Бесишь меня, Ройс Таслим

Лорен Хо

Бесишь меня, Ройс Таслим

Lauren Ho

BITE ME, ROYCE TASLIM

© 2024 by Lauren Ho

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Издательство АЗБУКА», 2025

Махаон®

Иллюстрация на обложке Voxalite

Во внутреннем оформлении использованы иллюстрации: Noch, lesyau_art / Shutterstock.com

* * *

Посвящается Софи и Генри

Глава 1

Вот что я вам скажу, друзья: у каждого должно быть счастливое нижнее белье. У каждого, уверяю вас.

Я, вообще-то, не суеверна, но вряд ли можно считать случайным совпадением, что за первые две недели выпускного класса я устанавливала или побивала свой личный рекорд на стометровке, моем любимом виде забега, каждый раз, когда надевала именно эти серые трусы с Риком и Морти. Да, я все лето тренировалась с национальной командой по спринту, но подозреваю, что моим новым достижениям все же немного поспособствовали господа Рик и Морти.

Лучше бы, конечно, это были другие трусы. Эти уже довольно старые. Я бы даже сказала, что серыми они были не всегда.

Ладно, ладно, может, я немного суеверна. Но только потому, что весьма благоразумна и хочу предусмотреть все. Быть удачливой весьма полезно, мне ли не знать. Моя нынешняя школа научила меня, что удача незаменима в жизни. Например, если вам посчастливилось родиться в богатой семье, можно вообще не иметь никакой индивидуальности, но все равно достичь всяческих вершин – так свежая мыльная пена всегда остается на поверхности воды. Остальным же, у кого из богатства лишь один внутренний мир, приходится действовать по старинке, прилагая кучу усилий и обаяния, и радоваться, если их старания увенчались успехом.

Я вздыхаю, теребя обтрепавшийся край своих шорт. Иногда изображать из себя личность с богатым внутренним миром чертовски трудно, да и невозможно без конца тыкать им в лицо другим людям.

По соседнему полю проносится яркое пятно. Это Ройс Таслим. Он – единственный, кто тренируется в неоново-оранжево-черном трико для бега. Зачем вообще нужна такая яркая спортивная форма? Я мрачно думаю, что подобный блеск – это оскорбление вкуса, а может, и признак глубокого духовного разложения, если не злокачественной патологии.

Ройс Таслим явно прогнил, несмотря на весь свой великолепный облик, блестящие волосы и загорелую кожу. Глубоко внутри – там, где это действительно важно.

– Чан, ты следишь за временем или мечтаешь наяву? – рявкает Эверетт, тренер нашей женской сборной.

Он высокий и подтянутый, ему около пятидесяти. В молодости был обладателем титула чемпиона страны в беге на сто метров среди юниоров, а сейчас, как он время от времени любит нам напоминать, один из лучших тренеров в окру́ге, хотя мы не совсем понимаем, в каком смысле «в окру́ге», географически или как-то еще.

– Слежу, сэр! – отвечаю я, поднимая айпад.

В мои обязанности, как капитана команды, входит фиксирование лучших результатов, командных и индивидуальных, на каждой тренировке. Мне также выпала «честь» выполнять различные рутинные задачи, которые тренер Эверетт переложил на меня, например заказ спортивного инвентаря и формы для команды и другие нудные административные обязанности, которые не приносят славы. Так или иначе, мне приходится упорно работать, несмотря на то что я вхожу в тройку лучших спринтеров среди юниоров в национальном рейтинге с перспективой попасть в NCAA[1]. В Малайзии каждый талантливый молодой спортсмен знает, что для того, чтобы подняться на новый уровень, необходимо попасть в студенческую систему США. А вот мой уважаемый партнер, сокапитан команды по легкой атлетике мистер Ройс Неоновые Штаны ничего подобного, как я слышала, не делает. Полагаю, имя Таслим ограждает от тяжкого труда.

– Хорошо, – говорит тренер Эверетт, проходя мимо меня, чтобы занять свое место у дорожки, уже мокрый от пота.

