скачать книгу бесплатно
– Разве это обязательно?
– Именно так в твоем контракте записано. Или вас в военных училищах читать не учат?
– Ну почему мне всегда приходится спасать шкуры долбаных интелей, а?!
– Потому что такова твоя долбаная карма, друг. – Март хлопнул его по плечу, и мужчины рассмеялись.
Они давно сработались. Март легко поддерживал манеру разговора Бориса-Рэмбо, в чем-то она ему даже нравилась. В любом случае он считал, что с человеком по возможности надо общаться в привычном тому стиле: это облегчает взаимопонимание.
Правда, у Бориса-Рэмбо трудно было определить, насколько грубовато-беззлобная манера с шутками-подначками была в него встроена, так сказать, как базовая настройка (Март поймал себя на мысли, что о человеческих качествах рассуждает в тех же терминах, что о программах робота, и внутренне усмехнулся). А насколько являлась игрой, частью имиджа.
Во внешнем виде Борис-Рэмбо старался особенно подчеркивать свою солдатскую сущность. В этом ему помогала природа: он был невысокого роста и широкоплеч. Фигура выдавала человека, выросшего в социальном квартале. На нем практически всегда были армейские камуфлированные штаны с широким ремнем. На ремне висел охотничий нож.
Поскольку погода стояла теплая, то форму дополняли только зеленая футболка с обрезанными рукавами и бандана. С предплечья грозно поглядывал Джон Рэмбо, голый по пояс и с пулеметом наперевес. «Живая» татуировка.
Специалист по безопасности должен выглядеть отпетым воякой, тогда у клиентов больше доверия.
Никто не нанимает интелей для прогулок по опасным кварталам.
Хотя удивительно, что, несмотря на свое грубое воспитание, полученное в социальном квартале и военной школе, Борис где-то подхватил как минимум одно интеллигентное увлечение: полюбил древние фильмы.
– Как Одри? – спросил Март, когда они подошли к «хаммеру» Бориса-Рэмбо.
– Скачал ей новое приложение, – ответил Борис, щелчком пальцев дистанционно открывая багажник «хаммера». – Крик гагары. Это потрясающе. Слышал когда-нибудь?
Из багажника вылетели два дрона-охранника, которые должны были лететь рядом с машиной в пути по социальному кварталу.
– Гагар? – Март пожал плечами. – Нет.
– Ну, их-то как раз не обязательно. А вот когда девушка кричит, словно в небо рвется, это, я тебе скажу, что-то!
Март с трудом мог представить Одри, кричащую в постели птицей.
– Зачем наводить тюнинг? – Март почувствовал, что расстроен за Одри. – Ты относишься к ней как к гаджету.
– А кто она?
– Ты не догадываешься?
– Ха-ха, да ты же молодожен! – Борис рассмеялся и хлопнул Марта по плечу. – Прости, забыл, что у тебя медовый месяц.
Март промолчал.
– Ну что, садись. – Борис-Рэмбо взмахом руки дистанционно открыл перед Мартом дверь боевой машины. – Пора ехать.
По территории социального квартала они всегда передвигались на оборудованном системами защиты автомобиле Бориса-Рэмбо. Снаружи автомобиль выглядел воинственно, но внутри поддерживалась атмосфера вечеринки: неоновая дымка, мигающие огни, поющий мини-бар. Это тоже было частью рабочего имиджа Бориса-Рэмбо.
Броневик миновал контрольно-пропускной пункт социального квартала и заехал за стену, отгораживавшую унылую зону от большой земли. До школы они ехали минут пять-семь – она находилась недалеко от стены.
Март под охраной Бориса и дронов прошел в свой кабинет.
Ободранные коридоры заполнены пестрой толпой школяров. Их глаза не давали ни на секунду забыть, что Март здесь пришелец. Чужак из чужаков.
А чужакам в квартале веры нет.
«Шли бы учиться, ребятки. Нечего без толку по коридорам шарахаться». – Март подошел к своему офису, отделенному от общего школьного пространства серебристой стеной.
Борис-Рэмбо и дроны остались в приемной. Охранник тут же плюхнулся на кожаный диван и включил фильм на телестене напротив. А перед Мартом мягко раздвинулись двери рабочего кабинета.
– Я здесь! – повелительно произнес Март, стремительно войдя в кабинет. – Позови Дмитрия.
Приказ предназначался электронному школьному секретарю – программе для учителей, пронизывавшей все школьные стены.
– И выведи данные по последней школьной олимпиаде сочинений.
Кабинет был просторным, но напоминал пустую морозильную камеру. Стены и потолок блестели серебристым металликом, под ногами лежал белый пол. Никакой лишней мебели. Подчеркнутый минимализм.
В центре стоял рабочий стол, над которым сейчас поднимался прозрачный сенсорный экран с бегущими строчками. Туда закачивались сочинения учеников, и экран принимал удобный для Марта угол.
