скачать книгу бесплатно
Островой коротко и довольно сухо приветствует всех и сразу идет к машине. Видно, что он не в духе. Заметив это, тут же все встречающие торопливо расходятся по своим машинам.
СЦЕНА 32. УЛИЦЫ КАМЕННОГОРСКА. САЛОН МАШИНЫ. СУМЕРКИ. ЗИМА.
Настя с интересом разглядывает улицы незнакомого ей города, но, собственно, разглядывать, нечего – промышленный городок за полярным кругом, угрюмая советская архитектура, кое-где разбавленная аляповатым ярким новоделом, торговыми залами и всевозможными казино.
– Это центр, – говорит Михаил Александрович, кивая в окно, – есть, кстати, очень даже неплохой магазин, товары из Швеции и Норвегии. Если хочешь – тебя свозят туда. Кстати, я не познакомил тебя, – он показал рукой на сидящего впереди мужчину, – это Николай, начальник моей охраны.
Человек на переднем сидении повернулся и вежливо кивнул.
– Если что не так, – добавил он, – сразу к нему, запомни.
– А почему так темно? – спрашивает Настя.
– Так север же… Полгода – почти ночь, зато потом полгода – почти сплошной день. Ничего, привыкнешь. Мы здесь не так часто будем бывать.
– А хочешь, комбинат покажу? – и к шоферу. – А ну давай, на 14-ый. Окинем хозяйским глазом. владения олигарха.
СЦЕНА 33. ДОРОГА РЯДОМ С КОМБИНАТОМ. САЛОН МАШИНЫ. ЗИМА. СУМЕРКИ.
Сквозь окно машины видны горы какой-то руды, котлован со змейкой-спиралью дороги в скалистом грунте. И вдали – темные квадраты огромных заводских строений, трубы, прожектора, заборы с колючей проволокой по периметру. Пар стоит над строениями.
– Ну как? Масштаб чувствуешь? – не без гордости говорит Михаил Александрович и усмехается. – Многие бились за это место. Да. Насмерть стояли, а только победителем вышел я. Так-то.
– Мрачно как тут, – вдруг говорит Настя, – как в преисподней.
– Чего болтаешь, глупышка? Ничего не мрачно. Кто хочет света, там вот. Казино, торговые центры в городе. Никто не жалуется.
Неожиданно фары машин высвечивают шеренгу угрюмо идущих людей вдоль дороги: ватники, спецовки, надвинутые шапки.
– Это все мои, – замечает Михаил Александрович и добавляет тихо, – рабы.
– Какие рабы? Вы что? – вдруг пугается Настя. – Зачем так?
– Рабы, рабы. Неприятно сознавать, да? Но это правда. Есть рабы, а есть хозяева. Так мир устроен. Ничего с этим не поделаешь.
Группа рабочих, похоже, из Средней Азии, замечая машину и эскорт, торопливо снимают шапки и кланяются в сторону автомобиля.
– Всё, поворачивай назад, насмотрелись, – резко командует Михаил Александрович шоферу.
– Запомни, наконец, – говорит он тихо, наклонившись к Насте. – Чтоб мне не повторять больше – я говорю то, что думаю, понимаешь? Всегда и везде. И я не люблю, когда начинают по этому поводу ахать и удивляться. Поняла?
– Да… Извините.
СЦЕНА 34. ДВОР ОСОБНЯКА ОСТРОВОГО. ЗИМА. СУМЕРКИ.
Машины въезжают на территорию большого ухоженного двора, останавливаются у входа.
Михаил Александрович и Настя выходят из машины. Охрана и прислуга, выстроившись, приветствуют хозяина, раздаются голоса:
– Поздравляем вас, поздравляем!
– Ладно, представитесь Анастасии Сергеевне потом, – командует Михаил Александрович, – мы устали с дороги.
Он чуть подталкивает вперед Настю, они входят в дом.
СЦЕНА 35. ОСОБНЯК ОСТРОВОГО. ВЕЧЕР. ЗИМА.
Женщина средних лет, Ирина, в белом фартуке и косынке, ведет Настю по обширным помещениям особняка, проводя своего рода ознакомительную экскурсию.
– Здесь в холле – обычно завтрак и ужин. Тут сбоку спортзал, если хотите, массажисты работают обычно в этой комнате. Зайдете сюда?
– Нет, не надо.
– Там бассейн. Михаил Александрович каждое утром плавает. Такой режим.
Они идут дальше, поднимаются на второй этаж.
– Вот, это ваша спальня, Анастасия Сергеевна. Отдыхайте пока, не буду вам мешать. Если что надо, – она показывает на трубку местного телефона, – по этому телефону. Мой номер – цифра три.
Ирина выходит из комнаты, Настя остается одна. Первым делом она подходит к своим вещам, достает из сумки иконку, молитвослов. Осматривается – куда бы поставить.
Подходит к окну, смотрим во двор. Там ночь и одинокий фонарь, освещающий часть высокого забора, охранники с собаками. Тюрьма.
Настя отходит от окна, садится на кровать, смотрит прямо перед собой, словно в прострации, никакой радости в ее глазах нет.
СЦЕНА 36. ОСОБНЯК ОСТРОВОГО. НОЧЬ. ЗИМА.
Тусклый свет из окна чуть освещал лицо спящей Насти. Все так же отдаленно где-то гудел порывами ветер.
Неожиданно в тишине вдруг четко обозначились новые звуки – скрип двери, затем тихие шаги. Они приближались. Настя открыла глаза, еще не совсем со сна понимая, почудилось ей, или нет. Снова раздались шаги и замерли где-то поблизости.
Настя резко повернулась и села на постели, вглядываясь в темноту.
Возле нее стоял Михаил Александрович. Молча, неподвижно.
Смотрел на Настю, словно не узнавая. Она съеживается под его странным сомнамбулическим взглядом.
– Мне нужно поговорить, – вдруг прошептал он. – Это обязательно… Мне говорить надо… Да…
– Поговорим? – вдруг резко и быстро произнес он, вроде как, и не к ней обращаясь, а куда-то в пространство. – Мне нужно ночью с кем-то разговаривать. Такая вот странность. Привыкай. Ночью, да. – он помолчал, сел на кровать, – накатывает что-то. Не пойму. Проснусь – и так болит. Тут где-то. – он провел рукой по груди, – будто вообще. другой человек… кто – то. Сам не пойму, как со сна. Лунатик. Я в Швейцарии к врачу даже ездил. Ничего он понять не смог. Психоз, говорит. Фантомные боли. Вы, наверное, лунатик, так он сказал. Какой лунатик? Я ему – грохнуть меня могут, вот и психоз. А он даже не понял, про что я. – он помолчал. – А грохнуть могут, я чувствую. Шуршат вокруг. Копают. С такими деньгами, как мои – не уцелеть, либо грохнут, либо отберут половину, а то и всё. Могут и посадить. предлог найдется. Они ведь понимают. кто идет. И зачем. Потому и боятся. Они шаги чувствуют, а шаг у меня тяжелый. Понимают, идет тот, кто сильнее их. Сильнейший. Тут уже дело не в деньгах, тут вопрос власти. Чья она.
– У вас же столько охраны. Почему вы боитесь?
– Да что, охрана… Что у других охраны не было, что ли? И ничего… грохнули. И отобрали. Нет, если хотят грохнуть – то грохнут.
– Зачем вы так говорите? Нельзя так. На все воля Божья.
– А может, это она и есть – воля Божья, кто знает.
Он задумался, помолчал, потом внимательно посмотрел на Настю:
– Мне сегодня знак был, нехороший. Стоим мы на переезде, вдруг к машине цыганка подходит и прямо к моему окну, стучит. Охрана прогнать хотела, а мне что-то стукнуло. Открыл окно. Хотя, честно говоря, я ненавижу этих цыган, гадалок, с детства ненавижу. А она сразу кинулась ко мне, схватила за плечо, цепко так, и говорит: «Вот так-то, Миша, мир катится к концу. Всё. Конец.» – и засмеялась. Зубы у нее гнилые. Запах изо рта такой. Меня аж передернуло, как из могилы. Миша. как она имя мое узнала? Хотя меня тут все знают.
Он вроде хотел еще что-то сказать, забормотал, но вдруг заснул на полуслове, качнулся, безвольно упал на постель.
Дыхание его стало ровным. Глубокий сон.
СЦЕНА 37. ОСОБНЯК ОСТРОВОГО. УТРО. ЗИМА.
В холле накрыт на две персоны большой стол к завтраку.
Михаил Александрович, между тем, поджидая Настю, кормит птичек – две высокие клетки с пернатыми расположены по краям холла. Похоже, птички – это его слабость, он умело подсвистывает им с умилением, они отвечают веселым щебетанием.
– Доброе утро, – Настя входит в холл, садится к столу.
– Доброе, – отвечает Михаил Александрович. Трудно в нём сейчас узнать того другого, измученного душевной болью человека. – Ты можешь, конечно, вставать попозже, не так рано, как я. Но, знаешь. Лучше, чтобы утром такое семейное совещание проводить. Планерку на день. Согласна?
– Да.
– Даже если не согласна, всё равно будет так, – усмехается Михаил Александрович, направляясь к столу. – Привыкай. В этом доме всё решает только один человек. И в этом городе, кстати, тоже. А может скоро и в этой стране буду решать, – засмеялся он. – А почему нет? Есть у меня на этот счет одна мыслишка.
Он помолчал.
– Я вот что подумал. Надо тебе чем-то заняться, ну, кроме – шопинг, фитнес, бассейн, массаж – это, понятно, святое, на это не покушаюсь, дамский набор… А вот, например, языки… Иностранные. У тебя неплохо получается по-английски.
– Я знаю еще немного. французский, мы учили на слух в интернате.
– Ну? Вот и отлично. Ценная вещь. Теперь сможешь изучить по-настоящему. Читать уже научилась?
– Еще не очень.
– Ничего, научишься.
Он встает.
– Ну, я пошел. Да, если захочешь куда-нибудь поехать, надо записать в журнале, на охране. Ну, там тебе объяснят.
– Я вообще хотела пешком просто прогуляться. Я совсем не знаю этот город.
– А вот это нельзя, Настенька, только на машине и только с охраной. Там уже по месту, куда приедешь, погуляешь. Какая разница.
Он подходит к Насте целует ее.
– Ну, не скучай, девочка, папик вечером будет. если не убьют.
Настя удивленно смотрит на него.
– Это так, шутка, – на ходу говорит он.
СЦЕНА 38. ДВОР ОСОБНЯКА ОСТРОВОГО. ДЕНЬ. ЗИМА.
Настя выходит во двор, подходит к будке охраны возле гаражей. Навстречу ей, дежурно улыбаясь, выходят два охранника:
– Хотите куда-то поехать?
Настя на минуту задумалась.
– А скажите, море тут далеко?
– Море? – удивился охранник. – А куда вы там хотите?
– Не знаю. Я просто никогда не видела море.
– Ага. – замялся охранник, – ну, решим по дороге. Придумаем что-нибудь.
– На какой машине желаете? – спрашивает другой.
– Я не знаю. Все равно.
– Ну, тогда, пожалуйста, запишите в журнал всё это, и время.
– Время чего? – не поняла Настя.
– До какого часа предполагаете отсутствовать… Примерно, конечно…
СЦЕНА 39. БЕРЕГ МОРЯ. СУМЕРКИ. ЗИМА. СОВМ. С КОМБ.
Тёмное пустынное пространство скалистого берега высвечивают фары остановившихся машин. Впереди вздымаются, накатываясь на берег, огромные черные волны. Холодное северное море.
Настя приближается к обрывистому берегу, за ее спиной недоуменно переглядываются между собой охранники, дескать, что за хозяйская прихоть такая – на ветру и холоде стоять.
Настя подходит близко к краю обрыва, ей виден внизу разбитый причал, а на нем одинокий фонарь, освещающий воду. Настя заворожено смотрит на волны, на фонарь. Бездна. Тьма. Холодные волны.
Один из охранников подходит к ней, протягивает бинокль, показывает рукой в темноту, дескать, так лучше видно будет.
Настя берет бинокль, прикладывает его к глазам. И тут же резко и испуганно опускает его. Огромные волны показались ей совсем близкими.
СЦЕНА 40. ОСОБНЯК ОСТРОВОГО. ВЕЧЕР. ЗИМА.
Настя стоит в одной из комнат, возле большого телевизора. Осторожно, с робостью, рассматривает пульт. Нажимает одну кнопку, другую. Экран вспыхивает. Настя вздрагивает от неожиданности. Изображение беззвучно. Настя нажимает кнопку переключения каналов, также беззвучно перед ней сменяются картины программ, каких-то фильмов, новостей. Но везде война. война. война.
Входит Ирина.
– Ужин уже подан, Анастасия Сергеевна, прошу вас.
Михаил Александрович и Настя ужинают в гостиной.
– Что, куда ездила?