скачать книгу бесплатно
– Правильно. Но и во многих других местах тоже что-то взорвалось. Целые города. Там, вполне вероятно… – Он поколебался, говорить ли ей все, как есть. – Возможно, миллионы людей погибли или завалены так же, как и мы. Поэтому, может быть, не осталось никого, чтобы вызволить нас.
Она помолчала с минуту, потом сказала:
– Это не то, о чем я спрашивала. Я спросила: «Мы собираемся выбираться отсюда?»
Джош понял, что она имеет в виду: намерены ли они сами попытаться освободиться, вместо того чтобы ждать, что кто-то придет им на помощь.
– Ну, – вздохнул он, – если бы у нас под рукой имелся бульдозер, я бы ответил «да». А так – я не думаю, что мы в ближайшее время сможем что-нибудь предпринять.
– Моя мама действительно больна, – сказала Сван, и на этот раз голос ее дрогнул. – Я боюсь.
– Я тоже, – признался Джош.
Девочка всхлипнула, но тут же утихла, совладав с волнением огромным усилием воли. Джош протянул руку и коснулся ее локтя. На ее коже лопнули волдыри. Мужчина вздрогнул и отдернул руку.
– А ты как? – спросил он Сван. – Болит что-нибудь?
– Кожа. Как будто ее колет и царапает. И живот еще. Меня уже давно тошнило, а недавно все-таки вырвало, но я сделала это там, в углу.
– Да, я тоже нехорошо себя чувствую.
Ему хотелось помочиться, и он уже подумывал, как бы устроить какую-нибудь систему санитарии. У них имелась масса консервированных продуктов, фруктовых соков и трудно сказать чего еще, заваленного землей.
«Прекрати!» – приказал он себе, потому что эти мысли оставляли ему капельку надежды.
Воздух скоро закончится! В их положении нет никакого способа выжить!
Но он понимал, что они находятся в единственном месте, которое могло защитить их от взрыва. Из-за огромной толщи земли, наваленной сверху, радиация не могла сюда проникнуть. Джош устал, у него ломило суставы, но ему больше не хотелось лежать и умирать. Если он сдастся, то девочке придется остаться здесь замурованной. Если же он поборет слабость и станет действовать, наведет порядок в банках с едой, он сможет добиться того, что они проживут еще… сколько? Ему стало интересно. Еще день? Неделю?
– Сколько тебе лет? – спросил он.
– Девять, – ответила девочка.
– Девять, – тихо повторил Джош и покачал головой.
Гнев и печаль боролись в его душе. Девятилетний ребенок должен играть на летнем солнышке. Девятилетний ребенок не должен сидеть в темном подвале, одной ногой в могиле. Это несправедливо! К чертям собачьим, как это несправедливо!
– Как тебя зовут? – спросила она.
Прошла минута, прежде чем он обрел дар речи.
– Джош. А тебя – Сван?
– Сью Ванда. Но мама зовет меня Сван. А как вы стали великаном?
В его глазах стояли слезы, но ему удалось улыбнуться.
– Наверно, в детстве хорошо ел кашу, когда был примерно в твоем возрасте.
– И от каши вы стали великаном?
– Ну, я всегда был большим. Раньше я играл в футбол, сначала в университете в Оберне, затем за «Нью-Орлеан сэйнтс».
– А сейчас?
– Сейчас – нет. Я… я борец, – сказал он. – Профессиональная борьба. Выступаю в роли плохого парня.
– А-а-а… – Сван задумалась.
Она вспомнила, что один из ее многочисленных «дядей», дядя Чак, раньше ходил на борцовские матчи в Уичито и смотрел их по телевизору.
– Вам это нравилось? Я имею в виду быть плохим парнем?
– По правде говоря, это просто игра. Я лишь изображал плохого. И даже не знаю, нравилось мне это или нет. Просто я умел это делать.
– Суслик в норе! – вскрикнул Поу-Поу. – Господи, пусть он уйдет!
– Почему он все время говорит про суслика? – спросила Сван.
– Ему очень больно. Он не понимает, что говорит.
Поу-Поу бредил о тапочках, о том, что злакам нужен дождь, потом опять умолк. От тела старика несло жаром, как из открытой печки, и Джош понимал: долго тот не протянет. Одному богу было известно, что произошло в его мозгу, когда он смотрел на взрыв.
– Мама сказала, что мы едем в Блейкмен, – сказала Сван, отвлекая его внимание от старика. Девочка осознала, что тот уже при смерти. – Она говорила, мы едем домой. А вы куда?
– В Гарден-Сити. Я должен был там выступать.
– Там ваш дом?
– Нет. Мой дом в Алабаме, далеко-далеко отсюда.
– Мама говорила, что мы едем к дедушке. Он живет в Блейкмене. А в Алабаме живет ваша семья?
