Последние люди. Вы, живущие вдали…

скачать книгу бесплатно

Последние люди. Вы, живущие вдали…
lor21

Что, если homo sapiens окажется в безвыходной ситуации, призывающей его к войне, моральному упадку и всевозможному кризису? А если в мировое столкновение сверхдержав вмешается инопланетная цивилизация, имеющая свои, отличные от человеческих – идеалы и моральные установки, прочно связанные с технологическим прогрессом?Как кажется, в этом вопросе сокрыт ответ – что же станет с нами в 22-м столетии, а повествование настоящего произведения – уживается с происходящим в 21-м.

Последние люди

Вы, живущие вдали…

lor21

«Вы, сегодня ещё оди*окие, вы, живущие вд*ли, вы, будете некогда наро*ом: от вас, избр*вших самих себя, должен произойти народ избр*нный и от него – *****человек»[1 - Фридрих Ницше – «Как говорил Заратустра»]

© lor21, 2024

ISBN 978-5-0064-5079-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая: «Семья-45»

Глава первая: «Уголок современного отдохновения»

Город, по всему видимо, с латинским (ещё не вымершим) именем Амордей – представлял собой некую плантацию технологий, высокоинтеллектуальных персон, являлся представителем тех немногих городов с хорошей «экологической ситуацией», нейтралитетом на политической и геополитической карте мира, собственными банками и даже платежными системами.

Амордей был расположен на восточном побережье Красного моря – в центре населенной людьми планеты. Климатические особенности данного региона, в виде умеренной температуры воздуха, позволяли не расходовать лишние средства на отопление жилых комплексов; расположение на побережье давало стабильные хорошие плоды в сельском хозяйстве, что неплохо повлияло на ускорение воплощения проекта «Amor Dei» начиная с 2032-го года, заканчивая 2045-м, когда было построено здание администрации, что знаменовало собой открытие города для «жителей Земли» (именно так именовались граждане данного субъекта – передовая политическая повестка). Амордей, – или в переводе с латинского «Любовь божья», – не являлся субъектом какой-либо страны, а имел собственное государство со своими законами, в том числе был независим даже от религий региона Красного моря. В том и была задумка проекта: полная самостоятельность в экономике, макроэкономике, политике и духовной жизни, что было сделано, скажем мягче, в обход характерных капиталистическому обществу 20-го века проблем, – где религия даёт ассоциацию с терроризмом, а экономическими показателями можно крутить мысли населения о том, почему работник в этом месяце заработал на 10% меньше (инфляция, падение рынка и, конечно же, обвал бирж). Амордей не был единственным самостоятельным городом.

Стоит сказать, что начиная с 2023-го года от рождества Христова, в моду вошло, по естественным причинам, считать: «страны и тем более уж большие мультинациональные образования вовсе и не нужны, ведь мир давно держится не на гигантах материков, а экономическими центрами – Нью-Йорк, Париж, Берлин, Москва, Пекин и другие». Вследствие этого мировое сообщество поддержало идею создания такого полиса, что хотя и не требовалось, зато выставило глав государств в хорошем свете, скажем, как не боящихся встретить такой вызов своей «державе», а то есть развеять национальные сомнения по нуждаемости в единстве субъектов страны.

Зато национальные сомнения присутствовали во внутриполитических властных кругах элит тех государств, что называть ещё не время. Для лиц без имён независимое государство Красного моря представлялось чуть-ли не как Исламский мир для Кабинета президента Джорджа Буша старшего, во время событий 11 сентября 2001-го года. И что уж говорить о рисках? Вспомнить только Афганистан, Ирак, Иран, Югославию… Украину… и станет ясно – граждане Амордея не из трусливых, не из способных бросить оружие перед пастью громадного внешнеполитического чудовища. И какое объяснение такому смелому явлению? – не берусь давать решительный ответ. Только вот стоит отметить, что практически 70% населения Амордея составляли мигрировавшие русские, покинувшие родину ещё до основания города, встретившиеся со всем известным военным альянсом и прогнавшие врага со стратегически важных территорий. Потенциал присутствовал. Присутствовали и природные ресурсы, которые и стали базисом экономики на момент основания и следующих десять лет жизнедеятельности и ведения внешней политики.

