Крадущая жизнь

Это было случайное, мимолетное прикосновение. Моя рука скользнула по её запястью, чтобы удержать равновесие.

Мгновенно на меня обрушился поток энергии. Я почувствовала не просто ее усталость, а яркие, живые воспоминания: улыбка мужчины, смех детей на яркой лужайке, тревога за оплату какого-то "кредита". Я увидела весь калейдоскоп её маленькой, полноценной жизни. Это было тепло, сладко, опьяняюще. Я напиталась ею, как губка.

Женщина вздрогнула. Ее глаза расфокусировались, яркий румянец исчез с лица. Она пошатнулась, и этот ужасный светящийся квадратик выпал из ее рук. Она издала слабый, невнятный звук и потеряла сознание, упав прямо на пол вагона.

Я мгновенно поняла: способность сохранилась. Я по-прежнему была Крадущей Жизнь.

Но реакция людей была иной, чем в моём мире. Они не ужаснулись от вида иссохшего тела. Они запаниковали.

– Она что-то ей сделала! – Схватите её! Она ненормальная! – Нужно вызвать полицию!

Я была в ловушке. Люди, до этого отстраненные, теперь окружили меня, их коллективная энергия сжималась, превращаясь в угрозу. Они не видели моей магии, но видели моё странное одеяние и внезапный обморок попутчицы. Они решили, что я опасна.

Когда один крупный мужчина попытался схватить меня за плечо, я увернулась, используя инстинктивную скорость и силу, которые давала украденная энергия. Я оттолкнула его, и в тот момент, когда двери движущегося прямоугольника со скрежетом открылись очередной раз, я, словно дым, выскользнула из толпы.

Я бежала по странному помещению, которое называлась платформой, игнорируя крики и свистящие звуки. Выскочив на улицу, я вновь оказалась в хаосе, который казался теперь менее угрожающим, чем толпа, готовая меня судить.

Я остановилась в темном переулке. Новое тело тяжело дышало.

«Нужно понять этот мир. Нужно стать своей», – с холодной решимостью подумала я.

Я не могла питаться так открыто, не могла ходить в больничной сорочке. Мне нужна была маскировка. Мне нужна была информация. Мне нужно было затеряться.

Первоочередная задача – найти жилье и одежду, чтобы не привлекать внимание этих странных, легко пугающихся, но быстро объединяющихся людей.

Я осмотрела свои босые ноги. Начинать снова, с нуля, в мире, где нет ни кладов, ни вековых должников, будет сложно. Но я была Крадущей Жизнь. А этот новый мир, полный движения, шума и невероятной, бурлящей сути, был самым богатым охотничьим угодьем, которое я только могла себе представить.

Первые часы были пыткой. Голод отступил ненадолго, но какофония современного города продолжала давить на мой ошалевший разум. Я пряталась в узких грязных переулках, наблюдая за прохожими. Чтобы получить одежду и кров, мне нужно было действовать тихо, без привлечения внимания полиции, о которой так кричали в метро, именно так называлось место с движущимися прямоугольниками.

Первой целью стала одежда. Мне нужен был не только покров, но и маскировка. Ближайшие магазины были заперты, а кража на виду грозила провалом. Мой взгляд упал на задний двор большого здания, где висела веревка с постиранными вещами. Идеально.

Под покровом ночи я забралась на задний двор. Выбрав простую, темную одежду – широкие штаны, темный свитер и старые ботинки, я быстро переоделась. Сорочка была брошена в мусорный бак, как символ прошлого тела. Теперь я выглядела как одна из тысячи уставших жителей этого города.

Следующим пунктом было жилье, я не хотела оставаться в незнакомом мире ночью одна на улице. Я не могла найти золото, зарытое в земле, но я знала, что люди в этом мире оставляют свои отпечатки на том, что считают ценным.

Я инстинктивно потянулась к самым бедным и неприметным районам, где концентрация жизненной силы была ниже, а опасность вроде бы меньше. Нашла старый, обшарпанный дом с множеством крошечных окон – «общежитие» – гласила полу выцветшая табличка. Я проскользнула внутрь, прячась за тенями.

Голод был утолен лишь на треть. Мне нужен был более крупный, стабильный источник энергии, но не мертвый. Мне нужен был золотой ключ к этому новому миру.

В коридоре второго этажа я услышала тихий плач. Из приоткрытой двери комнаты номер семь доносились всхлипы.

Я заглянула внутрь. Девушка, лет двадцати, с волосами цвета меди, сидела на полу, обняв колени. Её комната была крошечной, заваленной странными книгами и бумагами.

Её энергия была сложной: сильная воля к жизни, но истощенная финансовыми проблемами, одиночеством и стрессом от "учебы". Идеальная жертва. Я могла бы поглотить её целиком, но…

Я остановилась. Убить её, значило получить лишь мимолетный приток силы и потерять окно в этот мир. Девушка была ключом.

Я постучала.

– Извините, – мой хриплый голос звучал уже более уверенно. – Вам нужна помощь?

Она вздрогнула, удивленно глядя на меня.

Я вошла и села на край кровати, придав своему лицу выражение растерянной печали, которое с таким мастерством скопировала у сотен своих жертв.

– Я… Я попала в аварию, – начала я, используя историю погибшей женщины. – Меня зовут Лайра. Я приехала из маленькой деревушки, искала работу, но… меня сбила эта… колесница. Я очнулась в лечебнице, а все мои вещи пропали. Я не помню многого.

Это была идеальная ложь. Частичная потеря памяти объясняла мою невежественность и мое странное поведение.

Девушка, ошеломленная и размягченная внезапным горем, забыла о своем плаче. Она была доброй, доверчивой душой.

– О, Господи… – Она поднялась. – Меня зовут Элла, Лайра, это ужасно! Как ты сюда попала?

Я рассказывала обрывки, смешивая правду про больницу с ложью про деревню, и, главное, не отводила от неё глаз, чтобы тонко подпитываться её сочувствием и жалостью. Эта энергия была мягкой и питательной.

Элла, как и ожидалось, проявила сострадание, которое в моём мире уже давно вымерло.

– Здесь не безопасно, – прошептала она. – Я не могу тебя так оставить. У меня есть матрас. Можешь пожить у меня, пока не встанешь на ноги.

Именно это мне и было нужно. Жилище и наставник.

Дни пошли своим чередом. Я жила в крошечной комнате Эллы, спала на полу, но была в безопасности. Я немного подпитывалась её энергией, но лишь до той черты, где девушка не теряла ясности ума и воли.

– Что это за "интернет"? – спрашивала я, изучая светящийся ящик, который Элла называла "ноутбуком".

– Это, ну, весь мир, Лайра! Все знания, вся информация, – с энтузиазмом объясняла Элла.

И очень сильно переживала, что мне так «сильно отшибло память».

Я же часами смотрела в ее "интернет". Узнавала о политике, моде, деньгах, "банках" и "кредитных картах". Я училась читать их странные, мелькающие символы и понимать, что "социальные сети" – это кладезь чужих жизней, открытых на всеобщее обозрение.

Я впитывала всю информацию и очень быстро поняла, что в этом новом мире люди добровольно выставляют напоказ свои мысли, чувства и, главное, слабости.

У меня было укрытие, одежда, я обрастала вещами и, главное, у меня был золотой ключ – доверчивая, полная жизненных сил Элла, которая, к счастью для себя, пока оставалась для меня более ценной живой.

Я должна была стать своей, чтобы начать новый, масштабный сбор жизненной силы. И этот странный, шумный, яркий мир казался мне самым идеальным местом для вечной жизни.

Первая встреча

Прошло полгода, и я стала мастером мимикрии. Моё тело, бывшее сосудом несчастной жертвы аварии, полностью окрепло, и я научилась контролировать свой энергетический голод. Элла стала моим незаменимым якорем. Она верила моей легенде о потере памяти, а я, питаясь лишь крохами ее сочувствия и дружелюбия, сохраняла её энергию для своих будущих целей.

Жизнь в городе, который Элла называла мегаполисом, требовала денег, этих странных бумажек и пластиковых карт. Мне нужна была подработка. Элла, сама студентка, устроила меня на простейшую работу: ночная уборка офисов в стеклянных высотках.

Это было идеально. Пока город спал, я двигалась по пустым коридорам, полным запаха полироли и свежей печати. Здесь я могла безопасно подпитываться. Я прикасалась к чужим вещам: столам, стульям, даже клавиатурам, впитывая остаточную энергию, которую оставляли после себя работники. Это были отпечатки целеустремленности, стресса, амбиций. Мелкие крошки, но достаточные, чтобы поддерживать тело и не привлекать особого внимания.

Но настоящая охота начиналась после смены.

Я поняла, что самым богатым и наименее защищенным источником чистой, бурлящей силы является пьяная молодежь. Каждую пятницу и субботу я отправлялась в шумные, темные заведения, которые назывались клубами.

Внутри царила оглушительная музыка, в воздухе разливались запахи алкоголя и чужого пота. Неоновые огни призывно пульсировали, а тела двигались в диком, первобытном танце. Здесь, среди хаоса, моя энергия чувствовала себя как рыба в воде.

Я скользила сквозь толпу, избегая лишних прикосновений, пока не находила нужную жертву. Пьяная молодежь, лишенная контроля и трезвости, была идеальной. Их жизненная сила, расслабленная и не сдерживаемая разумом, вытекала наружу, словно открытый кран.

Я выбирала парней и девушек, чья энергия была самой яркой: тех, кто громче всех смеялся, страстно танцевал или отчаяннее всех целовался. Случайное, мимолетное прикосновение в толкучке, на танцполе, или когда они просили «подержать напиток». Этого было достаточно, чтобы взять самый сок их страсти, радости и беззаботности.

Они не падали в обморок, как в метро. Они просто чувствовали внезапную, сильную усталость, списывая это на алкоголь или слишком долгие танцы. Я уходила, наполненная их огнем, чувствуя, как моё тело молодеет и обновляется.

Элла, моя добровольная наставница, имела на меня свои планы. Она считала меня «талантливой, но растерянной душой», которой нужно «вернуться к жизни».

– Лайра, послушай, – говорила она, когда мы сидели в нашей маленькой комнате. – Ты очень умная. Я вижу, как быстро ты все схватываешь. Ты выучила язык за полгода лучше, чем некоторые, кто здесь родился! Тебе нельзя работать уборщицей.

Она указывала пальцем на стопки своих учебников.

– Тебе нужно поступить в университет. Это твой шанс! Ты получишь диплом, а с ним придут уважение, деньги, а главное – контроль над своей жизнью.

Слово «контроль» привлекло моё внимание. Элла видела в образовании свободу. Я видела в нем власть.

В моём старом мире власть приобреталась золотом и долгами. В этом, новом мире, власть приобреталась знаниями и информацией. Чтобы стать по-настоящему неуловимой и могущественной, мне нужно было понять, как работают их «банки», их «законы» и их «технологии».

– Хорошо, Элла, – решилась я с почти искренним энтузиазмом. – Я поступлю. Научи меня как сделать это.

И с того дня моя жизнь разделилась на три части: ночная работа, субботняя охота в клубах и изнурительная учеба. Я вгрызалась в учебники Эллы. Я читала о физике, истории, экономике. Мне было легко, потому что многие «новые» идеи были лишь переработкой древних принципов, а мой разум, обремененный веками воспоминаний, быстро находил закономерности.

Я училась с жадностью хищника, готовящегося к решающему броску. Я знала, что как только я получу «диплом», этот новый ключ к могуществу, я смогу двигаться в высшие сферы, где жизненная сила не просто чиста, но и концентрированна: среди политиков, банкиров, олигархов, влиятельных людей.

Я смотрела в зеркало и видела молодое лицо, но мои глаза уже не отражали растерянности. Они отражали холодный, древний расчёт. Скоро я перестану быть тихой и незаметной девушкой и снова стану госпожой Лайрой, готовой основать своё новое, вечное царство в этом шумном, сияющем мегаполисе.

Моей целью был грант, который бы полностью оплатил мое обучение. Это дало бы мне необходимый статус без необходимости тратить украденные сбережения Эллы. После месяцев подготовки, я выбрала специальность, которая обещала наибольшую концентрацию власти и знаний: финансовое право и информационные системы. В этом мире деньги и информация суть два столпа могущества.

Однако, чтобы удовлетворить моё внутреннее, вековое любопытство, я обязательно включила в учебный план факультативные курсы: сравнительная мифология и история древних культов. Я хотела понять, как за столетия изменились легенды о существах вроде меня, и сохранились ли вообще знания о магии.

И вот это день настал. Аудитория была огромной, залитой ярким светом. Сотни молодых людей, полных свежей, бурлящей энергии, сидели за рядами столов, склонившись над бумагами и странными электронными планшетами. Концентрация жизненной силы была невероятной. Я чувствовала эту энергию, как густой мед.

Я сидела в самом дальнем углу, стараясь выглядеть серой и неприметной, как я и задумала. Я была одета в простую, но чистую одежду, мои черные волосы были аккуратно собраны, а глаза, в которых таилось знание сотен лет, были намеренно притушены.

Экзамен начался. Это было сложное тестирование на логику, математику и знание этого нового, безумного мира. Мой ум, привыкший к вековому анализу, быстро справлялся с заданиями. Я работала быстро, погруженная в процесс, но моё внимание внезапно привлекло тепло.

Оно шло не от людей, а от бумаги под моей рукой.

Я решала последнюю задачу, какой-то сложный логический парадокс. Мой мозг работал на полную мощность, используя всю энергию, которую я накопила за последние ночи. И, видимо, моя внутренняя, магическая сущность, которую я старалась держать под контролем, на мгновение вышла из-под него.

Бумага, лежавшая передо мной, начала медленно, тлеть.

Сначала это был лишь легкий, едва заметный дымок, похожий на пар. Но через секунду прямо под моей ручкой, которая продолжала писать ответ, образовалось маленькое кольцо угольков. Энергия, которую я излучала при пике концентрации, была настолько велика, что сожгла бумагу.

Тишина в аудитории была нарушена не моим криком, а громким кашлем сидевшего рядом студента.

Я мгновенно отдернула руку и прикрыла прожженное место локтем. Успев в последнюю секунду взять себя в руки, я моментально поглотила часть своего же испуга, чтобы унять внутренний огонь.

Но было слишком поздно.

Через всю аудиторию, как рябь по воде, пробежали шепотки. Студенты, сидевшие рядом, смотрели на меня с изумлением, переходящим в страх. Некоторые вскочили, привлекая внимание наблюдателей.

– Что случилось? – строго спросил один из экзаменаторов.

– У девушки… бумага загорелась, – пробормотал один из соискателей.

Я, сохраняя на лице маску невинного шока, которую освоила ещё в тавернах, быстро протянула экзаменатору слегка опалённый лист.

– Я не знаю, сэр, – сказала я голосом, полным ложного испуга. – Может быть, чернила были испорчены? Или свет слишком яркий?

Экзаменатор, человек науки, не мог поверить в самовозгорание бумаги. Он списал инцидент на стресс или чью-то глупую шутку, но обгоревший контур остался.

Я сдала работу и быстро вышла из аудитории. Мой план рухнул.

Я хотела быть серой, невидимой, чтобы спокойно изучать этот мир и его обитателей. Но теперь я была отмечена из-за этого досадного события. Я была девушкой, от которой загорелась бумага. Это экстраординарное происшествие мгновенно сделало меня объектом интереса.

Я чувствовала на себе взгляды будущих сокурсников. Я видела, как они показывали на меня пальцами.

– Смотри, это она! – шептали одни. – Та самая, что устроила пожар! – говорили другие.

Меня охватила волна досады. Не страха разоблачения, а именно раздражение от невольного внимания, когда оно мне было не нужно. Столетия я тратила на то, чтобы стать незаметной, чтобы моё присутствие было всего лишь фоном, а здесь, в этом мире науки и технологий, я внезапно выдала свою сущность из-за глупого логического парадокса!

Я знала, что теперь моё обучение будет осложнено. Придётся тратить энергию не только на учебу и охоту, но и на поддержание легенды.

Однако, когда я вспомнила, что уже скоро сяду в лекционном зале и буду слушать о древних мифах и легендах, в моём сердце шевельнулось предвкушение. Возможно, это внимание, этот небольшой инцидент, поможет мне найти тех, кто всё ещё помнит о настоящей магии. И тогда моя охота станет намного интереснее.

Уведомление пришло через две недели. Элла, не менее нервничавшая, чем я, первой увидела письмо в ящике электронной почты.

– Лайра! Лайра, смотри! – закричала она, задыхаясь от волнения. – Результаты!

Я подошла к старому, мерцающему экрану, сохраняя внешнее спокойствие. Элла быстро прокрутила список.

– Вот! финансовое право и информационные системы… Лана… – она запнулась. – Подожди… вот же! Лайра. Лайра… Поздравляем! Вы приняты на полный грант!

Я прочитала строчку, не дрогнув. Мой результат был в числе лучших, несмотря на странный инцидент с бумагой. Опыт столетий и концентрация украденной энергии сделали свое дело. На моём лице скользнула едва заметная, самодовольная ухмылка. Моя первая победа в этом новом мире. Золотой ключ был у меня в руках.

Элла, не заметив моего мгновенного триумфа, обняла меня, визжа от радости.

– Я знала! Ты просто гений! Теперь у тебя есть будущее! Ты сможешь вернуть свою жизнь!

Вечером, когда мы пили дешевый вермут, купленный ради этого случая, Элла стала участливо, с той же трогательной заботой, которую я тонко подпитывала, расспрашивать меня.

– Лайра, знаешь… ты уже полгода живешь со мной. Учишься, работаешь. Почему твоя память так и не вернулась? – её брови сошлись на переносице.

Я тут же приняла выражение печальной растерянности.

– Я не знаю, Элла, – мой голос был мягок, но в нём звучала скрытая сталь. – Врачи сказали, что это может быть временный блок. Иногда мне кажется, что я помню что-то… очень старое. Какие-то странные сны о лошадях, кострах, старых стенах.

– Может, ты жила в деревне, где было какое-то историческое поселение? – предположила Элла, пытаясь логически объяснить мои «сны».

– Может быть, – согласилась я, отпивая кислое вино. Я позволила ей думать, что я всего лишь запутавшаяся, потерявшая память девушка из глубинки. Мне было приятно видеть, как легко люди принимают самое невероятное объяснение, лишь бы оно соответствовало их представлениям о нормальности.

Я знала, что моя память никогда не вернётся, потому что она никуда не уходила. Она была моим проклятием.

Утро первого учебного дня было пропитано волнением, исходящим от сотен студентов. Я же шла в университет с холодным расчётом. Моя первая лекция как раз была сравнительная мифология и история древних культов. Этот курс являлся моим единственным допущением к чистому любопытству.

Я пришла в аудиторию одна из первых. Это была старая, полутемная лекционная зала, не тронутая современным ремонтом, с запахом пыли и старых книг. Я специально оделась максимально скромно: серый свитер, темные брюки, старая, но чистая обувь, чтобы слиться с фоном.

Я скользнула к заднему ряду, пытаясь прошмыгнуть на своё место незаметно, но тут же остановилась.

За преподавательским столом сидел он.

Молодой, невероятно красивый мужчина. У него были светлые вьющиеся волосы, спадающие на высокий лоб, и резкие, аристократические черты лица, которые могли принадлежать средневековому рыцарю или высокопоставленному жрецу. Он был одет не в строгий деловой костюм, а в простую, но дорогую вельветовую куртку.

Я почувствовала его энергию. Она была не кричащей, как у студентов, а глубокой, как бездонный колодец. Утонченная, но при этом невероятно плотная, как старое дерево. Он не выглядел полным энергией, но его внутренняя сила была огромна.

Когда я вошла, он поднял голову от старой, кожаной книги. Его серые глаза, обрамленные удивительно длинными ресницами мгновенно встретились с моими.

В его взгляде не было ни любопытства студентов, ни осуждения экзаменаторов. В его взгляде было знание. Знание о чём-то старом, о чём-то, что не могло быть забыто. Он смотрел на меня, скромно одетую девушку, не как на студентку. Он смотрел, как будто знал меня, но забыл.

На его губах, всего на мгновение, скользнула тень улыбки.

Меня пронзило чувство, похожее на тревогу. Столетия я была уверена, что никто не может меня распознать и теперь эта уверенность пошатнулась.

– Доброе утро, – произнёс он низким, бархатным голосом, который эхом пронёсся по пустой аудитории. – Меня зовут Габриэль Эйнсворт. Я ваш преподаватель.

Я опустила глаза и поспешила сесть. Впервые за долгое время я почувствовала себя не охотницей, а той жертвой, на кого смотрят и изучают. И этот Габриэль Эйнсворт не просто смотрел. Он что-то видел.

Аудитория быстро заполнилась. Студенты, полные утренней энергии и поверхностного любопытства, рассаживались с шумом и гамом. Я сидела в самом дальнем углу, стараясь максимально слиться с тенью, но остро чувствовала взгляд преподавателя, который, казалось, прожигал во мне дыру.

