Трубадур: Начинающий артефактор

– Что? – недоумение было на лице у всех троих.

– Выступление, ну, спеть можно?

– Как городские шуты и трубадуры? Ха! – презрительно окинул меня взглядом братец Ло. – Дело дворянина – защищать Отечество, а не плясать на потеху публике.

– Плясать я не могу, да и не умею, но спеть пару хороших песен в состоянии, – не обращая на него внимания, сказал я.

– Ну, конечно можешь, – не очень уверенно произнес Ларион, – но какие песни? Как та?

– Как та и не только, – улыбнулся я. – Гитара есть?

– У тебя сломана рука, – заметила Лукина.

Вместо ответа я снял ее с повязки, разбинтовал и повращав кистью под немое удивление, удовлетворенно кивнул.

– Вито, – очнулась женщина, – немедленно завяжи повязки обратно! Тебе нельзя снимать их! – Она сейчас напоминала мою маму, когда я хотел пойти зимой в капюшоне. Руки в боки, сурово сведенный брови и потешно–строгое лицо. В груди кольнула игла.

– Да, да, конечно, – помахал разбинтованной рукой я. – Так есть гитара?

– Найдется, – улыбнулся мужчина. – Лари, собери всех на заднем дворе. Там хорошее место. Вито, пойдем за гитарой.

– Ларион! – воскликнула Лукина в негодовании. – Ему покой нужен! Да и куда на ночь глядя? Все спят уже небось.

– Спят, так спят. А на счет покоя, – мужчина усмехнулся, – где этот покой и где Вито?

***

Ло сидела перед зеркалом в ночной рубашке и задумчиво расчесывала волосы. Вито… Это странное имя, непривычное для слуха мавитанца не давало ей покоя. Сегодня при их встрече он открылся ей с совершенной новой стороны и показался каким–то… печальным. Да, именно таким. Словно за броней словоохотливости, балагурства и несерьезности скрывается молчаливый и несчастный маленький мальчик. Она не была в этом уверена, все–таки ментальный дар у нее слабее, чем у матери. Может, ей просто показалось и Вито на самом деле просто очень веселый парень. Но это тянущее чувство под ложечкой, когда он попрощался…

За дверью послышался невнятный шум. Потом кто–то словно поскребся и тихо произнес:

– Сестра, ты спишь?

«Лари» – если бы Ло знала, что такое фейспалм, он бы его непременно сделала. А так она просто закатила глаза, решив не отвечать.

– Ну, спишь, так спишь, – пробормотал он, и, Ло нахмурилась, начал копаться в замке, будто пытаясь открыть его.

– О, только не снова, – прошептала девушка, вставая и громко спрашивая: – Кто там?

– А, сестра! – в голосе Лари явственно слышались панические нотки. – Я просто желал пожелать тебе спокойной ночи!

– Тогда оставь в покое замок. В прошлый раз, когда ты пытался его открыть, его заклинило и отцу пришлось выбивать дверь.

– Да я чего, я так, просто…

– Просто иди. Спокойной ночи, – Ло взяла со столика ключ, подошла к двери и вставила его в замочную скважину. За дверью послышалось недовольное бурчание.

– Шагай, брат–изврат. Иначе по приезду все расскажу маме!

– Уже ухожу!

Ло постояла пару минут, прислушиваясь к тишине и пытаясь уловить в ней прерывистое сопение.

– Хм, и вправду, ушел.

Брат Ло был старше ее на год. И с самого детства у него к сестре было особое отношение. Никакие войн, ссор и конфликтов на серьезной почве у них никогда не было. А все потому, что Лари был конченным сестролюбом. Он буквально боготворил свою младшую сестру, до четырнадцати заявляя, что никто, кроме него, не имеет права брать ее в жены. Сначала родители относились к этому со снисхождением, но с каждым годом снисхождение превращалось в тревогу – парень растет, а вот его характер и идеи не меняются. Все также он говорит, что женится на Ло, а сама девочка жалуется, что старший брат не дает ей покоя, постоянно следуя за ней по пятам. Чаша терпения была переполнена, когда Лари взломав замок в комнату Ло, улегся с ней в одной кровати. Какой скандал тогда был… Как же отец был зол, а как кричала мама. Лари всыпали плетей, провели разъяснительную беседу, и он присмирел. Но целей не изменил, но хотя бы стал говорить о них реже.