У нас в Куала-Лумпуре прекрасная тропическая погода, и, несмотря на то что ультрасовременная беговая дорожка в американской международной школе «Мир» частично закрыта от солнца, температура в тени колеблется на уровне тридцати двух градусов по Цельсию, а на соседнем поле она еще выше. В такие дни наш тренер частенько теряет самообладание. Я мысленно ставлю себе задачу: в предстоящей стометровке обогнать как можно больше задниц. Я выхожу на дорожку вместе со своей командой – Тавлин Каур, Тан Цю Лин, Линой Нгуен и Сурайей Исмаил, занимаю стартовую позицию и жду сигнала Эверетта. Ненадолго поворачиваюсь к девочкам и дарю им, как мне хочется верить, улыбку. Моя младшая сестра Рози говорит, что улыбаться у меня не очень-то получается, но вряд ли стоит полагаться на слова подростка младше двенадцати лет.

– На старт! – выкрикивает тренер.

Я переключаюсь в режим спринтера – максимально сосредоточиться на беге, отключая все другие чувства. Все в эти мгновения отходит на второй план.

Электронный стартовый пистолет срабатывает, и мы взлетаем. Я взлетаю. Я преображаюсь.

Когда я бегу, я – не просто Агнес Чан, обладательница трусов с Риком и Морти, посредственная студентка и в целом ничем не примечательная, даже невзрачная девушка. Я – спринтер Агнес Чан, суперзвезда и капитан. Уверенная в себе и всеми любимая, та, кто заслуживает все права – если не больше – быть там, где она есть.

Конечно, я пересекаю финишную черту раньше всех своих товарищей по команде, и все в нашей женской сборной радостно кричат: «Агнес! Агнес!» Электронное табло показывает мое время: 11,81 секунды на стометровке – новый личный рекорд. Радость от победы смешивается с теплым чувством товарищества, когда девушки подсаживают меня на плечи Тавлин. Да, несмотря на все, что случилось в моем прошлом, иногда мне немного везет.

* * *

После тренировки я шагаю по безупречному изумрудному газону кампуса нашей международной школы площадью семьдесят акров, внушительные здания которого сочетают традиционную малазийскую архитектуру с новейшими технологиями. Я направляюсь к автобусной остановке возле школы, надев наушники, просматриваю список поп-музыки, которую люблю слушать после тренировки, пытаясь найти песню, соответствующую моему настроению. Сегодня «Вспышки-крутышки» – кстати, это я придумала такое шутливое прозвище для нашей спринтерской команды – были на высоте. Мы обязательно разгромим другие команды на предстоящих межшкольных соревнованиях. Потом у нас будет чемпионат Малайзии, а затем, в начале февраля, Игры Юго-Восточной Азии, которые проводятся каждые два года, и там я собираюсь побить результаты, которые в прошлом году принесли мне серебро в стометровке и бронзу в эстафете на недавних национальных соревнованиях.

– Заявляю прямо, – говорю я вслух, бросая вызов и своему культурному воспитанию, и врожденным суевериям. – Это будет год Чан!

Если мой выпускной год продолжит траекторию прошлого, то меня ничто не остановит.

Вместо музыки я выбираю одно из моих любимых стендап-выступлений популярной канадской комикессы Амины Каур, чтобы расслабиться во время долгой поездки в пригород Ампанг, где находится один из неофициальных корейских кварталов города. «Стопроцентная Каур-надка» – это захватывающая часовая программа, наполненная блестящими наблюдениями обо всем: от культурного империализма до первой попытки приготовления кленовых ирисок (из, по всей видимости, грязного льда) и их пробы – и все ради того, чтобы сблизиться со своим ненаглядным крашем и потом несколько часов не слезать с унитаза. Моя четырехчасовая смена в «Сеул Хот», корейском ресторане барбекю, где я неофициально работаю последние десять месяцев, начинается через час. Мне надо как следует посмеяться, чтобы пережить эти жестокие четыре часа. Все мышцы так дрожат от усталости, что у меня нет сил уклониться от встречи с моим заклятым врагом, Ройсом Таслимом, который направляется через лужайку к школьным воротам, улыбаясь от счастья, что ему повезло родиться Ройсом Таслимом.

Знаете, есть люди, которые всегда ходят так, словно на них направлен прожектор, у них никогда-никогда не бывает перхоти и они не запинаются о развязавшиеся шнурки. Таслим как раз из таких. Мистер Доброжелательное Совершенство. В черном худи Supreme, белых джинсах Onitsuka Tigers и с улыбкой парня, который знает, что в конце дня кто-то другой, а не он, будет стирать его трусы, которые (я очень на это надеюсь) прямо сейчас липнут к его потной заднице. Сейчас не сезон для джинсов, друзья мои, но, видимо, Таслима об этом никто не предупредил.

