Никто кроме нас

Сергей Васильев, Андрей Макаров, Юлия Рубинштейн, Александр Сурнин, Виктория Семибратская, Андрей Лисьев, Михаил Афонин, Сергей Гурьев, Сергей Сроковиков, Александр Добрый, Дарья Щедрина, Евгений Мирмович, Сергей Псарёв, Любава, Елена Адинцова, Валентина Янева

Никто кроме нас

Андрей Макаров. Свеча в конце темной дороги

Я смотрел то на часы, то на дорогу. Какаято девушка обещала приехать за книгой и пропала. Собирался с женой на дачу, и вот жду во дворе на скамейке неизвестно кого.

В семь вечера жена вышла из дома с рюкзаком и набитой сумкой.

– Так и не приехала?

– Позвонила от метро, сказала, что идет, и исчезла.

– Сколько за книгу дадут?

– Сто рублей.

– Размах твоего бизнеса потрясает. Лучше бы мы её сожгли.

– Дождусь, иначе зачем время тратил.

– Тогда оставляю тебе сумку и поеду. Отвезу мелочевку. Нашла в кладовке упаковку свечей. Круглые чайные. Помнишь, купили в «Икее»?

– Я и саму «Икею» не помню.

– Хотели устроить романтический ужин. При свечах.

Я не ответил, перелистывал книгу.

Жена вздохнула.

– Романтики нет – отвезу на дачу. Чтобы не сидеть в темноте, когда свет отключат. Хоть какаято от них польза.

Она старалась перебить мое молчание.

– Купили дачу, чтобы побыть вдвоем, а получилось еще хуже. Лежишь, как и дома, отвернувшись, и ничего не хочешь делать.

– Раз романтики нет, хочу спилить туи и посадить картошку.

– Не трогай туи.

– В альпийской горке вырою погреб, – настырничал я. – Или бомбоубежище. В последнее время актуально.

Жена достала из рюкзака свечи. Круглые и плоские, как шайбы. Пакет пообтёрся. Перекладывали с места на место. Не купили цветы и шампанское. Отправили романтику в кладовку.

– Так и не зажгли ни одной. Я вчера волосы перекрасила, а ты не замечаешь. Ничего не хочешь мне сказать?

Её губы задрожали. Но она справилась. Только глубоко вздохнула и поправила рюкзак.

– Поеду. И ты приезжай. Хоть на последней электричке. Если все это с книгой не придумал, чтобы остаться дома.

И ушла. А я открыл наугад страницу:

И ты падаешь в кашу из глины,

Автомат приподняв над собой.

И осколки взорвавшейся мины

Над твоею летят головой…

Военные стихи. Зачем девушке они понадобились?

А природа полна упоенья.

Зелень. Солнце. Орлиный полет…

Только с ноткою сожаленья:

«Не твоя!» – тебе пуля поёт…

Наверное, подарит другу, хоть 23 февраля не скоро. Сэкономит. Какой еще подарок купишь за сто рублей? Только книгу.

И ты знаешь, что ты не споткнулся,

А к себе притянула земля,

И ты просто не можешь подняться,

И ты знаешь, остаться нельзя.

Остаться нельзя. Но хочется. Лежать дома одному. Но если не приеду – жена будет плакать. А я буду знать об этом и не находить себе места.

Где эта курица шляется? Придет – швырнуть книгу. Или оставить её на скамейке и уйти?

Представил покупательницу. Голос потерянный. Все переспрашивала, как добраться. Глупая. Не могла запомнить. Придет фифа с накачанными губами. Стоп! Какие губы у курицы? Начищенный клюв с маникюром и телефон в сморщенной куриной лапе, в который она постоянно смотрит. Не она ли?

Нелепо одетая девушка зашла во двор. Одежда, словно только ярлыки оторвали. Купила вчера или сегодня. Полный пакет в руке. Всё вперемешку. Торт. Косметика в яркой коробке. Зеленый бок авокадо. Яйца. Одно разбилось, проступило темным мокрым пятном на сером картоне. Еще и картошка. Ненормальная. Хоть бы разложила по разным пакетам. Накупила на несколько тысяч, а на пакетах и подарке сэкономила. Сколько ей? Лет двадцать. Клуха! Кулема. Даже идет подурацки, выворачивая ноги. В руке телефон. Раба смартфона.

Не вставая со скамейки, помахал книгой.

В ее руке пикнул телефон.

Девушка быстро подняла его, круглое лицо на мгновение осветилось и сразу погасло.

– Ваша книга! – презрительно с расстановкой сказал я, когда она подошла.

Девушка села рядом, поставила пакет на асфальт. Он сразу завалился. Торт поехал, испачкав кремом прозрачную коробку. Не обращая на него внимания, взяла книгу, раскрыла ее и прочитала наугад:

Когда придет последний день войны,

Героям воздадут, что недодали,

И БМП, которую сожгли,

Мы перельем в победные медали…

– Когда придет? – неожиданно спросила девушка.

– Кто?

– Последний день войны.

– Вот уж не знаю! У вас там ктото есть?

– Муж.

– Ему известно лучше, чем мне. Его и спросите.

Девушка наклонила голову. Прямые волосы закрыли лицо. Страницы мелькали под пальцами.

– Он не отвечает.

И прочитала:

Им за все отплатила война

Своей черной опасной любовью,

Сохранив, наделила сполна,

Щедрой мерой и кровью, и болью.

– Давно он там?

– Второй год. Собирался в отпуск. Еще месяц назад. С тех пор ничего.

Глаза заблестели. Лицо скривилось. Она закусила губу и отвернулась.

– Думаете, ему есть время писать? – торопливо сказал я. – Новости слушаете? Освободили. Наступаем. Поэтому не отпускают. Времени ответить нет. Да и нельзя им. Мобильники запретили. Для их же безопасности…

Она подняла голову, смотрела, словно ища подтверждение моим словам, и неожиданно спросила:

– У вас жена есть?

– Есть, – поднял я руку с кольцом на безымянном пальце.

– Вы жене говорите, что любите её?..

Я пожал плечами.

– Обязательно говорите. Прямо сегодня скажите. И всегда говорите. Пока она рядом. Иначе потом пишешь, а приходит: «не доставлено», «не доставлено», «не доставлено». Дома ссорились часто. Скажет не то, ответит невпопад, а я злюсь. Крикну. Он дверью хлопнет. Вернётся – только весёлой буду. Лишь бы пришёл. Любой. Лишь бы вернулся.

– Он кто у вас? Пехота? Связь?

– Танкист.

– Ну что переживать? Он же не в окопе, в танке! Броня!

Какую чушь я нес, чтобы ее отвлечь. Но она не слушала. Бледное потерянное лицо с яркой красной помадой.

– О чем только не думаешь. Стараюсь мысли перебить. Дома не могу сидеть. Телевизор смотрю и не понимаю, о чем. Хожу по городу. По магазинам. Покупаю чтото. В церковь зашла, а в ней отпевают. Увидела: стихи военные продаются, и к вам поехала.

Из упавшего пакета молоко потекло тонкой белой струйкой. Я поднял его, поставил ровно.

– С утра ходите? У вас торт испортится.

Она недоуменно посмотрела на пакет. Красная кремовая роза смазалась.

– Накупаю, думаю, вдруг сегодня приедет.

Невольно глянул на часы. Осталась последняя электричка. На дачу попаду ночью.

Девушка достала кошелек.

– Не надо! – остановил я её.

– Почему? – она подняла голову. – У меня теперь много денег. Никогда столько не было. Покупать можно всё, что хочешь. И детей завести можно. Раньше изза денег откладывали, теперь можно. Ругались… боже, как глупо. Изза чего? Зачем? Уже не помню. Главное, чтобы вернулся. Пусть раненый. Искалеченный. Думаете, он напишет?

