Капитан Сатана, или Приключения Сирано де Бержерака

– Вы говорите, что граф де Лембра пытался отравить вас? Хотя это обвинение совершенно немыслимо, но мы поговорим о нем серьезно. Чем докажете вы справедливость ваших слов?

– Граф прислал мне две бутылки вина. Присланный им человек на мои вопросы ответил, что это дар от неизвестного сострадательного лица. Подобное сострадание показалось мне немного непонятно и подозрительно. И если бы вовремя не предупредили меня, я бы уже не был жив.

– Вас предупредили? Это довольно загадочно, ведь вы были все время под замком и не имели сношений с остальным миром?

– Я не могу сообщить ни способа этого предупреждения, ни имени предупредителя, а только утверждаю факт, – и это должно вас удовлетворить тем более, что я могу представить вам доказательства.

– Хорошо. Объясните же, что случилось с этими отравленными бутылками?

– Одну я сейчас же в сердцах разбил, а другую спрятал у себя в камере за камнем скамьи, на которой я сидел. Пошлите кого-нибудь из ваших людей за ней и он без труда найдет ее.

– Предупреждаю вас, что если вы устраиваете все это для проволочки, вы жестоко поплатитесь за это!

– Повторяю, пошлите в мою камеру, – ответил Мануэль.

Посланный скоро вернулся с запыленной закупоренной бутылкой в руках.

– Что-о? Так это действительно правда! – пробормотал судья.

– Налейте, пожалуйста, несколько капель этой жидкости в стакан, – говорил Мануэль. – Яд, смешанный с этим вином, так силен, что даже несколько капель этого вина способны убить человека! Теперь попробуйте, пожалуйста! – продолжал он, когда просьба его была исполнена.

Судья и секретарь обидчиво переглянулись. Мануэль невольно улыбнулся.

– Что же вы, насмехаетесь, что ли? Если несколько капель способны убить человека, так как же я могу попробовать это? Или вы хотите, чтобы я сделал пробу на одном из присутствующих? – сурово спросил судья.

– Сохрани Бог! Не на человеке, а на животном можно сделать эту пробу!

– У тюремщика есть кот, – робко предложил секретарь.

– Что? Кот в присутственном месте? Перед распятием? Впрочем… разрешаю! – важно проговорил судья.

Несколько минут спустя тот же сторож явился с хорошеньким беленьким котом. Закрыв глаза и умильно мурлыкая, он, ласкаясь, сидел на руках несшего его солдата.

– Посмотрим! – проговорил судья.

– Обмакните, пожалуйста, кончик пера в это вино! – проговорил Мануэль, вставая, и, пододвинув к носику кота перо, обмоченное в вине, с любопытством взглянул на красивое животное, которое, тщательно вылизав сладкое вино, по-прежнему мурлыча, стало тереться об рукав молодого человека.

– Ничего? – удивленно проговорил Мануэль.

– Что же?

Обмакнув перо и быстро проведя его по губам, Мануэль невольно побледнел: прежнего жжения уже не чувствовалось. С отчаянием схватив тогда стакан, он залпом выпил всю находящуюся в нем жидкость.

– Что вы делаете? Вы отравитесь! – испуганно крикнул судья.

– Не беспокойтесь! Само небо против меня! Здесь нет яда! – горько улыбаясь, ответил Мануэль.

– А, так вы изволили насмехаться над нами! Игрушку себе нашли? – крикнул взбешенный судья.

– Что же делать? Так, видно, Богу было угодно. Лишь одна бутылка была с ядом, и именно та, которую я так неблагоразумно разбил, здесь же – чистейшее вино!

– Мне нет дела до этого! Это наглое издевательство! – кричал рассерженный судья. – Но я говорил, что вы жестоко поплатитесь за всю эту комедию! Вина ваша доказана, так как обвинение графа в клевете, которым вы хотели оправдать себя, оказалось ложно. Повторяю еще раз, сознаетесь ли вы в своей вине?

– Нет, никогда! – решительно проговорил Мануэль. По знаку судьи палач и его помощники приблизились к осужденному Грубо свалив его на землю и связав ноги и руки крепкой веревкой, они быстро привязали его к кольцу на земле и к свешивавшимся со стен веревкам.

Блоки заскрипели, и Мануэль почувствовал, как хрустнули кости рук, выскочив из суставов; все его тело повисло почти в горизонтальном положении, в то же время палач пододвинул под него деревянные козлы; тело, натянутое донельзя, все выпятилось и еще больше натянуло веревки. Это были приготовления к пытке водой.

