Звёздный тягач

И хазарис начал рассказывать о станции о её прошлом, стройке, её судьбе, а Никита менял маршрут в Эджбург.

Станция-призрак осталась позади, медленно исчезая в хвосте траектории. Никита не любил прощаний – особенно с местами, где будто бы ничего не случилось, но внутри всё перевернулось. Он не сказал ни слова, когда Буцефал снова вошёл в гиперкоридор, лишь кивнул Хазарису и нажал на старт импульса.

В гиперпространстве время снова потекло, как след дождя по стеклу: быстрее, чем осознаёшь, но всё равно криво. Пространство гудело, вибрировало, складывалось и разворачивалось, будто кто-то мял огромную карту перед лицом. На экранах тянулись абстрактные формы, как отпечатки чужих маршрутов, словно здесь до них кто-то уже проходил и оставил вмятины в ткани реальности.

Буцефал держал курс. Неуверенно, как старая фура по зимней дороге – немного в сторону, чуть трясёт, но ползёт, потому что другого пути нет. Никита сидел в кресле, вцепившись в подлокотники. На губах застыли слова, которые он так и не произнёс отчалив той станции.

– Мы идём правильно? – наконец спросил он.

– Да, – мягко ответил Хазарис. – Эджбург через шесть минут. Координаты проверены. Воздействия остаточных конфликтов не обнаружено.

– Хорошо бы, – пробормотал Никита.

Сигналы стали плотнее. Пространство начало сворачиваться. Свет ушёл, уступив место глубокому, спокойному фону, будто грузовик выныривал из долгого сна.

И вот – Эджбург.

Станция возникла перед ними как живая механическая капля, зависшая на фоне серо-синего газа Планеты под ними. Постепенно после выхода из гиперпространства она увеличивалась на глазах. Кольца планеты отсвечивали сбоку, медленно двигаясь, как старый мультфильм. Эджбург тянулся вдоль свонё центральной оси из стали и пластиковых корпусов – жилые модули, купольные ангары, обширные доки с гравитационными зацепами. Света было много – не роскошного, как на столичных станциях, но рабочего: сигналки, направляющие маяки, служебные прожекторы. Жизнь тут не радовалась, не гуляла но продолжалась день за днём. Возможно тут ыбли и более светлые модули Никита не знал он ездил сюда по работе, в не ради развлечений. Вдали от центральной оси тоже находились различные орбитальные модули, большие и малые, их было много но они терялись на фоне центральной оси Эджбурга.

– Красивое место, – сказал Никита вслух. – Как шахтёр, который бросил пить и занялся сельским хозяйством.

– Атмосфера соответствует категории «функциональная усталость», – прокомментировал Хазарис.

– То есть ты подустал и всё, как надо? Ладно отдыхай…– как только Никита произнёс отбой Хазарис исчез. Вот и место разгрузки

Буцефал пошёл на стыковку. Магнитные крюки приняли его без возмущения, станция будто бы лениво зевнула и впустила ещё одного дальнобойщика на обочину.

– Всё. Приехали, – сказал Никита, щёлкая фиксаторами.

Он встал, потянулся и поправил комбинезон.

– Пойдём выяснять, кто заказал ящик с крио заморозкой». Хазарис не отвечал он спал но хорошо слышал Никиту.

Хазарис, недвигался но если бы мог, то, возможно, именно сейчас и улыбнулся бы.

Эджбургский терминал разгрузки встретил их без пафоса – только с коротким гудком служебной автоматики и щелчком стыковочного шлюза. Буцефал замер в доке, как уставший зверь, наконец нашедший место, где можно опустить лапы. Механические лапы-домкраты выдвинулись из пола и мягко подхватили корпус тягача. Всё вокруг жило в своём ритме.

Разгрузка началась по процедуре.

Сначала – гермозамки: тонкие механизмы отщелкнули замки и осторожно открыли грузовой отсек. Пар медленно вышел наружу – не от холода, а от стабилизации давления. Контейнеры внутри были прочно закреплены – блестящие, одинаковые, с тусклым логотипом транспортной компании. Датчики отсчитали давление, температуру, уровень вибрации.

Затем появились техноботы. Маленькие, как дети в школьной форме, но ловкие. Они выкатились из бокового шлюза дока и сразу приступили к работе – подкатили к первым контейнерам, прикрепились магнитами и вытащили их по направляющим. Неумолимо, точно, без лишнего шума. Каждый блок проходил через сканер: проблески синих лучей, вспышка инфракрасного сигнала, короткий звуковой отклик.

