Во тьме забытых королевств

Тьма Великая, Тьма Забвенная, Тьма Всесущая,Тьма Почтенная.Помилуй искателя,О жизни молящего. Смиренно застывшего, В мир Твой входящего.Позволь нам, ничтожным, Слабым созданиям, Пред Твоими очами Оставить сознание.Позволь нам вернутьсяЖивыми и целыми.Позволь нам вернуться,О, Тьма Нескончаемая.Услышь же наш шёпот, Сквозь камень и время, Сквозь бездну и вечность, Сквозь воды земли.Позволь нам, слабосильным, Вынести бремя, Выйти из бездны, К свету живым.О, Тьма Нескончаемая,Прими наши почести,Но даруй нам возможность —Вернуться домой.

Затихли последние слова молитвы, оставив после себя лишь тихое короткое эхо. Все остались в тех же позах, не смея даже шелохнуться, крепко прижав свои тела к прохладному сухому камню. Вне палаток было темно. Темно так, что было тяжело дышать, так, что терялась ориентация в пространстве. Оставалась лишь тишина и пронзившее каждого напоминание, что они находятся под землей, что над ними неисчислимое количество камня, который лишь по воле неизвестных создателей не падает вниз, радостно хороня людей в их хрупких, ничтожных шатрах, словно гробах. Будто в отместку за то, что они посмели возвести такие отвратительные постройки в храме вечности и незыблемости, на тысячелетних камнях, которые, скорее всего, существуют дольше, чем все вместе взятые люди, что ходят по ним.

Постепенно люди отмирали, укладываясь в свои постели, спальные мешки или просто на плащи. Никто из них не смел поднимать голову или разгибаться, словно в страхе, что своды действительно обрушатся. Лишь один человек смело встал, совершенно не замечая общего настроения. Болтун тихонько вышел за пределы палатки и глубоко вздохнул. Было темно, душно и воняло точно так же, как днем. Но эта тишина… Потянувшись, парень сел прямо на пол, вытянул ноги и посмотрел наверх. Пускай барельефы и перестали излучать свет, и вокруг была непроглядная тьма, Болтуну это ничуть не мешало ими любоваться. Он хранил этот факт в строжайшей тайне от всех, даже от самых близких друзей, как и многие другие свои особенности. Но рано или поздно кто-то поймет, что так знакомый всем Болтун – отличный проводник и надежный товарищ – не совсем человек.

Глава 2. В объятья Тьмы

«Те, кто осмелился взглянуть в глаза Тьме, никогда уже не смогут отвести взгляд от неё».

Из трактата о первых исследователях Провалов.

Едва в главном зале «рассвело», между палатками начали ходить будильщики, громко оповещая о начале нового дня. Они били в маленькие гонги, издававшие крайне неприятные звуки, и надрывно выкрикивали: «Тьма ушла, свет пришел! Тьма ушла!» Эта фраза, некогда имевшая глубокий смысл, со временем утратила свое значение, оставив лишь раздражение от противных голосов будильщиков.

Отряд Шмеля поднялся одновременно и без слов. Первым делом они привели себя в порядок. Каждый по очереди отправился к ближайшей купальне, чтобы умыться. Смельчаков, спускавшихся вниз, обслуживали бесплатно и без очереди. После они оделись в чистое, легко, но сытно позавтракали. И все это – в полной тишине. Снова-таки по традиции.

Отряд Шмеля среди других Смельчаков называли «Лысый квартет». Этот квартет славился как один из самых опытных вольных отрядов во всей Пустой Глотке и был одним из старейших. Многие считали их успех везением, которое рано или поздно закончится, а другие полагали, что Тьма благоволит им, ведь они были крайне суеверными даже по меркам Смельчаков. Неукоснительное следование традициям, тщательная подготовка к каждому рейду и огромный опыт делали «Лысый квартет» одним из лучших в Глотке. Элрих не зря в первую очередь обратился именно к Шмелю.

Проверив снаряжение второй раз, отряд отправился в путь. Болтун, последним выходящий из палатки, задержался, оглянувшись на скромную фигурку, что в одиночестве стояла на столе. Чуть постояв, он поправил маску, крепче затянул лямки значительно увеличившегося рюкзака и поспешил за соратниками.

Ровные ряды уходящих в Провал Смельчаков напоминали парад гвардейских войск на королевском смотре по своей красоте и траурный кортеж по своей атмосфере. Несколько десятков одетых в черное мужчин бесшумно и безмолвно шли в спуск, словно на эшафот.

