сказав ни слова. Только кивнул. Всё сказал его взгляд.

Мы миновали мост, когда вокс снова ожил:

«Сигнал бедствия: Раненый колонист. 50 метров, юго-восток. Нужна помощь».

Команда застыла. Туман закружился вокруг нас.

– Не отвлекаемся. Миссия важнее, – проворчал Медведь, сплёвывая.

– Или ловушка, или экзамен, – прищурился Джу.

– Мы не звери. Проверим, – твёрдо сказал Гамба.

– Согласен, – поддержал я. Промолчать в этот момент означало бы предать кого-то, пусть и фантомного.

Мы добрались до источника сигнала, там лежал манекен, идеально стилизованный под раненого. Его датчик мигнул зелёным, когда Джу положил медпакет в специальный отсек: спасение засчитано. Мы потеряли почти десять минут, и вокс напомнил:

«Осталось: 15 минут».

Мы ускорились. Впереди виднелся лабиринт, финальный этап. Стены из панелей двигались, издавая скрежет, как если бы сами были живыми существами. Датчики вспыхивали всё чаще, почти непрерывно.

Я взял капсулу. Гамба и Джу метнулись к управляющим панелям – начался этап логических задач и защиты. Медведь дышал всё тяжелее, но не отходил, взяв мой щит и прикрывая отход.

Вдруг одна из стен осветилась алым. Лазеры со всех сторон активировались – массовая атака. Я вцепился в капсулу изо всех сил, пальцы сводило, ручки скользили.

Инстинкт взял верх.

– Нам туда! – выкрикнул я, заметив неосвещённый узкий проход между двумя панелями. Он не был обозначен на схеме.

Команда не спорила. Мы рванули туда. В последний момент панель сомкнулась у нас за спиной, но мы уже выскочили наружу.

За минуту до окончания таймера капсула была установлена в специальное гнездо у подножия голографического Игг-Древа. Свет дерева вспыхнул, осветив арену мягким теплом, а вокс выдал спокойное:

«Цель достигнута. Потерь нет».

Хольц шагнул вперёд. Его взгляд был бесстрастен, но глаза… глаза задержались на мне дольше, чем того требовала формальность.

– Вовремя. Работали как группа. Даже спасение засчитали, – сказал он, как будто между делом.

Но я уловил в его голосе нечто иное. И не мог отделаться от ощущения, что он что-то понял.

Или заподозрил.

Мы вышли за пределы арены в полном молчании. Вокс отключился, и только глухие удары сердец да шаги по металлическому полу сопровождали нас. Я чувствовал, как под кожей ползёт холодок – не только от адреналина, но и от взгляда Хольца, который всё ещё жёг затылок, даже на расстоянии.

Первым тишину нарушил Медведь.

– Не думал, что нас поведут в команду. Я вообще отвык от того, что кто-то прикрывает спину, – он провёл ладонью по лицу, – Но сработали, чёрт возьми.

– Да, будто не первый раз вместе ходим, – тихо заметил Гамба, проверяя ремни снаряжения. – Особенно в лабиринте. Хорошо, что ты нашёл тот проход, Максимус.

Я хотел промолчать, но слова сами сорвались:

– Интуиция. Или везение. Случайно заметил.

Джу рассмеялся, закинув руки за голову:

– Ага, угадал, как слепой в туннеле. Только вот слепой не тащит на спине сорок кило капсулы и не командует как в штабе. Не прикидывайся, мы все видели.

Я сглотнул, пытаясь совладать с собой. Похоже, я перегнул. Обычный «серый комбинезон» не должен был брать на себя командование.

– Ладно, – выдохнул я. – Устал, как и вы. Никаких тайн. Просто действовал по ситуации. Спасибо за прикрытие. Без вас мы бы не донесли.

– Ну вот и славно, – кивнул Джу. – Пойдем на медобследование, а после предлагаю выпить по двойному «Прозрению» на ужине.

Мы пошли обратно, и с каждым шагом напряжение понемногу спадало. Но где-то глубоко внутри я знал, что нужно срочно научиться подавлять себя. Доверия так не заслужить.

Глава 8. Одиннадцать дней серости

Подъём настиг, как всегда, внезапно. Сирена вокса взвыла, резанув по ушам, будто электрический разряд, и вышвырнула меня из беспокойного сна. Я вздрогнул, распахнул глаза и на миг не понял, где нахожусь. Потолок барака нависал серыми плитами, по углам мигали крошечные красные огоньки камер наблюдения, в проходе уже скрипели койки, и кто-то из соседей нецензурно ругался, не в силах сразу встать. Воздух был тяжёлым, пропитанным запахом пота и металла – той самой стерильной затхлостью, которая напоминала о лаборатории, а не о доме.

Каждое утро повторялось ритуалом, но с каждым днём оно становилось тяжелее. Новизна первых дней ушла, растворилась в рутине, оставив только вязкую усталость. Теперь всё было липким, как мокрое одеяло, наброшенное на плечи: подъём, зарядка, муштра. Усталость накапливалась не в мышцах – там тело уже адаптировалось, а в голове, где кружили мысли.

– Максимус, держи себя в руках, – повторял я про себя, проводя ладонью по лицу. – Не спались. Ни одного лишнего слова, ни одного неверного взгляда.

Мне казалось, что даже мои мысли сканируют через вокс в ухе, который хоть и работал бесшумно, но напоминал о своей связи с системой. Заблокированные ячейки криптора и тайны прошлой жизни не давали покоя. Что будет, если меня раскроют, а может быть уже раскрыли и руководству фригольда уже всё известно?

Соседи встали синхронно и слаженно, как по команде. Гамба, сонный и злой, зевал во весь рот, пытаясь одновременно натянуть комбинезон и завязать шнурки – его движения были дёргаными, как у человека, который борется с невидимыми путами.

Медведь поднимался молча, с каменным лицом, будто эта рутина для него давно привычна, как дыхание.

А Джу… Джу изменился. Он больше не улыбался на автомате, не отпускал свои глупые шуточки, которые раньше разряжали воздух. Его движения стали нервными: он постоянно то теребил воротник комбинезона, то ронял полотенце, то оглядывался на камеру в углу, будто ожидал, что она вот-вот моргнёт и зафиксирует его страх.

Я заметил это сразу. И понял: день его финального испытания совсем близко. Атмосфера в бараке давила, как низкое давление перед бурей. Всё шло по сценарию – подъём, одевание, душ, завтрак, после быстрая зарядка под холодным взглядом инструкторов, и далее по расписанию – но в этой механичности сквозила угроза. Мы были не людьми, а шестерёнками: каждый поворот, каждый шаг выверен, чтобы не скрипнуть лишний раз.

Визит в столовую сильно расстроил. Всё стало сильно хуже. Гены за стойкой не было. Ни его широкой улыбки, ни запаха свежезаваренного «Звёздного Импульса», ни ленивого «ну что, бойцы, сегодня двойная порция для героев?». Теперь за длинной лентой репликаторов выдавали одинаковые миски с серой массой – питательной пастой, которая парила слабым паром, но не пахла ничем, кроме синтетической нейтральности и стаканом с водой. Наш сегодняшний рацион напоминал ту самую «серость», о которой предупреждало видео: «Для всех вокруг ты всего лишь серый комбинезон. Обычный винтик».

Я остановился, уставившись в поднос, не веря глазам.

– Это всё? – пробормотал я, чувствуя, как внутри поднимается ком.

– Да что ты ждал, новобранец? – буркнул Медведь, получая свою порцию и плюхаясь за стол. Его ложка скребла по пластику с раздражающим звуком. – Опять эта дрянь. Как будто нас кормят опилками из-под пресса.

– Гадость – мягко сказано, – фыркнул Гамба, садясь напротив и ковыряя пасту. Он поднёс ложку к носу, поморщился и всё же сунул в рот. – Я бы собаке такое не дал. Вкус как у мокрого картона, а послевкусие – мерзкая резина. Система, наверное, решила начать приучать нас к настоящему Единству.

Я сел рядом, глядя в свою миску. Паста выглядела так, будто её собрали из серой пыли пустошей и развели водой из фильтра. Никакого тепла, никакого вкуса – только калории, чтобы тело не сломалось раньше времени. Вокс в кармане тихо пискнул: «Стабильность психики: 79% (в процессе восстановления). Рекомендация: потребление 100% рациона». Как будто машина заботилась о нас.

– А где Гена? – спросил я, пытаясь разрядить тишину.

– Ага, тоже заметил? – Гамба кивнул, жуя без аппетита. – Его тут три дня нам показывыали, чтоб мы привыкли. Типа бонус новобранцу, разрядка после криостаза. А теперь всё – на казённом пайке. Слышал, как шептались, что если кто-то после адаптации захочет нормальную еду – идите в кафешку «У Геныча» и платите денежки. Каждая работа во фригольде оплачивается в зависимости от роли и специализации. Здесь ничто не даётся даром, Макс. Даже тарелка супа.

– То есть это специально? – я нахмурился, чувствуя, как внутри закипает раздражение. Даже еда – часть системы. Даже вкус во рту кому-то подчинён, как руна-существо в скрижали Восходящего.

– А ты думал? – Гамба усмехнулся криво, но в глазах мелькнула усталость, – Здесь всё специально. Даже пищевые репликаторы калиброваны под твои статсы: меньше калорий и разнообразия – меньше бунта в голове.

Я ковырнул пасту ложкой, и она растеклась безвкусной жижей. В груди шевельнулось неприятное чувство – смесь голода и беспомощности. «Серый комбинезон», – эхом отозвалось в голове. Если я не выдержу эту серость, то точно выдам себя. А если выдержу… что от меня останется?

После завтрака начался ад. Утренняя строевая – чистое издевательство. Инструктор гонял нас по плацу круг за кругом, требуя шагать ровно, синхронно, одинаково, как один организм. Малейшее отклонение – шаг в сторону, сбившийся ритм – и вся группа шла на новый круг.

– Дисциплинированность – ваш главный навык! – говорил Сергеич и его голос эхом отскакивал от бетонных стен.

Ноги наливались свинцом, в висках стучало, пот заливал глаза, смешиваясь с пылью плаца. У кого-то из задних рядов подкосились колени – худой парень из другой группы, – и инструктор тут же подлетел, схватил его за шкирку комбинезона и заорал в ухо так, что эхо прокатилось по всему строю:

– Встал! Держи строй! Или хочешь, чтоб Черви сожрали тебя за слабину?

Парень встал, шатаясь, и мы все продолжили. Я шёл молча, стиснув зубы, каждый шаг отдавался в груди, как удар молота. Тело слушалось всё лучше – мышцы крепли, дыхание выравнивалось, но морально становилось тяжелее. Внутри что-то рвалось наружу: протест, злость, желание остановиться посреди плаца и крикнуть «хватит!». Но я давил это в себе, потому что понимал – любое слово будет услышано. Криптор на запястье фиксировал пульс, сканер состояния мигал в углу зрения: «Физическая целостность: 89% (стабильно). Психика: 71% (падение)». Система знала. И, наверное, радовалась.

После утренней зарядки я пошёл «Когнитус», где меня ждала очень интересная лекция про фригольд Парвус Терра.

Фригольд Парвус Терра – дом для более чем двух с половиной тысяч человек, которые живут здесь как в осаждённой крепости, где каждый обязан приносить пользу. «Каждый на своём месте» – так гласит лозунг, но на деле это больше похоже на диктаторский коммунизм, где за тобой постоянно следят.

Большая часть жителей связана с военным ремеслом: от рядовых новобранцев до опытных бойцов копий (боевых отрядов по 5-15 человек) под руководством Восходящих. Мужчины и девушки равны в правах, одинаково проходят муштру, тренировки, выходы за стены и живут по одному уставу. Восхождение – цель, ради которой многие готовы умереть, и именно военная служба даёт шанс приблизиться к получению стигмата.

Часть населения работает в производстве: управляют репликаторами, штампуют оружие, оборудование, простую технику. Фригольд наладил производственные цепочки и многое базовое снаряжение и обмундирование можно купить за местную валюту.

Больше сотни человек занимаются сельским хозяйством. За стенами фригольда тянутся теплицы, поля, шахты по добыче полезных ископаемых. Там трудятся те, кто меньше пригоден для боя, но их вклад не менее ценен в развитии земной колонии.

Отдельная каста – учёные и исследователи, они совершенствуют земные технологии, развивают науку, технологии и сельское хозяйство, изучают рунные предметы и артефакты, новые материалы и усиливают земные предметы рунными технологиями. Почетная и востребованная деятельность – медицина. Также есть особый бюрократический костяк, следящий за порядком, занимающийся планированием экономики, распределением кредитов, нормотворчеством и отчётностью перед Риксом.

В Парвус Терре живут и переселенцы из других народов Единства. Их насчитывается почти сотня. У них такие же права. Они живут бок о бок с землянами, работают, входят в боевые копья, заводят семьи и рождают детей – метисов. Есть лишь одно ограничения – подходить к главному замку фригольда им запрещено.

Узнав волнующие меня подробности, я понял, что не ошибался. Фригольд действительно живёт как единый организм. Каждый винтик должен крутиться. Остановился – система выплюнет.

Какой же путь мне выбрать? Можно идти в военные, рваться к Восхождению, можно снова стать чиновником, податься в инженеры или исследователи. Но какой бы путь ты ни выбрал – всё равно останешься в клетке, система не предлагала пути к свободе.

После неказистого обеда мы отправились на рукопашку. Там уже не щадили никого. Хольц выставлял нас парами в круги, очерченные светящимися линиями на мате, и гонял до крови. Сбитые губы, синяки на скулах, рассечённые брови – всё считалось нормой и уроком выживания.

– В Единстве нет пощады, – рычал Хольц, обходя круги. – Здесь бьют, чтоб ты встал и стал сильнее или исчез навсегда.

Я стоял в своём круге напротив худого парня из инженерной группы – его руки тряслись от усталости, глаза метались, как у загнанного зверя. Секунду мы смотрели друг на друга, воздух между нами звенел от напряжения. Потом инструктор рявкнул:

– Бей!

И всё началось. Парень бросился первым – неуклюже, с размашистым ударом, который я прочитал и с лёгкостью мог уклониться. Но тело двинулось само, инстинктивно: шаг в сторону, захват за локоть, поворот – и он полетел на мат, хватая ртом воздух. Я не хотел драться по-настоящему. Не хотел бить. Но мышцы помнили: блок, контратака, добивающий толчок в солнечное сплетение. Он упал, держась за живот, а инструктор только кивнул, прищурившись:

– Неплохо, Максимус. Слишком неплохо для бюрократа.

Я отошёл в сторону, вытирая пот с лица, и ощутил, как внутри копится отвращение – к себе, к этому кругу, к системе, которая превращала нас в машины. Меня учили быть солдатом – винтиком в машине Парвус Терры под руководством Рикса Ларса Кадран Ворна. А я этого не хотел. Или хотел? Воспоминания из видео #001 мелькнули: «Не показывай навыки. Притворись обычным». Но тело предавало, выдавало правду глубже криостаза.

К вечеру барак выдыхался полностью. Тела валились на койки, будто их сбрасывали туда невидимыми руками. Разговоров почти не осталось – только редкие вздохи, короткое ворчание или тихий мат под нос. Даже Джу, вечный источник смеха, шутил всё реже, и его шутки повисали в воздухе, как дым от гранаты «Гром-2».

В тот вечер он снова попробовал оживить атмосферу, стягивая сапоги с усталой гримасой.

– Эй, Медведь, – протянул он, морщась от боли от натёртых мозолей, – может, ты ночью храпишь специально, чтоб нас вырубало быстрее? Экономишь нам время на сон. Скоро Черви услышат и подумают, что это их мать в гнездо зовёт.

Медведь посмотрел на него пустыми глазами – усталость выжгла всякий юмор – и только фыркнул, откидываясь на койку. Смеха не было. Шутка повисла в воздухе, как мяч, который никто не захотел поймать. Джу опустил голову, натянуто усмехнулся и отвернулся к стене.

Я чувствовал, как настроение в бараке изменялось. Там, где раньше была смесь интереса, тревоги и редких вспышек братства, теперь осталась одна усталость и страх. Люди будто смирились, что впереди только муштра и контроль, и спрятали живое глубже.

За 30 минут до отбоя Джу подошёл ко мне и предложил прогуляться. Мы вышли в коридор, где лампы мигали тускло, отбрасывая длинные тени на стены, покрытые старыми трещинами и следами от прошлых уроков выживания. Здесь камер было меньше – слепые зоны, где тишина казалась настоящей, не подслушиваемой.

– Завтра завершающий день моей подготовки, – сказал Джу, почесав затылок и опираясь на стену. Его голос дрогнул, несмотря на попытку звучать бодро.

Я замер. Эти слова повисли в воздухе, тяжёлые и неизбежные, как наказание и гнев Наблюдателя.

– Финальное испытание?

– Ага, – он усмехнулся, но глаза выдали его – в них плескались страх и неопределенность, как в луже после дождя.

– Понимаю твоё волнение, но все через это проходят. Мне тоже скоро предстоит это испытание. Уверен, что мы сможем доказать, что достойны стать частью фригольда и не просто винтиком, а… кем-то.

Он помолчал, глядя в пол, потом добавил, понизив голос:

– Я хочу пойти в боевое копьё. Там настоящая жизнь. Там можно стать Восходящим, получить стигмат, руны, силу, бессмертие. Понимаешь? Не эта хрень с маршировкой и серой кашей, а нечто большее. Шанс прорваться сквозь эту серость и невзрачность.

Я посмотрел на него, чувствуя, как внутри шевельнулось эхо моих собственных сомнений.

– Настоящая жизнь? Это такая же клетка. Только с винтовкой и кровью на руках, а еще и жажда бессмертия и крови. Ты же выслушал много лекций о Единстве, его опасностях и злобных тварях, которые готовы сожрать любого. Они не спросят достоин ли ты.

– Да ладно тебе, – отмахнулся Джу, но в голосе дрожала нотка отчаяния. – В клетке я и на Земле сидел – в лаборатории за исследованиями или в офисе за стопками бумаг под гнётом боссов. Тут хотя бы шанс есть. Шанс подняться, стать кем-то важным, а не прозябать в серости.

– Шанс стать пешкой, незначительной фигуркой в чужих руках – сказал я тихо, но твёрдо. – Или даже хуже, зомби в системе Восхождения.

Джу усмехнулся, но слабо, без огонька:

– Пешка тоже может дойти до конца доски. Ты, главное, не кисни. Не превращайся в одного из этих серых. Обещай, что подержишься за нас. За меня.

Он хлопнул меня по плечу – сильно, по-братски, – и мы вернулись в барак. Гамба и Медведь уже улеглись спать, я лёг на кровать, но той ночью сон не шёл. Я лежал, глядя в потолок, и думал, а что если я уже попал в клетку? Что мне делать и какой есть выход?

Когда мы проснулись, Джу уже не было. Его койка пустовала, и это бросалось в глаза сильнее, чем если бы в бараке пропала целая стена. Подушка всё ещё хранила вмятину от головы, одеяло было смято в ком, но хозяина уже не существовало для этого места, он ушёл на то самое испытание, которое должно было определить его будущее, могло сломать или переродить.

Медведь, натягивая сапоги с привычной методичностью, буркнул, не глядя на меня:

– Ну всё. Теперь наша очередь.

Гамба хмыкнул, пытаясь изобразить улыбку, но она вышла кривой, как трещина в бетоне:

– Да ладно, вернётся ещё. С его-то языком он и Червей уговорит на чай.

Я молчал. Смотрел на пустую койку и чувствовал внутри пустоту, как будто вместе с Джу ушёл кусок нашей маленькой компании – тот, что держал нас от полного отчаяния. Мир вдруг стал холоднее, тише, враждебнее. Вокс пискнул: «Стабильность психики: 65% (критическое падение)». Спасибо, машина. Как будто я не знал.

Следующие дни потянулись вязкой чередой, без Джу, его шуток, без его нервных взглядов. Еда в столовой оставалась одинаково гадкой: каждое утро серые миски, каждая ложка – как напоминание о нашей незначительности. Никто уже не жаловался вслух – слова не имели смысла, всё равно ничего не изменится, а камеры слушали.

В этот день случилась история, которая добила всех. Вечером предыдущего дня, после особенно изнурительной рукопашки, когда синяки ещё пульсировали, Медведь, измученный, пробурчал, растягиваясь на койке:

– Да чтоб их начальство подавилось своими лекциями. Восхождение, Черви, дисциплина – сплошной бред для идиотов.

Гамба хмыкнул – коротко, устало. Ничего серьёзного, просто выдох. Но когда утром нас построили на плацу, под холодным утренним светом, Сергеич зачитал выговор.

– Неподобающие разговоры о руководстве. Нарушение правил. Штраф: дополнительные 5 км бега для всей группы. И запомните: иногда и стены имеют уши.

Никто не понимал, как это услышали. В бараке царило гробовое молчание. Подозрение упало на воксы – эти маленькие предатели в ушах, которые работали в паре с крипторами и фиксировали не только пульс, но и шепот. Каждый стал смотреть на свой прибор, будто на змею, готовую ужалить. Я сжал кулак, чувствуя, как браслет впивается в кожу. Они знают, – подумал я, и ждут, когда я себя выдам.

