Я – борец 2

Длинные ряды клеточных батарей под лампами накаливания, создающими жёлтое искусственное освещение. Под ногами – слой опилок, перемешанных с помётом, шелухой от корма. Тут стоял дикий гул вентиляторов вытяжки, и только он мог перешуметь писк тысяч цыплят.

В основной птичник цыплята переводились по схеме их назначения: несушки – раньше, бройлеры – позже.

Тут через многоярусные клеточные батареи из металла пролегали автоматические поилки с протекающими ниппелями. Под клетками с несушками медленно и скрипя двигалась прорезиненная конвейерная лента для сбора яиц. В углу располагался бункер с комбикормом – пахло он зерном и почему-то рыбой.

И, наконец, убойный цех, где из позитивного был только лозунг: «Выполним план по мясу!» Да, особо чувствительные на фабрике не задерживались. Я даже слышал, что те, кто на мясных фабриках, к примеру, готовит колбасу, не могут потом её есть.

Но наше дело простое – и по сути, и по содержанию: упаковывать.

Пройдя вахту, мимо досок почёта с лучшими сотрудниками и разминувшись с коллективом дневных смен, мы с Геной и ещё рядом товарищей (многих из которых я видел на коврах) зашли в раздевалку рабочих, где переодевались в белые халаты и белые же колпаки, словно нам нужно было что-то готовить. Помимо халатов были и тканевые перчатки у тех, кто работал с яйцами, в отличие от верхонок у тех, кто грузил кур. Каждый из нас должен был содержать свою форму в чистоте, что проверял сам Кузьмич, которого недавно повысили до начальника упаковочного цеха.

И вот мы, вдесятером, построились для осмотра в одну шеренгу.

– Так, сегодня у нас много работы, парни. О, Саша, Гена, а вас почему на вечерней тренировке не было? – спросил тренер.

– Я в Воронеж ездил, смотрел, как Дружинин по самбо борется.

– А… И что, как он? За кого теперь выступает?

– Он от экскаваторного завода выступал и в первом кругу на Серёгу Сидорова налетел, – проговорил я.

– И что, как?

– Вырванный плечевой сустав, – продолжил я. – Полгода реабилитация, но врачи сказали, что ему повезло.

– Повезло… вот что я вам, ребята, скажу: у тренера опыта больше, он многое видел. Тренера надо слушать! Если он вам говорит не выступать – значит, не надо соваться, куда не следует! – прочитал он лекцию. Было видно, что он знает о том, что Дружинин ушёл из «Динамо».

– Тренер, да он уже всё понял. Можете с Сергеичем поговорить, чтоб его обратно взяли? – спросил я.

– Я-то могу. Но Сергеич в вес до семидесяти тебя просит себе.

– Если вы не против, я могу за них иногда выступать, – пожал я плечами.

– Он может тебя в воронежский пед устроить с формальной сдачей экзаменов. Только надо отборку пройти.

– Какую? – не понял я.

– В сборную «Динамо». На следующей неделе открытый ковёр будет для всех желающих в этом весе.

– Паша через полгода вернётся и снова будет лидировать. А я, тренер, простите, но его место я занимать не буду.

– Ну, смотри сам. Значит, задачи. Как всегда: упаковка яиц, упаковка курицы, подсчёт курицы после ощипывания. Теперь плохие новости: барабанная перосъёмная машина сломана, и девушки за день все руки стёрли, их ощипывая. Соответственно, сегодня надо им помочь и ощипать. Из-за коллапса их даже не посчитали – потом ощипанных буду я вносить в ведомость.

Желающие потренировать пальцы? О, отлынивающие от тренировок Медведев и Губанов – на ощипку! Остальные…

Дальше я уже не слушал. Что получается – куры неучтённые никем и ничем? Серьёзно? Свежие куры – не замороженные в лёд тела для пущего веса на весах, а мягкие, только надо ощипать?