При необходимости голографические проекторы могли создать здесь какую угодно обстановку. Берег моря. Лесная полянка. Горная пещера. Да хоть марсианский пейзаж.
Но все это было бы только иллюзией. В реальности в кабинете существовали только стол, два кресла и книжный шкаф.
Март, кстати, не любил шкаф за технологичный дизайн: в холодных металлических гранях не чувствовалось души. Однако выбора не было. В кабинете мастер-учителя обязательно должен стоять шкаф с бумажными книгами.
Но настоящий шкаф из дерева здесь бы не вписался в интерьер. Пришлось согласиться на бездушную офисную мебель. Зато книги на полках были живыми: с кожаными корешками, шуршащей бумагой, захватывающими историями.
Март сел в свое кресло и сосредоточился на сочинениях.
Ему не хотелось терять времени. Пока Диму найдут, пока преподаватель отпустит, пока мальчик доберется до кабинета, пройдет минута, две, может, десять. Не сидеть же это время с пустой головой.
В сочинениях учеников он искал проблески таланта.
Такова работа: промывать, как руду, бесконечные строчки текстов. Вдруг где сверкнет золото мысли.
Возле дверей выросла голограмма преподавателя Скучаева.
– Здравствуйте, Март Григорьевич. Позвольте войти? – спросил Виталий Максимович Скучаев, стоявший в приемной.
– Что у вас? – недовольно спросил Март: он всегда с трудом отрывался от работы.
– Можно войти? – повторил просьбу Скучаев.
– Да, конечно. – Март вздохнул. Сердце погрустнело от предчувствия пустого разговора.
Голограмма исчезла, дверь открылась. В кабинет вошел Виталий Максимович – пожилой мужчина с затвердевшими морщинами и аккуратно уложенными короткими светлыми волосами. Выражение его лица выдавало человека, уверенного, что ничего нового в жизни уже не узнает.
Скучаев, на взгляд Марта, был типичным преподавателем из социального квартала. Мнения и представления таких людей о жизни зацементировались много лет назад. Именно это больше всего раздражало Марта в местных учителях.
Когда человек перестает удивляться, он превращается в камень. А чему камень может научить живого ребенка? От робота, кажется, было бы больше проку…
– Я хочу порекомендовать одну ученицу, – размеренно сказал Виталий Максимович, остановившись посредине между дверью и рабочим столом Леонидова. – Нику Лавину. Я сегодня послал вам ее данные в письме.
– Хорошо, я посмотрю, – холодно ответил Март.
– Она талантливая девочка, надо бы ее поддержать, – продолжил Скучаев.
– Да-да, понятно. Посмотрю.
Март не особо поверил словам преподавателя. «Может, она его родственница. Или подпевает ему и тем нравится. Или ему заплатили». В конце концов, учитель мог банально ошибаться. Однако Март в любом случае изучит портфолио ученицы и примет непредвзятое решение. Таковы его профессиональные принципы – стараться быть честным и незашоренным.
А от учителя хотелось поскорее избавиться.
– Виталий Максимович, я позвал Дмитрия. Можно попросить вас сходить за ним? Поторопите его, пожалуйста.
– Вы-ы… совсем… не открывали свою… почту? – В неторопливом голосе Скучаева послышалось нечто пугающее, будто от слов бежала черная тень.
– А в чем дело? – Март пристально посмотрел на преподавателя.
– Дмитрия убили. Сегодня ночью…
Глаза Марта расширились, внезапно его ударило в грудь чем-то тяжелым.
4.
Одиночество всегда струилось вдоль школьных плинтусов. Его сероватый дымок норовил пристать к школьникам. Он окутывал кроссовки или брючину, тянулся вверх. Если вовремя не заметить и не убежать от него, дымок мог обернуться шарфом вокруг горла и задушить.
Нику сегодня дымок не касался. Рядом шел Артем. Его рука обнимала и оберегала ее.
Встречные мальчики почтительно расступались, уважая спортивную звезду школы. Девочки в свою очередь бросали косые взгляды на Нику. Спокойно, подружки! Сегодня вы бессильны.
В ее голове вдруг вспыхнула картинка, на которой они с Артемом так же шли по школьному коридору. Только это выглядело совсем по-другому. На Нике было длинное красное платье до пят (почему-то виделось именно так, в реальности же в школе ходили кто в чем, и сейчас Ника пришла в шортах и рубашке). На Артеме белый костюм (в реальности – футболка и шорты-бермуды).
Почему-то Ника и Артем были изображены на ней со спины. Они шли бок о бок по школьному коридору, смотрели друг на друга вполоборота и смеялись.
Они были так заразительно счастливы, что на картине по школьному коридору от них разливался жаркий свет.
«Какими красками нарисовать счастье? Ой, даже не знаю. Надо искать. А блеск глаз? Я же вижу, вижу все это прекрасно! Но как сделать, чтобы увидели другие? Ка-ак?» – Желание начать рисовать картинку (и немедленно!) вспыхнуло настолько сильно, что вытеснило другие мысли.
На воображаемом рисунке их окружали другие девушки. Все – в купальниках и с обнаженными кинжалами в руках. Острия тянулись к Нике и Артему.
Одни девушки смотрели откровенно враждебно, другие фальшиво улыбались. Но каждая была сжата, как пружина, словно готовилась к прыжку. А дымок одиночества удавом обвивал их ноги.
Она представила цветовой редактор на своем электронном мольберте. Какой же все-таки оттенок подобрать для одиночества? В электронной палитре у серого больше двухсот пятидесяти оттенков.
Есть одиночество потемнее и посветлее. Можно подобрать тяжелое одиночество. Или легкое, как дымка. Короче, на любой вкус. Какой же оттенок ползет по школьному коридору?
Внезапно на ее запястье завибрировал школьный браслет. Ника посмотрела на руку. Там появилась голограмма – голова учителя биологии Виталия Максимовича. От него пришло сообщение.
– Ника, зайди, пожалуйста, ко мне, – требовательно произнесла голова-голограмма. – Я жду тебя в классе.
Что ему потребовалось? Скорее всего, какой-то мелкий вопрос. Можно и не ходить. Учителям в школе приходилось мириться с тем, что учеба здесь не нужна никому. Кроме редких чудаков-ботаников.
Лишь единицы найдут работу в социальном квартале. Попасть же на большую землю – мечта за гранью реальности. Здесь только удача поможет, из тех, что выпадает одна на миллион. Удел большинства – жить на пособие в социальном квартале, есть синтетическую пищу, жить в домах, предоставленных государством. Так есть ли смысл напрягаться в учебе?
– Я пойду, – сказала Ника, осторожно освобождаясь от руки Артема.
Это проверка: он не должен отпускать!
– Куда подорвалась? – ласково произнес он. – Забей. Потом сходишь.
В сердце Ники приятно укололо: Артем сделал шаг в правильном направлении. Оставалось закрепить успех.
– Нет, надо, – ответила она. – Ты же знаешь, он может позвонить папе. Лучше сходить сейчас.
Все знали, что у Ники строгий отец. Он был главой районной управы, его знали, уважали и побаивались, кажется, не только в округе, но во всем социальном квартале. В отличие от большинства родителей Роман Лавин – папа Ники – жестко спрашивал с дочери за учебу.
– Ладно, сходи, – после небольшого раздумья («Надо же, он умеет задумываться! Хм») сказал Артем. – Я все равно хотел в спортзал пораньше прийти. Надо кое-что с тренером перетереть с глазу на глаз.
Ника расстроилась. Он не должен был сдаваться! Не должен!! Сейчас их время. Мог бы твердо сказать: у нас есть еще час, и этот час мы будем вместе.
Ради него она нарушала запрет отца. Неизвестно чем закончится, когда все вскроется (а рано или поздно все, конечно, вскроется). Она шла на риск и вправе была рассчитывать на сильную руку милого. Такую руку, которая обнимет и крепко прижмет к себе, а не будет отпускать по первому требованию.
– Ладно, пока. – Ника вздохнула.
Артем истолковал ее вздох как печаль от расставания.
– Не расстраивайся, малек, завтра увидимся. Может, завернем куда-нибудь после школы? У меня тренировка будет позже.
– Хорошо. – Она деланно улыбнулась. Не стоит торопиться с выводами. Возможно, он еще исправится.
Они наскоро поцеловались и разошлись.
5.
В кабинет Марта принесли школьный браслет Дмитрия, ставший никому не нужным. Тонкая ленточка, служившая пропуском в школу, отслеживавшая передвижения ученика, принимавшая и отправлявшая сообщения, делавшая еще массу полезных вещей, теперь потеряла своего хозяина.
«Нет, это Я его потерял!» – Март взял браслет в руки. Дышать было тяжело: воздух не доходил до легких.
«Ты мог бы поторопиться. Ты мог быть настойчивей. Ты должен был его вытащить! Но ты, сволочь, плыл по течению…»
Ясно, почему сообщение о смерти не дошло вовремя. Сам Дмитрий значился у Марта в приоритетных адресатах. Однако «похоронку» направили с официального ящика школы, который Март когда-то давно записал в адресаты третьей очереди. Даже не второй.
Оттуда, как правило, приходила неинтересная ему казенная информация… Только не в этот раз. «Ты тискал Лаллу, а его убивали. Ты спал, а он умирал. Ты читал газету, а он был мертв! А все потому, что ты никуда не торопился. Размазня!»
Март начал ходить из угла в угол, сжимая в руке браслет. Вместо жара под кожей бежала едкая кислота. Сердце тяжелым камнем лежало в груди.
– Да не переживайте вы так, Март Григорьевич, – сказал представитель школьной администрации, сидевший на стуле для учеников. – Он же знал, что ему нельзя гулять ночью по району. Даже я предпочитаю там не ходить в темноте. Чего, спрашивается, его понесло?