Таслим приближается, и мы слегка дергаем подбородками в знак приветствия, а затем он подстраивается под мои шаги. Вместе мы пересекаем лужайку и выходим за внушительные ворота, где в тишине располагается временная парковка. Я стараюсь не моргать слишком часто, потому что где-то читала, что моргание может быть истолковано как признак волнения… или это было влечение? А причин, по которым Таслим может вызвать у меня волнение или влечение – без разницы – нет никаких. Абсолютно никаких. Конечно, волосы у него цвета воронова крыла, и они оттеняют большие, почти янтарного цвета глаза, и, на мой взгляд, он высокий и мускулистый, но, если отбросить все это, что останется? Скелет. Да, под кожей и волосами мы все просто ходячие скелеты. Кроме того, не думаю, что можно восхищаться тем, что человеку повезло выиграть в генетической лотерее, или богатством, накопленным несколькими поколениями… Хотя некоторые могут с этим не согласиться.

Но что меня по-настоящему настораживает, когда речь заходит о Ройсе, так это его невыносимый лоск. Он весь такой супер-пупер, весь на высшем уровне, начиная от манеры говорить и заканчивая одеждой. Такая скучища, что аж фу. Никогда не знаешь, чего ждать от таких людей. В тихом омуте черти водятся, и тэдэ и тэпэ. В отличие от Ройса Таслима, с Агнес Чан что видишь, то и получаешь.

– Чан, – любезно произносит он.

– Таслим, – отвечаю я пренебрежительным тоном на две секунды позже и на два децибела громче.

Потому что все, что может делать он, я могу делать лучше. Ройс приподнимает бровь и жестом показывает мне на наушники, хотя я незаметно поставила передачу на паузу, как только увидела его краем глаза. Я вздыхаю и снимаю их. Мы останавливаемся рядом с местом для посадки в авто.

– Хорошо потренировалась?

– Грандиозно, – отвечаю ему. Я пообещала себе улучшить свой словарный запас и для развлечения начала пользоваться словарем. – Просто распрекрасная была тренировка. А ты?

– Все прошло хорошо, – слишком правильно отвечает Таслим. Он – индонезиец и говорит со смешанным индонезийско-британским акцентом благодаря годам обучения у частных репетиторов, учебе в международной школе и вдыханию укрепляющих паров денег. – Я побил региональный рекорд. Неофициально, конечно.

Он чемпион школы по метанию копья, но, как я слышала, в NCAA не собирается, потому что не прошел отбор, хотя и был чемпионом среди школьников в Малайзии. Ведь на уровне NCAA могут соревноваться только по-настоящему одаренные. Это знание согревает меня по ночам – ну, образно говоря. В Куала-Лумпуре всегда жарко, это экваториальный город.

– А я, э-э, по…установила, – я пытаюсь найти какое-нибудь новое для себя достижение и ничего не могу придумать, – национальный рекорд в беге на сто метров. Неофициально, конечно, – гладко лгу я.

До национального рекорда мне не хватило три десятых секунды, ну да ладно.

Таслим кивает. Я решаю, что мне не нравится, как шевелятся его густые, блестящие брови – напоминают пушистых гусениц.

– Полагаю, это значит, что мы опять будем вместе руководить командой по легкой атлетике? – спрашивает он.

Мы были сокапитанами в школе уже два года.

Таслим только что меня подколол? Да неужели? Только не скучный, как посудомойка, Таслим. В любом случае, даже если и так, все его подколки напрасны, потому что он все делает… какой антоним к слову «круто»?

Непривлекательно. Неинтересно. Тухляк. Точно.

– Можбыть, – холодно говорю я.

– Прости?

– Возможно, – огрызаюсь я, краснея.

– Здорово!

Мы смотрим друг на друга: я – хищно, он – приподняв густые брови. Любви меж нами быть не суждено – ну, по крайней мере с моей стороны. Таслима, вероятно, даже не слишком беспокоит тот факт, что мы оба кандидаты на звание «Спортсмен года». Эту премию учредила организация выпускников нашей школы для старшеклассников, и она включает в себя кругленькую сумму в размере двадцати тысяч малазийских ринггитов[2] и пожизненное членство в популярной сети тренажерных залов. Получить такой титул престижно, а деньги я могла бы потратить на колледж и другие приятные штуки. Таслиму они точно не нужны, и меня бесит, что он тоже претендует на этот титул, потому что он – мой единственный реальный конкурент. Есть еще одна девочка, но она вообще не в счет, потому что ее номинировали только на районном уровне, и на самом деле это всего лишь условность.