Контейнеры уходили внутрь станции – на грузовой лифт, который спускался в недра Эджбурга, туда, где хранили топливо, материалы, провизию. Один за другим, как кирпичи в стену.

Никита стоял у пульта, наблюдая за процессом. Он не вмешивался. Всё было автоматизировано, надёжно, знакомо до боли. Иногда он проверял показания – на случай сбоя, ошибки, трещины в логистике. Но таких не было. Пока.

Один из контейнеров поддался не сразу – заклинило крепление. Робот отъехал назад, перестроился, взял выше. Притянул. Вибрация прошла по полу. И всё снова пошло, как по маслу.

Через двадцать минут грузовой отсек опустел. Пол металлический, холодный, с пятнами пыли от ячеек. Сканеры заглушились. Техноботы исчезли так же быстро, как и появились.

Разгрузка завершилась. Без слов. Без лишних взглядов. Только шум механизмов, вспышки сигнальных ламп и пульсация станции, которая жила дальше, как и прежде.

Буцефал остался стоять в доке. Тихо, выдохнув остатки энергии, он напоминал спящего великана – кто знал, сколько ещё полётов у него впереди.

Глава 2: Проблема с грузом

Эджбург сиял, как натёртая до блеска деталь на ярмарке ретротехники. Город-станция на пересечении маршрутов, где встречались грузчики, пилоты, чинуши, кибернаркоеды и те, кто платил наличными – всегда немного больше, чем следовало. Здесь пахло маслом, озоном и дешёвым кофе. И всё это Никита знал как родное.

Буцефал стоял в посадочной ячейке под синим гравитационным куполом. Магнитные лапы зафиксировали корпус, и к борту подкатили двое погрузчиков – обычный заказ: алюминий в сплавах. Лёгкий, дорогой и абсолютно скучный. Груз шел на орбитальные мастерские Атлас-Прайма, через пару станций – ничего нового.

А потом появился он – тот самый момент, когда всё всегда портится.

К доске заказов подошёл человек, если его вообще можно было назвать человеком. Лицо – как будто смоделировано по архивной фотографии. Шлем скрывал взгляд, одежда – слишком новая, а голос… синтетически нейтральный.

Он не назвал имени. Просто предложил Никите взять вторую посылку. Маленькую. Чёрную. В форме куба с углами, будто выточенными на древнем фрезере. Она была лёгкой, не шумела и не пахла.

– Хорошая оплата, – сказал незнакомец. – Условия: не открывать. Доставить в сектор 3А-4 на станции Атлас-Прайм.

Никита знал, что не бывает "просто коробки". Но грузоперевозки были его делом. И если на то пошло – сначала всё проверяется.

Он загнал оба заказа в систему. На таможне станции всё прошло. Код разрешения на перемещение частного объекта был действительным. Документы – скудные, но с нужными штампами. Даже цифровая печать казалась настоящей.

– Ну, ладно, – сказал Никита сам себе, загружая коробку в изолированный отсек. – Если уж кто и полетит с дурацкой тайной, то пусть это будет Буцефал. -деньги незнакомец предложил хорошие зачем отказывать.

Контейнеры закрепились, шлюз захлопнулся, и грузовой модуль отщёлкнулся с коротким металлическим звуком – будто кто-то бросил монету в пустую жестянку.

Эджбург вскоре остался позади, унося с собой запах прогретого металла, подозрительных сделок и дешёвого кофе. Буцефал вновь вышел на маршрут.

На экране загорелся курс – следующий пункт: группа станций, Атлас-Прайм разгрузка алюминия и сектор 3А-4.

Путь начинался просто. Как и всегда.

Гипертрасса до Атлас-Прайма шла спокойно. Настолько, насколько вообще может быть спокойно в десятках миллионов километров от любой живой поверхности. Пространство между орбитами было густо забито – не мусором, а фоном: сигналами, маршрутами, остатками энергии от старых кораблей. Буцефал двигался сквозь это радиоэфирное болото, как старый тягач по магистрали, где знаешь каждую выбоину.

Никита сидел в кабине, закинув ногу на пульт, жевал синт-орехи и слушал, как Хазарис монотонно шепчет координаты следующего коридора.

– Вход в тоннель гиперсвязи через две минуты. Подтвердите траекторию.

Он молча ткнул пальцем по сенсору. В этих вещах Хазарис не шутил. Ни одна комета не стоила того, чтобы по пути стать частью её хвоста.

