скачать книгу бесплатно
– Попали? Что значит – попали?
– Ядерной бомбой, – сказал он. – Что еще, вы думаете, могло сотворить такое? Ядерная бомба! Может, даже не одна. Возможно, их сбросили по всей стране! Вероятно, попали во все города, и в Детройт тоже!
В голосе Арти зазвучали истерические нотки, и мужчина заставил себя остановиться и успокоиться.
– Нас бомбили эти сволочи-русские, леди. Вы что, не читали газет?
– Нет, не читала.
– А что же вы делали? Жили на Марсе? Любой, кто читает газеты и смотрит телик, мог сообразить, что это свинство не за горами! Русские разбомбили нас к чертовой матери… и я думаю, мы сполна ответили им тем же.
«Ядерная бомба?» – удивленно подумала Сестра Жуть.
Она едва вспомнила, что это такое. Ядерная война – уж о ней-то она беспокоилась меньше всего!
– Надеюсь, если попали в Детройт, то она умерла быстро. Я имею в виду, что надо бы надеяться на такое. Чтобы она умерла быстро, без страданий. – произнес Арти.
– Да. Думаю, это правильно.
– Хорошо ли… правильно ли, что я солгал ей? Но эта была «белая» ложь. Я не хотел, чтобы она беспокоилась обо мне. Она волнуется, что я много пью и делаю глупости. Я не умею пить. Правильно ли, что вчера вечером я сказал ей «белую» ложь?
Сестра Жуть поняла: он умолял ее подтвердить, что поступил правильно.
– Конечно, – сказала она ему. – Многие в тот вечер сделали хуже. А она легла спать, не волнуясь о…
Что-то острое кольнуло Сестру Жуть в левую щеку.
– Не двигайтесь, – предупредил женский голос. – А лучше не дышите. – Голос дрожал: тот, кто говорил, сам был испуган до смерти.
– Кто здесь? – спросил Арти, у которого душа ушла в пятки. – Эй, леди! Как вы?
– В порядке, – ответила Сестра Жуть.
Она ощупала щеку и почувствовала нажим острого, как нож, куска стекла.
– Я сказала не двигаться. – Осколок уперся в нее. – Сколько еще ваших?
– Только один.
– Арти Виско. Меня зовут Арти Виско. Где вы?
Последовала длинная пауза. Затем женщина спросила:
– У вас есть еда?
– Да.
– Вода? – На этот раз прозвучал мужской голос, откуда-то слева. – Есть вода?
– Не вода. Имбирный эль.
– Давай посмотрим, на что они похожи, Бет, – сказал мужчина.
Вспыхнуло пламя зажигалки, такое яркое во тьме, что Сестре Жуть пришлось на несколько секунд зажмуриться. Незнакомка поднесла огонь к ее лицу, а потом к лицу Арти.
– Думаю, все нормально, – сказала она мужчине, который вышел на свет.
Сестра Жуть смогла разглядеть женщину, присевшую около нее. Лицо у нее было распухшее, на переносице – рана, но все же она выглядела молодо, может, чуть старше двадцати пяти лет. На покрытой волдырями голове осталось несколько свисающих колечек от кудрявых светло-каштановых волос. Брови выжгло, темно-голубые глаза опухли и покраснели. Девушка была стройной, одета в синее полосатое платье в пятнах крови. Длинные тонкие руки сплошь покрыты волдырями. На ее плечи было накинуто что-то вроде куска шитого золотом занавеса.
На мужчине были лохмотья полицейской формы. Он был старше – вероятно, ближе к сорока годам, и его темные, коротко стриженные волосы сохранились только на правой стороне головы, а на левой сожжены до мяса. Это был крупный, грузный мужчина. Его забинтованная левая рука висела на перевязи, сделанной из той же грубой, с золотистыми прошивками материи.
– Боже мой! – сказал Арти. – Леди, мы нашли полицейского!
– Откуда вы? – спросила Бет.
– Не отсюда. А вам-то что?
– Что здесь? – Женщина кивнула на сумку.
– Вы так интересуетесь или хотите ограбить?
Та в нерешительности поглядела на полицейского, потом опять на Сестру Жуть, опустила кусок стекла и заткнула его за пояс.
– Я вас просто спрашиваю.