– Первую обычную порцию! – приказал судья.

Палач молча подошел к Мануэлю и, длинной железной лопаточкой разжав стиснутые от невыносимой боли зубы Мануэля, всунул между ними конец воронки. Затем, медленно взяв из рук помощников жбан, наполненный водой, не спеша влил ее в рот подсудимого. Второй, третий жбан последовали за первым, а Мануэль молчал.

Нужно было начать «необычную» порцию. Судья и палач немного смутились и пытливо взглянули на своего пациента Лицо его побагровело, жилы вздулись, глаза готовы были выскочить из орбит от ужасной боли.

– Признайтесь в своей вине! – сурово повторил судья.

– Нет!.. – еле слышно прохрипел Мануэль.

– Вторую, «необычную»! – приказал судья, отворачиваясь.

Лицо Мануэля совершенно посинело, он закрыл глаза и вдруг успокоился… – Умер? – спросил один из помощников палача.

– Нет, обморок… задохнулся! – коротко ответил палач и взглянул на судью, как бы спрашивая у него дальнейших приказаний.

– Довольно! Развязать! Я еще не встречал подобного упрямства! – с досадой проговорил судья.

Поспешно развязав узника, палач с помощниками перенесли его в соседнюю с застенком комнату и отдали на попечение врача.

XXI

Зилла провела ужасную ночь, то порываясь к запертым дверям, то снова с плачем бросаясь на кровать, наконец, под утро проснувшаяся старуха освободила ее из-под замка.

Цыганка быстро сбежала вниз, намереваясь сейчас же отправиться к Сирано, как вдруг на пороге ее остановил один из участников ночной облавы на Сирано.

– Зилла, куда вы? – спросил он, загораживая ей дорогу.

– Какое вам дело? – ответила цыганка, хмуро глядя на бродягу.

– Я к тому, Зилла, что если вы идете искать брата, то я могу указать вам, где можно найти его. Да только, что же, это дело напрасное…

– Что хотите вы сказать этим?

– А то… что… он убит! – пробормотал бродяга.

– Убит… – повторила Зилла задумчиво.

Это известие не особенно огорчило ее: последние происшествия уничтожили остатки ее любви к брату, и теперь она скорее была поражена неожиданностью этого известия, чем горем.

– Как это случилось? – спросила она после минут ной паузы.

– Брат ваш погиб в отчаянной схватке.

– Вы хотите сказать, что он попался в западню, приготовленную им самим для другого? Кто убил его?

– Да тот, кого мы ждали. Я не знаю, как его звать.

– А что с тем случилось, кого вы ждали?

– Он тоже убит. Я остался там до конца и смотрел из-за угла. Тот, кого мы все поджидали и который убил Бен-Жоеля, был убит тем барином с улицы Сен-Поль, к которому брат ваш нанимал нас для этой работы.

– Граф! – воскликнула цыганка. – Так вот он, конец нашим надеждам! Теперь уж некому нам помогать! Бедный Сирано! – пробормотала цыганка, грустно опуская голову.

– Теперь мне надо подумать о Мануэле! – проговорила она, решительно направляясь к судье.

Жан де Лямот, только что выслушавший доклад о результате допроса Мануэля и пораженный упрямством и настойчивостью молодого человека, велел немедленно впустить просительницу.

– Господин прево, я пришла просить у вас правосудия.

– Что вам опять от меня нужно?

– Я прошу вас выслушать меня; я пришла доказать невиновность Мануэля.

– Вы уже были у меня один раз. Но, несмотря на то что я не могу питать к вам особенного доверия, я выслушаю вас, так как дело это постепенно становится все загадочнее и загадочнее. Говорите. Я слушаю.

– Господин прево, я пришла сообщить вам, что Мануэль – родной брат графа Роланда де Лембра; да, он – Людовик де Лембра.

Судья с досадой пожал плечами.

Но Зилла, несмотря на видимое недоверие и раздражение судьи, продолжала свое признание и взволнованным голосом рассказала о всех подкупах, лжи и преступлениях графа, которыми он старался погубить своего брата.

Однако судья только с недоверием покачал головой.

– Нет, все это ложь и клевета! – проговорил он решительно.

– Так если вы не верите этому, я сообщу вам, что сегодня ночью граф убил Сирано де Бержерака! Сам своей рукой убил его! – вскричала цыганка.

– Как смеете вы говорить это! Думаете ли вы о своих словах?! – крикнул судья, порывисто хватаясь за колокольчик. – Ступайте к господину Сирано де Бержераку и попросите его немедленно явиться ко мне! – приказал он вошедшему полицейскому, а сам, не обращая внимания на Зиллу, принялся за свои бумаги.

Через полчаса посланный вернулся.

– Господина Сирано де Бержерака нет дома. Он вышел ночью и до сих пор не возвращался.

Тогда успокоенная Зилла сообщила о смерти Бен-Жоеля.

– Хорошо, если бы и так, то смерть Бен-Жоеля не доказывает виновности графа. Впрочем, я еще переговорю с ним! – сказал неумолимый судья.

– Позвольте мне повидаться теперь с Мануэлем. Теперь он больше чем когда-либо нуждается в утешении и поддержке, – попросила цыганка.

– Хорошо. Сегодня я могу сделать для вас эту милость. Возьмите это, – ответил судья, подавая обрадованной цыганке пропуск.

Мануэль только что пришел в себя, когда к нему вошла Зилла. Цыганка с рыданиями бросилась к его кровати, но Мануэль ласково взглянул на нее, не огорчив ее ни одним укором. Зилла целый час пробыла около его кровати, все время утешая, обнадеживая страдальца, ласково говоря с ним о Жильберте, о ее любви к нему, об освобождении и близкой свадьбе.

– Не теряй надежды! Жди, я освобожу тебя! – повторяла она уходя.

В это время Жан де Лямот отправился на улицу Сен-Поль и велел доложить о себе Роланду, только что вернувшемуся от маркиза де Фавентина.

С первых же слов он передал ему свой разговор с Зиллой.

– Да, и в этом убийстве обвиняют вас, – добавил судья серьезно.

– Я всего могу ждать от этих людей, – с презрением улыбаясь, проговорил Роланд. – Но должен предупредить вас, господин судья, что между этим Бен-Жоелем и Сирано давно уже были счеты. Возможно, что именно он и отомстил ему за свои старые обиды. Ну а почтенная сестрица сейчас же не преминула свалить вину своего милого братца на меня. Но эта новость, кажется, невероятна. Ведь, во всяком случае, если его даже и убили, так ведь труп нашелся бы! – спокойно проговорил граф.

– Действительно! Я не подумал об этом! – ответил прево, побежденный уверенным и небрежным тоном, с каким граф говорил обо всей этой истории.

– Хорошо, а как же с Мануэлем? – спросил граф, желая переменить разговор.

– Сегодня его допрашивали… пытали, – отвечал судья.

– Ну и что же, сознался он?

– Нет.

– Да, человек с характером!

Прево вышел, задумчиво опустив голову, несмотря на полнейшее доверие, которое он питал к графу, он терялся в догадках относительно этого запутанного дела.

В то же время Зилла с полными слез глазами вышла из тюрьмы. Лицо ее, хотя было очень взволнованно и грустно, выражало решительность, и молодая девушка быстро отправилась к квартире Сирано: она шла за необходимой ей теперь книгой Бен-Жоеля.

На пороге гостиницы цыганка столкнулась с Марот, но сначала не узнала своей товарки, так как за эти два года, пока они не виделись, обе девушки сильно изменились.

После первых приветствий и отрывочных разговоров Зилла сообщила о причине своего визита.

Загадочно взглянув на подругу, Марот молча взяла ее за руку и повела наверх.

XXII

Прошло несколько дней. Роланд постепенно стал успокаиваться. О Сирано не было никаких известий. Чтобы до конца сыграть свою роль, Роланд однажды послал к содержателю гостиницы, где жил Сирано, спросить о Бержераке, но тот ответил посланному, что Сирано до сих пор не возвращался и ему ничего о нем не известно.

Роланд еще раз убедился в том, что волны Сены навеки скрыли безжизненный труп Сирано. Судьба благоволила к нему: Бен-Жоэль и Ринальдо не могут более выдать его, осталась, правда, Зилла, но ведь с уничтожением документов даже ее донос не мог бы его оскандалить и спасти Мануэля. Поэтому он спокойно занялся своей женитьбой, которую, несмотря на все сопротивление Жильберты, хотел устроить как можно скорее. Он ежедневно отправлялся в замок де Фавентин и по целым часам беседовал с маркизом.

После каждого такого совещания маркиз заходил к дочери, стараясь переубедить ее в прежнем решении не выходить за графа. Маркиз, очень заинтересованный этим союзом, не обращал внимания на упрямство дочери и все время поддерживал надежду в Роланде. Наконец старик стал уже беспокоиться. Жильберта сумела привлечь мать на свою сторону, и маркиза возбудила в своем супруге опасения относительно состояния дочери.

Однажды утром Роланд явился с новым оружием в руках – контрактом, где были заключены самые смелые надежды маркиза.

По просьбе Роланда маркиз прочел контракт и, придя в восторг от щедрости графа, стал в любезных словах изъявлять свою радость по поводу столь блестящего брака его дочери.

– Ну-с, если вы находите все подходящим, в таком случае можно оформить его и через денька три сыграть свадебку! – весело проговорил граф.

– Через три дня? Не слишком ли скоро? Кажется, Жильберта еще не приготовилась к свадьбе!

– О Боже, да молодые девушки всегда, сколько могут, дорожат своей свободой, они любят, чтобы их просили, и эта недоступность придает им еще больше прелести, они просто любят, чтобы за них сказали «да», когда они еще колеблются.

– Ну да, конечно… но Жильберта… меня беспокоит ее состояние. Она немного раздражена, экзальтированна, несколько раз она возбуждала беспокойство матери своими покушениями на самоубийство.

– Да… это не особенно лестная для меня новость, но не беспокойтесь. Отдайте мне вашу дочь, я окружу ее такой нежностью, заботами, почтением, что она скоро забудет все свои мрачные думы о смерти, если таковые были у нее когда-нибудь.

– Но не забудьте, что она очень энергична и настойчива!

– Ах, дорогой маркиз, вы как отец дрожите над вашей дочерью и обращаете внимание на все ее детские капризы! Угрозы молодой девушки, которую хотят выдать по рассудку, не должны страшить никого. Положитесь уж на меня, я отвечаю за ее будущее, – самонадеянно отвечал граф.

– Хорошо, я всецело доверяюсь вам. Делайте, как знаете, – ответил маркиз, пожимая протянутую ему руку графа.

Жильберта молча выслушала известие о решении отца. Ее утомила эта долгая борьба, и теперь она решила больше не сопротивляться. Войдя к себе в комнату, она велела Пакетте заняться приготовлениями к предстоящей свадьбе. Она не интересовалась жизнью, окружавшей ее, и вся отдалась своим воспоминаниям и грезам. Невольно, несмотря на всю неминуемость предстоящей свадьбы, она вспоминала ободряющие слова Сирано и мечтала, надеялась…

Все ее мысли были направлены к Мануэлю, и ради него она спокойно, почти радостно приготовлялась к свадьбе, то есть смерти…

XXIII

Наконец настал роковой день.

Рано утром, надев свой свадебный наряд, Роланд отправился в Лувр, куда обыкновенно являлся каждое утро к пробуждению малолетнего короля. Между придворной знатью, толпившейся в это время во дворце, было очень много друзей графа, которые также были приглашены на предстоящую церемонию бракосочетания Жильберты де Фавентин. Из дворца друзья отправились пешком к замку де Фавентин.

Весело болтая, шутя и насмехаясь над любопытными буржуа, высовывавшимися из окон и дверей, чтобы полюбоваться блестящей толпой, разряженной в шелка, бархат и кружева, они двигались по оживленным улицам Парижа.

Вдруг Роланд заметил носилки, направлявшиеся к Лувру, за которыми шли Зилла, Кастильян, Марот и еще какой-то высокий, могучего сложения субъект, одетый в черную рясу.

Эта встреча взволновала веселого графа.

– Нет, ведь он же мертв! – пробормотал Роланд, еще раз оглядываясь на заинтересовавший его кортеж.

Приемный зал замка де Фавентин был весь разукрашен гирляндами живых цветов, богатыми коврами и роскошными материями. Маркиз с довольной улыбкой встречал своих многочисленных гостей, переполнявших все комнаты. При виде графа и его блестящих друзей гости приблизились к молодому человеку.

Вдруг зычный голос слуги объявил о приходе Жана де Лямота.

– А, дорогой прево, наконец-то, а я уже стал сомневаться в вашем приходе! – проговорил маркиз, подходя к своему высокому гостю.

– Долг выше удовольствия, любезный маркиз. Меня задержали дела!

– О Боже, ни одного свободного дня!

– Особенно сильно заинтересовало меня одно дело.

– Можно узнать, какое?

– Касающееся исчезновения вашего друга Сирано.

– Да-да, очень странно. Я вот тоже послал просить его на свадьбу, и вдруг мне отвечают, что его до сих пор нет. Уж действительно, не случилось ли с ним какого-либо несчастья?

– Еще утвердительно ничего не могу ответить, убит ли он или просто замешан в каком-нибудь безумном похождении, но во всяком случае это был страшный шалопай, и если я интересуюсь им, то лишь потому, что он уж слишком нашумел в обществе, и меня буквально осаждают с расспросами об этом непонятном затишье. Да, я все больше и больше убеждаюсь в том, что его действительно убили.

– Бедняга… – тихо проговорил маркиз.

– Это было бы очень грустно! – добавил Роланд.

– Кончим этот тяжелый разговор. В котором часу назначена церемония? – спросил судья.

– Ровно в двенадцать.

– О, в таком случае, вероятно, Жильберта скоро осчастливит нас своим появлением?

– Она еще у себя, но, по всей вероятности, скоро уже будет готова, – проговорил маркиз.

Вдруг раздался перезвон в Соборе Парижской Богоматери, и в дверях появилась Жильберта; опираясь на руку своей любимицы Пакетты и матери, она медленно вошла в зал.

XXIV

Красивое лицо молодой девушки было страшно бледно, ее рука иногда красивым движением протягивалась к янтарному ожерелью, странно выделявшемуся на ее чисто-белом венчальном платье; от этого ужасного дара цыганки она надеялась получить вечный мир и успокоение… Но ей хотелось как можно дальше оттянуть эту роковую минуту, и в ее наболевшей душе все еще томилась слабая робкая надежда…

– Дитя мое! – воскликнул маркиз, протягивая руки к дочери и невольно смахивая навернувшуюся слезу, вызванную предстоящей разлукой.

Жильберта молча подняла свои грустные глаза на расстроенного отца.

– Бедный отец! Если б он знал… да простит ему Бог! – пробормотала молодая девушка.

– Барышня… уже! – прошептала Пакетта, склоняясь к своей госпоже.

– Да, конец… – проговорила Жильберта, вздрагивая.

Толпа заволновалась, приготовляясь к отъезду в церковь. Появившийся лакей известил, что кареты поданы.

– Прошу! – проговорил маркиз, обращаясь к гостям и подходя к дочери. – Ну, дитя мое, пора!

– Оставьте! Оставьте, я не могу! – вскрикнула Жильберта, отстраняясь от отца и бессильно опускаясь в кресло.

Пакетта быстро выбежала из зала и вернулась со стаканом в руке.

– Успокойтесь! Успокойтесь, я обожду! – проговорил граф, подходя к невесте и с участием глядя на ее взволнованное лицо.

– О, вам недолго придется ждать!

Взяв стакан, она наклонила голову, чтобы скрыть свое движение, и, быстро сорвав бусину с колье, бросила ее в воду. В мгновение яд растворился.

Губы молодой девушки беззвучно шевелились, очевидно, она шептала слова молитвы. А глаза грустно обводили все общество. Но вот рука медленно подняла стакан… Вдруг в зале снова появился лакей и громко выкрикнул:

– Виконт Людовик де Лембра и господин Сирано де Бержерак!

XXV

– Боже, ты спас меня! – воскликнула молодая девушка, радостно порываясь вперед и ставя стакан обратно.

Толпа расступилась, и в дверях показался Сирано, поддерживаемый Кастильяном и Мануэлем. За ними следовали Зилла, Марот и Жак Лонгепе.

Лицо поэта было страшно бледно и во многих местах было испещрено кровавыми рубцами; несмотря на поддержку, он двигался с большим трудом.

При виде этих неожиданных гостей Роланд оцепенел и широко раскрытыми глазами, с ужасом смотрел на своего воскресшего врага…

– Что это значит? Вы живы? – с недоумением спросил прево.

– Как видите. Но… – проговорил Сирано, невольно опускаясь на подставленный ему стул. – Но если я еще жив, то поверьте, что это вина не графа Роланда; он приложил все старания, чтобы… убить меня!

– Как смеете вы так нагло клеветать! – крикнул Роланд, при виде опасности снова овладевая собой.

– Позвольте мне кончить, потом вы будете оправдываться… если найдете возможным! – проговорил Сирано, с презрением глядя на Роланда.

– Кто дал вам право нарушить мое спокойствие?

