В тени молнии

– Она мне нравится. А где документы матери? Ее записи? Где все шпионские донесения и письма?

Бринен поморщился, потом вошел наконец в комнату и сел напротив Демира. На мгновение он показался Демиру немощным стариком, которому жизнь нанесла удар в спину, одним махом отняв у него и работодателя, и любовницу.

– Все конфисковала Ассамблея, – сказал он. – Прислала Сжигателей, те собрали все бумаги, написанные ее почерком или скрепленные ее официальной печатью. Она была влиятельным членом Ассамблеи, посвященным в государственные секреты и правительственные махинации. Им не хотелось оставлять следы.

Демир выругался. Сжигатели были элитным подразделением имперской гвардии, подчиненным небольшой группе высокопоставленных членов Ассамблеи, которые контролировали правительство.

– Я думал, ее секреты помогут мне понять, за что ее убили. А как по-твоему?

Вместо ответа Бринен сунул руку за пазуху и достал книжечку, перевязанную бечевкой.

– Что это? – спросил Демир.

– Дневник смерти Адрианы. Она начала вести его много лет назад. Это единственная вещь, которую она поручила мне спрятать от Сжигателей в случае ее безвременной кончины. И велела передать дневник вам – сказала, что это лучший способ почтить ее память.

Демир взял дневник обеими руками, ощутив прикосновение обложки из телячьей кожи. Вдруг его сердце болезненно сжалось. Неужели это и есть горе?

– Ты знаешь, что в нем? – спросил он.

– В целом да, но она попросила меня хранить его содержимое в секрете от всех. Я решил, что это относится и ко мне, и уважал ее желание.

Демир развязал бечевку и открыл дневник на первой странице. Там лежала записка, написанная безупречным почерком его матери. Записка гласила:

Демир,

если ты читаешь это, значит я умерла. Не знаю, какую часть трудов всей моей жизни Ассамблея конфискует после моей смерти, поэтому я включила сюда все, без чего тебе не стать патриархом Граппо и хозяином отеля «Гиацинт». Это визитные карточки, бухгалтерские книги, рекомендации общества фульгуристов, дневниковые записи, шпионские донесения. Изучи их внимательно и помни, что во всем остальном ты можешь положиться на Бринена.

Твоя мама

Демир поджал губы. «Обществами фульгуристов» в Оссане называли клубы любителей чего угодно и вообще любые добровольные объединения. Только в столице их было не меньше тысячи, и каждый горожанин входил по крайней мере в одно из них. Демир и сам регулярно платил членские взносы в три клуба, хотя уже много лет не поддерживал связи ни с кем из старых друзей и знакомых. А его мать состояла не менее чем в десяти таких объединениях. Членство в них могло бы сослужить ему неплохую службу, но примут ли его туда? Он решил подумать об этом позже. Внизу страницы была приписка, сделанная тем же почерком, только помельче, с датой полуторагодичной давности.

Демир, я начала сотрудничество с мастером Касторой из Грента, Королевский стекольный завод. Если наша работа увенчалась успехом, значит ты уже все знаешь. Но если я умру до того, как мы закончим, немедленно свяжись с Касторой. И никому не говори об этом партнерстве. Секретность – возможно, единственное, что нас спасает.

Демир перечитал приписку несколько раз, и в животе у него похолодело. Он собрался было спросить Бринена, что тому известно о мастере Касторе, но затем решил, что пожелание матери звучит совершенно недвусмысленно. «Секретность – возможно, единственное, что нас спасает». Что за странное выражение? Его мать никогда не страдала склонностью к преувеличению. Насколько же все серьезно, если это попало на первую страницу ее дневника смерти?

Демир взглянул в сторону окна, где ему недавно померещилось потустороннее лицо. В окне ничего не было. Как наверняка не было и раньше. Всего лишь плод разгоряченного воображения. Он кашлянул, перечитал письмо матери еще раз, потом закрыл дневник смерти и аккуратно перевязал его бечевкой.

Он и сам хорошо знал, кто такой мастер Кастора – один из самых уважаемых инженеров-чародеев в мире, гениальный стеклодел, которым восхищались не только коллеги, но и недоброжелатели. Над чем мать могла работать вместе с ним? Она занималась не стеклом, а политикой.

Его размышления прервал стук в дверь. Показалась голова портье.

– Пришел мастер Каприк Ворсьен, – сообщила она.

Демир и Бринен переглянулись.