– М–м–м, – собиравшаяся было ложиться девушка, обратила внимание на странно яркий свет из окна. Подойдя к нему и отодвинув шторку, с удивлением обнаружила десяток светляков, зависших над беседкой, у которой, к слову, толпились люди.

– Хм, что это? – тут ее взгляд зацепился за необычайно высокую фигуру и в животе запорхали бабочки. – Вито?

Он стоял на ступеньках беседки, с гитарой и что–то говорил Лариону. Левая рука его уже была разбинтована, нога тоже.

Ларион кивнул и отошел, оставив парня наедине с людьми. Вот он поднялся в беседку, сел на стул стоящий там же и заговорил. Ло спохватилась и открыла окно, став с любопытством взирать на происходящее.

– Итак, господа, простите, что отвлек вас от дел, – произнес он громко, перекрывая гомон тут же затихшей толпы. – Но это не займет много времени. Этим небольшим концертом я бы хотел выразить благодарность вам за то, что приняли меня и выходили. Спасибо я скажу песнями. Надеюсь вам понравится. И пропадает в миллионах навек, когда–то самый дорогой человек…[1]

Песня, тихая, нежная, под робкую музыку захватила Ло с первых мгновений, как и всех зрителей. Она была не местной, но на местном языке.

– Итак, господа, простите, что отвлек вас от дел, – произнес он громко, перекрывая гомон тут же затихшей толпы. – Но это не займет много времени. Этим небольшим концертом я бы хотел выразить благодарность вам за то, что приняли меня и выходили. Спасибо я скажу песнями. Надеюсь, вам понравится.

Он сел на стул, аккуратно проведя по струнам, словно слушая, как звучит инструмент.

– И пропадает в миллионах навек, когда–то самый дорогой человек…[1]

Песня, тихая, нежная, под робкую музыку захватила Ло с первых мгновений, как и всех зрителей. Она была не местной, но на местном языке.

– Задержи дыхание на миг, ощути, какая глубина, в моей голове идёт война… – дыхание Ло перехватило, она буквально забыла как дышать.

– И пропадает в миллионах навек, когда–то самый дорогой челове–е–ек! – неожиданно громче запел–закричал парень, вызвав рой мурашек на спине у девушки, никогда не слышавшей таких песен.

– Я слышу твое сердце по ночам, тобой пропитан каждый сантиметр, я нахожу тебя всех вещах, – Ло зажмурила глаза и легла на подоконник с улыбкой продолжая смотреть на прикрывшего глаза Вито.

– Я рана! Я рана! Ты рана! – хриплым голосом продолжал он. Она даже удивилась – как он может петь, сорвав голос?

– Слишком глубокая рана, забывать друг друга пора нам… – без намека на хрип закончил он.

Стояла тишина. Все находились под впечатлением от песни, в том числе и Ло.

– Ну, дабы еще более усилить ваш шок, спою вот это… с скрипкой и барабанами лучше, конечно, но что есть, то есть, – он плавно провел по струнам, начав наигрывать какую–то грустную мелодию. «Красиво» – подумала девушка, и вдруг Вито резко ударил по струнам, начав играть какую–то энергичную и очень сложную мелодию.

– Темный мрачный коридор, я на цыпочках, как вор, – низким, в отличие от первой песни голосом, запел он. – Пробираюсь чуть дыша, чтобы не спугнуть[2].

Ло с улыбкой отметила, что многие, едва он запел, бросились в пляс, какой обычно бывает, на ярмарке, когда несколько трубадуров играют незамысловатую мелодию для пьяных гуляк. Но здесь музыка была действительно сложной и атмосферной, и несмотря на то, что ее играет один человек, была гораздо лучше потуг местных музыкантов.

– И ты попала! К настоящему колдуну, он загубил таких, как ты, не одну! Словно куклой в час ночной теперь он может управлять тобой! – Ло уже сама порывалась встать и присоединится к пляшущим парам, и только аристократическая сдержанность не позволяла ей этого.

– Всё происходит, будто в страшном сне. И находиться здесь опасно мне! – пропел он и заиграл. Заиграл настолько быстро, что рука смазалась. Ло прижала руки ко щекам и подумала, что с такой скоростью он запросто может повредить руку или стереть пальцы в кровь.

Даже люди остановились, с неким благоговением глядя на полностью отдающегося музыке парня. Закрытые глаза, покачивание головой в такт музыке и виртуозное исполнение музыки. Едва–ли кто–то из местных может сравниться с ним.

– Ну и, наверное, последняя песня на сегодня, – улыбнулся слегка запыхавшийся Вито. – Восток моей юности! Восток моей юности, запад пройденных дней, – он мягко запел, легко трогая струны гитары. Все оказались во власти этого голоса и непонятных, но очень красивых строчек песни, язык которой казался грубоватым, но при этом очень мелодичным.

– Восток моей юности, запад пройденных дней и беспечных мелодий, восход моей юности, запах беглых огней на вечной дороге, – припев песни лился как журчащий ручей, голос Вито обволакивал и погружал в невероятную атмосферу спокойствия. Юношеская страсть и максимализм чувствовались в этих словах, тот настрой, когда несмотря на все трудности ты живешь мечтой, когда на любые нет, ты ходишь тысячи, да и идешь вперед несмотря не на что.

– О, оо–оо, на вечной дороге, о, оо–оо, на вечной дороге, о, – угасли последние аккорды песни, а люди, севшие прямо на землю, многие с закрытыми глазами, думали о чем–то своем.

– Вито, спой ту песню, – попросил Ларион, сидящий рядом с Лукиной и девочками. – Последний раз.

– Хорошо, эх, каподастр бы, чтоб в тон звучала, ну ладно, – мелодия полилась. Невероятная, красивая и плавная, словно последний летний закат в горах.

Я пел о богах, и пел о героях, о звоне клинков, и кровавых битвах;

Покуда сокол мой был со мною, мне клекот его заменял молитвы.

Но вот уже год, как он улетел – его унесла колдовская метель,

Милого друга похитила вьюга, пришедшая из далеких земель.

И сам не свой я с этих пор, и плачут, плачут в небе чайки;

***

Второй раз покидаю место, ставшее домом. И снова не по своей воле. Оставляю человека, ставшего мне ближе, чем родной отец. Надеюсь, с ним все будет в порядке, я же везучий, и, надеюсь, мое везение передалось и ему.

Ночью я не спал, думая о том, что делать в будущем. Мне скоро восемнадцать, а сидеть на шее у Валентиев мне не хочется. У магов, если они позволят, я задержусь. Коллегии, как я понял, это местные НИИ, значит, там очень много информации по миру. У них посижу пару месяцев, нормально поднатаскаю себя, если они позволят. Потом музыка. Много музыки. Судя по реакции, которую вызвали мои песни, тут она не на особо высоком уровне. Что, кстати, странно, даже в моем мире в средневековье были крутые поэты, да даже до средневековья, тот же Гомер. А мифы, легенды? Это неотъемлемая часть любой культуры, а здесь вообще ничего. Может в коллегии разберусь в чем дело.

Рассветы тут красивые.

Осенне–молчаливые.

Ни криков птиц, ни звуков леса.

Мутная стоит завеса.

Но туманы тут недолги.

Оседают на иголках

Елей да сосен,

И траве.

Кхм, че–то не то, че–то не туда. Оторвав своя взгляд от созерцания поднимающегося из–за горизонта солнца, встал, закинув на спину достаточно большой рюкзак. Поморщился из–за резкой боли в груди – все–таки выздоровел не полностью. Пошел на выход, и, тихо спустившись со ступеней, встал на крыльце. Втянул носом влажный и холодный воздух, пахнущий хвойным лесом. Хмарь. По небу плыли серые тучи, предвещавшие непогоду. Легкий ветер давно разогнал туман и сейчас лениво покачивал вековые деревья. Скоро буря.

– О, ты встал? – подошел сзади Ларион. – Я думал, будить надо будет.

– И тебе доброе утро, – улыбнулся я.

Мужчина встал рядом. Молчим.

Подошла Лукина в походном платье. Молча обняла нас. Мы ее.

Не помню, если честно, когда последний раз меня обнимала мама. Отец в принципе держался всегда на расстоянии, но… кажется сегодня я обрел вторую семью, которую снова покидаю. Но, я уверен, не навсегда.

– Прощайте, – произнес Ларион, стоя у кареты, в которую уже залезли младшие и Лукина.

– Э, нет дед, – улыбнулся я, протягивая ему руку. – Не прощайте, а до скорой встречи! Пессимизм – это не про нас. Напомни–ка мне девиз Валентиев.

– Вечная слава, вечная честь, – ухмыльнулся Ларион.

– Вот, – поднял я важно палец, – вечная! Ну, задай им тут, дед. И смотри у меня, помрешь – убью! Понял?

– Понял! – рассмеялся мужчина, хлопнув меня по плечу. – И ты у магов не расслабляйся.

– Естественно, – улыбнулся я, залезая в дилижанс. – Бывай, дед!

***

Провожая взглядом кавалькаду с каретой, Ларион впервые за много лет перестал чувствовать давящее чувство, которые сжирало его изнутри. Еще он наконец–то понял, что такое чувствовать родительскую гордость. Он выживет. Не ради себя, но ради семьи Валентиев!

– Вечная слава, вечная честь! – рявкнул он, ударив себя по груди. Этот же жест повторили и стоящие рядом солдаты, провожавшие дилижанс. – По местам. Полная боевая готовность!

[1] Нервы – Самый дорогой человек

[2] Король и Шут – Кукла колдуна

Глава 15

Рокурокуби

– Иду мимо кладбища, молча курю. На холмик могильный с опаской гляжу. Вдруг голос из гроба: «Тебя проводить?». Вот так очень быстро я бросил курить, – рядом хихикнула Ло, а Лукина с удивлением произнесла:

– Ты курил?

– Нет, не курил. А что, тут есть табак? – с любопытством спросил я, плотнее запахиваясь в плащ.

– Не знаю, что такое табак, но многие курят пустынные грибы, листья вины. Порой даже личинок гауг'кавской бабочки используют.

– Чего? Личинок? – Во выдумщики!

– Да, но особой популярностью они не пользуются – слишком слабый эффект, да воняют жутко. Их, в основном, бедняки курят.

– Как классно… – протянул я без особого интереса, окидывая раскинувшееся перед собой кладбище. – Скоро он там, нет?

Наш дилижанс остановился около огромного, и, как сказала Лукина, очень древнего кладбища. На нем, по легендам, хоронили еще первых королей Мавитании, отколовшейся от Тариуса. Думаю, вранье, конечно. Едва ли кладбище простояло бы три тысячи лет. Лет пятьсот–шестьсот – да, но не более.

– Будь терпеливей, Вито, – успокаивающе произнесла Лукина, изящно эпоправляя шляпку на голове. – До переправы уже недалеко.

– В том то и дело, не мог он до нее потерпеть? – пробурчал я, пиная колесо довольно большой кареты.

– Видимо, не мог, – спокойно произнесла женщина.