Буцефал нырнул в гиперкоридор, и всё за бортом превратилось в тянущуюся смесь из света, цвета и ощущений, которые нельзя было бы описать словами – только сравнениями: как если бы музыка согнулась в спираль и залезла тебе под кожу приятно но не понятно.

Атлас-Прайм находился у выхода из кольцевого сектора, ближе к зонам сборки, где корабли не строили, а «собирали» из модулей, доставленных по частям. Группа станциий была крупная локация на невысокой орбите той самой тёзки планеты Атлас-Прайм, старая и отработавщая не одно десятилетие. На подходе она выглядела как спутанный клубок антенн, шлюзов, куполов, ржавых доков и новеньких гравиплатформ – смесь эпох, владельцев и настроений.

Никита вёл Буцефал к пристыковке с хмурым прищуром. Под сознанием ворочалось старое армейское чувство: слишком тихо, слишком гладко, значит – где-то подвох.

Он не знал, что это будет – груз, маршрут, заказчик, или всё сразу. Но где-то в груди уже начинало звенеть лёгкое напряжение – как тормоза, что чуть-чуть свистят перед поворотом. Неужели это маршрут с грузом от Эджбурга до Атлас-Прайм пройдёт без происшествий.

Буцефал встал на гравиплощадку, и шлюз начал цикл синхронизации.

Никита поправил комбинезон, отключил основную систему и бросил взгляд на экран:

Добро пожаловать на станцию "Атлас-Прайм". Сектор приёма грузов: активен. Время стыковки: 12:03. Визит: внеплановый.

Он вышел в шлюз, неся с собой старую привычку – всё сначала проверять самому.

Вскоре аллюминий отцепили от тягача. Так теперь сектор 3А-4 отдать коробку. Он вдавил газ т машина взревев реактивными двигателями тронулась в путь.

По пути в сектор 3А-4 Аталс-Прайм выглядел как всегда: длинные коридоры из металла, прожекторы с лёгким мерцанием, запахи отработанной атмосферы и местами – следы жизней, прошедших здесь до них. Буцефал, словно лось среди автоматов, протискивался по узкому грузовому тоннелю, ведомый магнитной рельс-системой.

Всё шло штатно, пока не раздался первый глухой тумп из заднего отсека.

Никита сначала подумал, что это обычная вибрация – в старых шлюзах нередко что-то дергалось. Но потом тумп повторился. Громче. С эхом. Как будто что-то внутри контейнера прыгнуло.

Он быстро активировал внутреннюю камеру и переключился на обзор грузового отсека.

Коробка – та самая чёрная, лёгкая, «неприкасаемая» – стояла в углу, в изолированном креплении. Только теперь она больше не стояла. Она слегка покачивалась. Затем приподнялась над полом. На пару сантиметров.

И упала с глухим ударом.

– Хазарис, что за…

В этот момент коробка зашипела. Не громко. Но пугающе – звук был похож на механический шум, в котором будто бы пряталось нечто живое. Как если бы старую рацию включили на частоте, где кто-то шепчет себе под нос в темноте. Волна звука прошла по обшивке, и Буцефал чуть дрогнул.

– Аномальное поведение груза, – спокойно прокомментировал Хазарис. – Модуль "наблюдение" зафиксировал энергетические всплески внутри предмета. Вероятность органического содержимого: 17%. Вероятность военного экспериментального объекта: 42%. Вероятность, что это просто очень капризная коробка: 3%.

Никита уже стягивал ремни, готовясь вручную проверить отсек. Но остановился. Он знал это чувство – тревожное, тягучее, как перед боем. Коробка не просто нарушала тишину. Она делала что-то. Но что?

– Хазарис, зафиксируй её в магнитной клетке. И перепроверь документы. С нуля.

– Выполняю. Предупреждение: объект не реагирует на стандартное поле. Поведение нестабильное. Возможна самоактивация.

Коробка снова подпрыгнула. Уже выше. Ударила в потолок отсека и упала, оставив на камере небольшой искристый след. Как будто она пробовала почувствовать границы пространства.

Буцефал продолжал двигаться по тоннелю к 3А-4. Но теперь внутри него не просто везли груз. Везли что-то, что знало, что его везут.

Глава 2: Проблема с грузом

Буцефал двигался всё ближе к сектору 3А-4, но атмосфера внутри кабины начала сгущаться, как перед грозой. Только гроза эта шла не по внешнему маршруту – она ползла изнутри, из самого сердца груза, который теперь и грузом-то не хотелось называть.