Такая ситуация сложилась с тех самых пор, как я четыре года назад перешла в эту школу: мы с Таслимом всегда боролись за спортивное первенство.

Краем глаза я вижу, как к месту посадки подъезжает черный Rolls-Royce Cullinan с тонированными стеклами для максимальной приватности. Даже в школе, где полно детей иностранных специалистов – дипломатов, политиков, высокопоставленных лиц, врачей и юристов, – за которыми заезжают водители, этот паркетный внедорожник выглядит ярче большинства других, привлекая пристальные взгляды пресыщенных богатеньких деток. Когда машина подъезжает к месту посадки, из нее выскакивает телохранитель и открывает дверь для Ройса, чтобы он, не дай бог, не деформировал себе запястье.

– Нефигасе, – бормочу я достаточно громко.

– Что-то не так?

– У меня аллергия на показуху, – отвечаю я, многозначительно глядя на него.

– Должно быть, тебе тяжело в этой школе, – кивает он с сочувственным выражением на лице.

– Да боже мой, прекрати! – говорю я, топая ногой.

– Что прекратить? – спрашивает Ройс, оглядываясь по сторонам.

– Вот это все! Прекрати изображать из себя фальшиво-милую персону. Будто не знаешь, что я – твой единственный конкурент в борьбе за звание лучшего спортсмена года среди студентов, так что относись ко мне с неприязнью, которую я заслуживаю и которую приберегаю для тебя, – торопливо выпаливаю я.

Ройс ошеломлен. Его, наверное, никогда в жизни не вызывали на дуэль. Я готовлюсь к взрыву, который, по идее, должен бы произойти. Повисает долгое молчание, почти такое же громкое, как шум крови, стучащей у меня в ушах.

– Я не воспринимаю тебя как конкурента, Чан, – наконец произносит Ройс очень ровным голосом. – Увидимся позже.

Я ему не конкурент? Да это просто оскорбительно, как будто я недостойна его внимания.

– Ш-ш-што? – яростно шиплю я. – Да как ты смеешь! Ну-ка постой, не смей уходить, Таслим, – выплевываю я, бросаясь за ним. – Не смей…

Он оборачивается, и глаза у него распахиваются.

– Агнес! Осторожно! – кричит он, бросаясь ко мне.

Но слишком поздно. Сначала я это чувствую и лишь потом понимаю, что буквально обрушилось на меня – моя удача наконец мне изменила.

Глава 2

Стук в дверь: три отрывистых стаккато, затем покашливание. Даже без слов я уже знаю, кто это.

– Агнес, милая, я принесла тебе еду. Можно войти?

– Бр-фр-гхм, – произношу я в ответ нечто нечленораздельное, что каждая мать понимает как «Да, входи, пожалуйста, на свой страх и риск». Я чувствую запах того, что она принесла, и это точно не еда. Это – наказание.

Дверь открывается, и я автоматически выпрямляюсь. В зеркале, что стоит у меня на столе, я наблюдаю, как мама сначала настороженно заглядывает в комнату и лишь потом заходит. В руках она сжимает поднос с чем-то отвратительно пахнущим, и я сразу догадываюсь, что это. Наверняка, какие-то дорогущие традиционные китайские травы. Мама слегка прищуривается и моргает, пока ее глаза привыкают к темноте, пронизываемой только светом от экрана ноутбука, а затем кривит губы, почувствовав другие запахи, витающие в моей комнате. Меня выписали две недели назад, и с тех пор я ни разу здесь не проветривала. Кроме того, я самозабвенно мариновалась в отчаянии и ярости из-за скрывшегося с места происшествия водителя и почти не принимала душ. Комбинация всех этих факторов, должно быть, представляла собой мощное амбре.

Мама осторожно приближается ко мне с подносом, а я упорно продолжаю ее игнорировать. Она двигается как человек, который вот-вот ступит на минное поле, и пытается не обращать внимания на звериные вопли из динамиков, считая, что это крики из моей компьютерной игры, но на самом деле это экспериментальная эмо-группа Holy Yeast, которую я нашла на Spotify.

– Прекрасно выглядишь, – говорит она своим солнечным голосом Ободряющей Мамы.

Я не отрываюсь от игры в Counter-Flash: HardBoiled. На мне спортивные штаны, которые я не снимаю последние несколько дней.

– Ммм-фф-пх, – снова бурчу я.

Наверное, мне стоит переодеться, но не хочется делать вообще ничего, и это чувство бездействия убеждает меня продолжать в том же духе. Если хорошо подумать, я не выходила из комнаты и не вставала из кресла, с тех пор как вернулась из больницы. Разве что в туалет и на сеансы физиотерапии дважды в неделю. Возможно, что мы с игровым креслом уже слились в одно целое. И я теперь – человек-кресло.

– Агнес, как сегодня твое самочувствие?

Один из вражеских солдат, с которым я сражаюсь, отталкивает меня и пытается ударить заточкой, но я уклоняюсь и вонзаю в него свой суперский кинжал охотника, целясь, как знают все эксперты, в середину левой части живота, недалеко от пупка, туда, где проходит брюшная аорта. Он умирает. Я победила.

– Думаю, норм.

– Значит, завтра снова пойдешь в школу, здорово же?

Мычу в ответ.

– Ты наверняка ужасно соскучилась по школе после двух недель отдыха дома.

– Ух-хух, – снова мычу я, этакий нейтральный способ ответа на этот вопрос.

Потому что правда в том, что я боюсь.

Наступит завтрашний день, и я точно узнаю, что случится с моей спортивной карьерой – единственное, чему я посвящала все свои силы с одиннадцати лет. Единственное, что действительно помогло моей маме вырваться из тумана, окутывавшего ее так много лет, заставило обратиться за профессиональной помощью, в которой она нуждалась. И – по воле судьбы или случая, называйте как хотите, – единственное, что привело нас к Стэнли. К нашей новой хрупкой жизни.

На экране моего телефона появляется уведомление, и я игнорирую его после быстрой проверки. Это Залифа «Зи» Бакри, моя самая близкая школьная подруга. «ЗАВТРА ВОССОЕДИНИМСЯ – ТАК ЗДОРОВО!» – пишет она. Ага, здорово, замечательно и все такое, но мне бы хотелось, чтобы и другие девочки переживали за меня чуть больше. После аварии сообщения от девчонок из команды быстро сошли на нет. Надеюсь, они снова начнут приходить, как только я вернусь в школу.

– Может… давай поговорим о твоей завтрашней встрече с тренерами Эвереттом и Меллоном? – Мама присаживается на край кровати.

– О чем тут говорить, – отвечаю я, сражаясь с другим солдатом грязным костяным тесаком.

Мама в зеркале съеживается, поэтому я прекращаю играть и сохраняюсь. Поворачиваюсь к ней с бесстрастным выражением лица.

– Агнес, ты можешь рассказать мне все.

Я делаю глубокий вдох.

– Нечего рассказывать. Я чувствую себя прекрасно.

– Но доктор Кох говорит, – она останавливается, увидев, как я бледнею при имени хирурга, – не все может… все может… измениться с…

– Тссс! – Я подношу руки к ушам. – Нет, нет, нет! Мам! Не буди лихо, пока оно тихо. Я же тебя просила! Пожалуйста! – Я скрещиваю ноги под стулом.

– Ладно, ладно, – отвечает мама, встревоженная высокими нотами в моем голосе. – Не будем. Поговорим об этом после следующего осмотра.

Я успокаиваюсь.

– Спасибо, – произношу я, сожалея о своей вспышке гнева из-за ее напряженного взгляда.

Заставляю себя болезненно улыбнуться. Это совсем ее не успокаивает. Странно.

– Есть, э-э-э, еще кое-что, о чем ты должна знать, прежде чем отправишься завтра в школу, – говорит мама, и вид у нее немного смущенный.

– Что?

– Таслимы вроде как предложили оплатить твою операцию и физиотерапию, – фальшиво-небрежным тоном сообщает она.

Я крепче сжимаю подлокотник своего кресла.

– Шшштооо? – выдохнула я и продолжила шипеть, насколько это возможно, если в слове нет буквы «ш». – Когда?

– Мне сообщил тренер Эверетт. На прошлой неделе, когда звонил узнать, как ты. Сказал, что Минг Таслим, которая входит в совет директоров их спортивной благотворительной организации «Восстанавливаем чемпионов», это что-то типа фонда Make-A-Wish[3], но для больных или травмированных спортсменов из… ну, неблагополучных семей… В общем, Минг Таслим говорит, что все, что тебе нужно сделать, это официально подать запрос на помощь.

«Я предпочту ползти по полю, усыпанному битым стеклом», – думаю я, но вслух не произношу.

– И что ты ответила? – спрашиваю убийственно спокойным тоном.

– Я ответила, что наша страховка покрывает все.

Чушь. Ну или наполовину чушь.

Но с облегчением выдыхаю, не утруждая себя тем, чтобы опровергнуть ее невинную ложь.

– Хорошо. Нельзя брать у нее деньги, – говорю я. – Это кровавые деньги, выкачанные из вен орангутангов, – и морщу нос. – Кроме того, если как следует подумать, я не самый нуждающийся в ее подачках человек, так что у нее, скорее всего, имеется скрытый мотив. – Я щелкаю пальцами, когда ко мне вдруг приходит прозрение. – Точно! Она, видимо, боится, что я скажу что-нибудь в прессе и подставлю Таслима, который разговаривал со мной, когда я переходила дорогу. Конечно, я поперла вперед буквально перед потоком машин и типа забыла посмотреть по сторонам, но Таслим в этом все равно немного участвовал. Весь мир знает, что в следующем месяце она запускает свою платформу и приложение «Современный азиатский родитель», и, если окажется, что ее сын связан с этим происшествием, это плохо отразится на ее пиаре, поэтому она и пытается купить мое молчание.

– Агнес, – вздыхает мама.

Телефон у меня снова булькает. Я смотрю на экран: тренер Эверетт. Легок на помине.

«Привет, Чан, надеюсь, с тобой все хорошо. С нетерпением жду нашей встречи в понедельник».

В понедельник у нас видеозвонок с тренером Меллоном, моим рекрутером из Университета Мэриленда, который объявит вердикт, что будет с моим местом в команде в свете результатов последнего осмотра несколько дней назад хирургом-ортопедом Кохом. Учитывая, что Эверетту пришлось планировать предстоящие встречи в мое отсутствие, мы с мамой в прошлые выходные дали доктору Коху разрешение проинформировать тренера по телефону о моем состоянии, смогу ли я участвовать в соревнованиях. И я тогда призвала доктора Коха не вгонять Эверетта в панику. Кажется, я сказала: «Давайте не будем рубить сплеча правду, а просто представим ему наилучший вариант развития событий». Но кто знает, что глупая клятва Гиппократа требует от врачей в таких случаях, фу.

«Да, увидимся», – отвечаю я.

Я ужасно волнуюсь. Если тренер Меллон отменит свое предложение…

Я трясу головой, пытаясь отогнать от себя дурные предчувствия и выглядеть оптимистично хотя бы в присутствии мамы. Мне обязательно нужно быть в команде, иначе все мои планы на колледж придется обнулять. Меня пригласили в Университет Мэриленда в начале третьего курса, и все знали, что это значит: я звезда. Если я уйду из команды, мне придется суетиться и подавать заявления в другие учебные заведения, как и всем остальным, исходя из собственных оценок, которые у меня далеки от идеала. Все, что я умею, – это хорошо бегать. И у меня нет других талантов, как, например, у Тавлин, флейтистки и участницы математических олимпиад, или Сурайи, концертной пианистки. А я обычная студентка, в лучшем случае хорошистка. Конечно, я сама виновата, что уделяла бегу гораздо больше времени, чем учебе. Когда дело касается спорта, то я в него погружаюсь полностью, в стиле туннельного зрения. И, кроме спортивных достижений, у меня ничего нет.

Совсем ничего.

У супа насыщенный кислый запах: кость, измельченный корень и что-то еще, похожее на кусочки кератина, кружатся в жидкости. Я морщусь и отодвигаю от себя эту смесь.

– Фууу, гадость. Ты вообще знаешь, для чего этот суп?

Мамина улыбка становится неуверенной.

– Кажется, фармацевт в аптеке сказал, что он поможет мышцам, усилит энергию ци и будет способствовать кровотоку.

– Помощь мне нужна не для мышц.

Я швыряю эту фразу как перчатку, и выражение маминого лица, всегда открытого как книга, сразу становится непроницаемым. Закрываю глаза и на мгновение задерживаю дыхание. Моя мама не виновата, что я, как полная идиотка, сломала малоберцовую кость. Не виновата, что моя спортивная карьера в выпускном классе, возможно, окончена – и это, скорее всего, означает, что любая карьера в качестве студентки-легкоатлетки тоже под угрозой. Из-за одной глупой ошибки. Так же, как когда мама… я трясу головой, чтобы выбросить оттуда эти мысли.