Гена нахмурился – ему идея явно не нравилась.

– Чего загрустил? – ткнул я его локтем.

– Заколебали, чего они её никак починить не могут?

– А скажи-ка мне, друг, а она часто так ломается? – спросил я, предвкушая отличный план.

– По несколько раз в месяц.

– А Кузьмич всегда халявщиков назначает на ощипку неучтёнки?

– Всегда, – также хмуро сообщил мне он.

– Ну тогда я, похоже, по выходным теперь секцию не посещаю.

– Ты же фанатом борьбы стал после Тамбова?

– Я ещё и фанат еды, а в гастрономе всё раскупают со скоростью света. Я эти ритуалы с мерзлой курятиной видал в деревянном ящике.

– Что-то я тебя не понимаю.

– Чуть позже поймёшь! – улыбнулся я, а настроение начало повышаться.

Зайдя в цехи, мы обалдели: длинные транспортерные ленты с механизированной подачей тушек были забиты неощипанной курятиной. Лента вела в огромный чан на полкомнаты – чан был полон тёплой воды и мокрых цыпочек.

В соседней комнате уже приступили к работе ребята, которые складывали в ячеистые подносы яйца, сортируя их по размерам с помощью лекал. Далее нашей комнаты находилась комната со столами для упаковки мяса с весами и целлофановыми пакетами.

Запах тут стоял, конечно, лютый – смесь хлорки, крови и мокрого картона. В углу скопилась целая куча пера.

– Я не знаю, чего ты радуешься, – руки после такой процедуры, словно после суток в бассейне с хлоркой, – произнёс Гена, беря огромный, словно лопата, металлический сачок.

– Расскажи, как вы обычно тут справлялись?

– Сначала распаренных куриц вытаскиваем и загружаем в чан новых, пока эти обтекают на стеллажах. Мы ощипываем и складываем на столы для упаковки – там их взвешивают, ставят печать, пакуют, считают, декларируют.

– Давай допирай, – улыбнулся я ему. – До соседней комнаты – это неучтённый товар, со слов Кузьмича.

– Ну да, так.

– За пропажу которого никто не несёт ответственности.

– Стыбрить предлагаешь? Бесполезно – на проходной досмотр личных вещей. Поймают – по шее дадут и с работы выгонят, – покачал головой Гена, доставая первую курицу на лотки для обтекания.

– Мы тут на всю ночь, да?

– Похоже на то, – выдал Гена.

– Ну, считай, полнедели будем сытыми, – убедил я его.

Далее пошла рутина: вымачивание, загружающие новых в чан, ощипывание, вымачивание – и снова по кругу. Сюда бы чайник или термос, – подумалось мне, когда я подавал очередную ощипанную курицу. В соседней комнате перед упаковкой стоял Снегирёв с паяльной лампой и обжигал мелкие перья, которые остались на курице, – и теперь в цехах пахло ещё и палёным пером.

Однако каждый час мы прерывались на «перекур» – естественно, никто не курил, а выходили из цеха к забору подышать свежим воздухом. В первый раз я вернулся в цеха раньше и, подойдя к столу упаковки, отрезал ножом себе два широких куска целлофана и, быстро положив туда тушек, свернул их в коконы и спрятал в пуховую кучу.

На улице за нами тоже следил Кузьмич – он же отсчитывал нам время для отдыха. Хочешь – вообще не отдыхай. Он же невольно контролировал – не захотим ли мы сделать чего-нибудь эдакого. А я этого очень хотел.

– Ген, на следующей передышке отвлеки тренера – поборись с кем-нибудь, попроси пояснить какую-нибудь технику. Не долго – на полминутки, – попросил я товарища по опасной операции.

И под утро, когда все собрались на последний перекур, я достал упакованных неощипанных куриц и выбросил их из цеха через окно.

– Снегирь, – позвал парня Гена. – Каково за ночь отжарить столько цыпочек?

И все дружно принялись ржать. Смеялся и тренер, а я, удивляясь находчивости Гены, аккуратно по стеночке вышел, зайдя за угол цеховых зданий, где под окном лежали мои свертки.

Я поднял один, а когда раздалась новая, громкая волна смеха, с силой вышвырнул их за периметр, перебросив через забор в сторону пляжа. Первую, а затем вторую.

И вот, просмеявшись над тем, как Генка дурачится, тренер снова вернул нас к работе, а я, улыбнувшись, кивнул – мол, всё в ажуре.

Смена закончилась утром. На проходной проверили наши сумки на предмет яиц и куриц, и мы, видя, как подъезжает автобус с трудящимися, залезли в него, чтобы тот увез нас в город.

Однако, выйдя на первой же остановке, я кивнул Гене – мол, так надо, – и лёгким бегом двинулся к озеру.

«Сука», – выдохнул я, видя, какой меня ждёт трындец. Первую курицу я нашёл сразу же – она повисла на ветке куста, а вот вторую пришлось поискать – я нашёл её в луже грязи и тины. Благо, упаковал хорошо.

Положив этих двух в сумку, я также лёгким бегом направился вдоль берега озера, пока фабрика не скрылась за постройками появившихся домов.

– Эй, парень! – позвали меня вдруг.

Да ё-маё… Обернулся я и увидел, как ко мне приближаются двое в форме советской милиции – старшина и сержант.

– Здравия желаю, товарищи милиционеры! – бодро отрапортовал я, подходя к ним, накрыв левой ладонью голову, а правую прислонив ко лбу.

– Ваши документы? – спросил у меня сержант, и я, пожав плечами, достал из кармана паспорт, давая ему в руку.

– Почему не на работе? – спросили меня.

– Да я с ночной смены, решил перед парами пробежаться по набережной.

– С какой ночной смены? – спросил меня старшина.

– С «Красного крыла», цех упаковки.

– Пары-то начались уже – девять почти! А в сумке что?

– Халат, обувь, – проговорил я, понимая, что сейчас приплыву.

– Покажите, – потребовал старшина.

Эпик фейл – провал по-нашему.

– Погоди-ка, а ты не родственник тому Медведеву, о котором пару недель назад газеты писали?

– Что за Медведев? – спросил старшина у сержанта.

– Пока ты в отпуске был, помнишь, участковый с браконьерами закусился? С ним свидетель по делу был Медведев. Так вот, этот Медведев его от пули сумкой закрыл! – бодро поведал сержант.

– От дроби только, приврали газеты, – выдохнул я, кладя сумку на асфальт набережной.

– Погоди-ка… – сержант поднял паспорт на меня и сверил моё фото с моим лицом.

– Да ладно?! – удивился старшина.

– Ну да. Там ИЖ был – двустволка, а у меня как раз сумка была такая же, только вместо обуви там куртка для борьбы была и трансформатор. Куртку я заштопал, трансформатор пришлось выкинуть, а сумку мне новую подарил участковый, когда из больницы выписался.

– Ну ты молодец, конечно! После учёбы куда – в армию, а потом, может, к нам в оперативную часть? – спросил меня старшина.

– Я не думал об этом, – не совсем честно выдал я.

«Скажите, а вакансии для куриных воров у вас есть?» – промелькнуло у меня.

– А там же заложник был ещё? – спросил сержант.

– Он не заложник был, а соучастник. Просто в последний момент сдаться хотел, и его второй застрелил, – начал я рассказывать.

– Ужас, конечно. Не страшно было против вооружённых преступников идти? – спросил сержант.

– Да там же участковый был, – обесценил моё участие в том бою старшина.

– Ну да, его и ранило. Но он встречным огнём успел положить урку, – поделился сержант и добавил: – Слушай, там говорят, что предупредительного не было, и тот младший лейтенант потом отписывался по этому поводу?

– Он многократно предлагал противнику сдаться. И выстрелил, когда уже был ранен, – произнёс я, вспоминая, как уже рассказывал эту историю на магнитофон в «Волге».

– Обалдеть, – удивился сержант.

– Тебе что-нибудь за участие дали? Ну, медаль там? – спросил меня старшина.

– Грамота от генерала и от ВЛКСМ.

– Вот к чему надо стремиться, товарищ сержант! – с долей сарказма произнёс старшина.

– К чему? – удивился сержант.

– К одобрению товарищей и спасению в сложных ситуациях старших по званию.

– Я тебе говорил же, что не мог тогда, – возмутился сержант.

Видимо, какие-то внутренние договорённости у этих ребят – возможно, дружат семьями.

– Товарищи, ну так я в техникум могу пойти, или вы мне выпишите справку, что я был с вами занят? – спросил я.

– Да, конечно, иди и учись хорошо! – пожелал мне удачи старшина, а сержант отдал мои документы.

Так, вроде пронесло. Надо будет либо отказаться от хищения ничейного социмущества, либо придумать другой способ транспортировки.

Сейчас ещё и в общаге мозг комендант выпьет.

Двадцатью минутами позже

– Вот, Саша, не зря тебя кто-то из товарищей со стены снимает! – пилила меня Надежда Юрьевна на входе в общежитие. – Несмотря на то, что ты милиции помогаешь и оценки выправил почти по всем предметам, дисциплина у тебя та ещё. Не доверяет тебе коллектив, получается – считает, что ты недостоин чести висеть на доске.

– Надежда Юрьевна, мне что сделать, если у меня две работы и учёба? Как в фильме «Приключения Электроника» – мне робот не помогает.

– А ты похож. До той поездки был один в один как Сыроежкин – лоботряс лоботрясом.

«И киборги восстали из пепла ядерного огня», – мелькнула у меня в голове гнусавая фраза из «Терминатора».

– Надежда Юрьевна, я везде успевал, если бы не сотрудники. Теперь вот вы – они мне отказались справку о занятости выписывать, вы, надо полагать, тоже не будете? – пошёл я в атаку.

– Что же ты сразу не сказал, что был задействован? – спросила она у меня на серьёзных щах.

– Вы не спрашивали, – выдохнул я и пошёл наверх.

А в комнате я застал Гену спящего.

Капец ты… и, вытащив из сумки кур, я снял с них упаковку и нежно положил их обеих ему в постель, а сам взял сумку с конспектами и пошёл на пары.

Вот как проснётся Генка с двумя цыпочками – так вспомнит шутку над Снегирёвым, улыбнётся…

Глава 3. Искры и медь

День был как день: сидение на парах через не могу с теми, кто пересдаёт, обед в столовке техникума, после которого ещё сильнее тянуло в сон. На этой неделе у меня оставалось всего два экзамена – техническая механика и черчение. Первый – завтра, второй – в четверг.

Вообще, после моих приключений и вступления в комсомол стало гораздо проще. Многие преподаватели, видя меня, понимали, что я по специальности не отработаю и дня, поэтому ставили пересдачи, завышали оценки или вытягивали наводящими вопросами до необходимого минимума. Благо вокруг хватало ребят, которые учились по-настоящему хорошо и даже что-то конструировали. Третьекурсники и вовсе казались помешанными на электронике.

По сути, это были не пары, а переподготовка с конспектами, но преподаватели смотрели на отношение студента и, уже исходя из этого, делали вывод: «валить» или нет на экзамене. Я их как бы очень понимаю. Всегда приятно, когда нерадивый ученик хотя бы пытается понять твою дисциплину, на которую ты положил жизнь. Хотя лично я в прошлой жизни не слишком требовал теоретических знаний, особенно от частных клиентов, а больше концентрировался на практических умениях бойцов.

Так вот, на черчении я сидел вообще один, рисуя деталь в угловом разрезе. Преподаватель ушёл, оставив меня с макетом в кабинете. Чертилось у меня не очень – эскизы выходили куда лучше.

Внезапно меня прервал вибрирующий звук. Показалось, будто задрожали доски пола. Но нет – не показалось. Линия на чертеже поплыла, и карандаш прочертил зигзаг.

Я отложил инструменты, опустил руки, но стук и вибрация повторились. Затем раздался резкий хлопок, и в воздухе запахло гарью.

Поднявшись, я вышел в узкий коридор и сразу обратил внимание на дверь слева с табличкой:

«Лаборатория. Посторонним вход воспрещён!»

Из-за неё доносилось пыхтение и что-то похожее на стон. Я распахнул дверь, выпуская наружу клубы дыма, шагнул внутрь и тут же захлопнул её за собой.

– Держи, держи её сверху! – раздался крик.

Сквозь белёсый дым я разглядел худощавого светловолосого парня в белом халате, который изо всех сил наваливался на массивный кубический корпус, опутанный кабелями и шлангами.

Что-то яростно болтало его, будто внутри метался разъярённый бык.

Сказано – сделано. Я схватил вибрирующий ящик сбоку, и следующие несколько секунд нас с парнем трясло, как в эпицентре землетрясения.

Наконец вибрация стихла, а внутри что-то звякнуло – будто упал маленький колокольчик.

– Спасибо, товарищ! – выдохнул парень, поправляя очки.

Первый раз меня так назвали приватно. Чудак, да ещё какой. Но сон как рукой сняло – можно и подыграть.

– Не за что, товарищ! Над чем работаете, коллега?

– Это ответ! – запыхавшись, произнёс он. – Ответ западным аналогам стиральных машин с вертикальной загрузкой! Вы спросите: «А как же "Эврика"?» И я отвечу: «Мой "Титан" не просто дополнит линейку отечественных образцов а кардинально расширит возможности стиральных машин в будущем!» Вы скажете: «А "Малютка", а "Вятка"?» А я отвечу: «Пора отойти от деревянных щипцов и зажимных роликов!»

– А вопрос-то был какой? – перебил я.

– Вопрос? – он на мгновение замер.

– Ну, раз это «ответ», значит, был и «вопрос»?

– Ты с какого курса, кстати? – перевёл тему лаборант.

– Первого.

– Вот почему я тебя не помню. Валера Плотников, лаборант! – он протянул мне руку.

– Медведев Саша, – ответил я, не добавляя больше ничего.

Формально я студент, но как борец ещё не сформировался, а их технические «приколюхи» мне чужды.

– Полезная штука, да? – кивнул я на металлический куб, похожий на творение доктора Франкенштейна, если бы, конечно, знаменитый монстр был машиной.

– Дипломную на нём защищать буду. Хотя на чертежах он работал лучше.

– Тебе бы не в техникуме её показывать, а где повыше. Скорее всего, твои решения уже продуманы другими. Но если учесть их опыт, может, и правда, что-то выйдет.

– Спасибо, товарищ! Давай ещё программу отжима проверим?

– Это что, всё ещё стирка была? – удивился я, предвкушая, что будет дальше.

– Ну да.

Я осмотрел шланги, ведущие к трубе от раковины. Вода подавалась через кран – никакой автоматики.

– Пока не разобрался с подачей воды в систему, – пояснил Валера. – Приходится вручную регулировать. Одному неудобно.

– Попробуй встроить ниппель с внутренним вентилем, – предложил я, вспомнив поилки для цыплят. – Чтобы вода забиралась прямо из трубы.

– Обязательно! Ну что, держим? – поспешно произнёс Валера, словно у него было мало времени и нужно было успеть к срокам.

– Давай.

Он ткнул в кнопку на самодельной панели, и куб взревел, затрясшись с новой силой. Вибрировал, но, к удивлению, не протекал.

– Друг, а как ты добился, чтобы оно не текло?! – закричал я через гул.

– Внутри барабана – магниты, снаружи – медная обмотка! – отозвался Валера. – Он приводится во вращение не валом, а зачёт магнитного поля! Вал, конечно, тоже есть, но не сквозной.

«О-фа-на-реть!»

– Много электричества жрёт, да?

– Пока да! Но я решу этот вопрос в будущем!

Машина дёрнулась, из щелей брызнули искры, и вдруг всё замолкло. Лампочки освещения в лаборатории мигнули и погасли.

– Опять пробки выбило… – вздохнул изобретатель.

– Ну, товарищ Валера Плотников, я уверен, что тебя ждёт большое будущее! – искренне выпалил я, оглядывая закопчённые стены лаборатории.

Стирать бельё в бесщеточном двигателе – это, конечно, сильно. В голове мелькнули образы моноколёс, электросамокатов и прочего хай-тека, что бороздит улицы две тысячи двадцать пятого года. Наш же агрегат больше напоминал экспонат из музея технических курьёзов.

– Ты, главное, мечту не бросай, даже если тебя за выбитые пробки примутся убивать, – добавил я, поправляя заляпанный мазутом рукав.

– Блин… – Валера нахмурился, будто вспоминая что-то важное. – Ты, товарищ Медведев, первый, кто по-настоящему оценил.

– Та-а-ак! Плотников! Что ты опять натворил?! – раздался из дверей скрипучий голос. В лабораторию ввалился завлаб – невысокий мужчина в огромных роговых очках, клетчатой рубашке, застёгнутой на все пуговицы, и в вытянутых в коленках брюках. Его седые вихры торчали, будто он только что получил разряд тока.

– Доброго дня! – бодро поздоровался я.

– Доброго, Медведев. А говорят, двух бед не бывает, а вы тут вдвоём! – он язвительно оглядел нас. – Плотников – техник-экспериментатор, способный поджечь всё, что угодно, и Медведев, которого нельзя отчислить, потому что он «герой месяца». Идеальный дуэт!

– Простите, Виктор Евгеньевич, что меня нельзя отчислить, – парировал я.

– Не извиняйся, Саш. Не на первом курсе, так на втором, не на втором – так на третьем, – проворчал он, поправляя очки. – Сейчас ты, конечно, за ум взялся… Посмотрим, на сколько тебя хватит. Валера! – он резко повернулся к изобретателю. – Я тебе официально запрещаю включать в сеть этот… агрегат! Понял?

– Понял, Виктор Евгеньевич.

– А то твоя дипломная с каждым отключением техникума от электросети теряет баллы. Какое по счёту уже? Третье? Четвёртое?

– Четвёртое, – глухо отозвался Плотников.

– Ну вот и считай! Ещё одно такое «подключение» – и тебя только перестрелка с бандитами спасёт! Проветрите тут! – он сердито швырнул папку на стол и выскочил из лаборатории. Свет, как по мановению волшебной палочки, тут же включился.

– Не вешай нос, братуха! – Я хлопнул Валеру по плечу. – Будущее за такими, как ты! Главное – не спиться, – мы дружно распахнули окна. Со двора донёсся смех и крики: «Эй, очкарик, опять лабораторию спалил?»

– Спасибо… – Плотников неловко потёр запачканные машинным маслом руки. – Если что – обращайся. Чем смогу – помогу.

Я усмехнулся:

– Ты в общаге бываешь?

– Нет, а что?

– Да там на кухне приёмник сломался. Завхоз унёс чинить и пропал. У тебя случайно не завалялся?

– Так он не сломался! – оживился Валера. – Какой-то вредитель киселём его залил. Я почистил, кое-что перепаял… Вот только донести никак не могу, – он грустно посмотрел на своё дымящееся детище.

– Вредитель, да… – вздохнул я.

– Пойдём, заберёшь, – неожиданно предложил Плотников.

Мы двинулись в соседнюю комнату, больше похожую на каюту космического корабля: повсюду вились разноцветные провода, мигали лампочки самодельных приборов. На рабочем столе среди катушек, паяльников и банок с припоем скромно лежал бежевый, с желтизной, радиоприёмник.

– Этот? – Валера протянул мне раритет.

Я перевернул корпус. На днище красовалась потёртая табличка: «ОБЬ-302. В осветительную сеть не включать! Номинальное напряжение 30 В. Цена 5 руб.»

– Забирай! – бодро сказал он.

– Если что, заходи – я в триста тринадцатой живу. Спортом не занимаешься? – произнёс я напоследок.

– Не… У меня плоскостопие. Как-нибудь загляну.

– С плоскостопием можно и плавать, и на лыжах ходить.

– Попробуй объясни это военно-призывной комиссии, – горько усмехнулся он.

– А что с ней? – не понял я.

– Не берут в армию, – ответил Валера так, будто в этом была его вина.

– А ты… хочешь? – удивился я.

– Хочу, – твёрдо сказал он.

– Ты не думал, что такие парнишки, как ты, на гражданке нужнее? – осторожно спросил я.

– Завлаб так не считает.

– Да наш завлаб типичный сноб! Для него главное – чтобы в его болоте ничего не происходило. А то, что у него под носом человек такую штуковину собрал, его не колышет. Скажи честно – ты, правда, хочешь или просто кто-то сказал тебе, что «не служил – не мужик»?

– Хочу, – упрямо повторил Плотников.

– Ну ладно… Когда у тебя защита?

– В конце месяца.

– Тогда ни пуха! И мечту не бросай. Спасибо за приёмник!

Я вышел в длинный коридор, идя назад по скрипучим доскам ветхого полового покрытия. В аудитории по-прежнему не было преподавателя. Усевшись за чертёжный стол, я стёр резинкой кривую линию, быстро дорисовал деталь и, аккуратно положив лист под пресс, собрался. Пора было тащиться в общагу – и собираться в цех намотчиков…

Прибыв в общагу, я, пыхтя, взобрался на свой третий этаж. Первым делом пойдя на кухню, где и повесил жёлтый радиоприёмник на два торчащих из стены, начавших ржаветь гвоздя. Чёрную вилку воткнул в розетку со следами подпалин – предыдущий жилец явно экспериментировал с электропроводкой.

Радио ожило с характерным треском и сразу выдало густым баритоном: «Свобода – для того, чтобы творить, а не для того, чтобы разрушать. Творчество – вот цель жизни!»

– Литературные чтения? Горький? – фыркнул я. – Ну хоть не марш авиаторов…

Повернув ручку громкости до положения «шёпот» – ровно настолько, чтобы заглушить вечный гул вечерней общаги я направился к своей комнате.

Ключ скрипнул в замке, дверь поддалась с характерным стоном несмазанных петель. И тут же в нос ударил терпкий запах мокрого пера. Перья были повсюду – на кроватях, на полу, даже на лампочке под потолком, создавая изогнутые тени.

В комнате царил хаос: Гена, красный как рак, орудовал веником, убирая перо, а Женя и Аня, склонившись над двумя обмякшими куриными тушками на моей кровати, с важным видом завершали ощипывание.

– Саша, ты совсем дурак?! – Женя метнула в меня убийственный взгляд, размахивая клочком перьев. – Я к Гене пришла, хотела рядом прилечь, а в кровати – сюрприз! Мокрые куры!

– И тебе привет, Жень! Аня! – я демонстративно понюхал воздух. – А я разве не закрывал дверь? – в памяти всплывал смутный образ поворачивающегося ключа… Или это было вчера?

– Я всегда, когда спать ложусь, ключ над косяком прячу, – пояснил Гена, нервно подбирая перья совком.