Она смотрела с надеждой.

– Обязательно напишет и обязательно вернётся. Просто не может не вернуться. Ждите его, всё будет хорошо.

Зажгли во дворе фонари. Уходили собачники.

– Вы торопитесь?

– Ничего, поеду на последней электричке. На даче огромный шкаф с книгами. Может ещё чтото найду вам. Позвоню. Автобус к метро. Они теперь редко ходят. Бегите! Что до ночи по улицам ходить. И ждите мужа. Он обязательно вернётся.

Автобус показался изза поворота, притормозил, клюнув носом перед лежачим полицейским.

Девушка побежала на остановку, смешно выворачивая ноги. В одной руке книга и телефон. В другой набитый пакет. Молоко капает на асфальт. Белая прерывистая дорожка.

Я еще посидел, взял сумку и направился к остановке.

Когда, запыхавшись, поднялся на платформу – подкатила последняя пустая электричка.

В вагоне только бомж дремал на сиденье, подогнув ноги.

Ехал и думал, что третий год война. Что такое война? Слава и подвиги? Горе и несчастье?

Приеду. Жена согреет чай. Затопим печь. Почитаю на ночь. Возьму наугад книгу из шкафа. Не зацепит на первых страницах – брошу в печку. Или отложу, сделаю закладку. Как в той, которую отдал сегодня.

Неожиданно я понял, что не помню стихов из неё. Отдельные строки. Чтото про море.

Пусть друг от друга мы вдали,

Не меньше чувства между нами,

И как квитанции любви

Приходят в море телеграммы.

Старая книга. И стихи старые. Давно уже нет телеграмм.

Правильно, что отдал её. Девушке она нужнее. Читает. И ждет письмо от мужа. Телефон рядом. Подхватывается от каждого звонка и сообщения, но приходит лишь спам.

За окном закончился город. Пустые станции перемежались чёрным лесом. На дачу приехал в полной темноте.

Электричка убежала, словно протянули ленту светящихся окон.

Невидимая тропинка петляла по лесу. Шёл, вытянув руку, чтобы не налететь на дерево. Уткнулся в забор и по нему добрался до калитки.

Снова отключили свет. Лишь слабый огонёк мерцал в конце дачной улицы.

Жена вышла, услышав электричку. Со свечой в руках. Маленький огонёк не мог осветить ни дома, ни чёрный лес, ни дорогу. Просто указывал путь.

Андрей Лисьев. Бастион Леонида

Марку

БТР выплюнул в серое летнее небо клок сизого дыма, вильнул с дороги в лесопосадку, хрюкнул движком и затих. Младший сержант Леонид, сапер, позывной Браво, отпустил скобу позади башенки, за которую держался. Несколько секунд он внимательно изучал небо в поисках вражеских дронов. Солнце стояло высоко и должно было скоро рассеять хмарь.

Вроде пусто.

Браво заправил под каску потный рыжий чуб, глянул вперед. Пухляш чтото тихо говорил мехводу Джеки в открытый люк. Джеки высунулся, и зло оскалившись, оглядел дубок, под кроной которого припарковал БТР. Из люка башенки выглянул Змей и вопросительно покосился на Пухляша. Тени на тощих щеках Змея недовольно вытянулись. Змей – лейтенант, Пухляш – старший прапорщик, но группу на задачу вел именно Пухляш.

УР77 «Змей Горыныч» объехала БТР, заглушив разговор лейтенанта и прапорщика. Те проводили «урку» долгим взглядом.

Но саперы, Браво и его напарник Фугас, продолжали вертеть головами, высматривали в небе украинские коптеры.

Мехвод «урки» Фил завел свою невысокую машину разминирования под упавшую лещину. Июньской листвы укрыть «урку» хватило. Едва двигатель второй машины умолк, Пухляш пожевал губами, дернул толстым подбородком в сторону дороги и обратился сразу ко всем:

– Поживимся?