Он подумал о Рози и сыновьях. Но теперь они – часть чьей-то другой судьбы, если, конечно, еще живы.
– У меня нет никакой семьи, – сказал Джош.
– Разве у вас нет никого, кто вас любит? – спросила Сван.
– Нет, – ответил он. – Думаю, нет.
Он услышал стон Дарлин и сказал:
– Последи за мамой.
– Да, сэр.
Сван поползла было от него, но потом оглянулась на великана.
– Я знала, что случится что-то ужасное, – сказала она. – Я поняла это в ту ночь, когда мы покинули трейлер дяди Томми. Я пыталась объяснить это маме, но она не поняла.
– Как же ты узнала?
– Мне сказали светлячки, – ответила она. – Я поняла это по их свечению.
– Сью Ванда, – слабым голосом позвала Дарлин. – Сван? Где ты?
– Тут, мама. – Девочка поползла назад к матери.
«Светлячки ей сказали, – подумал Джош. – Правильно. По меньшей мере, у ребенка развито воображение. Это хорошо. Иногда воображение может стать лучшим укрытием, когда дела идут совсем неважно».
Но вдруг он вспомнил стаи саранчи, в которые попал его автомобиль. «В последние два-три дня они летели с полей тысячами», – говорил Поу-Поу. Странно.
«Может, саранча как-то узнала про то, что должно произойти на этих полях? – удивился Джош. – Наверное, насекомые умеют предчувствовать катастрофу. В этот раз, может быть, они уловили запах беды в ветре? Или в самой земле?»
Мысли его перешли к более важным вопросам. Сначала ему нужно найти место, чтобы справить нужду, иначе его мочевой пузырь лопнет. Прежде ему не приходилось делать это, сидя на корточках. Но если с воздухом все будет в порядке и они еще сколько-нибудь протянут, то с этим что-то надо придумать. Ему не улыбалось ползать по своему добру, как, впрочем, и по чужому. Пол состоял из бетона, но весь растрескался от толчков… И тут Хатчинс вспомнил про мотыгу, на которую наткнулся где-то в завале. Можно выкопать отхожее место.
Джош решил обследовать на четвереньках подвал, собирая консервы и все, что попадется в руки. Здесь явно много припасов, а в банках может быть достаточно воды и соков, чтобы продержаться какое-то время. Больше всего они нуждались в свете; Джош никогда прежде не подозревал, как он станет скучать по электричеству.
Он отполз в дальний угол, чтобы помочиться.
«Долго придется ждать до следующей ванны, – подумал он. – Зато в ближайшее время не понадобятся солнечные очки».
Его передернуло, и он поморщился. Моча, вытекавшая из него, жгла, как аккумуляторная кислота.
«Однако я жив! – подбодрил он себя. – Может, не так уж много в мире того, ради чего стоит жить, но я жив. Завтра, может, я и умру, но сегодня я жив и писаю, стоя на коленках».
В первый раз после взрыва он позволил себе подумать, что когда-нибудь каким-нибудь образом он еще сумеет снова увидеть мир снаружи.
Глава 18
Сделать первый шаг
Темнота спустилась внезапно. В июльском воздухе стоял декабрьский холод, черный ледяной дождь продолжал поливать руины Манхэттена.
Сестра Жуть и Арти Виско стояли на гребне гряды, образованной развалинами зданий, и смотрели на запад. На другом берегу Гудзона на нефтеперегонных заводах Хобокена и Джерси-Сити все еще полыхали пожары, там бушевало оранжевое пламя. На западе же пожаров не было. Капли дождя стучали по сморщенному пестрому зонтику, который Арти нашел в руинах магазина спорттоваров. Магазин этот снабдил их и другими сокровищами: светоотражающим ярко-оранжевым рюкзаком, который теперь висел за плечами Арти, и новой парой кроссовок для Сестры Жуть. В сумке «Гуччи», висевшей у нее на плече, лежали обгоревшая буханка ржаного хлеба, две банки анчоусов с ключиками на крышках, пакет жареных ломтиков ветчины и чудом уцелевшая, пережившая катастрофу бутыль канадского имбирного эля. Путникам потребовалось несколько часов, чтобы пересечь пространство между началом Пятой авеню и первым пунктом назначения – туннелем Линкольна. Однако туннель обрушился, и река затопила его до самых ворот для сбора платы за проезд, возле которых горой лежали раздавленные автомобили, бетонные плиты и трупы.
Они молча отвернулись. Сестра Жуть повела Арти на юг, к туннелю Холланда и другим путям под рекой. Прежде чем они дошли, стемнело, и теперь им приходилось ждать утра, чтобы выяснить, не обвалился ли и туннель Холланда. Последний указатель, найденный Сестрой Жуть, гласил: «Двадцать вторая Западная улица», но он валялся на боку в золе и мог быть заброшен сюда взрывом издалека.