– Кто? Вы сейчас узнаете. Вы думали, что я умер, и успокоились. Но, как видите, Сена отдала свою добычу. Чтобы удостовериться еще раз в моей смерти, вы подсылали спрашивать у моих слуг о моем исчезновении, и на их ответ, по легкомыслию или по своей глупости, проговорили: «Хорошо, теперь-то уж мне нечего более бояться». Но в то время как вы торжествовали победу, мои друзья не дремали и их тщательные поиски увенчались успехом. Они отыскали меня в реке, куда вы слишком поспешно столкнули мое тело. Благодаря им, – проговорил Сирано, указывая на Кастильяна и Марот, – я был приведен в чувство и отнесен в свою квартиру. Я прятался лишь потому, что хотел застать и разбить вас в минуту вашего полнейшего триумфа. Иначе говоря, я хотел поступить с вами так, как некогда вы поступили с Мануэлем…

– Но ведь это безобразие! Это такая наглость… маркиз, прошу вас, прекратите эту сцену! Вы…

– Потише, потише, граф! Я говорю это не как друг, а как официальное лицо, и прошу вас замолчать. Это дело требует разъяснения. А вас прошу, если можете, продолжайте! – обратился Лямот, подходя к Сирано.

– Благодарю вас, господин судья, – проговорил Сирано, пожимая его руку. – Он обманул вас, – продолжал он, указывая на Роланда. – Чтобы отнять имя и состояние своего брата, он заключил его в тюрьму. Повторяю в последний раз, – Мануэля больше не существует, а перед вами стоит виконт Людовик де Лембра. Именем королевы-регентши требую забыть его прежнее имя и отныне называть его Людовиком де Лембра!

– А я прошу вас, господин прево, арестовать этих негодяев, одного, навязывающегося мне в братья, а другого – поддерживающего эти подлые посягательства! – в бешенстве кричал Роланд.

– Но, граф, если у них найдутся доказательства… – робко проговорил маркиз.

– Нет больше никаких доказательств! – воскликнул граф.

– О да, все документы вы украли у меня! – продолжал Сирано. – У меня нет ни завещания вашего отца, ни книги Бен-Жоеля, ни даже вашего собственноручного признания, но, граф… у меня осталось то, о чем вы не подозревали: показание вашего лакея Ринальдо, написанное в присутствии моего друга, здесь находящегося Жака Лонгепе, кроме того, показания Зиллы. Теперь я только что из Лувра; королева Анна благосклонно выслушала меня; мои улики показались ей достаточными. Она дала приказ немедленно освободить виконта Людовика де Лембра и наказать вас по заслугам. Господин прево, вручаю вам этот приказ!

– Все кончено! Я окончательно погиб! – пробормотал Роланд.

Прево, почтительно приняв из рук Сирано пергамент с королевской печатью, молча прочел его содержание и, подойдя к графу, опустившемуся на стул, сухо проговорил, касаясь его плеча:

– Как мне ни тяжело видеть всю эту сцену, но я должен исполнить свою обязанность. Маркиз, прошу вас приказать закрыть все двери и послать за тюремной стражей и полицейскими чинами.

– Что?! Меня арестовать? – крикнул Роланд с бешенством.

– Да, арестую вас именем королевы как убийцу и клеветника! Вашу шпагу, господин Лембра!

– Никогда! – крикнул Роланд, багровея и сжимая голову руками; глаза его налились кровью, горло сдавило, и холодный пот крупными каплями выступил на лбу. Он задыхался в бессильном гневе.

Рука его машинально протянулась к стакану с водой, который был принесен для Жильберты, и в один момент он выпил его до дна.

– Он отравится! – крикнула Жильберта, не успевшая предупредить порывистого движения своего жениха.

– Что вы говорите? – вскрикнул Мануэль, стоявший рядом с ней.

– Да, это яд, я приготовила его для себя… он не знал, и – взгляните, взгляните, он умирает! – вскрикнула Жильберта с ужасом.

Действительно, в эту минуту граф тяжело грохнулся на землю. Его широко раскрытые глаза с ужасом остановились на окружающих; вдруг послышалось предсмертное хрипенье, и он, вздрогнув последний раз, затих…

– Это бусина из колье? – шепотом спросила Зилла, подбегая к Жильберте.

– Да!

– О Боже! Он умер! – воскликнул Мануэль, бросаясь к графу.

– Тем лучше для него, – угрюмо прошептала Зилла. Действительно, роковая случайность заставила графа выпить яд, приготовленный Жильбертой для себя.

Сирано пристально взглянул на искаженное болью и гневом лицо Роланда и глухо пробормотал: