Семья Золушки

Инстинктивно, словно дикий зверь, защищающий своего детёныша, Эммет заслонил Рейчел собой, прикрывая её хрупкую фигуру от оценивающего, подозрительного взгляда парня, который, казалось, пытался просканировать их души. Напряжение нарастало, словно накапливающаяся грозовая туча, ещё немного, и Эммет был готов взорваться, если этот "принц"не прекратит разглядывать их, как любопытные экспонаты в каком-то экзотическом музее. К счастью, или к несчастью, в этот самый момент к ним подошел водитель – громила в черном костюме, сидящем на нём без единой морщинки, и тёмных очках, скрывающих глаза, выполняющий, судя по всему, и функции личного охранника. Он остановился прямо перед ними, массивной стеной загораживая собой вход в дом, создавая невидимый, но ощутимый барьер. Очевидно, он считал абсолютно недопустимым, чтобы его благородные хозяева общались с людьми "низшего сорта", с теми, кто не принадлежал к их миру.

– Кто вы такие и что вам здесь нужно? – спросил он ровным, бесстрастным, отшлифованным до совершенства голосом, который, тем не менее, не оставлял места для возражений.

В этот самый момент, когда воздух дрожал от невысказанного напряжения, мимо них, словно не замечая их присутствия, прошли "принцесса"и её "рыцарь", направляясь к дому. На долю секунды, всего на одно короткое, электрическое мгновение, их взгляды встретились. Большие, чистые, словно безоблачное небо, голубые глаза девушки смотрели на Эммета с нескрываемым, детским любопытством, которое могло бы быть невинным, если бы не контекст их встречи. А его тёмные, тяжёлые от жизненных невзгод, от постоянной борьбы, глаза ответили ей холодной, почти осязаемой жестокостью, отблеском всех тех страданий, которые он пережил. Эммет напрягся всем телом, каждый мускул налился свинцом, готовый к любой провокации, к любой атаке, даже к драке, если понадобится защищать сестру. Но, собрав всю свою дерзость, всю наглость, которую он выработал, выживая на улицах, он ответил водителю, повысив голос:

– Мы пришли к новой жене хозяина этого особняка. К миссис Холт.

– И что же вам нужно от миссис Холт? – нахмурившись, водитель сделал шаг вперёд, его массивная фигура нависла над Эмметом, отбрасывая на него тень. Его голос, хоть и оставался ровным, приобрёл новые, угрожающие металлические нотки, ставшие почти рыком.

Рейчел ещё сильнее прижалась к брату, её тело дрожало от испуга, вызванного напором этого громилы. Эммет, чувствуя её страх, который передавался ему, напрягся ещё сильнее, готовясь защищать сестру даже с помощью кулаков, если понадобится, чтобы пробиться сквозь эту стену безразличия и презрения.

– Мне нужно с ней поговорить, – ответил он, стараясь, чтобы его голос звучал уверенно, чтобы не выдать нарастающего беспокойства, которое грызло его изнутри. – У меня есть, что ей сказать. Очень важное.

– И что же именно? – охранник сделал ещё один, угрожающий шаг, его руки непроизвольно, почти инстинктивно сжались в огромные кулаки. Его голос стал ещё жёстче, холоднее, пропитанным чистым презрением. – Я не допущу, чтобы какие-то… бродяги беспокоили хозяйку.

– Это касается только меня и Джесс, – упрямо, почти с вызовом, стоял на своём Эммет, его голос звенел от напряжения, несмотря на нарастающее давление. – Я не обязан отчитываться перед вами, особенно перед вами, громилой в костюме. Мои дела с моей матерью.

В этот самый момент, словно из ниоткуда, из дверей особняка высыпали еще несколько мужчин. Они были одеты в одинаковые черные футболки с крупной, белой надписью «Охрана» на груди, их мускулистые фигуры выглядели внушительно и угрожающе. Быстрые, отточенные движения, выдававшие профессиональную подготовку, они мгновенно, без единого слова, окружили Эммета и Рейчел, создавая вокруг них плотное, непроницаемое кольцо, словно хищники, загнавшие добычу. Эммет стиснул зубы так сильно, что заныла челюсть, чувствуя, как внутри него раздражение перерастает в кипящую злость, а затем и в чистую, обжигающую ярость. Страх, ясно читающийся в широко распахнутых глазах Рейчел, только подливал масла в этот огонь, разжигая его ещё сильнее. Он понял, что ситуация стремительно выходит из-под контроля, превращаясь из неловкой встречи в угрожающее противостояние.

Эммет, конечно, понимал, что пробиться к Джесс сквозь строй профессиональной охраны будет непросто, почти невозможно, но чтобы двое подростков, одетых в поношенную, потрепанную одежду, вызвали такую масштабную, чрезмерную реакцию – это было даже немного смешно, абсурдно до боли. Зачем им столько охраны? Неужели Джесс настолько боялась за свою безопасность, или же это было просто демонстрацией статуса, барьером, призванным отсечь всё "недостойное"?

В этот момент старший охранник, чье лицо было высечено из камня, коротко переговорив с водителем, подошел к Эммету, его шаги были твердыми и уверенными.

– Хозяев сейчас нет дома, – сообщил он, глядя Эммету прямо в глаза, его голос был лишен всяких эмоций, монотонный, как приговор. – Они в Нью-Йорке.

Эммет с такой силой сжал кулаки, что ногти впились в ладони, чувствуя, как внутри поднимается волна отчаяния, почти физически ощутимое. Они разминулись. Они проделали весь этот путь, преодолели тысячи миль, пересекли континент, чтобы оказаться здесь, а Джесс, их мать, была в этот момент в их родном городе. Если Джесс была в Нью-Йорке, то почему она не пришла к ним? Почему она не нашла их? Неужели она действительно решила стереть своих детей из своей жизни, словно их и не существовало, словно они были лишь досадной ошибкой из её прошлого? Эта мысль, как удар под дых, выбила из него весь воздух, оставив лишь ноющую, жгучую боль в груди.

Других вариантов не оставалось, абсолютно никаких. Денег на то, чтобы снять даже самый дешевый, самый захудалый мотель в этом фешенебельном районе, у них не было ни цента. Приходилось возвращаться, смириться с поражением и уйти. Эммет уже развернулся, чтобы начать свой путь обратно, сжимая в своей руке маленькую, дрожащую ладошку Рейчел, которая была его единственной опорой, как вдруг перед домом, нарушая вновь наступившую тишину, остановилась еще одна машина. Это был не кабриолет школьников, а элегантный, тёмный седан класса "люкс", который бесшумно скользнул по гравию. Все, включая настороженных охранников и поникших брата с сестрой, невольно вздрогнули от неожиданности, вздрогнув от внезапного шума. Из машины вышел сам хозяин особняка, знаменитый архитектор-миллионер Мэтью Холт, его фигура излучала власть и уверенность, а под руку с ним шла Джесс – его новоиспеченная жена, их мать. Охранники, заметив, что супруги явно не в духе, их лица были омрачены, а Джесс выглядела особенно опечаленной, почти подавленной, быстро перегруппировались, словно единый организм, стараясь максимально загородить Эммета и Рейчел от их взглядов. Они явно не хотели, чтобы эти «бродяжки», это неприятное напоминание о прошлом, попали в поле зрения хозяев, омрачив их прибытие.

Но Эммет, понимая, что это, возможно, его единственный, последний шанс, что другого такого момента не будет, собрал все свои силы, всю свою отчаянную надежду и громко, надрывно крикнул, прорываясь сквозь кордон охраны:

– Джесс!

Мэтью в этот момент небрежно разговаривал с главным охранником, отдавая какие-то распоряжения, его взгляд был направлен на дом, а Джесс, погруженная в свои мысли, шла к дому, не обращая внимания ни на кого вокруг. Но, услышав своё имя, произнесенное таким родным и одновременно чужим голосом, она резко остановилась, как будто её поразил электрический разряд. Этот голос… Она ни с чем его не спутает, даже спустя годы разлуки. Это был голос её сына.

Глава 3

Эммет и Рейчел, словно два потерянных кораблика, выброшенных штормом на берег невиданной роскоши, сидели на огромном, утопающем в бархатной мягкости диване. Рейчел беспокойно ерзала, её худенькое тело напряглось, словно каждый миллиметр её поношенной одежды мог оставить на этой дорогой обивке несмываемый след, нарушить безупречность. Её взгляд метался по комнате, широко распахнутые глаза впитывали каждый, самый незначительный, казалось бы, штрих этого нового мира.

Особняк поражал, ошеломлял воображение до головокружения. Высокие, уходящие в небо потолки создавали ощущение бескрайнего простора, огромные, от пола до потолка, окна открывали вид на тщательно ухоженный сад, где каждая травинка, каждый цветок казались произведением искусства. Изысканная, старинная мебель, каждая деталь которой была продумана до мелочей, массивные картины в золоченых рамах, украшавшие стены, – всё дышало роскошью, безупречным вкусом и неиссякаемым богатством хозяина, знаменитого архитектора Мэтью Холта. Стены, выкрашенные в нежные, светлые тона, от молочно-белого до слоновой кости, создавали ощущение невесомости и заливали пространство мягким, рассеянным светом, даже когда за окном уже сгущались сумерки. Элегантные лестницы с витиеватыми коваными перилами, сверкающими золотистым блеском, словно приглашали подняться на второй этаж, где, вероятно, располагались спальни и личные покои. В воздухе витал едва уловимый, но отчетливый аромат каких-то экзотических цветов, смешанный с запахом дорогой полироли и свежего дерева. Всё здесь было настолько идеально, настолько безупречно, что казалось нереальным, словно искусно созданная декорация к высокобюджетному фильму, а не жилой дом.

Мэтью Холт, высокий и импозантный мужчина, разговаривал с ними с преувеличенной, почти приторной любезностью, его улыбка казалась натянутой, а жесты – слишком широкими, театральными. Он держался так, будто играл роль радушного хозяина, тщательно выверяя каждое слово. В то время как Джесс, их мать, казалась воплощением нервозности, она не находила себе места, сновала между просторной, залитой светом кухней и роскошной гостиной, принося чай в тончайших фарфоровых чашках и целые горы разнообразных сладостей, которые Рейчел видела только в витринах кондитерских. Мэтью, не смущаясь её суетой, расспрашивал о том, как они добрались до Лос-Анджелеса, каким невероятным образом нашли этот затерянный среди элитных владений дом, и не без удовольствия отмечал их усталый, изможденный вид. Рейчел, цепляясь за руку брата, с тревогой посматривала на мать, пытаясь уловить хоть какую-то знакомую черту в её суетливом поведении, в её изменившемся облике. Эммет же, стиснув зубы, отвечал на вопросы Мэтта – так он попросил себя называть, ведь теперь они, как-никак, семья, – стараясь сохранить каменное выражение лица, не выдать ни своих мыслей, ни своих чувств.

Мэтт продолжил свой рассказ, словно сценарий, заготовленный заранее, повествуя о причине их с Джесс поездки в Нью-Йорк. Оказалось, что Джесс, сразу после замужества, якобы, сама захотела оформить опекунство над детьми, и когда они приехали в их старый, запущенный дом, Эммета и Рейчел там, конечно же, не оказалось. Джесс, по его словам, была безутешна, убита горем, и вот, к счастью, они сами нашлись, словно по волшебству.

Эммету с трудом верилось в эту выглаженную, слишком идеальную историю Мэтта. Джесс, его мать, всегда была слишком слабовольной, робкой, порой даже инфантильной. Ему гораздо больше верилось, что именно Мэтт, этот влиятельный и загадочный человек, приложил все свои усилия к тому, чтобы найти их и оформить опекунство. Хоть он и был абсолютно чужим человеком, и его истинные мотивы оставались совершенно непонятными, скрытыми за маской любезности, но в это верилось гораздо больше, чем в то, что сама Джесс была способна на такое решительное, продуманное действие, на такой прорыв из своей пассивности.

Во время их разговора, легкими, почти бесшумными шагами вниз по элегантной лестнице спустилась Эмбер. Она уже успела переодеться в не менее дорогую, но уже домашнюю одежду – мягкий кашемировый кардиган и шелковые брюки, о которых Рейчел могла только мечтать, рассматривая их с нескрываемым благоговением. Заметив её, Мэтт, словно вспомнив о давно забытом пункте программы, подозвал дочь к себе, положил руки ей на плечи и с той же натянутой, преувеличенно любезной улыбкой произнес:

– Познакомьтесь, это моя дочь, Эмбер. – Затем, обращаясь к Эмбер, он добавил, его голос звучал торжественно, словно он объявлял о грандиозной сделке: – А это Эммет и Рейчел. Теперь мы все будем одной семьей. Большая и счастливая семья.