– Ну, – тихо сказал Арти, глядя за реку, – непохоже, что там кто-нибудь живет?
– Нет.
Сестра Жуть вздрогнула и поплотнее запахнула норковое манто.
– Холодает. Нужно найти какое-нибудь укрытие.
Она поглядела на смутно проступавшие в сумерках уцелевшие дома. Любой из них мог обрушиться на их головы, но Сестре Жуть куда больше не нравилось, как быстро падает температура.
– Пошли, – позвала она и зашагала к одному из сооружений.
Арти молча последовал за ней.
За время путешествия они встретили лишь четырех человек, не погибших в катастрофе, и трое из них оказались так изувечены, что жизнь в них едва теплилась. Четвертый – страшно обгоревший мужчина в полосатом костюме строгого покроя, – когда они приблизились к нему, взвыл, как собака, и нырнул обратно в расщелину. Сестра Жуть и Арти шли буквально по трупам, и ужасный лик смерти перестал их страшить. Теперь они вздрагивали, заслышав в завалах чей-то стон, а один раз их испугали хохот и визг вдалеке. Они пошли на голоса, но так и не увидели никого живого. Безумный смех преследовал Сестру Жуть. Он напомнил ей о том, что она услышала в кинотеатре, – о смехе человека с горящей рукой.
«Думаю, что там, снаружи, есть и другие уцелевшие, – сказал он. – Вероятно, прячутся где-нибудь. В ожидании смерти. Хотя долго им ждать не придется. Вам тоже».
– Это мы еще посмотрим, гаденыш, – сказала вслух Сестра Жуть.
– Что? – спросил Арти.
– А, ничего. Я просто… думала.
«Думала!» – внезапно поняла она.
Этим она не привыкла заниматься. Последние несколько лет прошли для нее в каком-то угаре, а до них была тьма, нарушаемая только вспышками ярко-голубого света и демоном в желтом дождевике.
«Мое настоящее имя не Сестра Жуть! – вдруг осознала она. – Мое настоящее имя…» Но она не помнила его, как не помнила, кто она и откуда появилась.
«Как я попала сюда?» – спрашивала она себя, но не могла найти ответа.
Они забрались в руины здания из серого камня. Для этого им пришлось вскарабкаться на кучу обломков и проползти через дыру в стене. Внутри оказалось черным-черно, а воздух был пропитан запахом тины и дымом, но по крайней мере они укрылись от ветра. Они на ощупь шли по наклонному полу, пока не наткнулись на угол. Устроившись там, Сестра Жуть полезла в сумку за буханкой хлеба и бутылью с элем. Ее пальцы коснулись стеклянного кольца, обернутого смятой полосатой рубашкой, которую она сняла с манекена. Другие осколки, завернутые в голубой шарф, лежали на дне сумки.
– Вот. – Она отломила хлеба и дала Арти, потом взяла ломоть себе.
Вкус был горелый, но все же лучше, чем ничего. Она сковырнула крышку с бутылки эля, который сразу запенился и полез наружу. Тут же приложив горлышко ко рту, женщина сделала несколько глотков и передала бутылку Арти.
– Терпеть не могу имбирный эль, – сказал он, когда утолил жажду. – Но это лучшее из того, что я когда-либо пил в своей жизни.
– Не выпивай все сразу.
Сестра Жуть задумалась, стоит ли открывать анчоусы, ведь они соленые и пить захочется еще сильнее. Ломтики ветчины были слишком большой роскошью, чтобы съесть их сейчас. Она отломила еще один кусок хлеба для спутника, затем такой же для себя и убрала буханку.
– Знаете, что я ел на ужин, перед тем как это случилось? – спросил Арти. – Говядину. Большое такое ребрышко в одном заведении на Пятидесятой Восточной. Потом я и еще несколько парней пошли по барам. Это был вечерок, скажу я вам! Чертовски здорово провели время!
– Хорошо вы живете.
– Ага. А что вы делали в ту ночь?
– Ничего особенного, – ответила она. – Просто находилась неподалеку.
Арти на время затих, жуя хлеб. Потом продолжил:
– Перед тем как выйти, я позвонил жене. Кажется, я наврал ей – сказал, что пойду прогуляюсь, хорошо поем и вернусь в отель. Она просила меня быть осторожным и сказала, что любит меня. Я заверил, что люблю ее и через пару дней вернусь.
Он умолк и вздохнул. Сестра Жуть услышала, как у него перехватило дыхание.
– Боже, – прошептал он, – я рад, что позвонил ей. Рад, что услышал ее голос до того, как это случилось. Эй, леди, а что, если в Детройт тоже попали?