– Наверняка принес новости. Останься здесь, если хочешь.

– Лучше мне вернуться в отель, – неохотно ответил Бринен. – Прикажете приготовить для вас номер?

– Да, пожалуйста. И пусть Каприк войдет.

Бринен вышел из кабинета, и почти сразу после этого вошел Каприк: трость под мышкой, дуэльный меч на поясе, целеустремленная походка.

– А, Демир, ты уже здесь! Я ждал тебя только завтра. Вот, зашел сообщить новости Бринену. Как ты себя чувствуешь?

– Путешествие было стремительным, я совершил его в печали и, конечно, устал. В остальном все ничего, – ответил Демир.

На самом деле он чувствовал себя паршиво, к тому же странная записка совсем выбила его из колеи. Он приехал в Оссу, чтобы расследовать смерть матери и наказать виновных, – и узнал о ее побочном проекте, который стал настолько важным, что грозил затмить все остальное. Усилием воли Демир заставил себя сосредоточиться на главном:

– Есть новости об убийцах?

– Ну, одного уже поймали. – Каприк выразительно взмахнул перчатками, которые держал в руке. – Его выследили два дня назад, когда он пытался сесть в дилижанс до Грента.

Демир нахмурился, велев себе не делать поспешных выводов:

– Только одного?

– Он единственный, кого опознали все свидетели. Бывший грентский солдат. На допросе с применением шеклгласа сознался в том, что был послан сюда герцогом Грента, как и остальные. Герцог неизвестно почему хотел, чтобы Адриану убили на глазах у всех.

Грент, город-побратим Оссы, стоял всего несколькими милями ниже по реке, их пригороды практически сливались друг с другом. Демир с детства привык разглядывать здания Грента с крыши семейного отеля в ясную погоду. Правда, Осса была столицей империи, а Грент – небольшим, но могущественным городом-государством, который обладал огромным торговым флотом и не зависел от окружавших его крупных государств. Конечно, у Грента и Оссы была своя история разногласий, но в основном они сводились к небольшим торговым спорам. Совсем не то, из-за чего стоило убивать матриарха семьи-гильдии.

Вот только… Кастора был стеклоделом из Грента. Совпадение? Вряд ли.

– Черт возьми, – пробормотал Демир. – А Ассамблея? – спросил он.

– Ассамблея проголосовала за войну.

Демир охнул. Редкое единодушие для Ассамблеи.

– Так скоро? Из-за убийства одного-единственного политика? Грент же наш сосед!

Демир, конечно, жаждал крови, но это распространялось только на убийц его матери. Даже ее смерть не казалась ему достаточно веской причиной для начала войны.

– Все сложнее, чем кажется, – заметил Каприк. – Я не принадлежу к числу старших членов Ассамблеи и не посвящен во все подробности, но суть изложить могу. Герцог вмешивался в дела Оссы на протяжении десятилетий, а в последнее время и вовсе обнаглел. Он перехватывал торговые контракты, подкупал оссанских судей, даже распоряжался убивать оссанских офицеров в отдаленных провинциях. И не раз получал официальные предупреждения. Убийство твоей матери стало последней каплей. Солдаты Иностранного легиона уже поставлены под ружье. Вторжение начнется сегодня ночью.

– Какова цель? – спросил Демир.

Каприк развел руками:

– Унижение. Мы убьем сколько-то их солдат, займем герцогский дворец и здание сената. Герцог сдастся, принесет официальные извинения и заплатит крупное возмещение. Возможно, ты даже получишь часть этих денег.

Мысль о денежном возмещении за смерть матери показалась Демиру оскорбительной. Он нахмурился. Война. От этого слова внутри все сжалось. Не далекая, заморская война, ведущаяся чужими руками на другом континенте. Война у собственного порога, всего в нескольких милях от дома. Пушки, армии, пожары. Он попытался вспомнить, когда столица Оссании в последний раз была свидетелем настоящего сражения. Не при его жизни и даже не при жизни его родителей.

Очень неожиданно – но если то, что сказал Каприк о герцоге Грента, было правдой, это имело смысл. Ассамблея действовала так быстро лишь в тех случаях, когда ее члены ощущали угрозу себе и своей власти. Если иностранный наемник убил одного из них, опасность нависла над каждым.

Демир сказал:

– Я хотел бы допросить убийцу.

– Боюсь, это невозможно, – ответил Каприк и поморщился. – Высокорезонансное стекло свело его с ума. Теперь он буйнопомешанный.