– Обгорелый хлеб, пара банок анчоусов и немного ломтиков ветчины.
Почти увидев, как девушка сглотнула слюну, Сестра Жуть залезла в сумку и вынула хлеб:
– Вот. Ешьте на здоровье.
Бет отломила кусок и передала уменьшившуюся буханку полицейскому, который тоже взял себе немного и засунул в рот так, будто это была манна небесная.
– Можно? – И Бет потянулась за элем.
Сестра Жуть позволила ей и, когда оба, девушка и полицейский, напились, почувствовала по весу бутылки, что осталось не больше трех хороших глотков.
– Вся вода заражена, – сказала Бет. – Вчера один из нас попил из лужи. Вечером его стало рвать кровью. Примерно через шесть часов он умер. Мои часы все еще ходят. Смотрите.
Она показала Сестре Жуть свой «Таймекс». Стекло помутнело, но старые часы продолжали тикать. Было восемь двадцать две.
– Один из нас, – сказала она.
– Сколько же вас? – спросила Сестра Жуть.
– Еще двое. Ну, на самом-то деле всего один. Латиноамериканка. Мистер Каплан скончался прошлой ночью. Парень вчера тоже умер. А миссис Айверс умерла во сне. В живых остались только четверо.
– Трое, – уточнил полицейский.
– Ах да. Правильно. Осталось трое. Латиноамериканка там, внизу. Мы не могли заставить ее двинуться с места, и никто из нас не знает испанского. А вы?
– Нет. Извините.
– Я Бет Фелпс, а он Джек… – Она не могла вспомнить его фамилию и покачала головой.
– Джек Томашек, – подсказал он.
Арти опять представился, но Сестра Жуть спросила:
– А почему вы сидите не здесь, наверху, а там, в подвале?
– Там теплее, – ответил ей Джек, – и безопаснее.
– Безопаснее? Это почему? Здание старое. Если его снова тряхнет, все это свалится вам на головы.
– Мы только сегодня вышли наверх, – объяснила Бет. – Парень – ему было около пятнадцати, думаю, – был самым крепким из нас. Он был эфиопом или кем-то вроде того и почти не говорил по-английски. Он вышел поискать еды и принес несколько банок тушеной говядины, кошачьей еды и бутылку вина. Но… они выследили его. И нашли нас.
– Они? – спросил Арти. – Кто они?
– Трое. Так обожжены, что трудно разобрать, кто из них мужчина, а кто женщина. Они пришли за ним сюда – с молотками и розочками от бутылок. У одного был топор. Они хотели забрать нашу еду. Парень подрался с ними, и тот, с топором…
Голос Бет дрогнул, глаза остекленели и уставились на оранжевый огонек зажигалки в ее руке.
– Они обезумели, – сказала она. – Они… они были бесчеловечны. Один из них порезал мне лицо. Думаю, я еще счастливо отделалась. Мы сбежали от них, и они забрали нашу еду. Не знаю, куда они ушли. Но я помню… от них пахло… словно горелыми чизбургерами. Не смешно? Но именно так я и подумала – горелыми чизбургерами. Поэтому мы стали прятаться в подвале. Теперь уже невозможно понять, что еще может случиться наверху.
«Вы не знаете и половины того, что случилось», – подумала Сестра Жуть.
– Я пытался отбиться от них, – сказал Джек. – Но мне кажется, я больше не в боевой форме.
Он повернулся к ним спиной, и Арти с Сестрой Жуть вздрогнули. Спина Томашека от плеч до пояса представляла собой багровую гноящуюся массу обожженной ткани. Он опять повернулся к ним лицом.
– Худший дерьмовый солнечный ожог, который когда-либо получал этот старый поляк, – горько улыбнулся он.
– Мы услышали вас наверху, – сказала им Бет, – и подумали, что те твари вернулись. Мы поднялись, чтобы разведать, и поняли, что вы едите. Послушайте… Латиноамериканка тоже не ела. Можно, я возьму ей немного хлеба?
– Покажите нам подвал. – Сестра Жуть встала. – Я открою ветчину.
Бет и Джек повели их в вестибюль. Сверху лилась вода, образуя на полу большую черную лужу. От вестибюля пролет деревянных ступенек без перил спускался во тьму. Лестница опасно шаталась под их ногами.