– М–м–м, как классно, наверное, справлять свои естественные потребности на чью–то безымянную могилку… – я посмотрел на бесконечные ряды каменных стел, метра полтора в высоту. Некоторые из них были чуть выше, в два метра. Иногда попадались и трех, и даже четырехметровые каменные глыбы. Видимо, знатные люди похоронены.

Стеллы нестройными рядами шли до самого горизонта, словно армия безликих солдат, идущих в свой последний бой.

– Вито! – возмущённо воскликнула Валентия, бросив взгляд на слегка покрасневшую Ло. – Не при дамах же!

– А что такого? – удивился я, сходя с дороги и подходя к первой стеле. – Дамы что, не…

– Вито!!!

– Да понял, я понял.

Никакого холмика или оградки, просто вытянутый булыжник, обложенный кругом камнями, которые показывали, куда не стоит заходить. Посеревшие от времени, со следами коррозии, мха и почти стертой надписью.

«SecundinV…ty.250–301. …et…rnae ho…ore, aeter…e gl…a!» – написано было явно на мавитанском, но что непонятно. Двести пятидесятый год, это аж две тысячи лет назад. Неужто оно правда настолько древнее? Перевел взгляд на соседний камень.

«Fa..z… Va… 257–301. Ae…e …nore, A…terna……loria!» – хм. Что, интересно, значит эта надпись? Разобрать бы ее еще…

– А-а-а-а! – раздался душераздирающий крик Лари, сорвавшийся на такой высокий фальцет, что даже я его не смог бы взять.

Пара человек из охраны тут же рванули в сторону, откуда слышался вопль. Ну, и я за ними. Не знаю, даже зачем, просто ноги понесли. Головой, в тот момент, я забыл думать.

Бежать пришлось недалеко – пара десятков метров. За особенно большим, в несколько метров, камнем мы и нашли пострадавшего.

– Отстань от меня, чудовище! – верещал парень, отбиваясь ногами от двух длинных костлявых рук, пытающихся утащить его в разрытую могилу, прямо в круге камней стелы. – Спасите!!!

Один из солдат тут же схватил Лари за руки и потащил на себя. Второй, выхватив шашку, с плеча рубанул им по рукам.

– Ай! – неожиданно раздался старческий крик из могилы. – Вы шо творите, гады проклятые!

Вся наша компашка замерла в ступоре. Тем временем невредимые руки втянулись в яму, а секунду позже из нее вылез дедок гоповатой наружности.

Лысый череп с темными пятнами, красный нос картошкой, бандитский прищур и впалый беззубый рот. Дед сильно сутулился, я бы даже сказал крючился, согнув руки, словно богомол. Грязная одежда висела на нем невнятными тряпками, как на огородном чучеле. Пахло от него соответствующе – вокзальным бомжом.

Впалые небритые щеки раздулись от возмущения, а мутноватые глаза впились в нас как два кинжала.

– Вы хто такие?! Я вас не звал! Идите отседова по добру, по здорову! – гневно закричал он.

Наступила тишина, которая, казалось, сама удивилась наглости деда.

– А паренька оставьте, – снова выдал он. – Он отработать должен свой проступок!

Секундная пауза.

– Какой еще проступок? – очнуввшись раньше всех, спросил я.

– Он памятный камень обоссал! Отработать должен!

– Ты вообще кто такой, дед? – с удивлением снова спрашиваю я.

– Хранитель кладбища я! – неожиданно высокомерно выдал он, что выглядело несколько странно, учитывая его внешний вид. – И этот мальчишка посмел осквернить священный склеп короля Мавитанского Луинни III!

– Ничего я не осквернял! – взорвался вдруг Лари, растирая грязными руками слезы по лицу. – Я просто мимо шел, когда вот это принялось меня затаскивать!

– Ложь! – рявкнул дед.

– Нет, не ложь! – не промедлил с ответом паренек.

– А я сказал – ложь! – дед сжал кулаки сделав резкий шаг вперед, и солдаты положили руки на рукояти шашек. Он тут же замер, напряженно посмотрев на побледневшие костяшки пальцев воинов.

Хм…

– Чем же ты докажешь, что ты хранитель? – лениво спросил я, заметив приближающуюся Лукину, с еще тремя солдатами.

– А чего это я должен доказывать это? – нагло заявил неизвестный, сложив руки на груди. Сделал он несколько скованно, постоянно косясь на солдат.

Ясно все, боится он нас. И никакой это не Хранитель, скорее всего какой–то слабый разумный демон, поселившийся здесь, питающийся падалью и незадачливыми путниками.

– Это рокурокуби, – спокойно произнесла подошедшая Лукина. – Демон–падальщик, слабый, но очень хитрый и живучий, неприятная тварь, – женщина подняла руку, и солдаты за ее спиной натянули луки. Резкий взмах и три стрелы устремились в застывшего статуей демона.

Неприятный чавк и тело падает в яму, из которой, собственно и вылезло.

– Сожгите его на всякий случай, – приказала Валентия. – Как я и говорила, они живучи.

Женщина посмотрела на Лари, все еще валяющегося на земле и расширенными глазами наблюдающего за тем, как солдат, владеющий пиромантией, «выдохнул» заклинание в могилу, из которой тут же вырвался столб пламени.

– Вставай, – мягко произнесла Лукина, помогая испуганному парню встать. – Пора ехать.

Тот оторвался от созерцания дыма, идущего из ямы, потряс головой и молча поднялся, отказавшись от помощи. Отряхнув грязь с одежды, что в общем–то не сделало ее чище, и опустив голову, прихрамывая, пошел в сторону дилижанса. Лукина и еще трое солдат пошли с ними. А я… А мне плохо стало, мать вашу! Только что на моих глаза убили пускай и не совсем человека, но что–то близкое к нему. Потом еще и сожгли… Это, знаете ли, не особо хорошо может сказаться на слабой подростковой психике! Ладно, не совсем слабой, и почти уже не подростковой, но все же от шока мне отойти надо.

– Жестко она с ним, – пробормотал я, отмирая и отворачиваясь от камня.

– У мэтры мужа демоны убили, – поделился со мной неожиданно один из солдат, – с тех пор она из ненавидит чуть больше, чем обычные люди.

– Вот как, – протянул я, посмотрев через плечо на все еще дымящую яму. – Неожиданно.

Ожидаемо, конечно, но неожиданно. Я предполагал нечто такое, точнее задавался вопросом, где муж Лукины. У близняшек спрашивал, но от любых упоминаний об отце они замыкались в себе. Даже намеками не получалось. Среди догадок доминировала та, что вещала о том, что он банально их бросил, едва узнав о положении своей зазнобы. А оно вона как. Тут мне не там, как говорится.

О, вроде отлегчило от горла. Подташнивало меня знатно, даже коленки чуть ослабели, но вродь нормально, можно идти.

Быстрым шагом догнав почти дошедших до дилижанса Валентиев. Около кареты стояла Кинария и Ло, в окружении нескольких солдат. Заметив Лари и поддерживающую его под локоть Лукину, они было дернулись их встретить, но повелительный жест женщины остановил их.

– Что случилось? – встревожено спросила Ло, едва Лари и поддерживающую его Лукину.

– Рокурокуби напал, – произнесла женщина, Ло побледнела и дернулась было помочь брату, но тот лишь от нее отмахнулся. – Ничего серьезно сделать он не успел – солдаты подоспели вовремя.

Около дилижанса Лари посадили, заставили снять сапоги и закатать штаны. На ногах у него остались пара багровых гематом, которые тут же залечил целитель. Парень мрачно поблагодарил его и сел в карету. Остальные последовали за ним, с постными лицами.