Вход в Провал был прозван Пастью. С одной стороны, это было метафорическое название, так как в том тоннеле появилось Влияние тьмы, и совершенно не было света, словно сама чернота проглатывала осмелившегося вступить в ее владения. С другой – она была похожа на огромный открытый рот, полный острых зубов. Пасть влажная, словно истекающая слюной, застывшая в вечном злобном оскале. Сталактиты и сталагмиты, росшие на входе в тоннель, «на деснах», никто не трогал и не пытался убирать. Из некоего суеверного страха, что эта самая пасть захлопнется, сожрав всех, кто попытается нанести ей урон.

Около входа в Пасть стояли несколько дежурных гильдейцев с арбалетами наперевес и тяжелыми боевыми кирками на поясе. Они, как почетный караул, отдали честь проходящим мимо них безумцам, что лезли в руки самой смерти. Представители гильдии спускались вниз достаточно редко и за огромные деньги. Но, стоит сказать, подготовка у них была выше, и выживали они чаще.

Держась на почтительном расстоянии как от входа, так и от проходящих мимо Смельчаков, стоял персонаж, сильно контрастирующий с общим видом. Болтун окинул его взглядом и покачал головой. Судя по всему, тот самый Элрих.

Имперец стоял в стороне, опираясь руками на узкий, но длинный транспортный рюкзак ярко-желтого цвета. Его одежда резко выделялась среди потрёпанных комбинезонов, плащей и доспехов Смельчаков: бархатная бордовая безрукавка с золотой вышивкой, высокие, до самых бедер сапоги из плотной глянцевой кожи и широкий плащ, отороченный черным мехом. На его лице читался легкий интерес, смешанный с едва уловимой тревогой. Похоже, он не привык к подобным зрелищам. Либо он новичок, либо на его родине существуют иные традиции. Однако, судя по его одежде, скорее всего, первое.

Заметив в общем строю Шмеля и его отряд, имперец заметно оживился. С удивительной легкостью подхватив свой мешок, он направился к своей группе сопровождения, бесцеремонно вклинившись в общее построение.

– Ну что, готовы? – Элрих бросил взгляд на отряд, остановившись на Капюшоне. – Это тот проводник, о котором ты говорил? Хм… Уверены, что он справится?

Шмель, не отрывая взгляда от черной пасти впереди, поднял руку ко рту, давая понять, что разговаривать не намерен. Затем он протянул руку в сторону Провала и махнул, увлекая за собой отряд. К чести имперца, тот всё понял, хотя на его лице всё ещё читались недовольство и легкая нотка презрения.

Плотнее закутавшись в свой шикарный плащ, Элрих закинул мешок за спину и уверенно пошёл вперёд рядом со Шмелем, совершенно не обращая внимания на недовольные взгляды, которые прожигали ему спину и затылок. Смельчаки не любят, когда нарушаются их многолетние традиции. Болтун лишь украдкой вздохнул, предчувствуя долгий и трудный поход.

Между двумя мирами – света и тьмы – существовала незримая граница. Однако любой Смельчак всегда понимал, когда пересекал её, и с этого момента каждый шаг мог стать последним. Жизнь в любой момент могла оборваться из-за неловкого движения: будь то незаметная расселина, колодец, шкуродёр, ловушка или что-то ещё более страшное…

Переход границы ощущался как нырок в вязкую, влажную и неприятно прохладную субстанцию. Дышать становилось тяжелее, и на плечи, хоть и на мгновение, наваливалась неподъёмная тяжесть. Потом всё возвращалось в норму, но в теле оставалось странное ощущение, будто прикоснулся к полежавшему трупу. И с этого момента начинался обратный отсчёт – чем дольше человек находился под Давлением Тьмы, тем меньше была вероятность вернуться обратно под тёплые объятия света. Постепенно, незаметно, но неизбежно любой Смельчак был обречён сойти с ума и навечно остаться во владениях холода и тьмы. С каждым разом время похода увеличивалось, а периоды между погружениями сокращались, пока, наконец, человек вовсе не возвращался. Отряд Шмеля пока избегал этой участи, но рано или поздно и им предстояло встретить вечность.

Элрих, словно не заметив перехода, с живым интересом оглядывался по сторонам и принюхивался к местному воздуху, словно охотничий пёс. Болтун, наблюдавший за ним, недовольно поджал губы. Он не любил ошибаться в своих выводах, ведь, судя по всему, имперец оказался опытным проходчиком. Вот только почему он был одет так странно?

– Ну что ж, атош Элрих, – Шмель жестом фокусника достал из своей заплечной сумки связку светокристаллов и повесил их себе на шею, словно ожерелье. – Капюшон, мой друг и лучший проводник во всей Пустой Глотке. Он знает каждый камень, каждую трещину. Если он говорит, что путь безопасен – значит, так оно и есть. У него буквально животный нюх в таких делах.

Капюшон, стоявший чуть поодаль, лишь кивнул, не меняя выражения лица. Его серый плащ и маска скрывали всё, кроме бледных глаз, которые спокойно смотрели на Элриха.

– Так что не сомневайтесь, уважаемый атош, всё будет по высшему разряду. Однако… – тут Шмель сделал паузу, выразительно посмотрев на своего работодателя.

– Однако? – тот поднял аккуратную бровь.

– С этого момента и до тех пор, пока мы не выйдем в безопасную зону, вы будете беспрекословно меня слушаться, – серьёзно произнёс Шмель, глядя прямо в глаза Элриху. – Если я скажу упасть лицом в грязь – вы тут же падаете. Если скажу замереть на месте – вы не задаёте вопросов. Моё слово здесь – закон, и только при таких условиях я гарантирую, что вы вернётесь под очи света живым, здоровым и целым.

Элрих на эту тираду лишь закатил глаза.

– Не считайте меня за дурного новичка, капитан, – в его речи прослеживался заметный акцент, свойственный северянам – более чёткое произнесение каждого гласного звука, а также отрывистое произношение согласных, отчего его речь звучала резко и немного сухо. – Я достаточно опытный bergarbetare, так что знаю, как вести себя в таких условиях.

– Это радует, – кивнул Шмель, не удержавшись от того, чтобы скептически оглядеть снаряжение Элриха. Тот этот взгляд проигнорировал. – Идём так: Болтун первый, указывает путь, ловушки и предупреждает в случае опасности. За ним идёт Ромашка, потом атош Элрих, далее Еж, я замыкающий. – Капитан пригладил усы и, не дожидаясь возражений, продолжил. – В первый заход нужно дойти до Бородатых камней. Там есть укромный базовый лагерь, встанем там на отдых. Второй заход – спуск по Сломанному серпу до запретных тоннелей. Далее будем идти за Болтуном, ибо там слишком много ходов и они плохо исхожены. Но в третий заход нужно обязательно дойти до Белых столбов. Слышал, Болтун?

Парень кивнул, придержав маску. Элрих странно посмотрел на него, но ничего не сказал.

– Тогда в путь, друзья! И пусть Тьма будет к нам благосклонна.

Глава 3. Покинутый лагерь

Шли довольно ходко. Верхние тропы исхожены, поэтому передвигаться по ним можно было даже бегом – камень был гладкий, отшлифованный тысячами прошедших ног. Отряды и бежали бы, чтобы как можно быстрее достичь точки назначения и вернуться назад, чтобы как можно меньше находиться под сводящим с ума Давлением, но даже на этих тропах случались сюрпризы. Один из таких обычно поджидал на потолке высоких тоннелей, скрывшись в кромешной тьме. Болтун учуял его, подняв голову вверх и встретившись взглядом с обитателем местной фауны.

– Пискун! Уши! – негромко, но четко приказал Шмель, верно истолковав взгляд проводника. – Болтун, бей!

Тот вскинул компактный складной арбалет, прятавшийся в складках бездонного плаща, и почти сразу же, будто не целясь, нажал на скобу. Звонко щелкнуло, и болт с тихим свистом улетел во тьму. Через секунду в десятке шагов впереди что-то крупное и кожистое шлепнулось на влажный камень.

Капитан довольно крякнул и махнул рукой, разрешая идти вперед. Существо отряд обошел стороной. Только Ромашка, прикрываясь щитом, осторожно подошел ближе и нанес добивающий удар клевцом. На всякий случай. Лишь после этого группа продолжила путь, хотя теперь все чаще поглядывали в тыл.

– Что за Пискун? – нарушил напряженную тишину Элрих, утирая выступивший пот на лбу. В подземельях всегда влажно, и эта влага сразу оседала на всем, в томе числе одежде. Он поправил лямки рюкзака, явно угнетенный здешней тишиной. – Никогда не видел таких в Провалах.

– Разновидность крылатика, – Шмель с чувством сплюнул в сторону. – Неприятная тварь, живучая. Если вцепится – только с мясом оторвешь.

– О как, – Имперец поежился, вновь смахнув влагу. Его одежда уже промокла насквозь, но он упорно делал вид, что всё в порядке. – Чем-то похож на нашихbat. А почему крикнули «уши»?

– Их крик дезориентирует, – охотно пояснил Капитан. – Вроде тихонько пищат, а ощущение – будто раскаленные спицы в мозги втыкают. Иногда так и охотятся – пищат, пока из ушей кровь не пойдет, и только тогда подбираются. Осторожные гады. И хитрые. Любят мертвыми претворяться, чтобы жертву поближе подпустить.

Элрих задумчиво кивнул, поправил лямки и достал из нагрудного кармана записную книжку размером с ладонь с «вечным стилусом». Бормоча что-то про «ультразвуковое воздействие», принялся что-то быстро записывать.

– Ваше светлейшество, может, хватит отвлекаться? – буркнул Ромашка, оглядываясь через плечо. – Мы ж не на прогулке. Пол скользкий – не ровен час, оступетесь, а мы не успеем подхватить.

Элрих кинул на него чуть недовольный взгляд, однако тут же покорно кивнул.

– Да, вы правы, – вздохнул он, нехотя убирая книжку. – Привычка, простите.

Он снова поправил лямки своего огромного рюкзака и зашагал быстрее, след в след за Ромашкой, но теперь уже с подозрением поглядывая на скрытый тьмой потолок. Пока угрозы не было видно – туннель был достаточно широкий, петляющий, напоминал древнюю трещину. Со стен сочилась влага, оставляя на полу желтоватые минеральные натеки. Дышать становилось тяжелее, хотя воздух здесь был не так сперт, как в верхних залах.

Мимо них время от времени проходили другие группы Смельчаков. Большинство – грязные, оборванные, с изможденными лицами. Некоторые держались бодрее, но всех объединяло одно: волевой взгляд, за которым прятался дикий, первобытный ужас перед увиденным. Все они спешили к выходу, к свету, стараясь быстрее миновать последний участок. Никто не обращал внимания на окружение – разве что на непосредственную угрозу. В этом состоянии они напоминали механизмы прежних Хозяев, которых было так много в глубинах пещер – такие же безмолвные и неуклонные.

Элрих провожал каждый такой отряд долгим взглядом, снова и снова порываясь достать записную книжку. Остальные на возвращающихся не обращали внимания – зрелище привычное, сами не раз в таком состоянии выходили.

Болтун вытер рукавом взмокший лоб и опустил маску, глубоко вдохнув. Здесь, внизу, он чувствовал себя на месте. Даже тяжелый, сырой воздух казался ему самым свежим. Главное – не показывать этого имперцу. Тот и так смотрел на проводника как-то косо.

***

До лагеря среди Бородатых камней добрались быстро. Элрих даже не заметил, как изменилось окружение – так плавен был переход из непроглядной тьмы верхних тоннелей, похожих на чьи-то исполинские кишки, к относительно ровным коридорам с низкими потолками, где свисали гроздья светящихся грибов. Их мягкий зеленый свет выглядел зловеще, но хорошо разгонял темноту.

Эти тоннели явно были созданы искусственно – ровный пол с потрескавшейся плиткой, облицованные стены с боковыми ответвлениями. Большинство проходов были завалены, но некоторые оставались свободными. Оттуда часто тянуло дымом, мочой и еще чем-то кислым. Вероятно, кто-то останавливался передохнуть.

В этих тоннелях воздух был намного свежее и суше – то ли благодаря грибам, то ли древней вентиляции, все еще работающей. Никто не знал точно, да и не стремился узнать.

– Как интересно, – пробормотал Элрих, крутя головой и трогая каждый встречный гриб. – Хм…

– У вас нет зеленушек? – поинтересовался Шмель, поправляя перевязь.

– Есть, но другие, – задумчиво ответил тот, разглядывая слизь на пальцах. – Не такие яркие. И растут глубже.

– В каждом Провале свои правила, – пожал плечами Шмель, явно не особо заинтересованный в продолжении разговора о разновидностях грибов.

– Верно, – Имперец достал шелковый платок и тщательно вытер пальцы. Ромашка, наблюдавший за этим, иронично хмыкнул и показательно высморкался в кулак – к счастью, отвернувшись. Элрих не обратил на это внимания, погруженный в свои мысли.

Базовый лагерь находился в боковом проломе – узкая трещина вела в округлый зал. Но сперва отряду предстояло преодолеть шкуродёр.

Проход едва пропускал экипированного человека. Каменные стены сжимались, словно челюсти, оставляя лишь узкую щель, в которой невозможно было вдохнуть полной грудью. Хорошо ещё, что ползти не приходилось – это стало бы настоящим испытанием. Влажный камень царапал кожу, цеплялся за одежду, будто стремился удержать чужаков. Казалось, стены – как зубы, пытающиеся пережевать каждого, кто осмелился сунуться в пасть Тьмы. Камень давил, впивался в тело, рвал ткань, отдавал холодом – но остановиться было нельзя. Вперёд – к сокровищам, к знаниям, к славе. Хоть и доходили не все: Провал съедал часть авантюристов без остатка.

Элрих шагнул в расщелину первым, без колебаний. Словно проходил в открытую дверь. Его движения были резкими, почти небрежными, как будто острые выступы, скребущие по доспехам, вовсе не замечались.

– Чёртова крыса… – прошипел Ромашка, протискиваясь следом, прижимая к груди щит. Несмотря на боевой нрав, он до дрожи не любил узкие пространства, но всякий раз первым лез в любую щель, превозмогая страх.

Шмель хрипло крякнул, продираясь сквозь каменные тиски. Болтун вошёл последним – задом наперёд, не спуская глаз с темноты за спиной. Благодаря росту и телосложению он проходил шкуродёры легче остальных.

После нескольких метров злого, цепкого камня тропа резко обрывалась. Узкий, скользкий карниз вился вдоль отвесной стены над пропастью, дно которой терялось в сизом, слабо светящемся тумане. Камень под ногами был мокрым, покрытым налётом минералов – один неверный шаг, и падение станет последним.

Элрих уже шагал по самому краю, не прижимаясь к стене и не пользуясь страховочной верёвкой. Двигался уверенно, словно под ногами у него не бездна, а вымощенная площадь имперского дворца.

– Эй, ты! – Ромашка стиснул зубы, вцепившись в страховку. – Хочешь, чтобы твои кости потом со дна собирали?

Имперец даже не оглянулся. Будто не услышал.

– Если сорвётся – помочь не успеем, – буркнул Шмель, прижимаясь к стене. – А отвечать за него всё равно нам.

Болтун ничего не сказал, но сжал арбалет так крепко, что костяшки пальцев побелели. Он не любил высоту. Только Ёж сохранял невозмутимость, привычно плюнув в пропасть, как всегда перед подобным переходом.

Спускались медленно, пока тропа не вывела их в широкий зал, чьи стены покрывали белые натёки, напоминавшие бороды – отсюда и название места. В воздухе висел знакомый запах лагеря: гарь, пот, кисловатый дух. Но царила странная тишина, что сразу насторожила всех. Даже Элрих резко остановился. Ромашка и остальные тут же сомкнулись, став спинами к нему.

Лагерь оказался пуст. И это было по-настоящему странно.

Обычно здесь кипела жизнь: это был один из ключевых опорных пунктов, где стоял гильдейский светоч, ослабляющий Давление и дающий передышку. Но сейчас – ни души. Котлы ещё дымились, угли тлели, а людей не было. Ни голосов, ни шагов. Хотя всё говорило о том, что недавно здесь кто-то был. И, возможно, не только люди…

– Готовьтесь, – сказал Шмель, медленно вытаскивая клевец. Голос его звучал спокойно.

Отряд слаженно выстроился в боевой порядок – щиты вперёд, арбалеты заряжены. Болтун шумно вдохнул и взвёл свой компактный арбалет.

Тлеющие костры окончательно угасли. Их окружила Тьма.

– Кусок червячьего дерьма… – процедил Ромашка, резко дёрнув Элриха назад, в центр строя.

Все замерли. Свет от кристаллов едва освещал ближайшие шаги. С каждой секундой он тускнел – будто поглощаемый, затопленный сгустившейся тьмой. Никто не понимал, что происходит, но каждый был готов продать свою жизнь дорого.

И вдруг – Тьма отступила. Внезапно, стремительно, как морской отлив.

Миг – и зачадили костры. Светокристаллы вспыхнули ярче, озаряя пустую пещеру. Воздух наполнился звуками: треск тлеющего дерева, журчание родника в низине, глухой плеск капель, падающих с бугристого потолка, словно пот с прыщавого лба.

Отряд стоял, насторожённо осматриваясь. Минуту, другую – пока напряжение не стало почти невыносимым. Лишь потом, постепенно, бойцы начали дышать ровнее, делать шаг вперёд. Осторожно, как звери, вышедшие из ступора. Все ощущали это чувство – будто кролик, чудом избежавший удава.

– О как… – крякнул Шмель, пряча оружие в ножны и подтягивая сползшие штаны. – Дивное у нас путешествие намечается, чую.

– Да это Ромашка обосрался, – оскалился Ёж, пряча трясущиеся руки в карманах.

Отряд разразился хохотом, сбрасывая остатки напряжения. Даже Элрих невольно улыбнулся.

– Ладно, хватит зубы сушить, – Шмель посерьёзнел, поглаживая бороду. – Надо проверить лагерь. Может, кто жив остался. Вперёд.

Отряд двинулся вперёд, внимательно осматривая покинутый лагерь. Свет светокристаллов уже не мерцал – теперь он был ровным, тускло-зелёным, как и положено в глубинных залах. Костры догорели, но запах дыма все еще витал в воздухе. На фоне общего безмолвия каждый звук – скрип подошвы, щёлкнувший ремешок, случайно задетый котелок – отзывался как удар в барабан.

Шмель первым подошёл к главному костру. Осторожно опустился на одно колено, коснулся рукой пепла. Тот был ещё тёплым. Не горячим – но тёплым. Значит, людей не стало совсем недавно. Час, может, меньше.

– Ушли. В спешке, – пробормотал он, подняв обугленную ложку.

– Или их унесли, – мрачно добавил Ёж, осматривая разбросанные мешки. Некоторые были разрезаны, но аккуратно – без следов борьбы или паники.

Болтун в это время прошёл вглубь зала, двигаясь вдоль стены. Его внимание привлекли отпечатки – неровные, прерывистые, будто кто-то перемещался, спотыкаясь. Он присел, провёл пальцами по влажному камню. Поднялся, посмотрел на потолок. Там тоже были следы, видимые ему одному. Множество отпечатков рук, с как будто бы удлиненными пальцами.

Ромашка обнаружил светоч. Артефакт был цел, но его оправу кто-то перекрутил – будто собирались снять или сломать, но передумали или не успели. Он показал это Шмелю.

– Интересно девки пляшут, – пробормотал мужчина, оглядывая артефакт. Который, вообще-то, должен был быть под очень надежной охраной. – По четыре штуки в ряд. Где нашел?

– Около складской палатки валялся.

Шмель хмурился, напряженно. Воздух становился снова вязким, давящим. Тьма отступила, но отчего-то тревога не исчезла. Всё было слишком тихо, слишком упорядочено. Никакого хаоса битвы, крови, снаряжения, будто все находившиеся в лагере просто взяли и ушли по своей воле.

– Ни тел, ни крови, – подал голос Белый, подтверждая мысли Капитана. – И ни запаха смерти. Но людей здесь уже нет.

Элрих всё это время стоял чуть в стороне. Он осматривался внимательно, но молча, и выглядел при этом так, будто понимал, что происходит. Шмель отметил это, но, подойдя, сказал другое:

– Что думаете, господин Элрих? Остановимся здесь или пойдем дальше?

Тот ответил почти не раздумывая.

– Остановимся здесь. Светоч активен, так что место условно безопасное. Не думаю, что стоит ждать нападения еще раз.

На том и порешили: заночевать здесь всё равно придётся. Шмель не рискнул вести отряд дальше без отдыха – усталость копилась, и чем глубже, тем опаснее идти на износ.

Было решено не располагаться внутри лагеря, а устроить временный привал у входа в зал – поближе к шкуродёру. Так безопаснее. Если что – проще будет выбраться.

Ромашка с Белым проверили боковые туннели, убедились, что те завалены или пусты. Капитан вновь осмотрел место стоянки и, не найдя признаков угроз, вынес вердикт:

– Пока чисто. Но спать нужно по очереди. Без вахт тут не обойдёмся. Это не обсуждается, – отрезал Шмель.

Палатку ставить не стали. Расстелили только плащи и закрепили светокристаллы в двух местах: у стены и на возвышении, чтобы давали перекрёстный свет. Болтун лёг последним. Но долго не засыпал. Он смотрел в темноту, туда, где когда-то были люди. И ни на миг не отпускал мысль, что всё ещё кто-то здесь. Просто умеет ждать.

Глава 4. Угасшая Империя

Дворец Его Императорского Величества Вахтори XXI, расположенный в самом сердце Северного Равнинного Круга, на Сломанном Клыке – одинокой скале с плоской вершиной – вздымался над столицей с надменной гордостью. Верхушку донжона было видно из любой точки города, а сам дворец считался одной из трёх Регалий.