скачать книгу бесплатно
Настя прошла вдоль стены, нащупала рукой большую дверь. Видна надпись: «Городская библиотека для слабовидящих и слепых».
СЦЕНА 9. БИБЛИОТЕКА. ДЕНЬ.
Настя уверенно идет по коридору библиотеки, похоже, она здесь часто бывает. На полках вдоль стены видны были книги со шрифтом Брайля.
Настя подходит к стойке библиотекаря.
– Ой, Настенька… Здравствуй. Хорошо, что пришла, – говорит женщина-библиотекарь, Валентина Андреевна. – Привезли много новых книг. Вон список – рядом с тобой. Почитай.
Настя нащупывает список, начинает быстро двигать по строчкам шрифта пальцем.
– Я тебе, кстати, отложила тут кое-что. – доверительно сообщает Валентина Андреевна. – Вот. «Великие романы двадцатого века». Читает Герасимов. Двенадцать часов звучания, не много. Будешь слушать?
– Вообще-то, я хотела. Алые паруса, еще раз.
– Ты же недавно слушала их.
– Ну да. Но я бы еще раз. хотела.
– Хорошо. Бери наушники, садись. Сейчас принесу кассеты.
– Спасибо.
– Да. подожди. Вот возьми бутерброд.
– Нет-нет спасибо, я не голодная.
– Возьми. Знаю я, как вас там кормят в интернате. Всегда голодная ходишь.
– Спасибо.
Настя берет бутерброд, идет к столам, садится за один из них.
СЦЕНА 10. ДВОР ИНТЕРНАТА. ДЕНЬ. ОСЕНЬ.
Настя вошла во двор, направилась, было ко входу в интернат, но остановилась, раздумывая о чем-то, затем повернула в сторону и пошла к монастырю, нащупав поребрик и стараясь идти вдоль него.
СЦЕНА 11. МОНАСТЫРЬ. КЕЛЬЯ НАСТОЯТЕЛЬНИЦЫ И КОРИДОР. ДЕНЬ.
Настя хорошо знала коридоры монастыря, приходила не раз, поэтому уверенно подошла к двери кельи матушки Серафимы. Остановилась, перевела дыхание, осенила себя крестным знамением, только потом постучала. Прочла молитву на пороге, не открывая дверь, как и положено:
– Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, помилуй нас.
– Аминь, – раздался голос в ответ. – Входи.
Настя вошла. Подошла под благословение.
– Садись сюда… Сестры, вот, печенье напекли сегодня, угощайся.
Настя подошла к столу, нащупала стул, села.
– Была на исповеди сегодня?
– Да. Причастилась.
– Поздравляю тебя. Бери печеньки-то, вот они. А я на поздней литургии сегодня была, что-то нездоровится мне.
Серафима подвинула тарелочку ближе к Насте. Молчали.
– Решила что-то? – наконец спросила Серафима о главном.
– Еще нет. Мне время директриса наша дала до утра. Я просила.
– Значит, похоже, что уже решила. Только боишься признаться себе в этом.
Настя помолчала, затем тихо сказала:
– Не знаю. Может быть. Наверное.
– Все, что я могла тебе сказать, Настя, я сказала. Я тоже грешный человек, могу и ошибаться. Тебе решать. Я только тебе тогда расскажу кое-что. Не хотела я тебе рассказывать этого, видит Бог. Ну, да видно придется. Десять лет назад, может ты и не помнишь, приезжала к нам в монастырь, только открылись мы, на освящение, Пелагея Сибирская, провидица. Вот стоим мы с ней в храме, а она вдруг мне и говорит: «Что ж, Серафима, большая власть у тебя будет над сестрами на долгие годы, а только думать все ж уже сразу надо, кому передашь ее, кого воспитаешь.». Я говорю ей, ты что, Пелагея, вроде как рано мне еще думать о замене. «Да, нет, говорит, вон она уже стоит, твоя замена, причащается. Вот она и будет настоятельницей после тебя. А еще много чудес совершит и монастырь прославит, со всей страны приезжать к ней будут паломники, будет и целительница, и провидица, куда мне до нее.». Я говорю ей, да, девочка эта. незрячая она. Думаю, может, не разглядела Пелагея. «Вижу я, что незрячая,» – отвечает она, – «да только видеть она будет так, как мало кому дано, внутренним взором. Вон он, росточек славы Божией стоит, храни ее Господь.»
Серафима замолчала, задумалась:
– Так и сказала, росточек. Было тебе тогда восемь лет. Вот и все, Настя. Теперь знаешь. Я потом много думала об этом. А ведь правда, особую судьбу тебе Господь дал… Росла при монастыре, в целомудрии и в девстве. вдали от мира.
В восемнадцать лет, по зрелости, решила идти в монастырь послушницей, а там, глядишь, вскорости и постриглась бы в монахини, стала бы невестой Христовой.
И вот, смотри, как решила ты это, так тут же, сразу, считай на следующий день, появляется соблазн, да еще какой. Зрение, богатство немыслимое, все удовольствия мира. только в монастырь не ходи. Не странно ли?
– Почему же это соблазн?! – вдруг резко возразила Настя. – Может чудо мне дает Господь, исцеление. А разве человек этот не может просто полюбить? Брак тоже освящается Церковью.
– О, как ты заговорила. Да, – вздохнула Серафима. – Видно уже решила ты все. Тогда что говорить, бесполезно.
– Я не хочу больше быть калекой, слепой! Не хочу! Можно Бога прославлять и зрячими глазами.
– Можно. Но тебе дали другой путь, такой, как Матроне Московской, святой, праведной и блаженной.
– У нее был свой путь, у меня будет свой.
– Будет свой, – грустно повторила Серафима. – Ну что ж, иди с миром. Благословлять тебя на твое решение я не буду, не лежит душа, а на дорогу благословлю. Молиться о тебе буду усердно, и я, и сестры. Это обещаю. Ну, храни тебя Господь.
СЦЕНА 12. ИНТЕРНАТ. ПОМЕЩЕНИЕ ДЛЯ ВОСПИТАННИЦ. СОВМ.С КОМБ. НОЧЬ. ОСЕНЬ.
Настя сидит у окна, о чем-то думает. К ней подходит Аня.
– Ну что ты опять не спишь? – шепчет она. – Ведь уже все решила, так? Что опять такое?
Настя помолчала, потом дотронулась до руки подруги:
– Ты знаешь, мне кажется, я знаю, кто этот человек.
– Как?!
– Ты помнишь, в прошлом году, когда пел сводный хор. ну, когда студенты приходили. Я помню, рядом со мной в хоре парень стоял, смешной такой. Он вдруг взял почему-то мою руку и приложил к своему лицу. Может, чтоб познакомиться, может. не знаю. Лицо его я запомнила, просто увидела даже.
СЦЕНА 12-А. МОНАСТЫРЬ. ЦЕРКОВЬ. ПОМЕЩЕНИЕ ДЛЯ РЕПЕТИЦИЙ ХОРА. ДЕНЬ.
Руководительница хора, строго одетая женщина, перекладывает на пульте ноты.
Чуть поодаль, перед ней уже стоит, выстроившись хор: девочки интерната и несколько ребят, приглашенных для партий мужских голосов.
– Так, новенькие… – командует Руководительница, – пожалуйста, станьте все во второй ряд между девочками. Тихо, ребята, тихо.
Рядом с Настей становится молодой парень.
– Скажи, – обращается он к Насте, чуть повернувшись, – у вас обычно эти репетиции долго? А то мне надо в три уходить.
– Не знаю. часа два, наверно.
Парень теперь замечает, что рядом с ним совершенно слепая девушка.
Он берет ее руку и проводит ею по своему лицу.
– Я Андрей, – тихо говорит он.
Настя не успевает ответить – раздается строгий окрик Руководительницы:
– Приготовились! Тихо.
На мгновение еще раз беззвучно возникает лицо юноши. Ладонь Насти скользит по его лицу.
СЦЕНА 12. (ПРОД.) ИНТЕРНАТ. ПОМЕЩЕНИЕ ДЛЯ ВОСПИТАННИЦ. СОВМ.С КОМБ. НОЧЬ.
– Я голос тоже запомнила. Такой непривычный тембр, мягкий. – продолжает Настя.
– Ты думаешь, это он?
– А кому еще быть?
Настя замолчала, задумалась и вдруг спросила:
– Аня, может правда, это судьба?
СЦЕНА 13. ИНТЕРНАТ. КАБИНЕТ ДИРЕКТОРА И КОРИДОР. УТРО.
Настя быстро и решительно идет по коридору, входит в приемную и, не останавливаясь, сразу направляется к двери кабинета:
– Ты куда, Игнатьева?! Людмила Петровна занята! – удивленно восклицает секретарь.
– Мне срочно, – Настя решительно открывает дверь и почти сразу говорит, с порога: – Я решилась, Людмила Петровна! Я согласна!
СЦЕНА 14. КАБИНА МАШИНЫ. СОВМ. С КОМБ. ДЕНЬ. ОСЕНЬ.
В машине негромко играет музыка, приятный джаз. Настя сидит у окна лимузина. Рядом с ней сидит Марина, личный секретарь Острового. Его «правая рука», средних лет, довольно симпатичная и очень активная женщина.
– Что там? – спрашивает Настя, дотрагиваясь рукой до окна.
– Дома… Улица… Теперь шоссе в аэропорт, – отвечает Марина. – Ты, кстати, Настя, можешь меня называть просто Марина, без отчества. Я помощница и секретарь у Михаила Александровича.
– Да, кстати, Настя, – продолжает она, – я твой брачный договор пока оставлю у себя, если ты не против. Как только Михаил Александрович подпишет, сразу верну. Хорошо?
– Ну. да. конечно.
– Ну, вот, почти приехали уже, – говорит Марина. – Скоро аэропорт. Мы сегодня летим в личном самолете Михаила Александровича.
СЦЕНА 16. САЛОН САМОЛЕТА. ВЕЧЕР. ОСЕНЬ.
– Садись сюда, пристегнись, – Марина помогает Насте устроится в кресле.
Гудят двигатели, самолет выруливает на полосу. Шуршат вентиляторы, обдувая лица Насти и Марины. Они сидят рядом.
– Мы уже летим? – спрашивает Настя.
– Нет, что ты. Я тебе скажу, когда.
Двигатели начинают гудеть активнее, набирая обороты.
– Вот сейчас мы взлетаем, чувствуешь? – говорит Марина.
– Да, да, чувствую. Мы летим?
– Летим. Вот уже как высоко, облака красивые.
Насте кажется, что она летит, схватившись за руку Марины, ветер обдувает их лица.
– Хорошо? – спрашивает Марина.
– Очень… Ведь так птицы летают?
– Что? Ну, да, птицы, конечно. Смешная какая ты.
СЦЕНА 17. АЭРОПОРТ. БЕЛОДОНСК. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР. ОСЕНЬ.
С земли видно, как самолет, мигая огнями, поднимается все выше и выше в облака. Отблески сигнальных огней еще какое-то время мерцают, затем пропадают.
СЦЕНА 18. ПАЛАТА КЛИНИКИ В ГЕРМАНИИ. ДЕНЬ. ОСЕНЬ. СОВМ. С КОМБ. ИНТ.
Темный коридор, очень длинный, похожий на трубу или туннель, в самом конце которого появляется точка света. Она начинает медленно приближаться. Чем ближе к свету, тем яснее становятся слышны голоса на незнакомом Насте немецком языке. Цветовое пятно становится все шире и шире, наконец, оно полностью заполняет собой все пространство. И через эту светящуюся пелену начинает проступать большая белая комната – палата клиники, окно, залитое ярким солнечным светом. Вокруг стоят врачи, улыбаются, что-то говорят по-немецки, обращаясь к Насте.