Эммету с трудом давалось переварить происходящее. Новая семья? Слишком быстро, слишком неожиданно, слишком… нереально. Это было как внезапно обрушившийся шквал, меняющий всё привычное. Он с недоверием, почти с подозрением, смотрел на Эмбер, пытаясь понять, что она за человек, что скрывается за этой ангельской внешностью. В её глазах читалось такое же замешательство, как и у него самого, но к нему примешивалась нескрываемая любознательность. В его голове, словно болезненные обрывки старой пленки, проносились воспоминания о тяжелых временах, о бесконечной борьбе за выживание, о днях, когда еды не хватало, а крыша над головой казалась роскошью. Неужели всё это закончилось? Неужели у них теперь будет нормальная жизнь, без страха и нужды? Он не мог в это поверить, его разум отказывался принять столь резкую, столь неправдоподобную перемену. Может быть, он тоже теперь заслуживает всего этого? Роскоши, богатства, этого лёгкого, беззаботного существования, где не нужно думать и ожидать завтрашнего дня с замиранием сердца, не зная, что привнесёт новый, пугающий день? Эта мысль, новая и соблазнительная, пугала его и манила одновременно.

Рейчел чувствовала себя неловко, совершенно растерянно, как будто попала в чужой сон. Она украдкой, словно боясь быть пойманной, рассматривала Мэтта и Эмбер, пытаясь понять, как эти идеальные, благополучные люди впишутся в их, такую неидеальную, жизнь. Эмбер, наверное, привыкла быть единственным ребенком, центром всеобщего внимания, маленькой принцессой своего отца. Теперь же ей придется делить его с кем-то ещё, с ними, двумя оборванцами из Нью-Йорка. Мысль о том, что у неё появилась сводная сестра, вызывала у неё смешанные, противоречивые чувства – любопытство, надежду и настороженность.

Эмбер же, в свою очередь, смотрела на Рейчел широко раскрытыми глазами, в которых плескалась неподдельная искренность. Она робко, почти неслышно улыбнулась Рейчел, надеясь, что та ответит ей тем же, что эта незнакомая девочка, пришедшая из другого мира, протянет ей руку. Мысль о том, что у неё появилась сестра, вызывала у Эмбер трепетное, волнующее чувство, похожее на предвкушение чего-то чудесного. Может быть, теперь у неё будет настоящая подруга, не просто знакомая из элитной школы? У неё не было близких подруг, если не брать в счёт Адама, который был больше похож на старшего брата или верного защитника, но ей, Эмбер, очень хотелось именно подругу. Друга женского пола, с которым можно было бы делиться девичьими секретами. А сестра ведь ещё лучше? Это же родная душа, подаренная судьбой.

За Эмбер, как тень, словно не решаясь полностью войти в этот семейный момент, следовал Адам, которого новая, слишком быстро формирующаяся семья не сразу заметила. Он замер на верхней ступеньке лестницы, наблюдая за происходящим. Джесс, их мать, едва сдерживала слезы, которые навернулись на её глаза от нахлынувших эмоций. Когда Мэтт впервые, несколько месяцев назад, говорил ей, что возьмет на себя ответственность не только за неё, но и за её детей, она сначала отказывалась, уверяя, что у неё нет времени на романтические чувства, что её жизнь – это бесконечная работа, хоть и её тянуло к нему с неимоверной, всепоглощающей силой, которой она не могла противиться. Она должна была работать, работать без остановки, чтобы Эммет и Рейчел могли жить достойно, чтобы у них было хоть что-то. Но Мэтт был настойчив, его уверенность и забота обволакивали, а узнав о детях, он пообещал позаботиться и о них, взять их под своё крыло. Джесс, наконец, почувствовала себя по-настоящему счастливой, словно с её плеч свалился неподъемный груз многолетней вины и ответственности. Отвернувшись, чтобы незаметно вытереть непрошеную слезу, она случайно увидела Адама, нерешительно топчущегося на лестнице, словно он был гостем в собственном доме.

– Адам, иди сюда! – позвала его Джесс, её голос был мягким, но в нем слышалась нотка радостного волнения. – Хочу познакомить тебя с Эмметом и Рейчел.

Адам робко, слегка смущенно подошел ближе, его взгляд скользнул по незнакомым лицам.

– Эммет, Рейчел, – начала Джесс, её голос немного запнулся, когда она подбирала слова, – это Адам… – она сделала паузу, словно взвешивая, – …близкий друг… семьи. Он часто бывает у нас. Адам, это мои дети, Эммет и Рейчел.

Адам неловко кивнул головой, его взгляд задержался на Рейчел чуть дольше, чем на Эммете. Эммет и Рейчел, в свою очередь, ответили тем же, лишь слегка кивнув в ответ. Джесс в душе, с замиранием сердца, надеялась, что они подружатся, что эти дети из разных мита найдут общий язык.

– Ребята, ужин готов! – объявила Джесс, словно спасая их от неловкой тишины. – Адам, составишь нам компанию? Мы будем рады.

– Не хочу вам мешать, – начал было Адам, его голос звучал чуть тише обычного, – особенно в такой… трогательный момент.

– Не говори глупостей, – улыбнулась Джесс, её глаза сияли. – Оставайся. Чем больше нас, тем веселее.

Стол в огромной столовой ломился от яств, словно был накрыт для королевского пира. Запеченная индейка с золотистой, хрустящей корочкой, ароматный ростбиф, из которого сочился сок, сочные стейки из лосося, украшенные зеленью, разнообразные салаты с яркими овощами, экзотические фрукты, привезённые, казалось, со всего мира, изысканные сыры с плесенью и, конечно же, огромный, многоярусный шоколадный торт, покрытый глянцевой глазурью. Рейчел, привыкшая к скромной, порой скудной еде, к дешевым полуфабрикатам и вчерашним объедкам, смотрела на это изобилие с широко раскрытыми глазами, не веря своим глазам, словно это был мираж.

Дети, смущаясь, молчали, лишь изредка украдкой поглядывая друг на друга через стол, словно пытаясь понять, кто перед ними. Мэтт и Джесс, осознавая напряженность, старались разрядить обстановку разговорами, заполняя паузы своими голосами.

– Рейчел, как ты относишься к морепродуктам? – часто спрашивал Мэтт, обращаясь к девочке, его голос был мягким и заботливым. Она казалась ему более доступной, чем замкнутый, настороженный Эммет, который держался в стороне.

Джесс в основном общалась с Эмбер, стараясь наладить контакт с дочерью своего возлюбленного, пытаясь построить мост между двумя их жизнями. Она задавала ей вопросы о школе, о друзьях, о её увлечениях, надеясь найти точки соприкосновения. В этот момент, за столом, полным изысканных блюд, царила атмосфера настоящей семейной идиллия, хрупкой и волнующей, словно первый, нежный цветок после долгой зимы. И хотя каждый из присутствующих ощущал её по-своему, невидимые нити новой связи уже начали сплетаться.

Глава 4

Прошло три томительных года с того дня, когда Эммет и Рейчел, две маленькие, потерянные души, впервые оказались на пороге этого особняка. Жизнь, казалось, лишь обманула их, подарив призрачную надежду на обретение семьи и счастья. Спустя всего год после того дня, когда, казалось бы, должно было произойти долгожданное воссоединение семейства, Мэтью Холт, их новоиспечённый отчим, внезапно скончался от сердечного приступа. Его смерть, такая неожиданная и стремительная, оборвала не только его жизнь, но и хрупкую нить, которая, возможно, могла бы когда-нибудь связать эти два столь разных мира.

Несмотря на внешнюю холодность и отчуждённость, на демонстративную броню, которую Эммет и Рейчел возвели вокруг себя, они оба тяжело переживали его смерть. Мэтью, хоть и был для них абсолютно чужим человеком, тем не менее, подарил им крышу над головой, еду и, главное, ощущение безопасности, которого они так долго были лишены. Он был единственным, кто, казалось, искренне пытался построить мост между ними. А Джесс и Эмбер были безутешны, их невозможно было остановить от слёз горя. Джесс потеряла любимого мужа, свою новую надежду на счастье, а Эмбер – отца, своего единственного якоря в мире роскоши.

К сожалению, за всё это время, отведённое им судьбой, им так и не удалось стать настоящей семьёй, единым целым. Эммет и Рейчел, словно два диких зверька, загнанных в золотую клетку, не поддавались их семейному обаянию, отвергая все попытки сближения. Эмбер, чистая и наивная в своей доброте, пыталась найти общий язык, особенно с Рейчел, мечтая о сестре, о подруге, но все её попытки были тщетны. Рейчел, не привыкшая к такому вниманию, к такой открытости, сначала пыталась понять и открыться Эмбер, но после долгих и безуспешных попыток почувствовала, что не сможет, что этот мир чужд ей, и начала просто избегать её. Теперь, когда у неё появилась своя комната, своё личное пространство, она отдалилась не только от всех остальных, но и от своего брата Эммета, который тоже часто не выходил из своей комнаты, предпочитая одиночество.

После смерти Мэтта атмосфера в доме стала ещё более холодной, гнетущей, словно над ним нависла невидимая туча скорби. Эмбер, лишившись отцовской защиты, была забрана к себе тётей со стороны матери, которая решила, что новая семья, лишившись присмотра Мэтта, будет издеваться над девочкой, унижать её. Почему-то очень многие так думали, включая Адама, который иногда бросал на Рейчел долгие, полные ненависти взгляды, словно обвиняя её и Эммета во всех бедах. Дом, некогда казавшийся воплощением мечты, замком из сказки, превратился в безрадостное и пустое место, где эхо шагов лишь подчёркивало одиночество. Тишина, нарушаемая лишь редкими, короткими разговорами, давила на Джесс, которая потеряла не только любимого мужа, свою новую опору, но и последнюю надежду на счастливую семейную жизнь, на то, что её дети когда-нибудь примут её.

Эмбер стояла на пороге огромного особняка, который некогда был её домом, её убежищем, её миром. За эти три года она так привыкла к своей новой жизни, к атмосфере любви и принятия в доме тёти, что возвращение сюда казалось путешествием во времени, возвращением в призрачное прошлое. Грузное деревянное крыльцо жалобно поскрипывало под её лёгкими кедами, словно жалуясь на давно забытую тяжесть. Всё вокруг казалось чужим и холодным: высокие арочные окна, сквозь которые проглядывала идеально расставленная мебель в гостиной, пыльная, но всё ещё блестящая входная дверь с отполированной до зеркального блеска металлической ручкой в форме львиной головы, казалось, скалилась на неё. Даже воздух здесь, казалось, пропитан атмосферой отчуждения, затхлостью и воспоминаниями о прошлом, которые не отпускали.

Она толкнула тяжёлую, массивную дверь, и та неожиданно легко поддалась, открывая вид на просторный холл с мраморным полом, отражающим тусклый свет. Внутри царила привычная, почти осязаемая тишина – та самая, гнетущая тишина, которая всегда висела в доме, когда отец был на работе, и никто не желал поднимать лишнего шума, нарушать это идеальное безмолвие. Эмбер нервно сглотнула, чувствуя, как к горлу подступает ком, и сделала шаг вперёд, словно входя в давно забытый лабиринт.

На кухне, к её удивлению, уже кто-то был. Высокий парень, насвистывая незамысловатую мелодию, словно он был у себя дома, стоял у огромного двухдверного холодильника, небрежно облокотившись на дверцу, с видом полного хозяина. Он был босым, в домашних шортах, которые, казалось, вот-вот спадут с него, и свободной футболке, на которой виднелись пятна.

– О, – парень поднял взгляд на Эмбер, его светло-карие глаза лениво пробежались по её фигуре, затем он лениво улыбнулся, – новая служанка? – Его тон был нарочито шутливым, но в светло-карих глазах блестела не только нотка любопытства, смешанная с чем-то ещё, не совсем понятным, но и лёгкая насмешка, вызов.

Эмбер почувствовала, как её щёки заливает горячая краска стыда и негодования. Она не знала, как ответить на это дерзкое замечание. Этот парень – Эммет, её старший сводный брат, или, по крайней мере, так его представляли – выглядел почти так же, как она помнила его в детстве: высокий, уверенный в себе, с той же открытой, чуть дерзкой улыбкой, которая раньше казалась ей опасной. Только теперь его черты лица стали резче, мужественнее, а осанка – ещё более расслабленной и вызывающей, словно он небрежно демонстрировал свою власть над этим пространством.

Эммет, очевидно, наслаждался её замешательством, её неловкостью. Он медленно, с демонстративным видом, налил себе кофе из дорогой кофемашины, продолжая её разглядывать с лёгкой, почти незаметной усмешкой, словно оценивая новую игрушку.

– Эммет, прекрати, – раздался за спиной Эмбер строгий, чуть хрипловатый голос, который, казалось, принадлежал самой тишине.

Она обернулась и увидела девушку, стоявшую в дверях кухни. Высокая, стройная, с прямыми тёмными волосами, собранными в небрежный хвост, и холодными, непроницаемыми карими глазами – это была Рейчел, её сводная сестра. В руках она держала стеклянный стакан для сока, а на её лице застыло выражение скуки и усталости, словно она была утомлена всей этой жизнью, всей этой игрой.