– Ты уверен, что это просто нестабильный контейнер? – Никита встал с кресла и навис над консолью, вжавшись в гравипол. – Он уже подпрыгивает, поёт и светится. Может, это живое?

– На данный момент я не располагаю полной информацией, – спокойно ответил Хазарис. Его голос был ровным, почти нарочито безэмоциональным, что только сильнее раздражало. – Поведение объекта указывает на наличие самоуправляемой системы. Возможна симуляция жизни. Возможно оружие. Возможно…

– …древний артефакт, – перебил Никита. – Или вообще какое-нибудь… космическое яйцо. Откуда мне знать?

– Не исключено. Примитивные культуры часто заключали ценные предметы в простые формы. Возможно, ты перевозишь философский камень. Или музыкальную шкатулку с апокалипсисом внутри.

Никита злобно посмотрел на панель, где по-прежнему отображался статус «ГРУЗ ЗАФИКСИРОВАН». Хотя зафиксирован – это было уже натяжкой.

Коробка больше не прыгала. Теперь она просто дрожала – еле заметно, но постоянно. И с каждым моментом становилась всё чуть ярче. Как будто разогревалась изнутри.

И тогда началось.

Сначала – тихий щелчок. Потом второй. Навигационный экран мигнул. Затем резко погас. В кабине на секунду стало темно, как в погребе без фонаря. Сразу же включился аварийный режим, но все маршруты были сброшены. Буцефал продолжал движение по инерции, но автоматика слепла, как ослепший штурман на перекрёстке.

– Навигация не отвечает, – констатировал Хазарис. – Магнитное поле коробки… вмешалось в наши системы.

– Значит, она активировалась, – выдохнул Никита. – Хрен с ним, с контрактом. Эту штуку надо выбросить в ближайший шлюз, пока она не прожгла нам трюм.

– Рекомендую не торопиться, – вмешался Хазарис, но теперь даже в его голосе проступали первые ноты напряжения. – Возможно, объект осознаёт перемещение. Возможно… он реагирует на наши разговоры.

Никита уставился в потолок.

– Ты хочешь сказать, оно ещё и слушает нас?

Коробка издала звук. Не вой. Не удар. А нечто, что можно было бы назвать вздохом. Как будто кто-то – или что-то – находилось внутри и только что проснулось.

Буцефал продолжал лететь в сторону сектора 3А-4. Но уже не потому, что маршрут был выстроен – а потому, что они не знали, как теперь повернуть обратно.

Буцефал на последнем тяге вкатился в ангар сектора 3А-4. Не по графику, не по протоколу – по инерции. Автоматика частично восстановилась, но навигация всё ещё глючила, а свет в кабине мерцал, как неоновая вывеска у умирающего бара.

Сектор 3А-4 оказался одним из тех отсеков, куда заходят либо по нужде, либо по особому приглашению. Панели стен были в заплатах, пол слегка кривился, а единственный обслуживающий дрон на входе выглядел так, будто его подняли с помойки и прикрутили заново. В воздухе стоял лёгкий запах старого масла и чего-то металлически-сладкого, как кровь на батарее.

Никита припарковался и, не выключая двигатель, открыл нижний шлюз.

К нему вышел человек – если это был человек. Высокий, в длинном сером скафандре без маркировок, с лицом, скрытым под зеркальным визором. Он не представился. Только сканировал Буцефал, дал сигнал и молча указал на изолированный контейнер.

Никита, ничего не говоря, отключил замки. Контейнер с «коробкой» мягко выкатился на платформу. Тут же двое грузчиков в экзокостюмах подхватили его и закатили внутрь. Человек в скафандре молча проследовал за ними.

Никита остался в кабине. Вышел бы – но что-то держало. Чутьё. Или страх. Или просто желание не быть там, когда это случится, да и что его больше волновало чем сам груз.

Вскрытие шло через наблюдательный шлюз. Камера передавала изображение – серое помещение, чистый стол, контейнер в центре.

Человек в скафандре подошёл к коробке. Провёл рукой – отозвался тихий сигнал. Блокировка щёлкнула. Крышка откинулась.

И стало понятно, почему коробка пела.

Внутри не было ни механизмов, ни органики. Только шар. Серебристый, будто дышащий. Он чуть вибрировал, а по его поверхности скользили узоры, похожие на письменность – и на волны одновременно.

Через секунду он начал расти. Медленно, но неотвратимо – как капля, превращающаяся в омут.