Браво взглянул на часы – 14:30, до сумерек время есть, и первым спрыгнул с брони. Фугас последовал за ним и оказался невысоким, щуплым, пожилым бойцом, на голову ниже напарника.

Змей, Джеки и Пухляш спрыгнули с бронетранспортера с другой стороны.

– А? – спросил Фугас.

– Старый укроповский опорник, – объяснил Браво.

Опорник тянулся метров на двести в лесопосадке под прямым углом к дороге и той посадке, где укрылись обе машины. Браво и Фугас первыми перешли через дорогу.

– Ты чего нос повесил, – Браво не спрашивал Фугаса, он делал замечание.

Едва достававший до его плеча Фугас взглянул на молодого товарища исподлобья и с недоумением:

– Нас как учили? Разбиться по секторам и смотреть под ноги! Мы ж саперы!

Ветерану обеих чеченских Фугасу шел шестьдесят первый год, но на украинскую войну он попал впервые, потому внимательно слушал Браво, набирался опыта.

– Теперь главный враг не мины, а беспилотники, – с серьезным видом заявил Браво, – двадцать процентов времени смотришь под ноги, восемьдесят процентов – в небо!

Они синхронно шмыгнули носами и одинаково поморщились. От бывшей позиции хохлов веяло тяжелым трупным запахом.

Браво и Фугас остановились, обернулись – Пухляш, Джеки и Змей переходили дорогу. Фил и Манчестер – экипаж «урки» – остались с машинами.

– Разделимся! Лёнчик! – Пухляш указал Браво стволом автомата в дальний конец искореженной артиллерией лесопосадки.

Браво скривился от фамильярности и ускорился.

– Чтото не так? – от Фугаса не ускользнула гримаса товарища.

– Я ему не Лёнчик, я Леонид.

– Как Брежнев?

– Как спартанский царь, – Браво понизил голос.

– Ладно – ладно! Шучу! Помню! – Фугас развеселился. – Царь Леонид. Древняя Греция. Фермопилы, персы и все такое. В школе, чай, обучены.

Трупов, конечно, не как на картине Васнецова, но… много. Разбросанные в беспорядке, в тех позах, где их настигла смерть, изломанные большими калибрами тела и побуревшие от времени лица казались обожженными. Хотя… Такое вполне могло быть.

– Понял теперь, почему наши не стали тут закрепляться? – спросил Браво.

Фугас стиснул зубы и не ответил.

До основной линии нашей обороны было метров восемьсот, а до нуля около двух километров.

Ну и вонь! Тысячи мух кружились над разбитым опорником и жужжанием могли заглушить любой коптер.

Вонь! Привыкнуть к ней невозможно. Браво разглядел темную складку входа в блиндаж и направился туда. Опорник разрушили еще весной, но жизнь брала свое – переломанные деревья пустили листву, и как могли, норовили укрыть погибших.

– Лёнь! Так то ж наш? – чуть не споткнулся о тело Фугас.

На локте мертвеца краснела грязная повязка.

– Ну да, наш, – равнодушно согласился Браво, – опорник заняли «зетовцы», а потом хохлы размотали их артой.

– Разве ж не люди? – Фугас проглотил замечание о необходимости похоронить.

Браво не ответил. Они осмотрели вход в оплывший блиндаж, мин не обнаружили, Фугас полез внутрь. Браво остался снаружи.

Фугас вынес из блиндажа коробку сникерсов и улыбнулся, демонстрируя плохие зубы. С коробки соскользнули в песок несколько пожухлых открыток с надписями на английском. Фугас посторонился, Браво наклонился и пошарил стволом автомата в темной щели, вырытой в стенке окопа. Ствол зацепился за чтото мягкое – начатая упаковка зеленых натовских носков.

– О! Как раз мой размер! – обрадовался Браво.

Первая мина ударила в восьмидесяти метрах от них. Фугас упал на дно траншеи, а Браво помедлил. Уж больно далеко легла мина для пристрелянной позиции. Мухи исчезли, но жужжание в небе не прекратилось, это летал мавиккорректировщик. Проглядели!