– Удобно.

– Удобно или нет, а с таким мощным стеклом, как шеклглас, это случается. – Каприк нахмурился. – Я знаю, о чем ты думаешь. Но я не вижу тут подвоха, по крайней мере в том, что касается безумия убийцы.

– Убийц было шестеро, – напомнил Демир.

– Их ищут Сжигатели. – Каприк печально покачал головой. – Позволь им делать свою работу. Вторжение состоится, Демир. Пусть свершится правосудие и за твою мать отомстят, а заодно покончат с неуважением, оскорблениями и нападками.

Демир прикусил язык. Да, шеклглас мог свести допрашиваемого с ума, но все выглядело слишком уж нарочитым. Если он захочет получить ответы, придется прибегнуть к нетрадиционным средствам получения ответов. Демир взглянул на дневник смерти, который держал в руках. Страшно хотелось показать дневник Каприку и спросить его, что он думает об этом. Но Демир сдержался, уже во второй раз. «Секретность – возможно, единственное, что нас спасает».

Мать работала с мастером-стеклоделом из Грента, и ее убили по приказу тамошнего герцога. Неужели ее предали? Близилась ли работа к завершению? В чем она заключалась? Что-то было не так. У Демира чесались руки взяться за витглас и проанализировать все возможности. Но после катастрофы в Холикане витглас вызывал у него головную боль.

– Спасибо, что известил меня, – тихо сказал Демир.

– Конечно. Знаю, они… – Каприк оглядел кабинет, – изъяли все, чтобы сохранить государственную тайну. Но мне не хочется держать тебя в неведении без особой необходимости. Я буду передавать тебе все, что смогу передать без риска. – Он похлопал себя тростью по ладони. – Мне пора идти, да и у тебя много дел. Если что-нибудь понадобится, просто позови меня.

Демир проводил Каприка до верхней площадки главной лестницы. Там они попрощались, и Демир пошел в кабинет консьержа, где нашел Бринена. Он постоял в дверях, наблюдая, как Бринен заносит столбцы крошечных аккуратных цифр в бухгалтерские книги, а потом спросил:

– Батальон моего дяди стоит под Оссой?

– Так точно.

– Где именно?

– Насколько я понимаю, к юго-западу от города.

Демир прикусил щеку. Раньше он просто вскочил бы в экипаж и поехал прямо в Грент, чтобы найти этого мастера Кастору и выяснить, что ему известно. Но сейчас он не успеет вернуться до начала вторжения и застрянет в тылу врага – не самая радостная перспектива даже для гласдансера.

– Выясни, где они. Возможно, мне понадобится их помощь в одном деле.

– Сейчас займусь, – кивнул Бринен.

– Погоди! – Демир помолчал, сражаясь с вопросом, что вертелся на кончике языка, и наконец решился: – Мой вопрос, наверное, покажется тебе странным, но не бродило ли по отелю привидение в последние годы?

Бринен нахмурился:

– Вы серьезно?

– Почти.

Демир решил не продолжать этот разговор. Работники отеля и так были на взводе из-за смерти Адрианы и возвращения ее блудного сына-гласдансера. Если они решат, что психический срыв привел к тому, что он спятил, лучше не станет. Кроме того, Демир был современным человеком. Он не верил в привидения.

Он наблюдал за Бриненом, который, нахмурившись, спешил через фойе, и пытался разобраться в путанице, затуманившей его разум. Возникло искушение исчезнуть, снова сбежать в провинцию и жить там веселым мошенником до конца своих дней. К чему утруждать себя головоломками матери и новой войной Ассамблеи? Взять уехать далеко-далеко, туда, где ему, возможно, суждено стать счастливым. В оссанских семьях-гильдиях никто не думал о такой простой вещи, как обычное человеческое счастье. Только богатство, престиж, власть и потомство. У Демира не было и этого, зато у него были люди, которые теперь во всем зависели от него. Отказаться от своего долга значило отказаться от отеля со всем персоналом. Многие были ему незнакомы, иных же он знал с детства и не мог их бросить. А еще в нем осталось достаточно много от прежнего Демира, чтобы дневник смерти пробудил его любопытство. Раствориться в провинции он всегда успеет, а пока надо выяснить, за что убили мать.

– Ну что, загадала ты мне загадку, мамочка? – пробормотал он себе под нос. – Похоже, мне понадобится помощь.

3

Тесса Фолир проснулась, словно от толчка, и села в постели. Она была у себя, в крошечной комнатке общежития Королевского стекольного завода в Гренте. Ей снились умирающие мужчины, рыдающие женщины и горящий город. Кошмар, который преследовал ее уже девять лет, возвращался тем чаще, чем больше в газетах писали о войне на востоке. Тесса так вспотела, что простыня прилипла к мокрой коже. Она посмотрела в открытое окно, пытаясь понять, что же ее разбудило: ночной кошмар или шум снаружи.

– Не хочу вставать, – пробормотала девушка, лежавшая рядом с ней.

– Спи дальше, – сказала Тесса и нежно коснулась золотистых волос, разметавшихся по подушке.

Палуа, ученице на стекольном заводе, было девятнадцать – всего на пару лет меньше, чем ей самой. Тесса поморщилась. Ей нельзя спать ни с кем, кто ниже ее по положению. Кастора задаст ей, когда узнает. Если узнает. Она пообещала себе, что эта ночь не будет иметь последствий. Больше никаких совместных винопитий и курения по вечерам.

С Палуа у нее не было ничего серьезного. Но всякий раз, когда наступал очередной дурацкий праздник, Тесса повторяла одну и ту же ошибку – а как еще спасаться от одиночества, если у тебя нет семьи, которую можно навестить? В прошлом году это был мускулистый охранник, настоящий поганец, женатый, как потом выяснилось. За год до этого она ела в каждый праздничный день, пока ее не затошнило.

– Пора уже перестать издеваться над собой, – пробормотала она, морщась от привкуса пепла во рту.

Вытянув шею, Тесса послушала отдаленные раскаты грома на северо-востоке и снова легла. Опять Кузня разбушевалась, подумала она. «Кузней» называли гряду утесов в дюжине миль к северу от Грента – там, по какому-то необъяснимому капризу природы, порой сверкали молнии и гремел гром, когда над Грентом было безоблачное небо.

Вдруг под самым окном Тессы раздался негромкий шум: кто-то завозился и пронзительно вскрикнул, потом еще раз. Тесса раздраженно фыркнула, спустила ноги с кровати, подошла к двери, открыла ее – та скрипнула – и встала на пороге, вглядываясь в темноту общей спальни. Почти все койки пустовали: учеников-стеклоделов отправили по домам – праздновать солнцестояние. Тесса, единственная из подмастерьев, осталась, вызвавшись присмотреть за печами и теми учениками, кому тоже некуда было деваться, – впрочем, таких оказалось мало. Зачем нужен отпуск, если семьи нет, а редкие друзья разъехались?

Тесса натянула тунику и сбежала по лестнице, туда, где снова раздался пронзительный сердитый крик. К главному зданию была пристроена большая соколиная клетка размером с комнату, с крышей из соломы и коваными решетками-стенами. Крупный, почти двухфутовый, сокол перескакивал с насеста на насест, взволнованно хлопая крыльями.

– Эхи, – зашипела на него Тесса, – заткнись, зараза! Люди спят.

Сокол перескочил на ближнюю жердочку, просунул голову между прутьями и стал пристально смотреть на Тессу, пока та не протянула к нему руку и не начала гладить его по макушке. Тогда он нежно сжал ее пальцы клювом и взъерошил перья.

– Что с тобой, Эхи? – спросила она. – Я забыла покормить тебя вчера? Нет, я тебя кормила. Кузни боишься? Раньше-то не боялся. – Она вздохнула. Рядом с ней сокол вел себя спокойно. Наверное, у него просто выдалась тяжелая ночь. – Давненько мы с тобой на охоту не ходили, да? Мне тут приходится за заводом присматривать. Вот вернется Кастора, я возьму отгул на полдня, и мы с тобой пойдем за город. Как тебе такой план? – Эхи снова прикусил ей пальцы, и она улыбнулась. Как бы ни раздражал ее иногда этот маленький поганец, она любила его. – Завтрак через два часа. На вот, развлекись. – Она достала из ящика, стоявшего возле клетки, бубенцы и путы, а потом просунула руки сквозь прутья, чтобы надеть их соколу на лапы. Это всегда успокаивало его: неявное обещание того, что скоро ему дадут полетать. – Ну вот, а теперь успокойся и дай людям поспать.

Тесса провела пальцами по волосам, приводя в порядок спутанные пряди. Раз она встала, можно обойти завод, убедиться, что все в порядке. Дежурный ученик уже, должно быть, встал и начал разжигать печь для дневной работы. Подчиненных следует держать в напряжении, говорил ей мастер Кастора, «иначе они не будут тебя уважать». Тесса нуждалась в уважении. В свои двадцать два года она достигла в профессии, где возраст часто ценится больше таланта, столь многого, что дружить с учениками уже не могла, а заслужить признание более опытных коллег еще не успела.

Прогнав тревожные мысли, Тесса натянула сапоги на толстой подошве, надела толстый кожаный фартук и пошла через темную спальню к двери во внутренний двор. Передвижение по стекольному заводу в темноте давно стало для нее привычным делом, и скоро она уже входила в цех. Печь горела: в ней постоянно поддерживалась температура, необходимая для выплавки годгласа. Если бы пламя случайно погасло, потребовались бы не одни сутки, чтобы снова разогреть печь до рабочей кондиции. Однако в нагревательной камере огонь еще не разожгли, и вообще в цехе было пусто. Тесса раздраженно вздохнула, подошла к расписанию растопки печей и нашла в нем число, соответствовавшее этому дню. Аксио. Мелкий кокетливый поганец.

Тесса вернулась в спальню, отсчитала третью от восточной стены койку и ткнула в бок того, кто, свернувшись клубком, посапывал на верхнем ярусе:

– Аксио. – (Он фыркнул и перевернулся на другой бок.) – Аксио!

И она сильно шлепнула его по животу.

– Ой! С-сука… Тесса, какого хрена? – Аксио сел на кровати и непонимающе уставился на Тессу. Он был всего на два года моложе ее. Вечно растрепанные светлые волосы и такая смазливая мордашка, что, казалось, его место скорее в борделе, чем в цехе стекольного завода. Но он работал именно здесь, на заводе, будучи помощником, – таскал дрова и убирался в цехах. Тесса сунула ему под нос график растопки печи, чтобы он мог разглядеть его при лунном свете. Аксио провел рукой по небритым щекам и криво ухмыльнулся. – Да ладно тебе. Сегодня же праздник.

– И твое дежурство, – сказала Тесса, роняя на него планшет с расписанием. – Ты должен был встать еще час назад, заняться печью и подготовить нагревательную камеру.

С этими словами Тесса повернулась и пошла к лестнице. Парень ругался у нее за спиной, натягивая сапоги и фартук. Наконец он потопал за ней, и скоро оба оказались в цехе. Пока Тесса зажигала фонари, Аксио шумно возился с хворостом.

– Эй! – окликнул он ее, загружая дрова в камеру. – Ты так и не ответила мне насчет поездки в город на праздник солнцестояния. – Аксио выстрелил в нее застенчивой улыбкой. – Можно даже в Оссу смотаться. Их зимнее пиво куда лучше нашего.

Вот черт, она же совсем забыла. Тесса закатила глаза, зажигая последний фонарь. Аксио заигрывал с ней уже полгода, с тех пор как пришел на стекольный завод. Не считая внешности, в нем не было ничего привлекательного: не богатый, не умный и не честолюбивый. Даже не особенно забавный. И вообще, она уже связалась с Палуа. Прежде чем отправляться на поиски новых удовольствий, надо убедиться, что это не повредит ее карьере.

Ухаживать стоит ради любви, денег или политической выгоды, учил ее мастер Кастора. А лучше ставить перед собой сразу две цели из этих трех. Все остальное только портит репутацию. Удовольствие в списке Касторы даже не значилось, и он перестал закрывать глаза на шалости Тессы с тех пор, как ее повысили до подмастерья.

– Я еще подумаю, – сказала Тесса и вышла, предоставив Аксио закончить розжиг.

По пути в спальню она с удивлением заметила, что в кабинете мастера Касторы горит свет. Тот отсутствовал уже несколько недель, работая за городом над каким-то секретным проектом, и его ждали назад только после праздника.

Тесса подошла к двери кабинета и встала, прислушиваясь к отдаленным раскатам. Гром в этот день грохотал как-то странно, но в чем именно была странность, Тесса не могла сказать.

Она выбросила из головы эту мысль и постучала.

– Войдите, – отозвался тихий мужской голос.

Кабинет мастера Касторы представлял собой безупречно чистую комнату с огромной чертежной доской, письменным столом, вокруг которого стояли кресла с откидными спинками для приезжих политиков, и двумя большими железными сейфами, полными листов с формулами и чертежами. Сам Кастора был вдовцом шестидесяти лет, «женатым на своей печи», как он любил повторять. Он был худощавым, среднего роста, с лысинкой на макушке, окруженной пышной седой шевелюрой. Кисти его рук напоминали мозаику из шрамов от ожогов и блестящих чешуек стекла, прикипевших к коже, – мастер всю жизнь работал с годгласом. На его лице всегда было выражение рассеянной нежности, Вот и теперь он приветливо улыбнулся Тессе, подняв на нее глаза:

– Моя дорогая Тесса, почему, ради всего святого, ты на ногах в такой час?

– Меня разбудил гром, – ответила Тесса.

– Да, расшумелась сегодня Кузня, верно. Эхи, кажется, тоже не в духе. Ты его проверяла?

– Конечно. Капризничает, избалованный мальчишка.

Кастора усмехнулся:

– Как дела на заводе?

– Все в порядке. Груз для Атрии отправили на два дня раньше срока. Пришел подписанный военный контракт – он там, на углу вашего стола.

– Чудесно, чудесно.

– А как ваша работа за городом? – спросила она.

Кастора был человеком настроения и редко делился секретами. Принадлежа к числу лучших стеклоделов в мире, он часто выполнял секретные заказы герцога, иностранных клиентов и даже гильдий из Оссы. Тесса не ожидала, что мастер даст ей прямой ответ, и удивилась, когда он с улыбкой откинулся на спинку стула.

– О Тесса… Ты даже не представляешь.

– Поэтому и спрашиваю, – тихо ответила она.

Он снова усмехнулся, жестом подзывая ее поближе. Тесса наклонилась, озадаченная его заговорщицким видом.

– Я, – победоносно заявил Кастора, – создал канал феникса.

Тесса моргнула. Каналом феникса называли гипотетический механизм для использования энергии в магических целях. С его помощью можно было бы подзаряжать отработанные куски годгласа, продлевая срок их действия до бесконечности. Однако на практике его пока никто не создал, и канал феникса оставался чем-то полулегендарным. Не было, пожалуй, ни одного крупного мастера-стеклодела, который не пытался бы создать канал феникса, но все потерпели неудачу.

– Не может быть!

Слова сорвались с губ Тессы прежде, чем она успела подумать. Это было дико неуважительно по отношению к мастеру, но Кастора как будто ничего не заметил.

– Я не шучу, – продолжил он с усмешкой. – Я создал канал феникса, и он работает. Конечно, это пока опытный образец. Передача энергии еще не отлажена – мне пришлось сжечь шесть подвод дров из твердых пород дерева только затем, чтобы перезарядить один кусок форджгласа.

Он вынул из кармана какую-то вещичку и торжественно протянул Тессе. На его ладони лежал кусочек желтого форджгласа, изготовленный самой Тессой: крошечный гвоздик с расплющенным кончиком. Он увеличивал природную силу тех, кто носил его, но Тесса оставалась нечувствительной к этому колдовству. Она слышала легкое жужжание стекла, кончиками пальцев ощущала вибрацию, но в остальном у нее была магическая афазия: годглас не действовал на нее, зато она не страдала стеклянной болезнью. Поэтому она стала стеклоделом, притом искусным, так как могла сколько угодно работать со стеклом без вреда для себя.

Стеклянный гвоздик мощно гудел в ее ладони. Видимо, это и впрямь годглас, подумала Тесса, по крайней мере, очень похоже.

– Он был совсем разряжен, когда я начинал, – сообщил Кастора.

Если Кастора действительно создал работающий канал феникса – а он никогда не лгал и не отличался склонностью к розыгрышам, – мир скоро станет другим, сообразила она. Перезарядка годгласа породит новую отрасль промышленности, цены на зольный песок пойдут вниз, на другие материалы тоже. Тесса внимательно посмотрела на Кастору: глаза усталые, руки слегка дрожат. Он напомнил ей школяра, который целую неделю кутил и бражничал, а потом вдруг чудом сдал сложнейший экзамен.

– Невероятно! А что вы будете делать с ним дальше?

– Перенесу его сюда, на завод, и встрою в одну из печей, а когда закончится солнцестояние, возьму нескольких подмастерьев и буду доводить его до ума. Как я уже сказал, это всего лишь опытный образец. Над ним нужно еще много работать.