Затем шар раскрылся. Не взрывом, не вспышкой – внутрь себя. Как будто пространство провалилось внутрь точки, и в ту точку унесло всё: человека в скафандре, двух грузчиков, оборудование. Комната исчезла.

Камера обратилась в тишину.

Остался только серый экран. И тонкий гул – почти как от коробки, но теперь тише. Будто объект насытился.

– Объект телепортировал приёмную команду, – хрипло сообщил Хазарис. – Координаты неизвестны. Энергетический след нестабилен. Мы остались одни.

Никита долго сидел в кабине. Смотрел на погасший шлюз.

– Ну… – медленно проговорил он. – Надеюсь, хоть чаевые были включены.

Он включил двигатель и развернул Буцефал прочь от сектора 3А-4.

Потому что кто бы ни заказал эту коробку – теперь он, возможно, не просто не существует. Он мог оказаться где угодно.

Никита спросил:

– Ну и чё это, Хазарис, было вообще?.. Шар, который жужжит, светится, телепортирует всех в вакуум и даже не говорит «спасибо». У меня бабка в бане потише вела себя, когда мыло в глаз попало.

– По всем энергетическим признакам это было живое существо ты должен был о них слышать. Или, как минимум, существо, не известное нашей привычной терминологии, но родственик нам всем знакомого существа. Предположительно с планеты Тул'Маар – кластер Кольцевой Пустоты. Данные обрывочны, но известно, что их цивилизация не делит понятия «разум», «геометрия» и «погода» в отлтчие от людей которые завёрнуты на своём и чужом разуме, постоянно говорят о погоде и строят всё за счёт геометрии.

– Да я слышал о существах разумных теле портерах. Но я не понимаю то есть если идёт дождь – это значит, они думают? Или ругаются? Или все вместе?

Хазарис долго не размышлял:

– Возможно, у них это одно и то же. Я изучаю сейчас через мои нейросети феномен синкретизма(смешение различных религиозных и культурных традиций, что характерно для множества народов, включая существ теле портеров с планеты Тул'Маар кластера Кольцевой Пустоты) в их культуре. У них нет различия между функцией и сущностью, тебе надо лучше понять как я думаю быть мной.

– Да понял я. Это просто я существую пока функционирую нет функции мне хана.

– Шар – это не устройство и не контейнер. Это он сам. Весь. Как будто бы ты – это ты. А я это я.

– Но если серьёзно… он же телепортнулся! Просто взял и уплыл с нашей реальностью, прихватив троих! Это что – приветственный жест на Тул'Мааре? Типа: «Привет, земляне, держите маленький прыжок в небытие?»

– Возможно, это был ритуал приветствия. Или обед. – ответил Хазарис, таможеники же дали добро значит всё в пределах закона.

И они стали шутить по этому поводу.

Никита первы:

– Спасибо, Хазарис. Вот теперь точно спать спокойно буду. А мы не заразились, а? У меня после него левый глаз дёргается, а правая полка с инструментами и там шде лежат часы больше не открывается.

– Это просто следствие резонанса поля объекта. Не волнуйся. Полка со временем вернётся. Возможно, в другом углу.

– Мда… Шар, говоришь, с Тул’Маара. Ну да, у нас в селе вон – капусту вырастишь, уже праздник. А тут – разумная геометрия с функцией поглощения командиров…

– Кстати, по логике их языка, он, скорее всего, теперь считает тебя своим перевозчиком-проводником. Возможно, он отпечатал твой вернее наш маршрут в себе. Интересно как он позволил запереть себя в ящике, а чего тогда бунт поднял может приспичило телепортнутся.

Эта последняя шутка Хазариса пришлась Никите по душе:

– Ну вот, отлично. Теперь у меня в послужном списке – "перевозил межпространственный разум, возможно, навсегда". Осталось только начать возить духов и котлеты из тёмной материи.

– Не стоит. Духи капризны, а котлеты нестабильны в гравитации.

– Так, всё. Я валюсь спать. Чудес на сегодня хватает. Если ещё один разумный предмет попытается мне подмигнуть – я пересяду на грузовой шаттл и буду возить болты. Без поэзии.

– Принято. Режим "молчаливый философ" активирован на шесть часов. Доброй ночи, капитан.

Глава 3 Микси в деле

Атлас-Прайм парил в вечной ночи косомоса, как невероятное творение богов – тяжёлый, стальной и молчаливый. Здесь не было закатов. Не было рассветов. Только постоянный мрак космоса, усеянный холодными иголками звёзд, медленно сменяющими друг друга в щелях между панелями отражаясь то тут то там. Его небеса – это небо без неба. Чёрное, вечное сияние звёзд, безмолвное и величественное.