С этого дня стало ясно: за нами следят всегда. Даже мысли казались небезопасными – сканер психики мог выдать колебания, а система, наверное, уже отмечала меня как аномалию.

Время растянулось, как тень в тумане. День за днём всё было одинаковым, стирая грань между ними. Завтраки – одинаковая серая масса из репликаторов, безвкусная, как обещание свободы. Построения – однообразный марш по плацу, где шаги сливались в гул, а пот капал в глаза. Тренировки – до пота, до синяков, до дрожи в мышцах, где тело крепло, но душа слабела. Лекции в «Когнитусе» – монотонный голос о дисциплине, порядке, единстве, где слова о рунах и стигматах звучали как единственная надежда на яркую жизнь.

Стирались даже числа. Пятый день ничем не отличался от шестого, шестой от восьмого. В памяти оставались только редкие вспышки – выговор за шутку, разговор с Джу. Всё остальное превращалось в серую пыль, которую ветер Единства уносил прочь. Я ловил себя на мысли, что если бы меня спросили какой сейчас день, я бы не смог ответить. Всё время смешалось в один длинный тёмный коридор, без окон и дверей.

И с каждым днём становилось всё труднее верить, что в конце этого коридора есть свет и выход. Или что я сам хочу его найти.

Сегодняшнее занятие в «Когнитусе» удивило. Мастер Вейтан поведал нам не о фригольде, Единстве, его врагах и Восхождении. Атмосфера была очень умиротворяющей и уютной. В зале был приглушённый свет, панели на потолке мигали мягким голубым свечением, создавая иллюзию ночного Земного звёздного неба, которое никто из нас давно не видел.

Мастер Вейтан говорил нам о контроле разума – единственном оружии, которое не выдадут на складе. Его голос, глубокий и размеренный, проникал в сознание. Он объяснил, что психика новобранца – это слабое звено, которое ломается быстрее тела, и что без контроля над страхом и усталостью мы станем лёгкой добычей для жителей Единства.

– Медитация, – сказал он, – это не просто релаксация и ощущение текущего состояния, это важнейший навык, который каждый из вас должен развивать. Это инструмент, который помогает новобранцам справляться с психологическим давлением, контролировать психику, противостоять психологическому истощению и контролировать реакции организма на внешние раздражители.

После короткой лекции нас разделили на небольшие группы для практики по 4 человека. Наша группа расположилась на мягких матах и начала выполнять упражнение, о котором говорил Вейтан. Я слушал своё дыхание, представлял себя центром круга, стараясь концентрироваться и больше ни о чем не думать. Это давалось мне с трудом. Мысли лезли упрямо: пустая койка Джу, взгляд Хольца, заблокированные ячейки криптора.

Практика длилась около часа, но время словно замерло и тянулось очень долго. Мы визуализировали «якорь» – образ, который держит разум в равновесии. Я выбрал крестик, тот самый, что весел на моей шее. Я представлял, как держу его в руках, как он нагревается от моего тепла, как его тень падает на пол барака. Постепенно дыхание стало ровнее, сердце перестало колотиться, как перед боем. Вокс мигнул: «Психика: 70% (начало стабилизации)». Это было странно – будто я нащупал в себе новую точку опоры. Но стоило открыть глаза, как зал, инструктор и лица новобранцев вернули меня в реальность – клетку фригольда, где даже покой был частью системы.

Когда мы покидали зал, Медведь потирал запястье, проворчал: – Медитация, конечно, хорошо, но я бы лучше кофе выпил.

Я усмехнулся, но внутри остался след – ощущение, что я на миг прикоснулся к чему-то большему, чем муштра и страх. Вейтан, стоя у выхода, смотрел на нас, и его глаза задержались на мне чуть дольше, чем обычно.

– Контроль разума – это первый шаг на лестнице Восхождения, – сказал он тихо.

Тренировки становились только жёстче, будто инструкторы проверяли, сколько ещё можно выжать из нас, как из репликатора. Физические упражнение, бег по плацу до темноты в глазах, где лёгкие горели, а ноги наливались свинцом; рукопашка до синяков и кровоподтёков, где каждый удар оставлял след не только на теле, но и в душе; работа с холодным и огнестрельным оружием. Тело крепло – сканер фиксировал: «Физическая целостность: 92% (рост)» – но вместо радости я ощущал внутри только пустоту и одиночество. Сила не приносила свободы. Она была ещё одной цепью, выкованной в кузнице фригольда.