Лекция началась. Габриэль говорил о сравнительной мифологии, о том, как схожи сюжеты древних сказаний разных народов, о богах, героях и монстрах. Его голос был притягателен, а речь безупречна. Он мог бы говорить о древней истории, но его интонации были такими, словно он рассказывал о вчерашних событиях, о которых у него были личные сведения.

Не успела я толком сосредоточиться, как ощутила движение рядом. На место, которое я старалась держать свободным, присел высокий, смазливый парень.

– Привет. Меня зовут Макс. А ты та самая, чья бумага загорелась, да? – он улыбнулся, и его чистая, молодая, но абсолютно пустая энергия тут же ударила мне в висок.

Я ответила холодно, не поворачивая головы.

– Лайра. И это был просто плохой лист.

Макс не отступал, его слова были полны глуповатой самоуверенности. Он начал что-то говорить о моем имени, о мистической ауре и о том, как он сам обожает тайны. Мне стало тошно. Его поверхностная энергия была как дешёвое, слишком сладкое вино, пить его не хотелось, а от его запаха даже мутило.

Я почувствовала, как внимание Габриэля переместилось. Он говорил о скандинавских мифах, но его серые глаза, не моргая, смотрели прямо на нас. Он наблюдал за моей реакцией на Макса с почти научным, ледяным интересом.

Он ждет, что я сделаю? Он ждет, как я поведу себя? – подумала я с нарастающим раздражением.

Я, наконец, повернулась к Максу, и моё прикосновение было намеренно долгим. Мой взгляд скользнул по его руке. Я взяла его самоуверенность и немного беспокойства, которое он прятал за своей бравадой.

Макс мгновенно побледнел, его глаза расширились. Он перестал говорить на полуслове, почувствовав внезапную, необъяснимую усталость, словно его только что разгрузил тяжелый воз. Он нервно поёрзал, и, к моему удовлетворению, поднялся и пересел на три ряда вперёд. Это не осталось, конечно, незамеченным для преподавателя.

Моё же удовлетворение было недолгим. Когда я снова перевела взгляд на преподавательский стол, Габриэль Эйнсворт как раз перевернул страницу огромной, древней книги в кожаном переплёте.

Свет из окна упал на открытый разворот. Лектор начал говорить о сущностях, которые поглощают жизненную силу, известные в разных культурах как ламии или стриги, но его слова пролетели мимо меня.

Мой внутренний мир мгновенно заледенел. Я почувствовала ужасающий страх, который не испытывала с того дня, как нож жреца вошел мне в живот.

На странице, которую он открыл, были старинные записи и чернильные рисунки. И один из рисунков был посвящен существу, высасывающему жизненную силу.

Под схематичным изображением была подпись на латыни и рядом, крупным планом, портрет. Грубо, но поразительно точно выведенное чернилами лицо молодой женщины. Лицо было бледным, с высокими скулами, а глаза имели ту же странную, вечно молодую форму, что и мои. Это было не просто похоже. Это было моё лицо, то самое, которое сожгли на костре.

Я узнала себя, свою первую, самую красивую и самую неудачливую оболочку.

Рука, державшая ручку, задрожала. Внутри меня зазвенел колокол тревоги. Это не была мифология. Это была документация. В новом мире, полном технологий, кто-то сохранил записи, да ещё и с моим портретом.

Я подняла взгляд. Габриэль, словно зная, куда я смотрю, прервал свою речь.

–…и мы видим, как миф всегда повторяет реальность, не так ли? – произнёс он, его голос был мягок, но пронизывал напряжением.

Он оперся руками о стол, и его серые глаза, словно зеркала, в которых отражалась моя древность, цепко ловили мой взгляд. Он не просто смотрел. Он ждал. Ждал моей реакции. Ждал, когда я, наконец, признаю, что знаю эту книгу и это лицо.

Мне нужно было казаться напуганной студенткой, но внутри меня всё кричало о бегстве. И я поняла, что поступление в университет было не моим ключом к могуществу, а ловушкой, которую кто-то очень умный и очень древний расставил для меня.

След тени

Габриэлю Эйнсворту было всего двадцать восемь лет, и он уже занимал должность профессора в одном из старейших университетов. Природа наградила его не только острым, аналитическим умом, но и внешностью, которую таблоиды, за которыми он, к слову, никогда не следил, назвали бы «завидным холостяком». Светлые волосы, классический римский профиль и глаза, способные удерживать внимание аудитории, всё это создавало вокруг него ауру интеллектуальной и аристократической недоступности.