Пухляш бежал по дороге к БТР, бежал тупо – не петляя. «Пугливый алкаш» – посвоему расшифровал позывной прапорщика Браво и поморщился – он слышал вторую мину, снова «не наша».

Мина легла в старую воронку на краю лесопосадки и вынесла в воздух двухметровое бревно. Бревно, кувыркаясь, вылетело на дорогу и сшибло с ног прапорщика. Ни Джеки, ни Змей ошибку перепуганного командира не повторили. Браво нырнул на дно траншеи и начал считать мины.

Восьмая мина легла ближе всех, разнесла старый труп, и чудовищная вонь усилилась. Браво всетаки вырвало. Не могу я к этому привыкнуть! Он высунулся из окопа и увидел белое лицо Фугаса. Дым от разрывов мин еще стелился полосой двадцать на тридцать метров, но обстрел прекратился.

Браво взглянул на часы. Прошло сорок минут. Мухи возвращались, а вот мавика над лесопосадкой слышно не было. Видимо, ушел на перезарядку.

Браво потянулся, расправил плечи… и ощутил чейто взгляд. Чужой взгляд. Он перенес автомат на грудь, Фугас встал рядом и сделал то же самое.

– Вон он! – Фугас указал в дальний конец опорника.

Сморщенное, черное от загара лицо незнакомца и… камуфляж с квадратным пикселем. Натовский камуфляж! Хохол? Здесь? В двух километрах от «нуля»? Один?

Браво положил руку на ствол автомата Фугаса, напарник готов был стрелять.

– Мужики, курить есть? – голос из окопа с еле уловимым акцентом.

– Ты кто, человек? – спросил Браво.

– Горловские мы.

– Ополченец значит?

– Угу!

– А куртка?..

– Здесь нашел.

– Фартовый ты, – ухмыльнулся Фугас, – я чуть было не пальнул. На! Кури!

Он бросил пачку сигарет ополченцу, тот поймал ее на лету.

Браво направился вдоль посадки назад, и едва он увидел лицо лейтенанта Змея, мелькнувшее в листве, услышал в небе треск. Ничего крикнуть Фугасу Браво не успел, рухнул на землю. «Три топора». Но разрыва не последовало.

Друг за другом легли пять прилетов, и ни одного разрыва.

– Что за?.. – у Браво проснулся интерес профессионального сапера.

Вспоминая, какие мины могут дистанционно разбрасывать американские гаубицы, он поднялся и двинулся в сторону БТР. Его бегом обогнал Змей.

– Нас от техники отсекают! Машины отжать хотят! – крикнул лейтенант.

Так вот почему «немцы» не стреляли на поражение, Браво перешел на бег. Отжать технику? Значит, хохлы рядом?

Змей наклонился на Пухляшом. Прапорщик был без сознания, но цел.

– Броник выручил, – констатировал лейтенант и оглянулся, ища глазами Джеки.

Мехвод БТРа стоял к ним спиной и внимательно изучал землю неподалеку.

– Джеки, что там? – Змей выпрямился.

– Гляньтека.

Браво подошел к Джеки и осторожно выглянул изза плеча мехвода. Неразорвавшийся снаряд калибра 155 мм лежал на песке.

– Ну ты!.. – возмутился Браво.

– Надпись глянь! – спокойно прогундосил Джеки.

Браво прищурился. И правда на корпусе снаряда виднелись буквы, написанные маркером. «Мы устали», – гласила надпись.

– Все пять снарядов без взрывателей? – Браво догадался, почему «топоры» не разорвались.

– Надписи пойдем читать? – спросил Джеки.

– Зачем? И так понятно, хохлы тоже люди.

– Они так и написали на втором снаряде, – заметил Фугас, – «Мы тоже люди».

Он подошел и стоял в двух метрах позади товарищей.

– Нам еще прапора везти, погнали! – сказал Браво.

– Сначала задача! Пухляш целый, потерпит. Берите его, – велел Змей саперам, переглянулся с Джеки.

Члены экипажа первыми направились к БТР, а Браво с Фугасом подхватили грузное тело Пухляша, и матерясь, потащили его к люку.

Новый прилет застал Браво снаружи, едва он успел всунуть ноги прапорщика внутрь. Все товарищи были уже там, двигатели обеих машин работали. Но свист мины… Браво понадобились доли секунды запрыгнуть внутрь бэтэра, синхронно дернуть за ручки верхнего и нижнего люка, захлопнуть их.

– Видал, как я? – с гордостью бросил Браво Фугасу, но тот его не слышал изза рева двигателя сорвавшегося с места бронетранспортера.

Работы «урки» Браво не видел. Подобно охранникам на футбольном матче, что стоят спиной к полю и высматривают правонарушителей, Змей, Джеки, Фугас и Браво изучали небо вокруг. Для работы «урки» выбрали время вечерних сумерек, те полчаса, когда дневные коптеры уже приземлились, а ночные еще не стартовали. Но мало ли чего? Качество военной оптики росло с каждым месяцем войны. Никакие проходы в минных полях машина разминирования не делала – чудовищной силы семисоткилограммовый заряд использовали, чтобы разнести очередную укрепленную позицию «немцев». Уж чточто, а строить опорники хохлы умели.

* * *

– А вот теперь, Лёнь, самое интересное! Направление будущей задачи смотри! И пометки делай!

Пухляша отнесли в санчасть, и старшим группы стал лейтенант Змей. Змей вел мавик с тепляком в сторону заминированной лесопосадки, где на рассвете Браво с Фугасом предстояло сделать проход для техники. Браво стоял рядом со Змеем и смотрел на экран планшета.

– Вот здесь до «Шалфея» прогал метров шестьсот, придется пробежаться…

– Ночью пробежимся, – перебил Браво Змея.

– Вот это наша брошенная «бэха», точка «Бастион», до перекрестка лесопосадок «Турист» и «Пикет» метров сто тридцать. идете чуть правее. Здесь реденько.

Браво наносил пометки на смятый лист А4. Разутая БМП1, она же «Бастион», стояла правым боком к передку.

– Вот они! – обрадовался Змей.

Днем солнце нагрело мины, и они фонили на экране тепловизора. От лысого перекрестка поперек направления лесополосы «Турист».

– Вот эти тусклые две, видимо, прикопаны. Вот эти три на поверхности стоят.

– Пяти мин для прохода «штурмов» достаточно будет?

– Думаю, да. Дальше чисто.

Действительно, полосы пять на пятьдесят метров могло хватить для прохода бронетехники с десантом.

Змей тяжело вздохнул и провел мавик на сто метров дальше в сторону опорника хохлов. Хотелось оценить эффективность работы «урки». Роте предстояло штурмовать опорник на рассвете.

* * *

Лисью нору, где коротали ночь Браво и Фугас, вырыли в стенке траншеи, как укрытие от мин и сбросов. Нора в высоту не превышала метр, расположиться там можно было только полулежа. Потолок обтянули плащпалатками, а вместо гвоздей в отверстия в углах палаток забили патроны калибра 5,45 мм. Хлипкая защита от обвала, но хоть земля в рот не сыпалась.

Браво разделся до пояса и принялся обтираться влажными салфетками. Замена душу.

– А что это? – Фугас ткнул в татуировку – изображение кота, который стиснул зубами лезвие ножа на предплечье Браво.

– Моя первая татуировка. Мягкость характера, меняющаяся на защитную агрессивность, из похожих символов, – Браво напряг бицепс, где изпод мышки выпрыгивал заяцзомби, – если от судьбы не уйдешь, то почему бы не продолжать бежать и после?

Фугас решил было дотронуться до скелетированных ребер зайцазомби, но в последний момент отдернул руку.

– Лёнь, а это что? – он указал на второе предплечье.

– Ну, здесь попроще, – Браво скомкал и бросил в угол использованную салфетку, – фигурка из Симпсонов в снаряжении, которое я носил летом двадцать второго.

– Симпсоны?

– Мультик такой. А это – просто шуточный рисунок, разработанный мною и татумастером, еще одна фигурка в стиле Симпсонов в военной форме.

– Не перебор? – Фугас рассматривал татуировки на тыльных сторонах ладоней Браво.

– Это – рунический компасвегвизир, указатель жизненного пути и защита, а здесь… – Браво ткнул пальцем в треснувший ромбик, – 23я руна верхнего футарка под названием Одал. Род, семья, безопасность и защита носящего его.

– Так ты что, язычник? – Фугас поморщился.

– А твое какое дело? – набычился Браво и повернулся к напарнику левым боком.

Его левое плечо украшал Идол Перуна, а бицепс – бог Один.

– Пухляш прав. Ты Лёнчик. До Леонида тебе еще расти и расти.

Браво скривился, но Фугас продолжил:

– Спартанцы татушек не носили.

– Моя вера! – категорично заявил Браво.

– Свастики не хватает.

– Ты это… – Браво был готов врезать Фугасу. Но напарник был почти втрое старше его.

– Нацики все в таких наколках, – не унимался Фугас.

– Без комментариев, – Браво натянул зеленую футболку ВС России.

Он хотел обидеться, но плечи Фугаса поникли, старик расстроился.

– Ладно, – Фугас воздел глаза к потолку и размашисто перекрестился, – у каждого своя дорога к Богу. У тебя – своя.

Внезапно он встрепенулся:

– Сказал бы я тебе…

– Вотвот, у каждого своя. Не лезь! – Браво пожалел, что его голос прозвучал угрожающе.

«Доверие не рушь между нами, – мысленно обратился он к Фугасу, – в нашем деле доверие очень важно».

Но вслух произнес:

– Ты лучше к первой задаче готовься, помандражируй что ли.

– Зачем?

– Для порядка! Тапочки есть?

– Зачем? – Фугас осклабился редкими желтыми зубами.

– Вот! – Браво указал на легкие полукеды в углу норы. – На «лепесток» если наступишь, то оторвет только пальцы или пятку максимум. А наступишь берцем – оторвет стопу.

– Да ну тебя! – Фугас сплюнул. – На задачу в белых тапочках идти?

* * *

Светало. Трава впереди стала серой, лишь продолговатый низкий цилиндр на земле оставался темным.

Браво вытянул шею и присмотрелся. Цилиндр стоял на шести серых дюралевых в дырочку лепестках. Раскрывшись у основания, они удерживали мину вертикально.

– ПОМка, – определил тип противопехотной осколочной мины Браво и указал на нее Фугасу. – Усики видишь?

– Неа, – обрадовался Фугас.

– Автомат подержи.

Фугас накинул автомат Браво себе на шею, его автомат оставался за плечами стволом вниз. В левой руке старый сапер держал длинную суковатую палку – удочку.

Браво хлопнул по карманам штанов в поисках зажигалки, нашел, и зажав зажигалку в кулаке, встал на четвереньки.

– Как с этой миной работать, помнишь?

– Ну… – Фугас неопределенно дернул плечом.

– Тогда смотри, – Браво лег на живот и попластунски пополз к мине.

ПОМку выстрелил украинский «град». Упав на грунт, мина отбросила во все стороны леску, прикрепленную к взрывателю, и самостоятельно активировалась. Малейшее касание лески – взрыв. Как граната на растяжке, только помощнее и во все стороны.

Браво полз медленно, он четко различал блестевшие от росы нити лески, тянувшиеся к мине. Не коснуться! Оказавшись на расстоянии вытянутой руки, Браво, не вставая, зажигалкой последовательно пережег «усики» лески у самого взрывателя.