Зеленый прилив

Страшная огненная сфера поместилась в линзу только-только, с запасом всего в три-четыре миллиметра.

56. Река

Мы не могли, как мне кажется, почувствовать момента, когда ядерный взрыв проломил истощенную магию и поглотил Цитадель. Но мы почувствовали. Я почувствовал, а вернувшаяся к жизни Хайда потом говорила, что именно с этого осознания и ощутила себя вновь живой.

Провал во времени, который ей пришлось пережить, произвёл эффект удара пыльным мешком из-за угла. Жизнь возвращалась в эльфийку постепенно, медленно, поэтому выглядела она, да и в действительности чувствовала себя растерянно и плохо.

Сначала ожили только глаза, в которых сразу же проступила высшая степень удивления. Потом Хайду согнуло, вернулась сила в мышцы и она, уже почти посиневшая, смогла с хрипом вздохнуть. Мощная боевая энергия, слишком медленно стекавшая с пальцев, опалила руку, заставила колдунью дергаться в конвульсиях – но кричать она пока еще не могла.

Следующие полчаса Хайда провела в канаве. Её кидало из жара в озноб, тошнило, било мелкой дрожью от пережитого стресса и наложившегося холода. Я и сам-то озяб в одном нательном белье. Из «Латника» получилась отличная и очень крепкая авоська для ядерного взрыва, но самый минимум я себе оставил. А на Хайде без лат одежды было ещё меньше.

Ну ничего, пусть, быстрее очухается.

Наконец, взгляд женщины стал осмысленным, а движения – упорядоченными. Я снял с себя драную камуфляжную куртку, добавил к ней не менее замызганные штаны и кинул вниз. Хайда покрутила одежду в руках, обнаружила дыры, обрамленные бурыми пятнами, и поморщилась.

– С мертвецов снял?

– Не хочешь надевать – ходи голая.

– Это второй важный вопрос. Почему я голая?

– Потому что. Вела себя нескромно.

Она прищурилась. То ли не поняла и не поверила, то ли восприняла всерьёз и пыталась вспомнить. Немного поиграв в гляделки, сдалась и ухватила себя руками за голову.

– Что случилось? Я тебя не слышу. Вообще ничего не чувствую. И сил совсем нет.

– Добро пожаловать в мой жестокий мир.

Хайда огляделась по сторонам, словно только что сообразила, где находится. Холод брал своё, она явственно стучала зубами, поэтому начала резкими торопливыми движениями натягивать чужую одежду. Я не стал её больше мучать и рассказал, опуская детали, про последние события. С того момента, на котором остановился в своём рассказе Денис.

Про то, как орки помогли мне вытащить закапсулированную вспышку в башню. Как воткнули её в арку вместо ворот, снесенных-таки атакующими. Как держали оборону еще полчаса, пока термоядерный шар не заполнил весь коридор. И как я отказался эвакуироваться вместе с защитниками в Казематы, а выволок на себе Хайду, пару раз не со зла задев окаменевшей фигурой за углы и колонны.

Но кое-что я рассказывать не стал. Например, ей вряд ли было бы интересно узнать, что орки нашли и забрали с Земли своего полуживого офицера, который расстрелял все патроны, но даже на последнем издыхании продолжал держать оборону, сжимая в непослушных лапах последний метательный топор. Не стал я рассказывать и о том, как отправил всех выживших после осады гвардейцев через портал в Казематы. Почему так долго отсутствовал, припрятав «статую» в камышах, что я делал в последние минуты существования Цитадели, что забрал оттуда – всё это пусть остаётся для Хайды секретом.

В последний раз я выпрыгнул через портал на Землю, когда стены башни уже трещали под напором адского огня. Оставалось лишь молиться, чтобы защитная магия сдерживала излучение от ядерной реакции так же хорошо, как удерживала сам взрыв. Поскольку свет, к примеру, от шара исходил, это заставляло меня сомневаться: а не намотал ли он уже радиации столько, что счётчик гейгера в моём присутствии зашкалит и задымится?

Инстинктивный страх погнал меня бегом за пределы фабрики, подальше от портала, вниз, к реке. И я не мог, как мне кажется, на таком расстоянии почувствовать момента пробуждения ядерной мощи, потому что портальный камень разорвало на куски в то же мгновение. Но я почувствовал.

– Взрыв закрыл все переходы. Башни больше нет.

– А как же я?

– У меня был невелик выбор. Я решил, что ты не хотела бы остаться там после пробуждения Касфара.

Она подумала.

– А как же Эхор? И…

– Вадим?

Она отвела глаза.

– Не знаю. Будем надеяться, с ним всё будет хорошо. Эхор всего лишь защищал тебя. Если Касфар одумается, то вместе они смогут защитить и Вадима.

Она открыла рот, чтобы задать очередной глупый вопрос, но осеклась, понимая, что я знаю о будущем не больше неё самой.

– Получается, я должна жить здесь и никогда не смогу вернуться домой?

– Ну, тут у тебя тоже есть выбор. Можешь подобрать себе дерево повыше и веревку покрепче.

Она не поняла. Порылась в памяти, после чего лицо её вспыхнуло от ярости.

– У низшей расы и шутки низкие!

– Ну вот, – рассмеялся я. – Другое дело! Как в добрые старые времена.

Хайда быстро скисла и спросила, подойдя ко мне почти вплотную:

– Как же я смогу здесь жить? Мне страшно.

Удивляясь сам себе, я обнял её.

– Не бойся, кошка. Что-нибудь придумаем.

57. Лагерь

С броневика десантники пересадили нас на старую потрёпанную «буханку», а уже она доставила в расположение лагеря.

В пригородах шла активная зачистка. Долго скучавшие по окопам войска наконец-то пришли в движение и медленно выступили, постепенно сжимая кольцо и досматривая каждую кочку, каждый куст. Не только из опасений упустить живого орка, но и по строжайшему приказу: не оставить никаких следов инородной технологии, собрать и вывезти всё до последней внеземной гайки.

Насчет «не оставить никаких следов» – это было, конечно, наивно. Командование пыталось сохранить «тайну Венского леса», как выразился бы мой армейский старшина, доведись ему принимать участие в этой операции. Любую найденную необычную вещь солдаты первым делом проверяли на возможность прикарманить в качестве сувенира. Молодые офицеры задолбались бегать вдоль цепей и ощупывать подчиненным одежду. И только самые опытные, посмеиваясь, не пресекали археологических изысканий. У их бойцов место в карманах давно кончилось, потому и сбор трофеев в специальные пронумерованные мешки шёл без замечаний. А что касается прикарманенного, так ведь всё равно особисты обыщут каждого без исключения, сразу же по возвращении на базу.

Одна из таких поисковых партий подобрала нас с Хайдой. Вернее, это мы умышленно спрятались от первых нескольких групп зачистки, в которых по внешности и экипировке угадывались опытные боевые подразделения. Они были сейчас слишком возбуждены и слишком бдительны, как бы чего не вышло. А вот цепь азартных поисковиков-срочников – то, что нужно.

Нас встретили, наспех расспросили, кое-как обогрели. Связались со штабом. Выделили конвой и скорее пошли дальше, чтобы не рвать цепь. Примчавшемуся через четверть часа на БТР майору я назвал позывной отряда, но он не слишком-то впечатлился, а я не настаивал. Выполнил, скажем так, обязанность, а торопить события ни к чему. Надо сперва осмотреться, разобраться в ситуации и решить вопрос с Хайдой.

Конвой по-быстрому сняли, отправили догонять своих. Нашей охраной озаботились трое десантников. Получив по рации дополнительные инструкции, они достаточно бережно погрузили обоих на броню и повезли в сторону знакомого посёлка.

Там уже развернулся фильтрационный лагерь, битком набитый подобранными на освобожденных территориях людьми. Большую часть из них составляли те самые пленники, которых мы вывели из мира Колыбели. Но были и другие, не менее замызганные, грязные, уставшие, чудом выжившие в том аду, который представляла собой орочья оккупация.

Но вот я даже предположить не мог, что в карантинной зоне будет так лютовать контрразведка. Всех досматривали, под видом дезинфекции отбирали одежду, затем устраивали жесточайший допрос, фиксируя каждое обронённое слово. Вроде бы мы радикально отличаемся от орков, их диверсанту в ряды людей не просочиться, какие могут быть подозрения? Ан нет, проверке подвергали всех поголовно, и проверяли очень тщательно.

Появилась мысль, что снова всему виной не иноземное вторжение, а банальные политические игры. Возможно, здесь не ждут диверсантов от орков, а пытаются скрыть информацию от таких же людей извне. Невольно на ум пришли рассказы ахеев и цептан про то, как взаимное недоверие привело к гибели целых миров.

Как бы то ни было, Хайде сейчас проверки совершенно ни к чему.

– Подожди, майор! – крикнул я, разворачиваясь обратно и словно невзначай увиливая от пары встречающих солдат. – Ты что, хочешь меня тут оставить? Это что вообще такое?

– Инструкция. Всех обнаруженных в запретной зоне доставлять в фильтр для проверки.

Один из солдат нетерпеливо положил ладонь мне на плечо, считая разговор оконченным. Я раздраженно шикнул на него и сбросил руку.

– Майор, да ты обалдел? Я тебе что, дезертир из посёлка? Я же сразу сказал, из какого отряда и с какой миссии возвращаюсь. Я раз-вед-чик! Ты в штаб доложил?

– Ну вот доеду, так и доложу, – флегматично пожал он плечами и смерил меня оценивающим взглядом. Солдат настойчиво тянул за рукав, а второй даже скинул автомат с плеча.

– Доедешь? Через сколько ты доедешь? Ты понимаешь, что у меня разведданные, совершенно секретные? Вызови штаб, сообщи про меня!

Майору очень не хотелось со мной возиться. Но я вёл себя достаточно борзо, так обычно разговаривают люди, имеющие права и основания. Поэтому он сунул голову в люк своей машины, взял тангетку и передал, что я просил. Выслушал ответ и удовлетворенно указал мне на лагерь.

– Слышишь, разведчик? Говорят, не знают такого отряда. Но вон там как раз специалисты по секретным сведениям работают, им всё и расскажешь. Забирайте его, ребята.

Всё еще упираясь, но в меру, чтобы не получить прикладом по спине, я заорал:

– Дурак ты, майор! Там же радиация! А передовые отряды без датчиков!

Солдаты и гражданские за проволочной оградой при слове «радиация» стали поворачиваться и вслушиваться.

– Ну что, сменяешь их жизни на свою лень? Надеюсь, старик Анатольич тебе лично башку оторвёт!

Мне не было видно, как отреагировал майор. Можно было только надеяться, что генерала, отправлявшего наш отряд на операцию, майор знает.

Солдаты продолжали тащить нас дальше, крепко держа за локти и не давая оглянуться. Только вдруг на КПП перед фильтром зазвонил телефон, дежурный выслушал и приказал конвою остановиться. А от бригады дознавателей уже бежал в нашу сторону другой майор, не в зелёном, а в синем камуфляже.

– Вы… один? – спросил он меня, глядя на те жалкие остатки, которые недавно были лучшей в мире боевой экипировкой.

– Двое. Остальные погибли.

– Женщина тоже из отряда?

– Нет, это моя нев… – я осёкся, решил сказать иначе, чтобы избежать новых вопросов. – Жена моя, Марина. Она тоже была с отрядом в городе. И переходила на территорию противника. Её сведения не менее ценны, чем мои, и совершенно секретны. Я её здесь одну не оставлю, тем более, что она контужена.

– Возвращайтесь к машине, – закивал офицер. – Вашу личность подтвердили, доставку в штаб немедленно организуем.

Пока мы шли обратно к БТРу, Хайда смотрела на меня, как еще не смотрела раньше. Интересно, что за эмоции сейчас в ней бурлят? Ничего-ничего, не мог же я ляпнуть, в самом деле, что привёл с собой колдунью из другого мира?

Уж если я чему и научился, побывав в мире «высших» рас, если что и перенял от них, так это принцип: в войне сильных побеждает самый хитрожопый. Так что совесть меня мучать не будет. Какую-то легенду надо было придумать, вот она и придумалась сама собой. А её светлость ничего, потерпит. Быстрее привыкнет к местным реалиям.

Дальше было просто. Александр Анатольевич встречал нас возле штабной палатки. Он пытался сохранить бесстрастное выражение лица, но когда я докладывал о судьбе отряда – желваки у него на скулах предательски дёргались.

Историю я максимально упростил, чтобы потом не путаться, когда буду пересказывать в сотый раз очередному следователю. В том, что вопросы непременно появятся, даже не сомневался. По той же причине и приукрашивал события совсем немного, только там, где это было необходимо. В частности, всё случившееся за пределами нашего мира укладывались в два коротких отрывка: как мы нашли и отбили у орков ядерную ракету, да как мы с потерями прорвались и уничтожили Цитадель.

Весть о радиации долетела до штаба раньше скрипучей, кашляющей двигателем «буханки». И первым делом военные проверили мою догадку насчёт радиоактивных выбросов из порталов в момент ядерного взрыва. Быстро выслали к первому известному адресу, фабрике, машину с аппаратурой.

Когда сняли показания – оперативно раздали всем подразделениям датчики излучения. К концу дня удалось найти около тридцати фонящих участков. Не слишком опасных, потому что одни порталы разрушились слишком быстро, пропустив в наш мир самый минимум радиоактивной пыли, а другие стояли слишком далеко от Цитадели, чтобы радиация успела до них добраться. Эти порталы просто выключились, как только сгорела башня.

– Товарищ генерал, ещё очень важная информация. Первым делом требуется полный медосмотр всех, кто выходит из запретной зоны. Пусть врачи ищут любые открытые раны с сильными воспалениями.

– Неизвестная болезнь? Мы уж надеялись, что пронесёт.

– Да. Скорее всего, опасный грибок. Передаётся с кровью. Наша группа потеряла Николая из-за такого заражения.

Генерал отдал распоряжения, заодно сразу распорядился о медосмотре для меня и Хайды. Она уже отошла от первого шока, а усталость подавила в ней страх. Так что выглядела моя спутница вполне естественно. Ладони с необычно отстоящими пальцами держала в карманах, острые уши скрывала в копне грязных волос, а других отличий олт человека на глаз было и не найти. Если даже «супруга» кое-кому из допущенных в палатку показалась странной, они легко списали всё на контузию, про которую я повторил раз пять.

Постепенно Хайда даже смогла восстановить способность слышать мысли. Только вот присутствие большого количества «громко думающих» людей нещадно лупило по её чувствам. С большим трудом она собрала волю в кулак и осторожно постучалась в мой разум. Я раскрылся. Неприятно, зато дальше мог подсказывать ей, как себя вести, что отвечать на те или иные вопросы.

Можно сказать, мы легко отделались. К медосмотру Хайда уже освоилась настолько, что не стала даже просить отсрочки. Вернулась через полтора часа вместе с военврачом, который вертел в руках толстую медицинскую карту. Хайда оказалась вполне здоровой, сильно уставшей и легко контуженной представительницей рода человеческого. Судя по почерку, врач лично заполнил все страницы до последней точки, но вот хоть убей – не помнил, как он это сделал. И не осознавал, почему его это совсем не беспокоит.

Окрылённый успехом, я теперь боялся только одного: публичной встречи с родственниками. Её, как и серию «случайных дружеских бесед» организовали ушлые контрразведчики.

Если с моей роднёй всё было понятно и просто, то встречу тёти Наташи с «дочерью» я прокрутил в голове в десяти разных вариантах. У всех был неприятный финал. Выбраться с территории штаба и предупредить несостоявшуюся тёщу, что ей предстоит пережить, у меня возможности, по понятным причинам, не было.

Сохранялась некоторая надежда на способности Хайды. Мне представлялось, что она могла бы повлиять на сознание Натальи Сергеевны и внушить психологически верную реакцию при встрече. Или хотя бы выровнять поведение, не дать наговорить лишнего.

Хайда развеяла этот вариант слёту. Объяснила, что не способна выделить одного конкретного незнакомца из тучи галдящих без умолку разумов. Для уверенного воздействия требуется длительный и доверительный контакт, лучше всего наедине. Вроде той беседы, которую затеял медик в своей палатке, за что в итоге и поплатился временной утратой самостоятельности.

Тётя Наташа была калачом тёртым. Несмотря на повышенную, как мне казалось, эмоциональность, она сохраняла живой твердый разум и удивительную женскую интуицию. Недаром же до последнего отказывалась уезжать из дома в начале нашествия, словно чуяла беду, грозящую дочери. Думаю, грубую попытку влезть к ней в голову без спроса она почует моментально. Задёргается, может впасть в панику, выйдет только хуже.

Когда тётя Наташа вошла в сопровождении двух очень внимательных офицеров при оружии, я всё-таки попытался шагнуть к ней навстречу и заговорить первым. Меня тут же ухватили за локоть, стиснув руку так, что слова застряли в горле.

– Марина? – неуверенно спросила женщина, близоруко щурясь на свет.

– Да, мама! – как договорились, крикнула Хайда. – Я здесь!

Наталья Сергеевна смотрела сначала недоумённо. Потом испуганно. Потом…

Потом тётя Наташа вскинула руку к лицу, из глаз её брызнули слёзы, палатка огласилась громкими неразборчивыми причитаниями. Я понял, что всё пропало. Колдунья всё-таки не смогла применить свои способности, или не рискнула.

Но тут Хайда в ответ тоже завыла в голос, один к одному копируя поведение «матери». Затем с силой отпихнула стоявшего на дороге пузатенького полковника и бросилась вперед.

Думаю, что чисто инстинктивно, от неожиданности тётя Наташа вытянула руки. Мне, по крайней мере, казалось, что это жест защиты от самозванки. Но «дочка» перевела и это движение в свою пользу, ловко скользнула между протянутых рук, сама обхватила «маму» и зарыдала у неё на груди, одновременно нашёптывая что-то на ухо.

Тётя Наташа подняла глаза на меня. Ну и что я мог сделать в ответ, кроме как кивнуть, для верности зажмурив глаза, чтобы уж наверняка всё было понятно?

Как я уже сказал, тётя Наташа была умной и схватывающей на лету дамой, поэтому спорить не стала. Какой бы жуткой не стала для неё новость, моя тёща обхватила руками самозванку, и обе они заголосили пуще прежнего. Не притворяясь.

От радости, разумеется. И немножко – от пережитого стресса, о чём я не преминул заметить самому вредному из штабистов, тому, кто вцепился мне в локоть.

58. Эпилог

Из посёлка (новенького, свежеотстроенного, с иголочки) я выезжал со спокойной душой. Хотя все окрестные территории по-прежнему считались режимными, впускали и выпускали в каждый сектор только после проверки документов и досмотра транспорта. А на каждую отлучку за «большой периметр» вообще требовалось специальное письменное разрешение за подписью минимум замминистра. Меня всё это не сильно волновало.

Во-первых, я сам теперь служил не на последней должности в службе безопасности «Периметра», недавно созданной государственной конторе с прямым подчинением командующему национальной гвардии. Во-вторых, за новогодние дежурства мне накапало уже с пяток отгулов. Я без стеснения при первой же возможности выбил их, завизировав рапорт и командировочный пропуск у командира.

Возможно, еще год назад, до начала всей этой истории, меня начала бы мучать совесть за брошенных без предупреждения коллег (совершенно беспочвенно, поскольку выходные я действительно выслужил). Но с тех пор многое изменилось. Не без оснований я слыл среди сослуживцев скрытным, неразговорчивым, подозрительным и вообще, самым упёртым из всех инспекторов. Рядовой состав после дежурства со мной жаловался друг другу в курилках, как трудно меня в случае «залёта» упросить или заболтать.

Разумеется, сам я был в курсе таких разговоров. Мало того, умело подогревал их. Хотя в душе считал, что реальность разговорам не соответствует, но поэтому и старался, порой даже переигрывал. Пусть верят. Наивность и нерешительность 20-летнего сержанта запаса осталась там, в горах, вместе с погибшими и пропавшими без вести ребятами.

На ходу выдумывая аргументы, я беззастенчиво схитрил, даже с некоторой долей хамства, выкроив к отгулам лишние полдня прямо сегодня, уже с обеда. Так что можно было выезжать.

Ждать подвоха: внеплановой проверки особого отдела или негласной слежки – не стоило. Все документы я предъявил на седьмом КПП, откуда начиналась дорога вглубь закрытых земель, в сторону бывшего города. Бумаги у меня были в полном порядке, а разрешение на постоянное ношение любого оружия подписано первым замом. Да и в лицо меня теперь здесь знает практически каждая собака. Такова незваная, но неизбежная слава, ползущая впереди единственного выжившего из целого отряда спецназа. Того самого, почти легендарного отряда, который остановил вторжение.

Ну да, да, конечно. Разумеется. Не было никакого вторжения. Официально, катастрофу вызвал внезапный паводок в горах. Настолько мощный и неожиданный, сопровождавшися такими селями и оползнями, что город полностью стёрло с лица земли. Факт затопления долины подтвердили и спутниковые снимки, и облетевшие местность на вертолёте инспекторы, включая международных.

Конечно, как минимум половина из них (а я думаю, что все) были вовсе не сотрудниками гуманитарных организаций, а агентами иностранных разведок. Мы это знали, но лететь в город позволили, потому что скрывать там было нечего. Орочьи черви-копатели на самом деле хорошо поработали с ландшафтом. Мы, разве что, переживали, чтобы в момент инспекции не вылез на поверхность Клаус – случайно пропустивший эвакуацию последний из этих гигантов. С его нейтрализацией мы возились потом, считай, еще полгода, и этой истории можно посвятить отдельную книгу.

А на тот момент всё, что уцелело в городе, залили килотоннами воды «страховочные» порталы Касфара. Когда в армии зеленокожих назрел бунт, вернуть войска обратно позволяла только угроза затопления планеты. Короче, когда инспекторы и шпионы попали в зону катастрофы, у них не было повода сомневаться: город сметён селевым потоком с гор и превратился в грязное болото.

Моя машина миновала КПП без проволочек. Выбравшись на шоссе, изрядно потрёпанное за лето колесами тяжёлой армейской техники, я прибавил газа. Тянуть дальше нет сил, и так ждал почти год, пока прекратятся проверки, улягутся все подозрения. Доступ, опять же, получить не так просто. Руины ещё много лет будут считаться «заражённой», категорически закрытой для людей зоной.

Информацию о заражении умные головы в штабе операции не разглашали общественности. Умышленно тянули до последнего, пренебрегали нарастающим валом слухов и домыслов. Зато, когда в прессе стали открыто публиковать результаты анализов воздуха, исподтишка сделанных всё теми же псевдоэкспертами, а также воды из реки ниже по течению, то ни у кого уже не возникло повода усомниться в самом факте заражения.

Химики в разных странах мира, независимо друг от друга, обнаружили в пробах следовые концентрации опасных хлористых и азотных соединений. Некоторые лаборатории пошли дальше и вполне конкретно заявили: выявлены признаки применения боевых отравляющих веществ, в том числе – бензиловой кислоты.

После таких обвинений военные «вынужденно» сделали официальное заявление, в котором признали этот факт. По их версии, на пути оползня в момент катастрофы оказались старые законсервированные военно-химические лаборатории, а также хранилища реактивов и отходов. Там, помимо прочего, складировалась крупная партия боевой химии, изъятая полгода назад у международной бандгруппы при попытке контрабанды через границу одной южной республики. Когда аномальный южный циклон, бушевавший над регионом, спровоцировал сход горной породы, всё это могло оказаться в воде и воздухе.

Больше ничего военное ведомство не уточнило, от дальнейших комментариев отказалось. Только отметило, что войска химзащиты были задействованы с первого дня. «В тесном сотрудничестве с МЧС все последствия ликвидированы, сейчас обстановка ежедневно мониторится и угрозы за пределами охраняемой зоны нет», – гласил пресс-релиз.

Название и объемы попавшей в атмосферу химии журналисты дальше додумывали сами. Одна за другой по всему миру посыпались статьи, рассказывающие, со ссылкой на источники в силовых структурах, про тонну конфискованного химического оружия неизвестного происхождения. И про то, каких бед может натворить всего одна капля вещества BZ, если его неосторожно вдохнуть или выпить.

Что за источник сливал журналистам эту чушь, я прекрасно знал. Он сидел надо мной, этажом выше, носил погоны генерал-майора и строго придерживался согласованного с контрразведкой графика «утечек». Легенда про BZ была придумана потому, что эту гадость можно было незаметно распылить у границ запретной зоны, гарантировав попадание в лаборатории иностранных спецслужб. И только это вещество могло вызвать у населения массовые панические галлюцинации, при тяжелых отравлениях длящиеся несколько дней без перерыва, ведь именно на галлюцинации военные пытались списать все разговоры о вооруженных гигантских ящерицах, захвативших город.

Наконец, именно это вещество синтезировали в нашей стране в очень скромных количествах, а затем отчитались о полном уничтожении в рамках договора о ликвидации химического оружия. С другой стороны, несколько стран с недоброжелательной внешней политикой ежегодно производили состав BZ тоннами. Таким образом, если бы одно из этих государств проявило к инциденту слишком нездоровый интерес, у наших военных появлялся повод спросить на весь мир: а откуда же взялись несколько цистерн запрещенного вещества на нашей границе? Никто не хотел быть упомянут даже в версиях и предположениях, поэтому тему лишний раз не поднимали.