Только вот, как и любое государственное образование, имеющее своей основой постепенное развитие, – не обошлось и без внутренних конфликтов уже внутренних властных кругов. Вопреки привычной установке – к власти постепенно приближались в том числе и философские круги, но были лишь чем-то вроде системных советников… примерно как в средневековье… Поэтому не существовало даже в зародыше единой государственной идеологии, что представляло собой бомбу замедленного действия, причём ядерную. С другой стороны – нужна ли идеология? В эпоху то капиталистического верховенства псевдодемократии и истинной, идеальной по своей сути, системности и лояльности…

Глава вторая: «Уголок отдохновения современной личности»

Солнце, именно утреннее раннее солнце стало побудителем мотивации Пла?то вставать на половину часа раньше остальных (под «остальными» имеется ввиду его семья и ближайшее окружение), чем он чрезвычайно гордился, даже считал обязательным рекомендовать себя как помощника другим, как он говорил: «неосознанным личностям» в вопросах сна, гордился как именно своим достижением в «области духа» (не то, чтобы он преувеличивал привычку раннего пробуждения, скорее был склонен называть вещи такими именами). Ежеутренне Пла?то, как по расписанию, занимался чтением книг, интересующих его на данный момент тем, не обязательно научных, но что-то вроде философских, где он может поднять для себя проблему (ведь проблем, судя по всему, у него не было), как это наивно говорить, «мироздания»; возможно, здесь скрывалось ощущение «ничтожности существования» его самого, – как он о себе высказывался, но не придавал этому трагического и суицидального подтекста, что тем не менее вызывало подозрение у окружающих в его адекватности.

Даже, как-то раз, когда Плато был девятнадцатилетним подростком, с ним состоялся «серьезный разговор» от родителя с поддержкой остальных участников семьи: София, его мать, сделала замечание настрою своего сына в определении своего дальнейшего будущего, как сейчас всем говорят – карьеры (где ты будешь работать и жить следующие 20—50 лет), дала ему понять, что вещи первостепенной важности, кем бы ты не был, это пропитание и жильё, и уже явно стоит над этим задуматься, найти первую работу или подработку, с целью обрести первые навыки в заработке и ведении собственной бухгалтерии. Даже мы признаем, что это важно… и прочее… Но Плато, видя вмешательство в свою жизнь («жизненный путь», как он сам высказывался), отвергал такие и остальные «советы».

В этот летний вечер августа, – когда у природы «переходный период», а гражданин «отдыхает от отдыха», ставя перспективы на следующие времена года, – семья из 4-х человек находилась за обеденным столом (не значит, что обед был вечером, просто стол так обозначается). Каждый ужин состоял из каши на молоке, что было скорее полезной привычкой, чем целенаправленным питанием, ведь такая еда лучше усваивается после 8 часов и до пробуждения; из напитков были чай и морс на клюкве; Плато же более предпочитал чай как заключительный, горячий, кофеиносодержащий напиток в сутках – весь день он увлекался кофием из турки, ставя это себе как хобби и якобы разбираясь во вкусах.

София, держа в двух руках вилку и нож для масла говорила:

– Ты хоть высыпайся, а то выглядишь как зомби… на самом деле, не мучай себя.

– Если хотя бы раз я пропущу свои дела по чтению и письму, это обернётся последствиями, – отвечал Плато, допивая чай.

Мать, – сделав лицо непонимающего, но как бы находящегося «в теме» собеседника, – посмотрела сначала в левую сторону, а после вниз на тарелку с горячими бутербродами и оправдывалась:

– Я тебя не пытаюсь учить, а забочусь о тебе как могу, и не собираюсь вмешиваться в твою жизнь, но… кем ты будешь в дальнейшем – важный вопрос, тем более, как мешает здоровый сон твоим планам? или чем ты там занимаешься со своими книгами.

По выражению лица Плато, стало ясно, что ему явно не нравится как его воспринимают в своей среде. «Или чем ты там занимаешься» – по его мнению, несколько унижает его натуру, хоть сам и не может сказать, чем именно там на самом деле занимается. Он отвёл глаза в левую сторону и над чем-то задумался, как бы ввёл себя в состояние «ума», – некоторой медитации, при которой концентрация идёт непосредственно на мыслях и приносит с собой ощущения будто ты английский сыщик 19-го века на расследовании. Это и было его последним жестом в подобных разговорах, которые для него ничего полезного не несут; зато можно практиковаться в актерском мастерстве, постоянно ходя в маске «гения, которого не понимает остальной свет».

– Согласен, все понимаю, возьму на рассмотрение ваши (он отметил «ваши» потому, что хотя и говорила с ним одна София, тем не менее он подмечал общую энергетику, настроенную против него) замечания – сказал Плато, чуть приподняв левую часть губы, как бы мягко улыбаясь в ответ всей публике… возможно, чувствовавший себя исполнителем бессмертной классики в филармонии перед тысячью зрителей и слушателей, отодвинул из под себя деревянный стул с узорами древнерусской письменности, встал и ушел в свою комнату, закрыв дверь с надписью в самом центре – «Се Человек!».

Глава третья: «Академический и семейный расклад»

С первого ощущения может показаться, что обстановка в нашем семейном кругу далеко не лучшая, но если не брать во внимание Плато, самого младшего брата, а, например, пройтись по биографии Ари?сто, старшего, станет ясно, что ситуация сбалансированная, и более чем приемлема для хорошего развития ее участников.

Аристо родился в 2020-м году (на три года старше Плато) на территории нынешней России, в городе Астана, откуда вместе с семьёй сразу после получения им образования 9-ти классов мигрировал в Амордей по экономическим причинам. В 2038-м он защитил диплом на тему «Как душевные состояния влияют на экономическое положение отдельного человека по мнению философов античности» в Высшем Институте Психологии города Амордей (ВИПА). Закончил Аристо по оценкам за предметы средне, хотя это и не имело никакого отношения к его будущему, ведь институт не выпускал дипломов «разного цвета», и никто не мог выделиться успехами на фоне других, – защитил диплом – специалист готов, что не отменяло конкуренцию, а наоборот, по мнению администрации, создавало ее, продвигая людей в сферу независимо от их оценок в образовательном учреждении; – тем самым сфера наполняется новыми кадрами и всё зависит от отдельного человека, а не его бумажки. У него не было характерности бряцать своими знаниями, поэтому, как старший брат, он держал эту ситуацию и в семье, где и сложилось некое равноправие и толерантность к положению каждого его участника независимо от положения. Помимо имеющегося образования, как у всякого человека, не ставящего себе это достижение на первое, почётное место, Аристо любил читать, но, в отличии от Плато, любил чтение как женщину, – в меру и чтобы само к тебе шло, а не вопреки желанию и ради мрачных идей «познания ради познания», где отпадает всякий настрой заниматься этим, когда приходишь к точке смысла чтения в том, чтобы думать чужими мозгами, то есть мозгами автора, и отучаешься мыслить самостоятельно.

Это всё в совокупности и дало ему некий авторитет среди граждан Амордея из сообщества учёных личностей, что видели в Аристо будущее, за которое стоило бы побороться ему самому. Так, на одном из собраний общества «Скептики Амордея», Аристо выступил с речью, начинавшуюся так: «Если мы скептики, может, стоит уже поставить под вопрос необходимость существования нашего сообщества? – мы сидим здесь, извиняюсь, как помешавшиеся (хоть это и не портит общую картину) и уже месяц думаем о том, верна ли наша философия. Так уясните для себя, пока есть время, что в таком случае нас нужно распустить, а на наше место придет то, что следует, а если и не следует, то будет нам уроком… мы же не коммунисты…»

Последние слова очень обрадовали участников общества, и даже пианист, сидя за роялем в правом верхнем углу от сооружения для выступлений с речью, начал играть отрывок из 2-й венгерской рапсодии Ференца Листа. После чего практически единогласно было принято решение «Распустить сообщество „Скептики Амордея“ на неопределенный срок в связи с отсутствием актуальных целей и задач».

В остальное время Аристо подрабатывал в учреждении «Культурного центра имени Диониса» (КЦиД), следя за состоянием объектов музея, за что получал немногим больше 2-х аморов в сутки, за месяц которых хватало на проживание, оплату помещения собственных занятий (студия) и иногда подарки участникам семьи.

По внешности не было замечено, будто Аристо в чем-то нуждается, скорее полная удовлетворённость в связке с равнодушием выражалась на его лице, в походке и речи, – ходил он в медленном темпе, особенно разгуливая по городскому парку, что на фоне быстрых велосипедистов выглядело странно, но при том красиво. Речь вел слаженно, хотя и не было видно, будто он глубоко задумывается перед тем как ответить. Так, в день смерти его деда, а то есть в 18-ти летние Аристо и 15-ти летие Плато, сидя на студии он услышал звонок в дверь, открыв которую его встретил брат, белки глаз которого были красные, вероятнее всего от слёз, на что жест внимания был обращён, но комментариев не последовало.

– Привет, чем занимаешься? – начал Плато.

– Пасту… – сказал Аристо, немного зажмурив глаза.

– А и запаха совсем нет. – ответил гость, на что хозяин промолчал, наметившись смотреть на его ботинки и выглядывая на них следы капель грязи, из чего он решил, что брат его немного пробежался, а отсутствие отдышки объясняется тем, что он скорее всего остановился за сотню метров до студии и пошел далее пешим шагом.

– Я с чем пришел то… – продолжал он – дедушка умер, – после чего начал осуществлять попытки вглядеться Аристо в глаза.

– Это было предсказуемо, Плато, дед три месяца лежал с гепатитом в запущенной стадии, но, спасибо, что объявил.

Старший уже и сам начал вглядываться в глаза брата, ища эмоцию, которую он хочет достать из него. Он нанес ему удар в глаза взглядом «хищника», что Плато немедленно почувствовал и поспешил оправдаться:

– Понял. Ну ты приходи домой завтра, у нас будет собрание родственников, приедут даже из России.

– Мм, угу, – кратко выразил Аристо и пригласил Плато выпить чаю, что тот воспринял странным образом ужасно, – даже на лице его выразилась эмоция испуга, после чего он отказался и склонил все к тому, что ему необходимо как можно быстрее начать помогать семье с организацией похорон.

Похороны, кстати говоря, не носили уже маски религии, скорее были похожи на языческие обряды: на плетёную сборку из разных видов растений с впадиной ложили труп и пускали мертвеца на «лианах» по течению реки, которая проходила через искусственно выкопанную администрацией города пещеру, наполненную природным газом. В этой пещере стояли огне, – взрывчатоупорные будки, которые и принимали бывших живых людей, автоматически закрывались, в сооружение набирался газ, давалась искра и от трупа «живого места» не оставалось. Касательно участков для похорон по христианскому обычаю (погребение), – город даже не ставил такой вопрос на общее усмотрение, а все свободные территории уже были выделены на жилищные комплексы, частные дома, сельское хозяйство, фермы, промышленные сооружения, образовательные учреждения и так далее.

Легко заметить, что Аристо не совсем серьёзно относился к своему брату, но не потому, что так для себя решил, ведь Плато был из тех людей, которые не вызывают интереса и будто бы выкладывают своим видом о себе всё, теряя загадку личности, что при остром взгляде старшего брата сложно обходить стороной; тем не менее для Аристо это не было вопросом. К матери, Софии, он обращался «со своей мыслью», воспринимая её как уважаемого человека. Между собой у них была «почва для размышления», которая служила постоянной поддержкой того состояния обоих собеседников, при котором хочется выкладываться друг другу, ища все новую стратегию разговора.

Глава четвёртая: «Деды, отцы и дети»

В день смерти их деда, все родственники и близко знающие его друзья собрались в доме принадлежащей Софии, по ул. Им. В. Терешковой. Плато пришел со своей матерью и сестрой Санд, Аристо же явился на пятнадцать минут позже (объясняться за опоздание было плохой манерой). Остальные, а именно: супруга погибшего, мать Софии и бабушка ее детей Гипатия, друзья, а по большей части участники городского сообщества «Дионис против Апполона» ожидали уже за час до прибытия семьи.

Решение сделать общее собрание осуществила и предложила Гипатия, объясняя это тем, что ее супруг, во-первых, «довольно важная личность для города, сделавшая огромный вклад в развитие философии нашего времени», а во-вторых, «стоило бы отдать ему почести и считать своей обязанностью продолжать его дело». Когда все уже собрались за обеденным (а получается, что похоронным) столом, она начала:

– Я прожила с ним двадцать полных лет, и, как считаю, знаю его гораздо больше чем кто бы то ни был в его богатой духовной жизни… Но не будем об этом. Мы собрались здесь, чтобы я от своего лица дала всем наставления моего мужа, которые он не успел дать вам: мои внуки, его друзья, единомышленники, – она обошла взглядом всех присутствующих и заострила внимание на Плато, сидящем около своей матери и попивающим кофий из фарфорвой чашки, посмотрела ему в глаза и после этих десяти секунд молчания продолжила:

– Плато, я надеюсь ты, как самый одаренный из его наследников (не то, что остальные бездари, но ты выделяешься более), примешь на себя ответственность и возьмёшь бремя философского пути для продвижения тех идей, что унаследовал тебе твой дед. Думаю, всем известно, что наш Анаксимен Романович следовал пути разумного человека… гражданина! А его идеи были исключительно основаны на научном познании бытия, да как и должно быть принято…

Говоря вычурными словами, делая акцент на патетику были ожидаемо, что аудитория некоторым образом поменяется в лицах; положения тел, сидящих на деревянных классических стульях станут подобно виду «задумчивых студентов бакалавриата» – левая рука на столе, вторая готовая подняться для вежливой постановки возникшего вопроса по обсуждаемой теме, дабы не слыть просиживающими важные уроки получения одной из высшей степени образования.

Но обстановка была такая: единомышленники главного обсуждаемого лица со времени начала встречи занимались дегустацией всех сладостей со стола: торт «Наполеон», пирожное «Брауни», бутылка вина сорта Каберне Совиньон, – все это было приготовлено Софией и ее дочерью Санд, и что было не редкостью; на самом деле они обладали некоторым искусством гостеприимства, куда и входили рецепты данных шедевров, кроме вина, конечно же. Это отчётливо заметила Гипатия, и по ее лицу, как приметил про себя Аристо, было заметно «принятие» всей ситуации как само собой обыденной. Она сняла прозрачные очки с глаз и начала их вертеть пальцами на 180 градусов, перекидывая из руки в руку, после сделала выражение чуть улыбающейся дамы, а глаза смотрели в левую сторону – прямо на сервант, и могло показаться, что она в некотором раздумии. Все это произошло в течении пятнадцати секунд. Тут она лёгким движением направилась к объекту наблюдения, открыла его, протянула руку к подставке с двенадцатью бутылками алкогольных напитков не дешёвой стоимости, а вытащила ее уже в компании с коньяком Хеннеси.

Аристо, наблюдая как разворовывают семейную коллекцию дорогого алкоголя, начал замечать:

– Я бы попросил Вас, Гипатия… – но мать сказала ему на ухо одно слово: «молчи».

Старший сын проглотил ситуацию произошедшую с ними и слюну, как в знак внутреннего недовольства от такого отношения матери к какому бы то ни было положению супруги его деда. «Мы чего-то ждём от нее, добиваемся или же хотим получить» – подумал он про себя, а на лице его изобралось отвращение, будто бы его сейчас стошнит прямо под похоронный стол: щеки впали, а глаза чуть закрылись. Ему однозначно стало хуже. И в самом деле, если Плато был раним на духовное и интеллектуальное унижение, мог бы «разорваться» от таких положений, то Аристо испытывал то же самое, но терпения и сдержанности ему хватало.

Гипатия настаивала:

– Предлагаю выпить за великого человека, ведь кто, если не он? – впервые она обратила внимание всей публики, что даже единомышленники оторвались от дегустаций сладостей и смотрели на Гипатию серьезными глазами, которые недавно ещё были детские от вина.

Вдова взяла сначала свою рюмку, налила коньяк, после передала бутылку, и алкоголь заполнил все предназначенные для него ёмкости. Когда все начали пить и уже прислонили рюмку к верхней части подбородка, будто бы из ниоткуда поднялся со стула мужчина лет пятидесяти, с седыми, а точнее белоснежного оттенка волосами, в черной рубашке, заправленной в черные брюки натянутые кожаным ремнём. Он находился почти на краю стола, который был три метра длины на полтора метра ширины, то есть сидел отдельно от основной части гостей и родственников.

Поднявшись, он довольно уверенно стукнул дном рюмки с жидкостью по столу, но не пролил ни капли.

– Уважаемая Гипатия Романович, я Вас перебью… – Сказал он своим низким тоном, что перебило всё внимание на него. – … Я, как уважающий себя человек, да и вообще, я считаю, имею почтение во многих кругах, в том числе за границей… впитав, как мне кажется, неверное отношение к умершему со стороны его приближенных, не могу более терпеть ребячество с виду взрослых людей старого, культурного поколения. Именно ваше праздное любопытство склоняет меня к моему профессиональному любопытству, поэтому, я задам несколько вопросов, и уж извините, если чем обидно задену, но такова моя натура. Первый… – показал он своим толстым указательным пальцем с татуировкой морского якоря на сидящего за столом Плато, чем немного ввёл его в оцепенение, что тот даже перестал медитировать, – … если я тебя не научу – тебя никто не научит, поэтому смотри: я так понимаю, тебя назначают идейным наследником твоего деда, а значит, твоя жизнь якобы будет посвящена продолжению его деятельности (или ты так не считаешь? – говори сразу). Второе – если на то уж пошло, то, какого черта я перед собой вижу обычного, извиняюсь, «сопляка», строющего из себя больного гения, что в прежние времени были в моде, «вот-вот совершу открытие и всех удивлю»? (а я все вижу, пацанёнок) – сбрось эту ересь! И третье, не водись вокруг своей матери и сестры… Да хоть для начала сядь около меня, я тебе ещё позже добавлю.

Плато ощущал потерянность в данной ситуации, поэтому не мог принять решение: повиноваться или ждать следующего, более «решительного и грубого хода со стороны неизвестного ему человека» – как он подумал про себя, но, ход мыслей прервала его мать, сказав ему на ухо «иди, сядь с ним», чем привела в нормальное состояние испуганные глаза сына и успокоила горящие очи гостя.

Беловласый продолжил:

– Теперь ты… как тебя? – показал он пальцем на второго внука и по совместительству центрального лица данного мероприятия.

– Ари?сто, – ответила София.

– Аристо, хм… Прямо как Аристотель… Что ж, такое время, любите вы философов, особенно после начала строительства города и военной очистки Средиземноморья от НАТОвских противовоздушек, этим вы гордитесь, патриотизм, все прочее… Но не забывайте, чья эта заслуга – боевые товарищи добились вашей мирной жизни сейчас, не античные философы, а обычный солдат, которого заместо ваших Платонов, Аристотелей и Диогенов в лицо даже не знаете, – таким образом прокомментировал он имя старшего сына Софии, на что не последовало реакции участников семьи, но, помимо этого, всем на удивление, начали аплодировать единомышленники Анаксия Романовича, видимо, согласные с высказанным, попутно выкрикивая слова поддержки: «имеется такая проблема, имеется!», «есть над чем задуматься!», «требует общественного внимания!».

«Хлопанья» закончились через две минуты, и после того как образовалась полная тишина, – не считая звука нажатия клавиш на фортепиано, – в комнате за восточной стеной, не дававшей ранее признаки присутствие жизни; из чего следует, что скорее всего домашнее животное кошка запрыгнуло на музыкальный инструмент. «Грязный звук, один тон, ля-си, явно» – проговорил чуть различимым голосом Аристо.

Гость продолжал настаивать на своём уважаемом статусе:

– … А знаешь ли ты, как меня звать? Ведь я заслуженный герой военной средиземноморской операции – сказал он Аристо, на что тот ответил «нет», сделав безразличное лицо и повернувшись от гостя к тарелке с нарезкой фруктов.

Гость ответил сам на свой вопрос:

– Я, заслуженный герой Амордея, участник городского военного сообщества ветеранов, лично встречавшийся с такими лицами как: министр нападения и обороны, его заместители, весь состав генералов, и звать меня Гераклит Хоффман.

Названное имя гостя не особо обратило внимание остальных присутствующих, но не Плато с Аристо, которые моментально повернули головы в сторону Гераклита, явно готовя мысль для высказывания; но младший Романович так и остался с выражением затруднения на лице – скулы его напряглись и он так и остался сидеть. Задал же вопрос (скорее упрек) Аристо:

– Но ведь вас же, как и греческого… – немного улыбнувшись начал говорить старший брат.

Гераклит резко перебил его:

– Да, и что же? Такова культура, иными словами мне пришлось (вместе со всеми – подчеркну) менять имя при заселении города. Я вам расскажу: вы, как младшее поколение не застали строительства города и первого потока граждан мира, поэтому не знаете, что не всё было так просто. Попробуй не сменить ты это злосчастное имя, или ещё того хуже: приехать с книжками коммунистическими – тебя пропустят, но редкая случайность если не начнут за тобой следить «опричники нынешнего режима» (как модно было говорить в твоём поколении, Софа). Но не будем дальше об этом… Пожалуй, закончим, ты ведь всё уяснил? – показал Гераклит на Аристо немного подмигивая левым глазом, на что он отреагировал некоторым безразличием с оттенком презрения – смотря не Гераклиту в лицо, а подмечая глазами красное пятнышко от соуса на его белой рубашке около груди.

– И добавлю, что выживает хитрейший, слышал когда-нибудь такое? Это, хе-хе, я изменил цитату Дарвина «выживает сильнейший»; в наше время все уже по другому, кто лучше приспособиться, тому и покушать, да более того – тому и почести государственные, именно так всё и есть. Это не значит, что я такой уж лицемер, признаться, хвастаюсь достижениями в военном деле и политике, а на деле вот что. Я, дорогие мои, настоящую жизнь знаю получше некоторых, я искренен, но с реалиями бороться не хочу. – Закончил поучительные оправдания Гераклит, зачем последовало его положение тела «победителя»: гордо выпрямленная осанка, которая до всего перформанса была чуть сгорблена как у школьного ученика носящего каждый день и вечер тяжелый рюкзак забитый учебниками.

На публику это воздействовало убеждающе, – компания единомышленников как по мановению стала смотреть прямо ему в лицо, будто бы внеприродный гений перед ними сделал одолжение поделиться частью своего недоступного обычному человеку знания. Остальные же выглядели так: Плато совсем «потух», находясь рядом с ненавистной интеллектуально ему личностью, но тем не менее обязывающей его терпеть (не факт, что именно мать так воздействовала на него), поэтому он опустил глаза вниз, почти под похоронный стол и время от времени тянул руку в карман брюк, откуда возвращал её уже с наличием мобильного гаджета «Elbrus phone+», с помощь которого он узнавал время дня и проверял периодически социальные сети на наличие входящих сообщений. София же не изменилась ни в лице, ни в положении тела, – выпила по пришествию одну чашку кофия и так сидела до окончания всех монологов гостей. Про Гипатию Романович похожее нельзя отметить, – она была, что называется, «на взводе», постоянно пытаясь вставить свое слово, смотря большую часть монолога гостя на фарфоровые блюдца стоящие прямо напротив нее и переодически приподнимая уверенно взгляд на Гераклита, – что свидетельствовало скорее не о ее неприятии к словам последнего, а о приступе тщеславия, ведь у нее забрали ведущее слово данного мероприятия. Аристо будто бы ждал такого исхода, и у него даже нашлось слово, которое найдя подходящий момент он смог вставить как заключительный фрагмент этой ужасной, неряшливой и бессмысленной картины.

Старший сын Софии уверенно смотрел всем в глаза и периодически менял ракурс внимания с одного гостя на второго; такой настрой пробудился именно в момент унижения Плато командой от Гераклита и матери – «сядь с ним». Это говорит скорее не о возвышении над видом униженного брата, а о «защите авторитета семьи в целом», – как подметила про себя София (какая мотивация на самом деле преследовало его – не узнать). В таком положении Аристо было легко ориентироваться, он этим воспользовался, и когда Гераклит закончил свою речь, последовал странный, но тем не менее разрушительный удар для личностей бывшего военного и Гипатии Романович;

– Я все думал о событиях прошлого – истории, и вы знаете, какой-то голос преследовал меня, вот, буквально последние пятнадцать минут. Неприятное зрелище. Он говорил обращаясь ко мне: «помни своих предков, что воевали за тебя, ты, ничтожество», а ещё мелькали мысли, не совсем для меня понятные, в которых фигурировал Никита Сергеевич Хрущев в момент после смерти Сталина, хотя причем бы здесь он! Возможно, смерть деда так глубоко расстроила меня…

В силу сказанной колкости, Гераклит поменялся в лице, и уже от былой уверенности осталась только фальшивая, чуть приподнятая улыбка. Гипатия, увидев в такой речи, как и следовало, помешательство, решила вновь взять на себя ответственность за настроение и мысли публики, вставив слово: «господа, вы знаете, я, совсем забыла о главном», но в моменте ее без предупреждения перебил Аристо, что последние ее три слова были вовсе не услышанными. Он прервал ее возвращение следующими словами: «Как сказал бы Анаксий Романович в философских кругах известный – люби себя сильнее, чтобы вообще можно было любить», после посмотрел мельком на картину Жак Луи Давида «Первый консул, переходящий Альпы у перевала Сен-Бернар» с изображением Напалеона первого, перенес взгляд на группу единомышленников находящихся «под градусом», кивнул головой, как бы в знак прощания, а после уверенно, не смотря на присутствующи, вышел из помещения так тихо, что никто и не среагировал на движения и звук двери.

Глава пятая: «Пришествие реакционера»

Из всего известно, что наша семья и ее ближайшее окружение представляла собой личностей разного вида и убеждений, что и породило немало комедийных, а иногда и жутких сцен с интеллектуальным позывом. Это все понимали, но не отказывались участвовать в такой «игре», при том довольно азартной.

Вернёмся к летнему вечеру августа, в момент как Плато убедительно закрыл за собой дверь с надписью «Се Человек!», явно отсылающую нас к словам Понтия Пилата об Иисусе Христе.

Сегодня был назначен прилёт родного брата Анаксия Романовича из России для знакомства с его «кровью». Пафагора Распутина должны были встретить в городском аэропорту Амордея ровно в 20:00; летел он с Камчатки, где судя по всему зарабатывал для своей семьи в Екатеринбурге. В восемь вечера София, Санд и Плато забрали на своем гибридном автомобиле Пифагора из аэропорта, название которого было «Римский»; по неизвестным причинам, но тем не менее среди граждан это прижилось и никто не был против.

В пути Пифагор решил первым начать беседу на излюбленную туристическую тему, вроде «Я ожидал большего»:

– Это же тот город, которым якобы «исключительные мудрецы заправляют» – как у нас высказываются. Они здесь как советники государственных первых лиц, да и сами таковыми являются, а чего-то бурного развития я здесь не наблюдаю… Вон, глядите, вылитое пятиэтажное здание на подобии российского позапрошлого десятилетия, да ещё и разрушенное, не уж то справиться не могут жилищные службы? – возмущался Пифагор от несбывшихся ожиданий.

София спокойным голосом отвечала :

– Пифагор Николаевич, прошлой зимой здесь начинали строить временные жилища для мигрантов, но, как оказалось позже, вовсе и не понадобилось здание, – все незаконно сбежавшие получили гражданство и успели к этому времени заселиться каждый в обычном жилье.

Пифагор настаивал:

– Да если бы и так, так здесь ведь такая грязь! Кому это надо? мне? нет, мне не надо. Куда на самом деле смотрят строительные и хозяйственные службы?!

– У нас они не учреждались… – начала парировать София, но была перебита:

– Вот-вот, вся то и проблема. Это вам повод вспомнить пятилетки у коммунистов, которых вы так сейчас ненавидите. Это был прогресс человеческий! Знаете, лучше было раньше! – закончил Пифагор, широко раскрыв глаза на несколько секунд и улыбнувшись левым краем губы, на что София не ответила даже изменением в лице, а продолжила смотреть на дорогу и вести автомобиль с бензо-, электродвигателем по центральной шестиполосной трассе Амордея.

Когда они приехали в дом по ул. В. Терешковой, Плато первым вышел из автомобиля чтобы разгрузить «кейсы» Пифагора Николаевича из багажного отделения. Всего их было три, так что ему пришлось сходить два раза от автомобиля к дому, а на заключительном все уже зашли, и ожидала на входе его только сестра Санд. Они прошли на место встречи, далее в гостиную комнату. На большом кожаном чёрном диване расположился Пифагор Николаевич. Закинув левую ногу на правую он подозвал к себе Плато и вручил ему банкноту номиналом четыре амора со словами «на дела духовные… только между нами», что он воспринял за странность, но тем не менее деньги принял и даже некоторым образом повеселел.

Спустя некий час следовал ужин. В общем сказать, манеры у гостя присутствуют и он себя никаким образом не запятнал какими-нибудь «колхозными выходками», поэтому все прошло благополучно. После принятия пищи и кофепития вместе с Плато (остальные не принимали кофий вечером), Пифагор отправился к нему в комнату, но без всякого предупреждения. Внук его брата испугался такой решительности и первое, что пришло ему на ум, это самостоятельно провести «экскурсию» по своему «дворцу».

Примечательна с виду в комнате Плато была только библиотека. Особое внимание Пифагор обратил на книжный раздел с надписью «Philosophy», – абсолютное большинство составляли работы Гегеля и Канта, которые он изъял для визуального изучения.

– Наука логики, не рановато тебе? – сказал Пифагор в привычной манере немного улыбнувшись и посмотрел в глаза Плато.

Хозяин комнаты ответил:

– Думаю уже созрел для этого… И вообще, возраст мудрости не помеха.

– Я верю в тебя, – похвалил он идейного наследника.

Так и продолжилось бы копание истины Плато через его предметы духовного интереса, если не волнительное пришествие домой Аристо, который «влетел» через деревянные классические двери в дом и сразу отправился в «святилище» брата, возможно, имея при себе какую-то новость, что погрузит его в ещё более пагубное нервное состояние, нежели нарушение личных границ от гостя, которого он впервые видит, но много о нём наслышан. Здесь Аристо увидел Пифагора Николаевича и сразу понял, что это он, сказав – «Приветствую, с прибытием, гражданин», что вызвало у гостя смущение с долей помешательства.

– Мы попросим Вас ненадолго покинуть духовное убежище моего брата, нам необходимо посоветоваться о семейных делах, – сказал Аристо и уверенно проводил Пифагора, закрыв за ним двери.

После он начал оповещение: