скачать книгу бесплатно
– Ванятка, Коляшка, бярите сапетки, собирайте яблоки. Нюра и Дуняшка, вон лантуки лежать, расстилайте, будем яблоки резать и туды сыпать.
К этой работе им не привыкать, они быстро справились. Дед Осип взял дымарь раздул и пошел смотреть пчел пасеки из десяти уликов.
– Ну, хто пчеловодом будя? Спросил, глядя на Колю и Ваню.
– Я буду, дедунька, – первый крикнул Ванюшка.
– Я, тоже буду, дедунька, – вторым отозвался Коляшка.
– Ну, одевайте сетки и ко мне! Ребята подбежали смотреть, как дед Осип работает с пчелами.
– Дедуня, они нас не покусають? – спросил Ванюшка.
– Некады им кусаца, глядите, как они работають у кажной пчелы своя работа, одни воду носють, другие пыльцу с цветков сбирають, третьи воск делають, четвёртые улик заклеивають, пятые сторожать, а матка засев делаить, штобы у них родились ишо пчёлки и была большая семья, вот какие они умные, дружные и работящие, – вытаскивая рамку с медом и стряхивая пчел, с гордостью рассказывал дед Осип.
– Дедунька, а што тут? – показывая на соты, спросил Коляшка.
– А ты чиво, чи забыл, у прошлом годе я ж вам приносил соты с медом. Успомнил, унучок?
– Да я помню, как, вы ж приносили кусочки, а тут во большой кусок! – стоял Коляшка, облизываясь.
– Вот сычас занису у хату, разрежу и усем буду по кусочку раздавать, это подарочек от пчел.
Дети высмактывали мед из вощины, плямкали и сияли от радости.
– Как укусно? – спросила бабунька Арина.
– Укусно, тольки пить хочеца апосля меду, – сказал Ванюшка.
– У казане вода, у чулане бирите, пейте – сказала Раиса детям.
– Зараз вот подчистим у коров ворок, удки возьмем и – на речку, ребята Ваня и Коля будуть рыбу ловить, а Нюра и Дуся терна на вареники нарвуть. Ага, унучата? А оттеля будим итить, хворосту захватим.
Почистив ворок, гурьбой пошли к речке, Арина лежала на кровати, отдыхала. Она уже всегда днем ложилась на пару часов на отдых. К ней примостился Васятка и уснул, Петюшка тоже спал в люльке.
– Раиса, постирав детские тряпки, пеленки, зашла в хату.
Арина открыла глаза и тихо шепнула Раисе:.
– Дочка, ложись, хочь поляжи чуток.
– Маманя, да не хочу, узол с барахлом разобрать надо, поглядеть чиво там уцелело, у чем дитям у школу итить, через пять дней уже у школу, – и Раиса начала раскладывать по кучам. Все оказалось целым, но кое – что грязным, и надо было постирать и примерить.
Дети были настолько окружены дедовым вниманием, что Раиса их почти не видела. Видела за столом и перед сном.
– Папаня, нихай, хоть одежду школьную померюють, а ишо, можа чи то маленькое им и надо чи отпустить, чи пошить.
– Ладно, нихай примеперяють. И дети начали мерять свои наряды.
Утром первого сентября дед благословил внуков.
– Учительку слухайтесь, да грамоте учитесь, не вилами усю жизню, а хоч булгахтнром чи учетчиком, усе ж лекше. Хто учица не хотел, тот он быкам хвосты крутить. Ладно, с богом.
Раиса и Арина перекрестили детей и расцеловали. Все стояли и смотрели им вслед.
– Хорошие унучата растуть, ни у чём, ни суперечуть. За усю работу хватаюца. Ой, люба глядеть! Молодцы! – восторгался дед внуками.
Не прошло и часа, как Раиса увидела своих четверых бегущих детей и гурьбу чужих с хворостинами и палками. Она выбежала на встречу спасать своих чад, чужие, увидев тетку Раису, бросились в обратный путь, оглядываясь, выкрикивали:
– Враги! Враги! Враги! Снимите галстуки, пионеры засратые.
– Мамань, мамань, они нас у школу не пустили, усех били, – дрожала и плакала двенадцатилетняя Нюра, держа за ручонку первоклассницу Дусю.
– Маманя, Коля и Ваня хотели, им сдачи дать, дак они им и носы и губы набили. Глянь, он у крови усе. Маманя, а у комсомол меня примуть? Я ж целое лето комсомольский устав вчила.
У Раисы оборвалось сердце, они никогда не били, даже пальцем не трогали, а тут так измолотили палками, смотреть жутко.
– Примуть, дочечка, а как же. Успокойтесь, мои жалочки, успокойтесь. Их богушка накажить, они ж вас зря обидели, да ишо и побили. Давайте сумки и идите к кадушке, умойтесь.
Вышел дед Осип из сарая.
– Ой, батюшки, господи, да што ж такое, што ж такое, напали на детей, окаянные, грецы. Дочка, иди у школу, расскажи усе, нихай их прожучуть, фулиганов окаянных.
Раиса быстро переоделась и пошла в школу, зашла к директору. Он встретил её приветливо, она все ему рассказала, что видела сегодня и о случае на речке. Директор, Семен Петрович, человек из поповской семьи. Атлетического телосложения с благородным лицом, с добрыми, широко открытыми зелеными глазами, от общения с ним веяло теплом, добротой и надежностью. Выслушав её внимательно, он сказал:
– Раиса Иосифовна, я уже знаю почти всё. У вас очень хорошие дети и прилежные ученики. Но злой рок может сломать их. У меня есть только один вариант уберечь их от горечей и невзгод. Это перевести их в Красноталовскую школу, там есть интернат, они там будут жить и учиться.
Я сейчас напишу записку директору Ивану Васильевичу, он все устроит. Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли, я накажу этих сорванцов, но они ничего не поймут, а ещё больше могут обозлиться. Надо ваших детей от беды увести.
– Семен Петрович, я б такая, нихай бы дома сидели, уже писать, читать научились, но муж Александр Павлович усегда говорил, что надо дитей у люди выводить, да и дитей тянить к учебе. Он как вернетца оттуды, скажить мине, чиво ж ты не похлопотала. Пишите записку, Семен Петрович.
– Одну минуточку, вы посидите, Раиса Иосифовна, я пойду скажу секретарше, чтобы она нашла личные дела ваших детей.
Раиса сидела и рассматривала кабинет. На стене висели портреты вождей Совецкой власти – Ленина и Сталина, в углу стояло красное знамя, в развернутом виде, где было написано: «Власть – Советам», и ещё на большом листе, приклееном к стене, было крупными буквами написано: «Учиться, учиться и ещё раз учиться… Ленин В. И.»
Она подумала, а что это учеба дает, только от работы отнимает. Вот она два года походила в церковно – приходскую школу, научилась писать и читать и Закон божий выучила. А то сушат детям мозги, аж семь лет, а к чему?
Вошел директор с бумагами и протянул их Раисе.
– Раиса Иосифовна, вот записка и документы на каждого ученика. Я думаю, что все будет хорошо. Удачи и всех земных благ вам и вашим деткам. До свидания.
– Спасибо, Семен Петрович, спасибо. Доброво вам здоровица. До свидания.
По дороге домой она зашла в магазин, подумав: «Купю сахара по кусочку, нихай у них хоть какая- то радость будить».
Выйдя из магазина, она увидела стоявший запыленный «воронок» Ивана Пруцака и двух бабок с байдиками, с третьими надёжными ногами.
Все трое о чем – то говорили, размахивая руками. Раиса подошла к ним.
– Здрасте, всем, всем, – поклонилась Раиса. – Товарищ майор Пруцаков, можно спросить у вас, как там наши?
