Штрафбат для Ангела-Хранителя. Часть первая

Никаких неприятных ощущений не было. Боли тоже. Нигде. Он встал, прошёлся: ничего. Подпрыгнул, присел, согнулся, помахал руками. Ничего и нигде, никаких неприятных ощущений. Наоборот, было такое чувство, что всё тело налилось силой и энергией. Хотелось бежать, прыгнуть в самолёт, лететь.

– Как ты это сделала? – только и смог выдохнуть он, – это же чудо! Я же вчера еле двигался?! У меня же контузия и сотрясение мозга были?!

Девушка скромно улыбалась, глядя на него. Не в силах справиться с нахлынувшими чувствами, он бросился к ней, подхватил её на руки и закружил по комнате.

– Больной, пора просыпаться, сейчас завтрак принесу, – с этими словами Лиза сунулась в комнату и остолбенела от увиденного.

– Больной, вы с ума сошли? – всполошилась она.

– Да здоров я! Здоров! – весело и задорно крикнул Андрей, – вот, смотрите!

И он снова крутнулся вокруг себя, держа Агнию на руках. Лиза развернулась на каблуках и решительно вышла из комнаты.

– Отпусти ты меня, Андрюшенька! – взмолилась Агния, – хватит! Закружил уже! Ты сейчас лучше думай, что доктору будешь говорить!

– А ничего не буду говорить, я спляшу! – радости его не было предела.

– Одевайся уже, плясун! – шутливо ворчала она, подавая ему одежду.

***

– Николай Филипович, вы не представляете себе, что они там делают! Я там тако-о-о-е увидела! – Лиза буквально влетела в комнату, отведённую под приёмный покой. Услышав сказанное ею, доктор, обычно спокойный и рассудительный, вскочил и разразился проклятиями:

– Чёрт, я же её вчера предупреждал! Чтобы ничего такого! Жена она ему, значит! И думает, раз жена, так всё можно! А я, старый дурень, поверил!

– Да нет, не это же! Нет!– Лиза замахала руками, – они там не ЭТО делают!

– А что? – безмерно удивился доктор.

– Да он скачет по комнате, как козёл, пляшет, на руках её таскает туда-сюда. Сумасшедший, одно слово!

– Он что, рехнулся? Это, значит, с контузией и сотрясением мозга? Хорош больной! Ну, сейчас он у меня поскачет!

Доктор решительно двинулся к двери, но по коридору послышались быстрые шаги, и в комнату вошёл, чеканя шаг, давешний больной.

– Товарищ военврач 2 ранга! Разрешите доложить: лейтенант Чудилин прибыл к вам для выписки ввиду полного своего выздоровления!

– Что-о-о?!

На языке у доктора в данный момент крутилось много слов, но, к сожалению, ни одного приличного. Наконец, совладав с собой, он буквально вытолкал из комнаты Лизу и тут же разразился потоком непечатностей в адрес Чудилина. Мат доктора был затейливым и многоэтажным, как у боцмана. Самые приличные эпитеты в его воспитательной речи были: «босяк беспорточный», «кусок идиота», «засранец», и «говнюк».

Наконец, дождавшись, когда он вроде бы выдохся, и наконец, замолчал, Андрей простодушно сказал:

– Да, согласен. Я, может быть, – засранец и говнюк. Но вы же видите – я выздоровел, и я могу…

Этой паузы доктору хватило на короткий передых, он набрал в грудь воздуха и уже вознамерился приступить ко второй части воспитательной беседы, как в это мгновение дверь скрипнула и в комнату вошла Агния.

Доктор бессильно выдохнул.

– Это я его подлечила, доктор, – просто и бесхитростно сказала девушка, – если вы не верите, то посмотрите на него. Вы же врач – вам достаточно одно взгляда на человека, чтобы понять, болен он, или здоров.