Атмосфера в нашем средстве передвижения царила такая–себе. Не сказать, что давящая, но и безмятежности прежней не было. Я бы сказал, напряжненькая. Откинувшись на своем кресле, прикрыв глаза я наблюдал за пассажирами, притворяясь дремлющим. Вообще, карета была довольно большой. Метра три в ширину и четыре–пять в длину. Да и каретой это не является, вроде. Местные назвали это, если переводить, «большой повозкой». Но это долго. Так что будем называть это дилижансом. По четыре удобных кресла в каждой стороне, с поднимающимися подлокотниками, и регулируемой спинкой. Между пассажирами раскладной столик, так что, учитывая, что тряски почти нет, можно устроить чаепитие без риска опрокинуть на себя кружку. Если столик убран, то можно спокойно вытянуть ноги, никому не мешая. Стенки обшиты мягкой шелковисто тканью, нежно зеленого цвета, с позолоченными узорами цветов. С комфортом путешествуем, в общем. Путешествовали. Атмосфера та еще. Надо бы как–то ее развеять. Вот только как?

– Долго нам ехать, – как бы невзначай спросил, я потягиваясь.

– М–м–м, прилично – часа три–четыре, не считая остановок, – ответила Лукина, не отрываясь от чтения какой–то книги.

Я присмотрелся к обложке. О…

– Приди-приди тактика? – улыбнулся я, узнав книгу. – Забавная книженция.

– Что? – женщина подняла на меня взгляд, потом снова опустила его в страницы. – Ты читал ее?

– Да, – усмешка сама собой появилась на губах. – От корки до корки.

Женщина широко раскрыла глаза, а кончики ее ушей моментально покраснели. Как, собственно, и сама она, мгновением позже.

– Неплохая книга, кстати, книга, учитывая ее содержание. И смысл даже есть, пускай он и запрятан за тоннами подробных описаний различных мелочей.

– Кто дал тебе ее? – удерживая спокойное выражение красного лица, слегка подрагивающим голосом.

– Да никто, – пожал я плечами. – Сам из твоей библиотеки брал.

– Что?!

– Все книги прочитал.

– Что?!!

– Не впечатлило.

– Ах ты!!!

В мою голову полетел роман, но готовый к такому развитию событий я пригнулся, и он шелестя листами, беспомощно стукнулся о спинку сидения.

– Мэтра Лукина, – вскочил я с кресла, прижавшись к двери. – Успокойтесь, пожалуйста, иначе существует риск того, что сломаете дилижанс.

Лукина стояла с туфлей наготове на против меня. Пространство между нами занимал столик, и только он помешал женщине устроить расправу немедленно.

– Тебя ждет серьезный разговор после того, как мы остановимся, мэтр Вито Стефан–Валентий.

Баюсь, баюсь, ах, ах, ах. Я что, виноват, что у нее книги в библиотеке сплошь бульварные. Ну, я из чисто научного интереса их и прочел. Кста, ни разу не видел тут описания женского оргазма. Забавно, да? И авторов–женщин тоже не видел.

Улыбнувшись про себя, сел на место, положив предварительно растрепанную книжку на стол. Теперь начнется.

– Мам, – подала голос Миранда. – А что такого в этой книжке?

– Ничего особенного, – слегка нервно ответила Лукина, присаживаясь в свое кресло.

– Тогда можно… – рука Миранды потянулась к лежащему на столе роману.

– Нет! – выкрикнула женщина, хватая книгу и прижимая к себе, словно ребенка. Но тут же опомнившись, и, покраснев, как томат, спокойно–смущенно добавив: «Нельзя».

Такой вид всегда гордой и величественной Лукины пробил меня на смех, и не только меня. Ло тоже тихонько хихикала в кулачок, стараясь сдержаться. Лари прикрыл ладонью лицо, содрогаясь от смеха. Девчонки тоже заливисто рассмеялись никем и ничем не сдерживаемые.

– Ну, хватит! – возмущенно крикнула пунцовая Лукина, еще более распалив нас.