– Были ваши, стали наши. Отправили их куда – то у другое место. На великие стройки Родины, пущай поработають, обмеркують усе. Каво ж ты там народила чи казака, чи девку?
– Спасибо за сообщеннице, – Раиса развернулась и пошла домой.
Бабка Дашка, глядя в след, спросила бабку Соньку.
– Да чия энто девка, штось я такой у нас на краю не видала. А?
– Чия, чия, Осипа Беляева дочка Раиса, ну што за Степановым Александром, ну председателем, поняла? – сказала бабка Сонька.
– Ой, ды у них уся порода красивая, хоч с тэй стороны, хоч с тэй. Иван, энто ж она тибе гарбуза дала? А он младшую ихнюю Наташу засватай, на выданье уже.
– Ну что вы тут сватовщину устроили. У меня в районе есть на примете,
городская краля. Во! И я ж тут, старые, ни про баб собрался гутарить, а чиво тут по хутору какие разговоры идуть, хто тут Совецкую власть не долюбляить. Ладно, старые болтухи. Пока. – Одёрнув китель и поправив ремень с висевшей кобурой, сел в машину.
Придя домой, Раиса увидела, что отец и дети на огороде копали картошку. Отец только командовал, а Ванюшка и Коляшка лопатами копали, а Нюра и Дуся выбирали.
Раиса подошла к ним.
– Гляди, дочка, какой врожай. Ну и картоха. Будить, чем унучат кормить, да и самим и курям будить. Ну, што там, гутарь?
– Папаня, возле лавки видала Ивана Пруцака, дак говорить, чито наших кудысь на работы отправили. Насчёт детишек Семен Петрович сказал, что у Красную Таловку в интернат надо весть.
– Чиво ж ты не спросила Ивана чи их далеко, чи куды?
– Ага, скажить он табе, он до смерти рад, што они там от работы… – она глянула на детей и замолчала.
– Ну, а чиво детей не тут учить? Я их буду у школу и с школы водить, а вчителя нихай там глядять.
– Но, папаня, их у школе могуть бить. Кому ж нужны чужие дети?
– Ну, у Таловку, дак у Таловку. Там почти одни хохлы живуть, далеко нас нихто ни знаить, тольки ж мои кровинушки, никому ни гаварите, ни за папаню, ни за дядю Ивана, поняли?
С вечера сложили нужные вещи да харчи: картошку в мундирах, сало старое, соленые огурцы, кусок от бурсачки хлеба, пляшку с водой.
Раиса кормила грудью Петра, Осип сидел, грыз гарбузовые семечки в глубокой задумчивости. Арина сеяла муку, чтобы рано утром испечь хлеб.
Наталья шила юбки Нюре и Дусе из выходной юбки бабушки Арины на ножной машинке «Зингер», купленной отцом ещё до революции. Коля и Ваня носили в лантуках дрова и кизяки для топки русской печи, в которой будет печься хлеб и пирожки со сливами и гарбузом.
Вася, Коля и Миша ещё были на работе, пасли колхозных быков.
Вдруг кто-то постучал в окно с улицы, Осип встал и вышел ругаясь:
– Ну каво ж там грец несёть.
– Дядя Осип, энто я, Мария, дочка Павла Ивановича Степанова, ну што у Сибири.
– Мария? – Верил и не верил услышанному. Маничка, неужто энто ты?
Перед ним стояла худая высокая черноглазая красавица.
Он прижал ее к себе по-отцовски и, поцеловав в голову, повёл в хату.
– Здрасте, здрасте – пролепетала Мария, отвешивая поклоны по сторонам и перекрестилась.
– А ну угадайте, хто к нам пожаловал, – вопросительно посмотрел Осип на своих домочадцев.
– Да чиво ж тут гадать, папаня, энто ж Маничка, сестрица мужа мого – и Раиса, положив Петра в люльку, кинулась выцеловывать Маничку. – Господи, Маничка да как же ты? Господи, сестрица моя.
Мария стояла как с креста снятая, худая, измученная верстами и не по возрасту переживаниями, аккуратно причесанная на прямой пробор, две косы, заплетенные туго, свисали по маленьким грудям до впалого живота.
Белая косынка, обрамлявшая треугольное личико, придавала нездоровую желтизну коже лица с темными кругами под глазами. Раисе и Арине было интересно узнать побыстрее всё, и они хотели забросать вопросами ее. Осип пощадил гостью и распорядился:
– Арина, потчуй гостью вечерей да нихай ложица на Натальину кровать, а ты, Наташа, полезешь на печь спать. Нихай Маничка хоч поспить по—людски. Да и вы усе вечеряйте и ложитесь, завтря ишо будить день, дасть бог ишо и не один будить, нагомонитесь ишо.
Рано утром впотьмах Раиса покормила Петюшку и, разбудив мать, сказала, что в Красную Таловку пойдет без детей.
– Маманя, чиво их зря тянуть усё улажу, тады их и повязу, а то туды двадцать пять километров, нихай спять. Петю нихай Нюра няньчить.
Она, перекрестившись, вышла, взяв с собой документы и записку. Ещё до восхода солнца вышла из хутора на слегка накатанную степную дорогу навстречу багровому восходу. От хутора до поселка Красная Таловка ни одного населенного пункта, степь да овраги, заросшие дубами, терном, боярышником, заселенные волками, лисами.
Она шла, оглядываясь по сторонам и назад, и увидела сзади приближающуюся бричку с деревянной бочкой, наполненной молоком, и подумала: «Энто, наверно, дед Захар молоко везеть у Волошинский молокозавод».
Догнав её, дядька Захар остановил коней.
– Тпру. Здорово, Раиса, а я думаю, и каво ж энто нелегкая несеть у такую рань. Ну, садись, подвизу.
– Здорово, дядь Захар, спаси табе, Господи – она залезла на бричку, села рядом.
– Ну, куды правися, гутарь – причмокнул и поддернул вожжами. Кони, покручивая головами, покатили рысцой, чуть приподняв хвосты.
– Да чиво гутарить дитям моим покоя нету от хуторских дитей, как собачата кидаюца на моих уроди они ураги. Мои ж, он уже трое у пионерах. Еду у Таловку, може в интернат сдать.
– Ну а за мужа слыхать чиво? – Он повернулся и глянул на Раису.
– А чиво да ничиво, Пруцаков Иван гутарил, што на тяжелые работы отправили, чи выдюжить там, чи нет, один бог и знаить.
– Ну, Раиса, довязу тибе вон до тэй балки, а там сама поняй. А то ишо увижуть, брычка не моя – колхозная, а ты жена урага народа, и мине ишо пришиють, а то и «ворон» того… – он глянул на неё. – Не обидься, у мине то зла никаково ни на мужа твого, ни на тибе. Ну, уремя смутное, люди ужо волков не бояца, а усё больше людей стали бояца.
Раиса молчала и думала, как жить дальше, если её, овцу, за волка принимают: « Какая ж я волчица, если детей своих не могу защитить от агелов проклятых, сама мытарюсь и детей в мытарство пущаю».
– Дядька Захар, ну чиво я волчица по – твому, чи то люди мине стали бояца, а дети волчата, а? – она вопросительно посмотрела на Захара.
– Ой, ды какая ж ты волчица. Да ни тибе бояца люди, а Совецкую уласть. Вот хто будя с тобою по – хорошему, ну как раньше, кады ишо твого мужа ни трогали, значит и он тоже ураг народа и яво «воронок» забяре. Ну вот, тпру, тпру! Стойте, вороные! – затормозил вожжами дед Захар.
– Слазий, Раиса. На бугор поднимися, а с бугра и школа, и тернат- усё как на ладони.