Только что облаявший нерадивого пациента доктор был ещё на взводе, но против кротости хрупкой девушки противопоставить ему было нечего. С явной неохотой, ворча себе под нос, последующие пять минут доктор потратил на то, чтобы проверить реакции так чудесно выздоровевшего больного. И с недоумением был вынужден признать, что больной, действительно, каким-то чудесным образом за ночь выздоровел, и сейчас практически здоров.

С явной неохотой, но факт выздоровления он признал. Покинуть лазарет позволил, но от полётов временно отстранил, ссылаясь на то, что эффект выздоровления может оказаться временным. И поэтому в течении 2-х дней надо будет приходить в лазарет на осмотр. Но Андрей и этому был рад несказанно.

– Всё, лейтенант, можете идти! – отпустил его доктор. Вечером, после ужина – ко мне! На осмотр, понятно? Да, и никакого алкоголя, ясно?

– Так точно, понятно! Разрешите идти?

– Идите! А вы, барышня, – это уже, обращаясь к Агнии, – задержитесь на пару минут.

Чудилин потоптался несколько секунд в нерешительности, но когда девушка сказала ему:

– Андрей, иди, я сейчас, – он решительно открыл дверь и вышел на улицу.

– Ну-с, барышня, расскажите-ка мне, что это вы такого могли сделать, что бы поднять на ноги этого…м…м… молодого человека. Ведь вчера все признаки контузии и сотрясения головного мозга были налицо. А сегодня их нет. Что вы сделали?

– Я его полечила, – просто сказала Агния и смущённо улыбнулась.

– Ну, допустим. Но что конкретно вы сделали? – военврач пристально смотрел на неё.

– Я… я не знаю, – она развела руками, – просто погладила, пошептала чуть-чуть, – и, наткнувшись на его недоверчивый взгляд, попыталась объяснить: – я просто умею это. Вот и всё.

– У вас какой-то природный дар? – он в задумчивости постучал химическим карандашом по столешнице, – так, что ли?

– Да, я кое-что умею. Но совсем немного, – поправилась она.

– Хм… хм… но то, что я увидел, противоречит вашим словам. Вы сделали что-то, что традиционная медицина ни признать, ни объяснить, пока не в состоянии.

– Да, наверное… – согласилась она.

– Хм… – военврач помолчал, выстукивая карандашом на столе какой-то марш, – ну, допустим… Тогда я хотел бы вас спросить: а вы уверены, что вы на своём месте? Может, ваше место не там, в небе, за пулемётом, а здесь, в мед.части? Вы могли бы приносить гораздо больше пользы здесь, чем там. Даже если ваши методы наука объяснить не может, это не помешало бы вам облегчать страдания больных и раненых. Разве не так?

– Извините, я не знаю, – Агния мягко улыбнулась, – но мне кажется, что кроме Андрея я никого лечить не смогу. С другими просто не получится. Скорее всего…

– Простите, но это бред, – не согласился доктор, – умение лечить не может быть направлено только на одного пациента. Все люди по сути имеют очень схожее устройство, и если можно вылечить одного, то почему нельзя вылечить и другого?

Она покачала головой:

– Мне нельзя вмешиваться в судьбы других людей, я могу делать это только в отношении Андрея.

– Но почему? Объяснитесь!

Она вздохнула:

– Ладно, объясняю: потому, что я – никакая ему не жена, я – его ангел-хранитель. Настоящий.

Доктор замолчал, открыв рот. Воспользовавшись паузой, девушка коротко пояснила:

– Обычно мы храним своих подопечных оттуда, – она сделала неопределённый жест ладошкой, – но иногда, за особые провинности, нас отправляют сюда, – она запнулась, – примерно, как в здешнем штрафбате, искупать вину. Вот я и искупаю – защищаю его своим телом. И предупреждаю об опасности.

Она судорожно вздохнула и, как будто опасаясь, что ей не дадут договорить, быстро продолжила:

– Умереть я не могу, только если голову оторвёт, – она невесело улыбнулась, – ну, и кое-что могу для своего подопечного сделать: облегчить его состояние, немного подлечить. То, что вы сегодня видели. Так что Андрей, действительно здоров. Но кроме него я, скорее всего, никого лечить не смогу. Вернее, я не пробовала… Да и права такого не имею, влиять на судьбу других людей. Вот. – закончила она.

Доктор долго молчал, потом медленно поднял на неё глаза и с чувством промолвил:

– Да-а-а… Наплели, вы мне барышня, тут с три короба… И вы думаете, что я вам поверю?

– А это неважно. Ведь от того, что кто-то не верит в истину, истина не меняется, – она кротко улыбнулась, – не хотите – не верьте. Так будет даже лучше.

Доктор скептически посмотрел на неё, и назидательно подняв указательный палец, произнёс важно и внушительно:

– Медицина – это наука. И в ней не место всяким домыслам и байкам. То, что вы мне рассказали – не более, чем сказка. То, что ваш….ваш… э-э… муж… или кто он вам там, быстро и чудесно выздоровел, ещё не доказывает, что лично вы, девушка, – ангел. Время от времени происходят необъяснимые пока случаи. Но это совсем не значит, что они – результат действия каких-то мистических сил. В конце концов, с развитием науки, всё тайное становится явным. Ведь, согласитесь: раньше, в средние века, люди были уверены, что земля плоская, и стоит на трёх китах. Но это оказалось совсем не так. Со временем наука всё объяснила.

Доктор замолчал, усмехнулся, и завершил свою речь:

– А вы мне тут сказки всякие рассказываете…

– Я ангел, – спокойно ответила она, – и вот вам доказательство: раны на мне заживают не в пример быстрее, чем на человеке. И я не умираю от смертельных ранений. Смотрите.

Она задрала гимнастёрку и майку на спине, показав тот самый небольшой шрамик от пули, от которой она закрыла Андрея в первый день их знакомства.

– Это – входное отверстие, – пояснила она.

Потом повернулась лицом, и подняв одежду, но, однако же, не оголяясь окончательно, приоткрыла то место на нижней части груди, где был второй белый шрамик.

– Это – выходное.

Доктор, пожевав губами, внимательно осмотрел оба шрамика, и констатировал:

– М-да… действительно, такое ранение в большинстве случаев смертельно. Но как врач, я знаю и множество случаев, когда люди выживали с подобными ранениями. Ваш случай, барышня, видимо, один из таких счастливых. Судя по рубцам, это произошло несколько месяцев назад, верно?

– Неверно. Это произошло четыре дня назад, – отпарировала она, и пояснила: – я же говорю – раны на мне заживают не в пример быстрее, чем на человеке.

Доктор скептически улыбнулся одним уголком рта.

Агния расстегнула ворот гимнастёрки, обнажила шею, ткнула пальцем в заметный белый шрамик от винтовочной пули:

– Это входное. – она повернула к доктору заднюю часть шеи: – это выходное. И было это три дня назад. Вы должны помнить, в тот день капитан НКВД Шелестов привёз к вам в санчасть двух раненых бандитов. И одного убитого. Это Андрей их всех… А они меня. Один из них, из винтовки. Эта пуля предназначалась Андрею. Я смогла отклонить ствол винтовки, но пришлось принять пулю в себя, мне можно, я от таких ранений не умираю.

Доктор пожал плечами:

– Послушайте, барышня, мне по-человечески вас жалко, что вам пришлось столько пережить, и я рад за вас, что такие тяжёлые ранения… и вы живы… но простите, при чём здесь ангелы? И эти ваши сказки про сверхбыстрое выздоровление… кому вы это рассказываете? Мне? Врачу?! Да я больше тридцати лет людей режу… И за эти годы такого насмотрелся, что все эти ваши россказни…

Агния некоторое время молча смотрела на него, как бы обдумывая, что ему на это ответить. Потом, видимо, приняв какое-то решение, она решительно шагнула к стоявшей у стены тумбочке, и схватила лежавший там свёрнутый вчетверо кусок марли. Бросила его на стол, в круг, освещённый лампой, и опёрлась на него левой рукой. Военврач молча и с лёгким недоумением наблюдал за её непонятными действиями.

Она выдержала двухсекундную паузу, а затем выхватила правой рукой из стаканчика на столе большие длинные ножницы с острыми концами, и вдруг резким и сильным движением воткнула ножницы себе в тыльную сторону левой ладони, пригвоздив её к столу.

– Да вы с ума сошли! – военврач явно не был готов к таким фокусам: от неожиданности он аж подскочил на стуле, едва не свалившись с него. На его крик прибежала медсестра Лиза, да так и застыла в дверях, раскрыв от изумления рот.

Агнию всю аж скрутило от резкой боли, у неё подкосились ноги, но она, совладав с собой, с усилием выдернула ножницы из столешницы и подняла свою левую руку. Из сквозной раны на ладони сочилась кровь, Агния вытерла её тем самым куском марли, и стало видно, что струйка крови из раны всё истончается и истончается, и наконец, через 5…6 секунд кровь совсем перестала из неё идти. Агния ещё раз вытерла свою левую ладонь куском марли, стерев с неё последние остатки крови. Потом, буквально на глазах, рана стала быстро затягиваться, и, наконец, меньше, чем за 15 секунд, ладонь приняла свой прежний вид, и лишь только маленький белый шрамик напоминал о случившемся. Агния стерла с ножниц свою кровь и аккуратно поставила ножницы обратно в стаканчик.

– Я ангел, – как могла, спокойно повторила она, – разрешите идти?

– Идите, – ошарашенно произнёс Николай Филлипович.

***

Как только она вышла из дверей мед.части, поджидавший её на улице Андрей сразу обратил внимание, что она сжала в кулачок свою левую ладонь, и бережно прикрывает её правой.

– Что с рукой? – тревожно спросил он.

– А, это… – она махнула правой рукой, – ерунда! Не верил, что я ангел, пришлось доказывать…

– Ты, чего, чем-то ткнула себя в руку?! – не на шутку встревожившись, он попытался разжать её кулак.

– Да так, ерунда, я же тебе говорю, – она ловко выкрутилась, и прижавшись к нему грудью, посмотрела ему в глаза снизу вверх, – уже и не болит вообще.

– Не болит у неё… и он поверил?

– Думаю, что да, – она счастливо засмеялась.

– Чего смеёшься?

– Да радуюсь, что ты опять здоров – значит, у меня получилось!

И она, руководствуясь секундным порывом, вдруг внезапно подтянувшись на цыпочках, быстро и мимолётно поцеловала его в губы.

Глава 20. Снова в строю.

Вырвавшись утром из лазарета, в утренних сумерках, скрывавших аэродром, Андрей, в сопровождении следовавшей за ним по пятам Агнии, поспешил в столовую на завтрак.

Там они были встречены общими приветственными возгласами, но особо горячий приём был оказан лётным составом их родной, второй, эскадрильи.

– Вах, дарогой, тэбя вилечили! – радушно раскрыл свои объятья Жорик Горидзе, пытаясь облапить сразу и Андрея и Агнию. Это ему удалось – сграбастав их своими длинными руками, он принялся тискать их, расталкивая столы и сидящих за ними смеющихся пилотов и стрелков.

– Э… э… Георгий Автандилович, чёрт чумной, да потише ты! – весело хохотал стрелок Ануфриев Валька, чуть было не спихнутый со своего места горячим Жориком, не знавшего меры.

– Садысь, дорогой, садысь! – Андрей был великодушно отпущен, и сел на свободное место. Агнию же широкоплечий горец всё ещё держал в своих лапищах: – А ты, дэвушка, садысь суда, ему на калени, – под общий смех Агния была посажена Андрею на колени.

– Неужто вылечили тебя, а, Чудилин? – в глазах Ильюхи Кутеева бегали шкодливые огоньки.

– Вылечили, – согласился Андрей.

– Вот что медицина наша делает, а? Ну, Филлипыч! Это что же это такое он тебе прописал, что ты к утру как огурчик, а?

Колька Никишин, стрелок, с таинственным видом и сделав серьёзное до невозможности лицо, изрёк:

– А я знаю.

Выдержав двухсекундную паузу для вящего эффекта, авторитетно пояснил:

– Клизма из скипидара с патефонными иголками.

Взрыв хохота второй эскадрильи перекрыл все звуки в столовой. С дальних столов, где были заняты своими разговорами и не слышали всех подробностей, послышалось:

– Чего? Чего там такое?

– Да это они там Филлипыча хвалят: вон, Чудилина-то ихнего они вчера чуть ли не на руках в лазарет отправили, а сегодня вон – как новенький! Чудо-порошки, видать, у Филлипыча в загашнике для таких случаев заготовлены.

Агния скромно молчала, несильно сжимая под столом руку Андрея, как бы говоря ему: «не болтай лишнего»

Позавтракав, лётный состав потянулся к выходу из столовой.

– Так чего, вчистую освободили, или нет? – серьёзно спросил комэск.

– Да не совсем, – честно признался Андрей, – на пару дней от полётов он меня всё же отстранил.

– Ну, и ладушки, – хлопнул его по спине Слава Миронов, – отдохнёшь малость. Ты сейчас, после завтрака, сходи, посмотри на свою «семёрку». Никанорыч говорит, там работы дня на два. Как раз поспеет к твоему выздоровлению. А мы на КП. Как разберёшься с машиной, подтягивайся к нам на КП.

***

Их «семёрка» стояла под маскировочной сетью, уже на выпущенных стойках шасси, с частично отмытой болотной грязью. Все три лопасти винта были загнуты назад – следствие вынужденной посадки на брюхо. Маслорадиатор почти оторванный, болтался под пузом, чудом держась за центроплан остатками магистралей.

Рядом с мотором копошились двое техников, к носу самолёта была приставлена стремянка. Шурка, сидя под крылом на корточках, копалась в ящике с железяками, освещаемая светом тусклой переноски.

– Ой, товарищ командир, Агнюша! – она бросилась к ним, и опасаясь испачкать их грязными, в масле, руками, обниматься не стала, а просто неловко чмокнула Андрея в щёку. – А я-то уже и не чаяла! Думала надолго! Что, неужто выпустили?

– Выпустили, как не выпустить, – Андрей, улыбаясь, бросил быстрый взгляд на своего ангела-хранителя.

– А я вот, мы тут… – она беспомощно развела руками, – работы ещё дня на два-три, не меньше.

– Не переживай, у меня так и так на два дня отстранение от полётов. Как раз успеете. Ну, показывай, чего тут по твоей части.

– И-и-и, товарищ командир, – она махнула рукой – тут одной бы вовек не справиться. Вон, – она кивнула головой на двух мотористов – Вася с Серёжкой помогают. Но это как бы ихнее, – она шмыгнула носом, – там мотор, меня туды особо не пускают, – она снова виновато шмыгнула носом.

– Ты, что простыла?

– Есть немного. Всю-то ночь здесь, под самолётом….

– Ты, что не спала, что ли?

– Так это…. Совсем чуть. Пару часиков.

– Бедная ты, бедная! – пожалела её Агния.

– Ерунда! После войны выспимся! – бодро ответила Александра.

– Ты, Шурка, лучше товарищу лейтенанту его винт покажи! – послышалось со стороны мотористов.

– А, да! Точно! Пойдёмте! – она потащила Андрея за рукав.

Один из мотористов направил свет фонарика на одну из загнутых лопастей:

– Глянь-ка, лейтенант, на лопасть.

На освещаемой фонариком лопасти отсутствовал кончик, сантиметров 30. Видно было, что он был отстрелен снарядом

– Чисто фашист тебе её срезал. Как хирург скальпелем: чик, и всё!– пояснил один из мотористов.

– А-а-а, теперь понятно, почему меня так трясло, – Андрей вздохнул, – а я думал: мотор.

– С мотором всё нормально. Правильно сделал, то сразу обороты убрал, иначе все подшипники ушатал бы. А так вроде всё цело. Более-менее. Сейчас подшаманим маленько, винт тебе заменим, и аля-улю! Лети дальше, сталинский сокол!

– Там ещё маслорадиатор… – начала было Шурка.

– Ну, это, товарищ техник, уже ваша епархия! – веско сказал моторист Серёжа Епифанов, – у тебя своё, а у нас своё! Правильно говорю, Василий?

– Нам разум дал стальные руки-крюки, а вместо сердца пламенный мотор! – вместо ответа пробурчал под нос хмурый Василий, сосредоточенно подтягивая хомут на какой-то магистрали.

Агния попросила у Шурки аккумуляторный фонарь, и полезла зачем-то в кабину стрелка. Через пару секунд спрыгнула на землю:

– Шур, у тебя здесь ведро и тряпка найдётся?

– Ну, найдётся, а тебе зачем? – удивилась Александра, – я самолёт от грязи сама отмою, ты не волнуйся!

– Да я не грязь отмывать, я…. Ты в мою кабину заглядывала?

– Ишшо нет! Недосуг было, – ещё больше удивилась Шурка, – а что, там что-то не так?

– Я там…. Это… ну, в общем, – она виновато посмотрела на Андрея, – тошнило меня там, – она вздохнула, и добавила: это когда нас фоккеры гоняли, а Андрей уворачивался от них.

Она опять с виноватым видом вздохнула:

– Вот меня и уболтало…

– Да ладно, – стала успокаивать её Шурка, – с кем не бывает… Оставь всё, я уберу.

– Нет, я сама уберу! Где у вас тут воды можно набрать?

***

Возвращались на КП минут через 20, под мелким, противным дождиком, напополам со снегом.

– Во погодка! – Андрей пытался подбодрить девушку, шедшую рядом с ним, – похоже, сегодня полётов не будет.

Агния в ответ только виновато сопела носом.

– Ну, чего ты молчишь-то?

– Расстраиваюсь.

– Из-за чего?

– А я вот думаю – а если меня и в следующий раз так же укачает, то как мне тебя защищать?

– Ерунда, всё наладится!

– Да не наладится! – она остановилась. – Я ж дура неумелая, так тебя подвела!! В самый критический момент тебя без поддержки оставила! Это же… это же… страх какой!

– Ну, скажешь, страх… – лейтенант дёрнул плечом, – ну так… хвостик слегка подморозило…

– Угу… – она уныло замолчала.

– Да ладно уже! Надулась, как мышь на крупу. – попытался подбодрить её Чудилин.

– На себя, на дуру, сержусь! Неумёха я! Других не укачивает, а меня укачивает! Понимаешь?

– Да понимаю, понимаю, пойдём, а то промокнем!

– Нет, стой! Дай сказать! Это важно!

Андрей остановился, обречённо выдохнул:

– Стою, говори.

– Понимаешь, пока ты летишь ровно, вроде всё хорошо, вроде как на качелях – дух захватывает. И не тошнит, даже весело. Но как только ты стал самолёт бросать туда-сюда, вот тут-то у меня и началось! Я не знала, что мне делать, меня так скрутило, что я не понимала, где верх, где низ. Меня всю выворачивает, а я на пол упала, и подняться не могу! Пытаюсь хоть на четвереньки подняться, а не могу! Меня то от борта к борту бросает, то к полу прижмёт, то вверх, как собачонку, подбросит. А уж как меня там колошматило… то об пулемёт, то об бронестенку. У нас в соседней деревне, ну, когда я ещё… там мужик один жил, каторжник бывший. Безжалостный был, злой. Так он промышлял тем, что шапки из собак шил. Так он собак, знаешь, как убивал?

– Ну, и как?

– Сажал он собаку в мешок, завязывал, и ну её палкой со всей силы колотить! Собака визжит, воет! А он, подлец, знай себе, её без пощады дубасит! Пока она совсем там в мешке не затихнет…

– Зачем так, просто убить не мог, что ли? – угрюмо поинтересовался лейтенант.

– Мог. Да только, говорит, так полагается. Так, мол, шкуру снимать легче, от мяса, говорит, не в пример лучше отходит… Его, злыдня, все за это ненавидели.

В её глазах стояли слёзы, губы дрожали.

– Зачем ты мне про это рассказываешь? – хмуро спросил Андрей.

– Я вчера… в самолёте… чувствовала себя, как эта несчастная собака в мешке! Всё, думаю, конец нам с тобой настал! Не могу я тебя спасти, не могу защитить! Никудышный из меня борт.стрелок!

И она навзрыд разрыдалась.

Андрей обнял её за плечи, успокаивающе погладил по волосам:

– Ну, ничего, сразу-то оно ни у кого не получается, придумаем что-нибудь… пойдём уже.

– Ты уж придумай, пожалуйста. А то я совсем изведусь, ладно? – она доверчиво смотрела ему в глаза снизу вверх. В глазах её стояли слёзы, и как маленькие бриллиантики, скатывались по её щекам.

Глава 21. Ворошиловский стрелок.

Утренние сумерки рассеивались, но небо светлело медленно – сказывалось отсутствие солнышка. Дождик пополам с мокрым снегом, зарядивший уже как час с лишним, всё не прекращался. Белёсая, мутная мгла покрывала аэродром. Погода на сегодня была явно нелётная.

У «зала ожидания» топтались несколько человек. Курили, сплёвывали в сторону. Негромко переговариваясь. Среди них Андрей узнал нескольких лётчиков и стрелков из своей второй эскадрильи.

– Ну, что, Андрюха, пойдём, постреляем? – командир звена старший лейтенант Илья Кутеев хлопнул по своей кобуре. Рядом с ним стоял его стрелок, Толик Веселовский и тоже улыбался.

– Так это… что, полётов сегодня не будет?

– Да ты на небо-то посмотри! – весело осклабился Илья, – да и тебе-то что беспокоиться? Ты ж сам говорил, что тебя Филлипыч на два дня от полётов отстранил!

– Ильюха, вот у тебя прям шило в заднице свербит! – лейтенант Миша Никитенко докурил папиросу, дисциплинированно бросил её в ведро с водой, и веско добавил: – вот сейчас начальство придёт, даст добро – вот тогда и пойдём. Колян, правильно я говорю?

– Само-собой, – солидно согласился лучший стрелок эскадрильи Коля Никишин.

Минут через 10 начальство в лице комэска Миронова явилось. Все оживились, подтянулись поближе

– Значится так, – Слава Миронов оглядел присутствующих, – метео служба сказала, что до обеда погоды точно не будет. Сидим, ждём, а там посмотрим.

– Так что, командир, может, как договаривались? – Илье явно не терпелось опробовать новый «Вальтер», обменянный у пехотинцев на шоколад. Как некурящий, вместо сигарет он (в числе прочих некурящих) получал шоколад, но имея к нему с детства какое-то непонятное отвращение, не ел его, а раздавал девчонкам, коих в полку было не так уж и мало: техники, мотористы, вооруженцы, укладчицы парашютов и т.д. А тут подвернулся удачный случай с этим «вальтером».

– Ну так, что идёте с нами? – он несильно пихнул Андрея в бок, и скосил взгляд на стоявшую рядом Агнию.

– Да идём, идём, – делать было всё равно особо нечего, и Андрей с лёгкостью согласился.