Гигантские металокерамические фермы – каркасы и антенные решётки тянулись в стороны, как скелеты древних титанов, обвитые кабелями и гравипроводами. Транспортные доки жужжали вдалеке, как ульи, наполненные гудением шлюзов и торопливым визгом посадочных трапов. По рёбрам станции – так называли эти стальные галереи между отсеками – сновали дроны, пыльные со следами царапин от микрометеоритов и перегретые от постоянных манёвров.

Атлас-Прайм не был красивым. Он был *необходимым*. Здесь всё служило цели – переработка, накопление, распределение, повтор. Грузы приходили и уходили. Металл, вода, газ, ткани, аппаратура, органика. Люди тоже. Некоторые жили здесь годами. Некоторые – часами. Многие – вообще только на бумаге.

Именно сюда прибыл Буцефал на утренней тяге доставляя загадочный разумный шар телепортер, когда весь транспортный узел работал на максимум. Никита пристыковался в нижнем ряду сектора 9-К – там, где не задают вопросов и не выдают каски. Только номера отсеков, инструкции, и иногда, в особенно "удачный" день – автомат с кофе капучино.

Никита встал, потянулся, зевнул и глянул в иллюминатор.

– Атлас-Прайм… старый ты ржавый муравей, – пробормотал он с улыбкой. – Опять встречаемся.

Рядом на консоли замигаал индикатор вызова: поступила новая заявка. Имя отправителя было незнакомым, но платёж – внушительным. А это значило, что день обещал быть не скучным.

Контракт принялся мгновенно – сумма мигнула зелёным, координаты подгрузились, топливо пошло в стабилизаторы. Никита удовлетворённо хрустнул пальцами, сдвинул штурвал и дал команду на запуск тяги.

Буцефал зарычал, как рассерженный зверь, и неторопливо пополз по внутреннему шлюзу Атлас-Прайма, набирая манёвр для выхода в свободный вектор. За бортом мигали сигнальные огни, а навигация мягко подсказывала – курс есть, расчёт ведётся, никаких непредвиденных…

БАХ!

Сигнал тревоги пронзил кабину. Что-то глухо стукнуло по крышке грузового отсека, и консоль пискнула – «Незарегистрированный объект на борту».

Никита, уже успевший откинуться в кресле, рявкнул:

– Хазарис, это ещё что за чёрт?!

– Зафиксировано проникновение. Масса 2 килограмма. Температура тела – тёплая. Форма —… пушистая? – замялся ИИ. – Отправляю изображение.

На экран выскочило изображение из камеры технического отсека.

По полу, как ни в чём не бывало, семенил… волчонок. Серый, лохматый, с ушами, как антенны, и глазами, будто два светлячка. Хвост вертелся, как у антенны в поиске сигнала. Он обнюхивал шланги, потом лизнул инжектор, чихнул – и из его пасти вылетела маленькая искра, как из разряда плазмы.

– Это что, собака-с плазмой внутри?! – выдохнул Никита. – Откуда он вообще?!

– Анализ… – начал Хазарис, слегка сбиваясь. – Биоструктура нестабильна. Частичная дематериализация его тела при прыжке. Он… не совсем биологический. Присутствуют метаэнергетические флуктуации. Возможно… магия.

– Магия? – Никита закатил глаза. – Прекрасно. Ещё и космический волчонок-волшебник. Чего дальше ждать? Призрачного барда и летающей кулинарной книги?

Волчонок тем временем подошёл к кабине, сел перед дверью и заскулил. Дверь сама собой с шипением открылась – и существо запрыгнуло внутрь, как будто всю жизнь это делало. Устроилось на панели, обнюхало рычаг и довольно гавкнуло. Откуда-то сверху посыпались снежинки. Да, в кабине настоящие снежинки из застывшей воды.

– Я… не думаю, что это обычный волк, – осторожно произнёс Хазарис.

– Да ты гений, Хазарис, гений. – Никита взъерошил волосы. – Ладно. Раз уж он здесь… Придётся везти. Только не давай ему к кнопке аварийного сброса. А то боюсь, унесёт нас в Хаос с фейерверком. – Никите так понравился зверёк что он решил приручить его.

Волчонок подмигнул. Но не буквально, а так что в носу у Никиты щёлкнуло статикой.