Домик у озера

«Он заметил меня вчера? Или в чём-то подозревает?» – задавалась вопросами девушка, внешне стараясь оставаться как можно более непринуждённой. «Это лишь доказывает его причастие к смерти Евы», – заключила София.

После еды все разошлись. Мистер Мартинес, который собирался уезжать в скором времени, отправился в прощальную, но далеко не последнюю за их жизнь, прогулку с Феодорой, молодожёны пошли наслаждаться теплотой воды озера, а Софию ожидало очередное интервью с Графимовым.

Девушке приходилось аккуратнее подбирать вопросы и проявлять максимум добродушия при разговоре. Однако это не уняла ярости Генриха. Нога продолжала иногда подёргиваться, а стакан в руках едва оставался целым, ведь его так сжимали, что он мог лопнуть в любую секунду. Софи не верила, что на него так влияют её вопросы – они всего лишь обсуждали его отношение к благотворительным акциям. Девушка уже начала подозревать, что Графимов прознал про её совместное отсутствие с Никодимом. Однако всё расставил по местам единственный вопрос со стороны мужчины.

– Вы бывали в моей комнате? – спросил он и всё тут же прояснилось: он просто ей больше не доверял, но и боялся, что она знает достаточно, чтобы раскрыть все его тайны.

– Нет, ни разу, – с удивлением и обидой за подозрение сказала девушка, искусно сокрыв правду. – Что-то случилось? – добавила она уже более серьёзно.

– Да так, одну вещь никак найти не могу, – слегка извинительно ответил Генрих.

Софии тут же в голову пришёл дневник, который покоился у Никодима. Ей едва верилось, что Графимов заметил пропажу только сейчас. Хотя, для такого человека это легко.

Мужчина также спросил про ноутбук, на что получил ответ: «отремонтировать не смогли». На его лице мелькнула довольная ухмылка на какую-то долю секунду, но Софи тут же заметила её. Подобная реакция вызывала в ней ещё большее отвращение и злость.

Интервью продолжалось в том же темпе, но уже в более спокойной атмосфере. Однако у журналистки был ещё один план, который явно подпортит настроение её собеседнику. Но и девушке он не давался легко. С самого начала встречи она готовилась к нему морально и физически.

В это время Никодим, направляясь в свою комнату, заметил, что дверь его напарницы открыта. Каждому показалось бы это странным, так что он бесшумно подобрался к двери и заглянул в небольшой проём. В то же мгновения он без стеснения распахнул дверь полностью и зашёл внутрь.

– Бернард, так и знал, что это ты, – со вздохом проговорил Ник и ухмыльнулся.

На стуле сидел дворецкий, вглядываясь в экран ноутбука Софии.

– Ну и зачем тебе всё это?

– Ну а что мне остаётся, – откинувшись на спинку стула, пробормотал Бернард; он был разоблачён уже не в первый раз, поэтому даже не пытался оправдываться. – Графимов вытащил меня из самого дна. Я был жалким программистом, работал в небольшой фирме за гроши и страдал от смертельной болезни. Мне оставалось не так много времени. Графимов купил эту фирму, заметил меня, оплатил лечение и предложил роскошную жизнь. Теперь я обязан ему по гроб жизни.

– Но ты же осознаёшь, что он просто использует тебя. Ему нужен был хороший программист, который смог бы помочь ему в его грязных делишках. Ты оказался самым жалким. Любой, знающий о подобной ситуации, понял, что ты не откажешь. Теперь понятно, каким образом он разорил Вита.

В комнате повисло молчание. Бернард не хотел что-либо говорить, но всё же заставил себя:

– Я уже думал об этом, но это не изменяет того, что Графимов мне помог, и я обязан ему жизнью.

– Она ведь тебе тоже симпатична как человек. Добрая и улыбчивая – всегда такая, почти со всеми. Ей будет грустно узнать, – дворецкий вздрогнул. – Но уже поздно. Иди, служи своему спасителю. Однако в ту ночь, когда Ева скоропостижно исчезла из этого мира, ключи от всех комнат были у тебя. Кому ты их отдал?

– Никому я их не отдавал! И это было самоубийство, а не убийство.

Никодим с удивлением понял, что Бернард не врёт, он искренне верит или хочет верить в самоубийство. Что же тогда произошло? Также Никодим с грустью осознал, что это разоблачение в порыве чувств может напрочь разрушить всё его расследование. Никодим не был уверен в том, что Бернард всё расскажет – в нём ещё осталась крупица добросердечия. Но всё может быть. Времени оставалось немного, а они всё ещё в тупике.

София махнула рукой, и стакан слетел со стола, разбившись на множество осколков. Некоторые поранили девушку, но она даже не обратила внимания, её взгляд был устремлён на Генриха. Не отрывая взгляд, она начала искренне извиняться, ей правда было стыдно за столь низкий способ проверить болеет ли он гемофилей. Но, спроси она его, он бы вряд ли сказал правду. Генрих вмиг вскочил и начал кричать. Испуганная такой злостью собеседника, Софи попыталась его успокоить и узнать, что же случилось.

– Гемофилия – наше с Домиником пожизненное горе, – крикнул он яростно, в порыве чувств на расспросы гостьи – Софи знала, что он тут же признается, потому что могла представить, в каком он сейчас ужасе. – Моего врача, срочно! – сказал он скорее себе, и, схватив телефон и набирая на нём номер, судоржно шарил по своим карманам и по углам всей своей комнаты.

София некоторое время сидела молча, глядя на суету Генриха.

– Опять оба, – проборматала она.

Ей было и стыдно, и грустно, от досады ей хотелось разбить ещё один стакан, а внутри всё горело. Она зря поранила человека, ведь так и не узнала, кто убийца.

Девушка быстрым шагом ушла к себе в комнату, услышав по разговору Генриха, что врач скоро приедет.

На стуле уже сидел Никодим.

– Есть информация!

– И у меня.

Нико пересказал всё, что узнал, добавив, что охранники, к которым он ходил до встречи с Бернардом, не знают ничего, однако сказали, что той ночью Генрих отвозил своего брата по срочным делам, а вернулся уже без него.

Софи рассказала, что узнала про гемофилию и добавила, что на вопрос про наркотики, Генрих сказал, что не пробывал, лишь однажды их ему подмешали его друзья.

Во время рассказа Никодим наконец заметил порезы на ногах подруги, и, отругав её, принялся их обрабатывать.

– Зачем ты это делаешь? – спросила она, завершив рассказ. – Они и сами заживут, тем более такие неглубокие.

– На всякий случай. Честно, ты такая безрассудная! Зачем себя колечить-то? Больше не делай так, иначе я буду очень зол на тебя.

– Хорошо, – лишь пролепетала смущённая девушка под таким натиском. Но всё же ей было приятно слушать такие слова. Любой человек счастлив, если о нём искренне заботятся.

– Спасибо, папочка, – с улыбкой сказала Софи, когда Ник встал на ноги с аптечкой в руках.

– Я старше тебя всего на пять лет! – возмутился парень, добродушно улыбнувшись.

– Откуда ты знаешь, сколько мне лет? – удивилась девушка.

– Я же детектив, – подмигнул Ник и рассмеялся.

– Зато теперь и я знаю, сколько тебя, – Софи показала собеседнику язык и тут же продолжила: – Думала, ты моложе, а ты оказывается уже совсем старик, – она пожала плечами. – Удивительно, что ты не женат. У тебя хотя бы девушка есть?

– Нет, я одинок как перст. Не везёт мне с девушками.

– Это всё из-за твоего поведения. Хотя ты можешь быть заботливым, если доверяешь человеку.

– Ой, а сама-то. Твоё поведение никого не отталкивает? – улыбался мужчина

– Нет, у меня просто нет времени на новые знакомства. Прислушайся! – вдруг произнесла она, напрягая слух.

– Похоже, врач приехал, – пробормотал Нико.

– Верно, весь дом на ушах. Нам тоже нужно идти, а вечером встретимся и обсудим всё.

Ник с ней согласился. Они бесшумно выскользнули из двери, надеясь, что их никто не заметит вместе. Затерявшись в толпе, парень начал расспрашивать других, что случилось, но все мотали головой и с беспокойством смотрели на закрытую дверь.

– Когда он ещё жил с родителями, у них был личный врач, неожиданно рядом с журналисткой появилась Феодора; она выглядела задумчивой. – И как им удалось скрывать гемофилию так долго. Я узнала о ней от врача только сегодня!

– Это могло подпортить их репутацию, да и не каждая возможная невеста согласилась бы иметь от него детей, зная о риске болезни, – проговорила Софи. – Скрыть можно что угодно, но однажды цепи проржавеют, и правда вырвется на свободу.

Глава 13

– Как ваше здоровье? – спросила Софи, зайдя в кабинет Генриха. Пришло время для последнего интервью.

– Расскажи мне всё, что произошло в тот день! – с напором воскликнул Никодим, глядя в упор на Доминика, сидящего в своей комнате, растерянного и безмолвного, нервно ищущего взглядом свою жену.

– Всё уже в порядке, – недовольно говорил Генрих, когда его брат неловко опустил взгляд на пол.

– Я итак всё знаю, но хочу, чтобы ты рассказал мне всё сам. Иначе мне придётся раскрыть и другие твои тайны, пока буду искать доказательства, – Доминик вздрогнул и вновь приподнял взгляд на собеседника; ещё чуть-чуть и информация будет известна.

– Сегодня мне хотелось бы обсудить вашу жену. Её биография будет прекрасно дополнять вашу, к тому же так мы сохраним о ней память, – слегка взволнованно говорила журналистка, теребя уголок блокнота.

Генрих недоверчиво взглянул на неё. В глазах отражалась беспорядочность мыслей и ярость. Придётся быть крайне осторожной. Именно поэтому Софи выбрала длинную тропу, самую верную, по её мнению. В отличие от прямолинейного Никодима, она больше напоминала кошку, которая бесшумно и терпеливо наблюдает за своей жертвой, чтобы сделать резкий разрушительный выпад.

– Расскажите, каким человеком она была? – девушка пыталась собраться, успокоиться, замедлить сердцебиение, но попытки были тщетны.

Лишь краткие ответы слетали с его уст. Он нарочно отталкивал девушку всем своим духом, как будто куда-то спешил. Этого интервью могло бы и не быть после всего произошедшего, но Генрих тоже хотел понять, чего пытается добиться девушка, да и выкинуть её из дома прямо сейчас было бы подозрительно. Софи представляла, как он был зол, когда понял, что девушка, с которой ему всего лишь хотелось поиграться, для начала дала отпор, а теперь ещё и, видимо, зашла слишком далеко. С каждым ещё более провокационным вопросом, на его лице просыпались эмоции. В глазах мелькал то холод, то тревожность, то волнение и чуть ли не ненависть. Бывает, уголок губ или глаз непроизвольно дёрнется, говоря об ещё одном чувстве – презрении. Не удержавшись, Генрих вскочил на ноги и забродил по комнате. Внешне София как всегда оставалась деловой, равнодушной и спокойной, лишь внутри сердце пробивало рёбра, а живот сжимался, причиняя боль: в душе правил ураган.

– Почему вы постоянно ругались с женой? – неожиданно и резко спросила она.

– Она не желала быть со мной, не любила, не была нежной и не соглашалась быть мне супругой, а не только гостьей в моём доме, – уже руки подключились к его восклицаниям, показывая его неуравновешенность в данный момент.

Готов.

– Но зачем вы убили её? – холодно спросила Софи.

– Я не хотел! – Генрих с отчаянием упал на диван. – Она убила меня! Я хотел быть для неё хорошим мужем, но она презирала меня, не хотела даже попытаться понять, даже мой вид пугал её. Неужели я так плох?! Вместо всего этого она изменяла мне и хотела сбежать при первой же возможности. А тут ещё эти наркотики…, – Софии показалось, что глаза мужчины заблестели. В ней тут же вспыхнул стыд.

– Но откуда… откуда ты это знаешь? – завизжал Графимов, вновь вскочив с дивана. – Ты была там, ТЫ трогала мои вещи, ТЫ изучала нас! – в блестящих глазах убийцы загорелся пугающий огонёк, речь путалась, прерывалась, даже «вы» превратилось в угрожающее «ты».

Софи тут же сжалась в комок. Ей не составило труда понять, что происходит. Ужас сковал всё её тело, дрожь бежала по рукам, спине, ногам, а глаза смотрели, нет, вовсе не на приближающегося человека; они бегали по кабинету, ища пути отхода. Она вскочила с кресла, выронив свой драгоценный блокнот, но тут же упала вновь под давлением всего веса Генриха. Словно лев, он прыгнул на девушку, сдавив её горло. Под давлением кресло спинкой упало на пол, позволив девушке вновь испытать свою удачу, но и тут обидчик её опередил. Руки цепко сжали тонкое горло Софии. Девушка же окунулась в белесый мир, где ничего не было, лишь одиночество и пустота, что связали её по рукам и ногам крепкими цепями, отчего ни один мускул не смог вздрогнуть. Ей нравилось там, полнейшая пустота укрывала её от внешнего мира, позволяя не видеть маячащую на горизонте смерть и не чувствовать адскую боль. Однако вскоре мир стал окрашиваться в полутёмные тона. Тут же к ней вернулись все чувства: воздух больше не проникал в её лёгкие, а от удара об пол сильно болела голова и замедлялись движения, но она смогла разглядеть размытое лицо убийцы, скрывая в своих глазах ужас. Лицо Генриха было столь жалким: глаза, полные ненависти, но и нежелание делать это, щёки изрезали медленные и острые слёзы, а сухие губа что-то шепотом повторяли. Журналистка не собиралась сдаваться, её ожившие тело боролось с противником: колени оставляли синяки на ногах убийцы, кулаки и ногти скользили по лицу и рукам мужчины.

«Никодим, Никодим…», – повторяли губы Софии, но совсем слабый звук вылетал из сдавленного горла. Даже она сама не могла уловить эти слова. Всё, что она слышала – противный звон, не покидающий её ни на мгновение.

Удушье – самое изощрённое убийство, беззвучное, болезненное, жестокое, особенно если жертвой оказывается девушка, а убийцей более сильный физически мужчина. У жертвы просто нет шансов, если её не спасёт само чудо. У такого способа лишь два недостатка: явные следы на шее и скорость, смерть приходит медленно.

Мир побежал рябью перед глазами Софии, всё вокруг стало лишь пятнами. Вдруг тяжесть исчезла из её тела, горло тоже избавилось от давления, она почувствовала такую лёгкость, казалось, будто она парит над всем миром, как же ей было хорошо, однако мир перед ней окончательно померк.

Глава 14

Первое, что увидела Софи, когда очнулась, – взволнованное лицо Никодима. Она попыталась улыбнуться, но вышло что-то кривое, больше похожее на ухмылку. Голова сильно болела, как, впрочем, и всё тело. Увидев, что подруга пытается сесть, Никодим нежно, но настойчиво положил руку ей на плечо, останавливая.

– Скоро вернусь, – кинул он и вышел за дверь.

Лишь сейчас девушка смогла оглядеться. Она лежала на кровати в своей временной комнате.

«Как несправедливо. Одна навсегда покинула этот мир на этой кровати, а другая обрела новую жизнь», – думала с грустью Софи, понимая, что никогда не поделиться этой мыслью с другими, особенно с Никодимом, но навсегда сохранит её в своём сердце.

Девушка решила немного размять свои кости. Сначала ей было трудно пошевелить даже кончиком пальца, но вскоре ей удалось сесть, даже не испытывая боли.

Ник вернулся с врачом и, заметив, что напарница не послушалась его, кинул на неё недовольный взгляд.

Врач задал стандартные вопросы, осмотрел её и в заключение сказал, что пациентка вполне здорова. Последствий удушья нет, голова сильно ушиблена, но сотрясения и гематомы нет.

Оба поблагодарили доктора, и он поспешил вернутся к своей машине.

– Почему ты такой мастер влипать в опасные для жизни ситуации, – вздохнул Нико. – Хотя я не лучше, не догадался, что такое может произойти, пустил…

– Потому что у меня есть ты, – прервала его Софи.

Ник с удивлением посмотрел на шатенку.

– Я ведь знаю, что ты всегда меня спасёшь, – сияла, улыбаясь, девушка. – А теперь пошли прогуляемся, расскажешь мне, как поболтали с Домиником, – она поднялась с кровати и поправила слегка помятое платье. – Пошли, пошли, – схватила его за руку Софи и потянула к выходу. – Какой шанс. Мы наконец-то можем не скрывать, что общаемся! Как его упустить?

Во дворе дома стояли, по меньшей мере, три машины: скорая и две полицейские. Стараясь остаться незаметными, чтобы к ним не сбежались все жители дома, парень и девушка проскользнули вдоль стен дома и скрылись на заднем дворике, ближе к лесу. Листья и землю освещало яркое, тёплое солнце, а приятный прохладный ветерок делал погоду ещё более комфортной.

Софи вдохнула полной грудью, свежесть обволакивала её. После всего случившегося, жизнь для неё заиграла новыми красками, стала намного ценнее. Повернувшись к другу, она чуть не упала. Небольшая слабость до сих пор давала о себе знать. Ник подхватил девушку под руку, и так они двинулись дальше.

– Я узнала от Генриха не так много, но его признание записано на диктофон. Меня лишь волнует, что разговор могут посчитать провокацией с моей стороны и не принять, – с огорчением говорила Софи.

– Для начала его арестовали за покушение на убийство. Рассказ Доминика рассмотрят, и, скорее всего, начнут расследование, сделают эксгумацию и так далее. Если же дело зайдёт в тупик, мы предоставим запись, – успокаивал её Ник.

– Да, ты прав. Но всё равно ему дадут меньше из-за смягчающих обстоятельств. Он делал это под наркотическим воздействием. К тому же деньги… Такое жестокое и несправедливое убийство не только матери, но и ребёнка в утробе, и всё же срок меньше, чем должен, – вздохнула журналистка.

– Ему ещё дадут срок за покушение на тебя. И без смягчающих обстоятельств. Мы уже сделали всё, что могли. Остальное от нас не зависит, – проговорил Нико. – остаётся только ждать решения судьи.

– Ты уже рассказал полиции?

– Совсем немного. Они попросили нас с тобой потом приехать в участок, дать показания.

– Как хорошо, что это не обязательно делать сегодня. Расскажи мне, что ты выбил из Доминика?

– Конечно, давно пора собрать всю картинку из найденных пазлов, – с энтузиазмом воскликнул он. – Всё началось с самой простой в мире вещи – денег. Доминик, гордый человек, – при этих словах он ухмыльнулся, – никогда не просит одолжить ему денег. А тут он кому-то задолжал. Пришло время возвращать долг, а нечем. Вот он и придумал план. Приехал к брату в гости, предложил поболтать за бокалом в кабинете. На алкоголь наш «злодей» надеяться не мог, поэтому, когда Генрих отвлёкся, подсыпал ему порошок в надежде, что так брат ничего не запомнит. Реакция не заставила себя ждать. После длительного разговора, во время которого старший вылил на младшего всё его отчаяние от нелюбви жены, Генрих вдруг сорвался с места. Доминик, довольный, пошёл в комнату брата, знал, где спрятана заначка, как и прекрасно знал, что брат её бережёт на самый чёрный день, поэтому пропажу заметит нескоро. Возможно, к тому моменту Доминик даже успеет вернуть украденное. Оставалось только её найти. Этим он и занимался, когда мимо прошла служанка, которая относила воду в кабинет, и приняла его за хозяина дома. За этим же его застал брат. Обоим пришлось признаться, и они вместе совершили все манипуляции с судмедэкспертом и так далее. Они соучастники.

– Можно я продолжу? – Никодим кивнул. – После обсуждения его жены, Генрих, разгоречённый алкоголем и наркотиком, побежал к ней в комнату. Либо она открыла ему дверь, либо он сам проник в комнату каким-то образом. Здесь у нас пробел. Они начали ссориться. Не сдержав гнева, он задушил её. Осознав, что наделал, в его затуманенный мозг пришла идея, но он был невнимателен. Найдя её аптечку, он растворил в стакане воды, который стоял у неё на тумбе, много снотворного. После достал шприц. Он всегда был с ним вместе с лекарством. Видимо, он случайно подцепил и лекарство, а затем позабыл его в аптечке. Набрав раствор в шприц, он проколол её вену и ввёл лекарство. Опыт у него был, тоже из-за гемофилии. Половину раствора он вылил. На стенках стакана оставался осадок, и полиция могла подумать, что столько она себе и вколола. Всё это он делал в перчатках. Они всегда были при нём или на нём, ведь этого требовало общество, в котором он бывал. А дальше… нет смысла повторять это столько раз.

Несколько минут они помолчали, слушая говор птиц.

– Как это всё ужасно, – выдохнула Софи. – Так хладнокровно скрыть своё убийство.

– Ты права. Надеюсь, он получил всё, что заслужил, – они помолчали ещё немного. – Думаю, нам пора. Нас могут потерять, да и дел сделать надо целую кучу.

– Верно, – пробормотала журналистка, и они направились к главному входу. – Ах да, чуть не забыла. Спасибо тебе огромное за спасенье, – улыбнулась она. – Мне было так страшно, – по телу девушки пробежала дрожь при воспоминании. – Думала, это конец, но тут, наверное, даже подсознательно, услышала тебя. Ты мой герой! Но как ты понял?

– Как только закончил разговор с Домиником, пошёл проверить тебя и услышал звук упавшего кресла, шипение и звуки борьбы, ещё и дверь заперта. Пришлось принимать экстренные меры. Теперь дверь придётся вешать заново, зато ты жива. Я ведь боялся не меньше твоего. Только боялся за твою жизнь. Ты ведь такая безбашенная, совсем не знаешь, когда пора остановиться, – вздохнул он. – Но я готов спасать тебя сколько угодно раз. Однако, – он кинул хитрый взгляд на неё, – знаешь ли, спасибо в карман не положишь!

– И что же ты хочешь? – удивилась девушка.

– Поцелуй, – торжественно произнёс парень.

– Хорошо, – улыбнулась она и чмокнула его в щёку.

– Нет, так неинтересно, – состроил недовольную гримасу парень. – Всё приходится делать самому, вздохнул он, и, наклонившись, нежно коснулся её губ.

Их поцелуй освещал солнечный свет. Казалось, весь мир замер, исчез, только они стоят тут, не слыша и не видя ничего, только ощущая. Ощущая губы, ощущая руки, друг друга, ветер, мир, вселенную.

Оторвавшись друг от друга, они взялись за руки и, с улыбкой, отправились на встречу новым приключениям.

Эпилог

Она сидела, выводя пером слово за словом, радуясь, что вскоре встретится с родителями. Они планировали увидится, прежде чем они с Генрихом уедут заграницу. Она так не хотела в эту поездку, настроение тоже просто ужасно, но мысль о скорой встрече грела душу. Несмотря на консерватизм семьи, у неё был телефон. Однако по нему она разговаривала с родителями нечасто: письма куда приятнее и живее. Но музыка – совсем другое дело. Часто, сидя за полотном, она наслаждалась песнями в наушниках.

И в этот раз она писала письмо, когда в одном ухе играла всеми красками прекрасная мелодия. Флёр – её любимая певица – вновь пела ей. Второй наушник висел рядом. Она всегда слушала музыку только в одном: в этом доме нужно всегда быть начеку. Неожиданно в дверь постучали. Она вздрогнула. Стук повторился уже более настойчиво. Девушка лихорадочно дописывала письмо. Стук продолжался, когда она спрятала письмо за одной из картин. Она догадывалась, кто это мог быть. Из-за двери послышалось шипение. Догадки подтвердились. За дверью был её муж. Дрожа от страха, Ева подошла к двери, намереваясь её приоткрыть, но она распахнулась сама. В замочную скважину был вставлен ключ, а на пороге стоял её «любимый» муж, злобно глядящий на неё.

– Почему ты не открываешь мне дверь?! – злобно выдавил он.

– Что тебе надо? – Ева нервно сглотнула. Ей почему-то вдруг стало страшно. Она пыталась совладать с собой, но дрожала от ужаса.

– Ты меня любишь? – Ева молчала: она боялась и соврать, и сказать правду. – Любишь? – повторил он более настойчиво и яростно. – Не любишь, изменяешь, скрываешься, не даёшь жить, – шипел он, захлопнув дверь и приближаясь к ней.

Девушка в ужасе сделала несколько шагов назад.

– Не изменяла, давала тебе жить. Делай, что хочешь, только оставь меня, – говорила она дрожащим голосом.

– Докажи, – кинул он.

– Зачем тебе мои доказательства? Что тебе доказать, твою свободу? Это глупо, прекрати! – защищалась она.

– Докажи, что любишь, что только моя, что никуда не уйдёшь! Клянись в этом! – кидал он.

Она молчала, не желая давать такие обещания.

– Ах ты ж.., – начал он, и на него полился поток грязи.

Он обзывал её как мог, орал и с каждым словом приближался к ней. Её было страшно, безумно. Стены этого дома скрывали многое. Бывало и хуже. Но только она знала, как тяжело жить с таким мужем. Он даже не думал, что это ненормально. Не желая больше терпеть, ведомая страхом, она попыталась вызвать полицию, но он заметил это. Выругавшись, он толкнул её на кровать и сам навис над ней. Он откинул телефон. От резкого движения, наушники вылетели из гнезда.

«Сегодня не кончится никогда…», – разлетелось негромко по комнате, но следующие слова разбились о стену, как и телефон.

«Как иронично», – подумала Ева, с ненавистью глядя на мужа.

Она больше не хотела сдерживаться. Теперь слова ненависти слетали с её губ, но недолго. Уже после первого предложения, дыхание было перекрыто. Он взял подушку и с силой придавил её к лицу жены.