В подвале действительно было теплее, всего на пять-шесть градусов, но изо рта все равно шел пар. Каменные стены еще оставались целы, а потолок почти не поврежден, если не считать нескольких трещин, через которые дождевая вода просачивалась вниз.
«Это старое здание, – подумала Сестра Жуть, – а тогда строили не так, как сейчас. Через равные промежутки потолок поддерживали каменные опоры, некоторые из них покрылись трещинами, но ни одна не обрушилась. Пока не обрушилась».
– Вот она.
Бет прошла к фигуре, прижавшейся к основанию одной из колонн. Черная вода стекала рядом с ее головой. Девушка сидела в растекающейся луже зараженного дождя и что-то держала в руках. Зажигалка проводницы погасла.
– Извините, – сказала Бет. – Трудно держать, потому что она нагревается, и мне не хочется тратить бензин. Это зажигалка мистера Каплана.
– Что вы сделали с телами?
– Мы убрали их подальше. Тут много коридоров. Мы оттащили их в конец одного из них и там оставили. Я… я хотела произнести над ними молитву, но…
– Что «но»?
– Я забыла, как надо молиться, – ответила она. – Молитвы… кажется, теперь не имеют большого смысла.
Сестра Жуть что-то промычала и полезла в сумку за пакетом с ветчиной. Бет наклонилась и протянула латиноамериканке бутылку с элем. Дождевая вода попала ей на руку.
– Вот, – сказала Бет, – немного питья. Эль дринко.
Латиноамериканка издала хнычущий, жалобный звук, но не ответила.
– Она так и сидит здесь, – пояснила Бет. – Вода попадает на нее, но она не переходит на сухое место. Хотите есть? – спросила она латиноамериканку. – Кушать, есть? Боже, как можно жить в Нью-Йорке, не зная английского?
Сестра Жуть стянула с ветчины почти весь пластик. Она оторвала кусочек ломтика и встала на колени около Бет Фелпс.
– Посветите еще зажигалкой. Может, если она увидит, что у нас есть, нам удастся сдвинуть ее с места.
Вспыхнула зажигалка. Сестра Жуть взглянула на покрытое волдырями, но все еще милое лицо латиноамериканки, которой, вероятно, было не больше двадцати лет. Длинные черные волосы обгорели на концах, и там, где локоны были выжжены, виднелась кожа. Девушка не прореагировала на свет. Ее большие влажные карие глаза были устремлены на то, что она держала в руках.
– О, – слабо охнула Сестра Жуть. – О… нет.
Ребенку, девочке с блестящими, как у матери, волосами, было, вероятно, года три. Сестра Жуть не видела ее личика. И не хотела видеть. Одна застывшая маленькая ручка выгибалась вверх, как будто тянулась к матери, тело неуклюже лежало на руках девушки, и Сестра Жуть поняла, что ребенок мертв.
Вода текла через дыру в потолке, омывая волосы латиноамериканки и ее лицо черными слезами. Женщина стала тихонько напевать, нежно баюкая труп.
– Она не в своем уме, – сказала Бет. – Вот так и сидит с прошлой ночи, когда ребенок умер. Если она не уйдет из этой воды, тоже умрет.
Сестра Жуть слышала Бет очень смутно, словно издалека. Она протянула руки к латиноамериканке.
– Послушайте, – сказала она странным голосом, незнакомым для нее самой. – Я возьму ее. Дайте ее мне.
Дождевая вода черными ручьями стекала по ее ладоням. Латиноамериканка запела громче.
– Дайте ее мне. Я возьму ее.
Девушка стала качать труп еще сильнее.
– Дайте ее мне.
Сестра Жуть услышала, что ее голос отдается безумным эхом, и вдруг мысленно увидела вспышки голубого света.
– Я… возьму… ее.
Падал дождь, и гром гремел, как глас Божий: «Ты!.. Ты, грешница! Ты, пьяная грешница, убила ее и теперь должна заплатить…»
Она опустила взгляд. На ее руках лежал труп маленькой девочки. Светлые волосы ребенка были в крови, а открытые глаза заливал дождь. Вращалась голубая мигалка патрульной машины, и полицейский в желтом дождевике, нагнувшись к женщине, сидящей на дороге, мягко сказал:
